Очерки пропавшего охотника

Андрей Галкин
                К ИЗДАТЕЛЮ

В начале XXI века довелось мне проездом побывать в одной поволжской деревне. Помнится, называлась та деревня Озёрки. Имея давнюю любовь к русской охоте, добрыми людьми я был сведён с одним из местных охотников. У него я и остановился на несколько дней в самом начале ноября, в то самое время, когда уже вроде бы и не осень, но ещё и  не зима.
Вечером, за кружкой чая,  хозяин дома поведал мне историю, о которой я хочу теперь рассказать вам, ибо история эта довольно интересна. Николай (так звали хозяина дома) показал мне одну старую потрёпанную тетрадь в чёрной кожаной обложке. Я открыл её и увидел на пожелтевших от времени листах десятки очерков. Они показались мне вполне приличными. На мой вопрос, кто их написал, был получен ответ: «Местный житель, охотник, пропавший без вести около десяти лет назад». Все мои попытки узнать об авторе очерков поподробнее, оказались тщетными. Сказано мне было только то, что пропал тот самый охотник и автор серии очерков, в лесу. Что, скорее всего, погиб он на болотах или в схватке с каким-нибудь крупным зверем, так как на охоту он по обыкновению ходил один, без компании.
Очерки пропавшего охотника мною были прочитаны за ночь. Бессонница, одолевавшая меня в то время, позволила легко это сделать.
Перед самым отъездом в Москву я попросил Николая отдать мне ту самую тетрадь с очерками. Очень уж мне хотелось изучить их поподробнее в столице, сравнить со стилями Ивана Сергеевича Тургенева и Михаила Михайловича Пришвина. Что-то тогда меня в них, как говорят сегодня, зацепило. К моей радости хозяин дал своё согласие, пояснив сухо, что тетрадь ему не нужна, что к литературе он не имеет никакого отношения.
Изучив в Москве «Озёрские очерки», я, как человек, имеющий отношение к литературной среде, решил опубликовать их целиком, ничего в них не меняя, так как показались они мне вполне зрелыми плодами молодого автора.
Ныне представляю Вашему вниманию те самые Очерки пропавшего охотника, в тайне надеясь на Ваш положительный отклик и приятное чтение.

                СТЕПЬ

Степь давно проснулась. Молодые сочные травы раскачивались подобно волнам в большом озере от разгулявшегося весеннего ветра. Солнце отдавало свет и тепло всему окружающему, не требуя ничего взамен. Этим умело пользовались степные травы и кустарники, направляя всю собранную от солнца силу в рост и цветение. Небольшие поляны с адонисами и первоцветами, медуницами и незабудками открывали сердце навстречу весне и подступавшему лету.
  Если кому-то из вас, ныне живущих, посчастливилось бывать в степях Поволжья, тот знает, что за дивный это край. Особенно хороша поволжская степь накануне лета. Свежий бодрящий ветер вместе с ласковым солнцем из года в год превращают огромные российские просторы в цветущие сады. Когда нет ничего лишнего, а есть только высокое синее небо, да земля, покрытая ярко-зелёным ковром из молодых трав, хочется глубоко дышать, наполняя своё тело бодростью и степным здоровьем.
 Красота российской глубинки - в каждой травинке и в каждом камне. Приятно жить и знать, что совсем рядом, под ласковым майским солнцем, травы и кустарники полны сил, что они цветут, создают тончайшие ароматы, и, главное, хранят в себе облик давно минувших дней. Богатство Поволжья - великая русская степь! Без её плодородной земли и тёплого воздуха не было бы ни бескрайних пшеничных полей, ни людских поселений с самобытной культурой, ни великой истории, навсегда оставившей глубокий след в народе.
  Любить степь, значит любить свой край, значит быть сыном своей земли. Это ли не счастье, друзья?!

                ПЕСНЯ ЖИЗНИ

Я шёл по пыльной полевой дороге к лесу. Тёплое майское утро вдали от села обрушилось на меня всей своей свежестью, всей красотой. Огромный купол безоблачного голубого неба нависал надо мной. Но это было не ощущение чего-то тяжёлого, а, наоборот, это было ощущение чего-то оберегающего, что-то сохраняющего. В тот миг я подумал, что весь наш земной шар с огромным небесным куполом служит только одной цели – сохранять всё многообразие нашей жизни. Сохранять всё, абсолютно всё. И кем бы ни был наш Создатель, продолжал думать я, он хорошо позаботился о том, чтобы всё живое, все живые существа, включая и растения, чувствовали себя в земных условиях максимально комфортно.
Находясь на уже довольно приличном расстоянии от села, я обернулся назад. Большое русское село, названное в честь героя Советского Союза, участника Первой Мировой и Великой Отечественной Войны, Афанасия Васильевича Лапшова, мирно жило под лучами майского солнца. Многое у местных жителей уже было, многого ещё не было. С полевой дороги хорошо просматривался Храм Спаса Нерукотворного образа, возведённый ещё в то время, когда на земле жил и творил, создавая бессмертные сочинения, великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин. В настоящее время ослепительно белого цвета храм восстанавливался. Так у местных жителей снова появилось особенное место – дом для Бога. Место, где можно было остаться наедине со своими мыслями, помолиться, обрести свою веру и большую надежду, пропитанную неиссякаемой любовью к близким и родным людям.
Вдали от села, от человеческого поселения вообще,  как-то особенно ясно понимаешь то, что вера в Бога нужна также сильно, как глоток чистого весеннего воздуха в майское утро. Вера оберегает, сохраняет в нас всё человеческое, всё родное, до боли близкое сердцу и душе. Без неё многое умирает, теряет смысл, наполняется тёмными тонами.
 Не таким было моё майское утро. Свежий ветерок гулял по полю, перегонял песчинки по дороге с одного места на другое, создавая на короткое время маленькие пыльные бури. Так и человека, подобно песчинке в огромном мире, перегоняет, перебрасывает с одного места на другое, пока он не обретает свой долгожданный покой и опыт, огромный жизненный опыт, столь необходимый нам для возрождения и укрепления собственного духа. Вот и получается, что не случайно наша жизнь длится не одно десятилетие. Потому что, только сквозь время, можно многое узнать и понять для себя, пропустив рой событий сквозь собственную душу. Понять главное: человек ты в полном смысле этого слова или - нет. Много сделал ты или – нет.
Здесь, вдали от города, среди просторов Среднего Поволжья, мысли о Человеческом приходят в голову довольно часто. Ласковый май оживлял богатую местную природу с каждым днём всё больше. В лесах можно было услышать  кукушку, а по оврагам, среди ветвей старых вётл, певчих птиц. Вечером же, возле старой барской усадьбы, устраивали концерты соловьи, а по берегам прудов, в окрестностях села, громко квакали лягушки.
Я шёл по дороге всё дальше и дальше, пока не оказался на перекрёстке пыльных полевых дорог. Отсюда широкие поля уходили за горизонт. Они как бы таяли в голубых поволжских далях, словно проваливались за горизонт, утягивая за собой само время.
 Здесь я снова услышал Песню Жизни.
Высоко в небе пели жаворонки. Пели, что называется взахлёб, с каким-то даже надрывом.  На какое-то время, увлечённая пением, одна птица нависла прямо над моей головой. Она, то опускалась вниз, то поднималась вверх, громко, очень громко распространяя вокруг себя звуки весны, нескончаемую песнь о главном, о любви и мире!
Вот она, Песня Жизни! Обжигающая, бесконечная, пробирающая  до мурашек. Заставляющая верить и в жизнь, и в любовь. Помогающая обретать надежду.
Вот так и люди, имеющие не только в родном селе или городе свои дома, но и дома для Бога, обретают веру в будущее, сохраняют своё человеческое «Я», обретают надежду, наполняя свои сердца настоящими человеческими чувствами.
В высоком безоблачном голубом небе жаворонки словно пытались сказать, с надрывом, повторяя одно и то же: «Живите в мире! Пойте Песню Жизни!».
Молча я уходил домой. Но долго ещё слышал, как за моей спиной пели о главном, о самой жизни, птицы свободы, птицы русских, бескрайних степей и широких, уходящих за горизонт, полей.

                БЕРЁЗОВАЯ РОЩА

 Я часто пишу об осени, время от времени о ласковом мае, довольно часто о зиме и крайне редко пишу о лете.
 Странное дело! А ведь это моё любимое время года!
 Думать о лете, любить лето и так мало писать о нём!
 Удивительно дело! Впрочем, я скажу так: любовь сама по себе странная штука. Можно всю жизнь любить и не признаваться  в этом тому, кого любишь. Мучиться, страдать, годами молчать. Будто бы в молчании есть что-то сокровенное. А оно, это самое сокровенное, на самом деле есть.
 Помню, как совсем недавно, в самом начале лета, я отправился на прогулку в Берёзовую рощу. Этот большой лиственный лес с преобладанием берёзы и дуба широко раскинулся между двух возделанных полей. Издавна    в этом лесу собирали грибы и ягоды. Но есть у этого леса ещё одно богатство, похожее на маленькое сокровище. Его нельзя употребить в пищу, но можно бесконечно любоваться им. И каждый год в начале лета я нахожу время, чтобы отправиться в Берёзовую рощу и ещё раз увидеть это маленькое чудо природы.
 По мере приближения к роще я наблюдал за изменчивой погодой. Чистое высокое небо с лучами вечернего солнца местами стягивали тяжёлые тучи, укрывая свободные участки воздушного океана будто тёмным саваном. Тревожно становилось на душе, и грусть просыпалась в сердце. 
 И, вот, наконец, я добрался до рощи. Невысокие, но довольно мощные дубы росли по окраине леса. А за ними высокой стеной поднимались белоствольные берёзы, подарившие название роще. Упавшие давным-давно    с деревьев–родителей жёлуди, однажды проросли и превратились  небольшую дубраву, скрывая за собой ту самую берёзовую рощу, где издавна собирали грибы и ягоды, косили траву и пасли скот.
Мне нравилось бродить летом среди старых дубов, а поздней осенью дышать слегка морозным воздухом, наполненным ароматом опавших прелых листьев.
Едва я переступил травянистый порог леса, как с запада в рощу буквально ворвался яркий золотистый свет вечернего солнца. Мягкий, тёплый, по – весеннему лёгкий. В мгновение ока дубрава превратилась в храм, наполнив свои своды спокойствием и величием. И буквально сразу под ногами я увидел россыпи  маленьких сокровищ, ради которых шёл сюда. Сотни лепестков небесно-голубых незабудок внезапно вспыхнули вокруг меня, дополнив и без того прекрасный пейзаж  старого леса.
 То здесь, то там виднелись полянки этих летних девичьих цветов. Их маленькие лепестки дрожали от малейшего дуновения ветра, а стоило лучам солнца упасть на них, как казалось, что они вмиг преображаются, тянутся       к свету и улыбаются. Я смотрел на это волшебство и думал о том, как мир наш всё же прекрасен. На миг мне показалось, что нет в нём ни зла, ни лжи, ни боли, ни горя, ни страданий. А есть только счастье и радость.
Невольно я вспомнил слова Сергея Есенина, написанные больше ста лет назад:
«О верю, верю, счастье есть!
Ещё и солнце не погасло.
Заря молитвенником красным
Пророчит благостную весть.
О верю, верю, счастье есть.

Звени, звени, златая Русь,
Волнуйся, неуёмный ветер!
Блажен, кто радостью отметил
Твою пастушескую грусть.
Звени, звени, златая Русь».
 Вот так и здесь, среди деревьев, мне казалось, что счастье коснулось меня на короткий миг и хрупкие незабудки с небесными лепестками улыбались вместе с вечерним солнцем, щедро разбрасывающим вокруг себя золотистые тёплые лучи деревенского лета.
 Но грусть, маленькая грусть, может быть «пастушеская», как у Сергея Есенина в стихах, или какая-то другая, всё же подкрадывалась ко мне со стороны, забиралась в сердце, тревожило душу.
 Может быть, в этом и кроется загадка русской души? Что не можем мы слишком долго жить счастливо. Что всякая радость для русского человека скоротечна, а частые размышления о жизни, любви, о самом бытие свойственны ему. И причин тому множество! Оттого, быть может, так сильно шумели за моей спиной высокие белоствольные берёзы, поднимавшиеся стеной за могучими дубами, приглашая под свои тенистые своды, убаюкивая душу и одновременно волнуя её.
               
                КРАСНЫЕ ОГНИ

Я возвращался с охоты в сумерках. Старая, раскисшая от дождей дорога привела меня к заброшенной барской усадьбе. Это место было мне хорошо знакомо. Часто в детстве я прибегал сюда вместе со своими друзьями, чтобы собрать спелых яблок, посмотреть на квакающих лягушек.
Сегодня усадьба умирала. Время безжалостно уничтожало деревья, кустарники, прогулочные дорожки. Как-то особенно это становится заметно в позднюю осень, когда всё окружающее имеет лишь коричневый, серый и чёрный цвета. Такие невзрачные и холодные. Бедность красок всегда порождает в душе печаль и тоску. Вид заброшенной усадьбы заставил меня задуматься: так ли я живу? всё ли я сделал? Мысли приходили и уходили, а я всё шёл по раскисшей дороге и смотрел глубоко в себя.
Неожиданно, среди кустов облетевшей сирени, я увидел ярко - красные, спелые плоды шиповника.  На бледно-розовых веточках небольшого колючего кустарника, в вечерних сумерках, они светили красными огоньками. На некоторых из них были видны капли дождя, очень похожие на слёзы.
 Может, так плачет осень, спрятав в плодах шиповника тревожный красный свет. Может, так осень, вместе с дождём, вспоминает о тепле давно ушедшего лета.

                ДУБРАВА

Неподалёку от села Кафтырево шумела старая дубрава. Осенний ветер срывал  с неё последние листья и бросал бесцеремонно в воздух, словно играя. Так делал он весь день, с утра и до самой ночи. Это было его любимое занятие. Каждый раз, наблюдая подобную картину, я ломаю себе голову: по своей воле ветер так делает или по воле бога? Может, в этом странном игровом раздевании скрыта лишь основная работа ветра – убирать всё лишнее? Может, в своих мыслях я ошибаюсь…
 Дубрава – лес светлый и чистый. Под кронами старых дубов всегда дышится легко. И не важно, какое стоит время года. Нет в дубраве ни густой тени, ни сырости. Такой лес всегда открыт для людей. Он как бы приглашает к себе в гости, и не требует ничего взамен.
Мне очень хочется, чтобы старая дубрава, широко раскинувшаяся на небольшой возвышенности, сохранила себя на многие, многие лета. Чтобы столетние дубы стояли в ней вечно. И чтобы не только я, но и другие могли смотреть на богом созданные великолепные деревья и удивляться их красоте.

                ВЕДЬМИНА ПОЛЯНА

Есть в наших лесах необычные места, о которых мало кто из местных жителей, кроме разве что охотников, знает. Одно из таких мест находится всего в одной версте  от деревни Озёрки, в густом смешанном лесу. Охотники называют это место «Ведьмина поляна» за его необычный вид и странные ощущения, возникающие при его посещении.
Сегодня я оказался на Ведьминой поляне случайно. Охота моя выдалась неудачной. Я возвращался домой пустым. Собака бегала рядом и жалобно, как бы виновато, поскуливала. Я ещё успокаивал её, говорил, что наша следующая охота обязательно будет успешной. Так, разговаривая друг с другом, мы миновали опушку леса, и вышли к той самой «мистической» поляне. Собака не отступала от меня ни на шаг. Словно бы её привязали. Я ещё подумал: «Вот так бы всегда, послушной была, как сегодня».
Вдруг, откуда-то сверху, послышался скрип. Я оглянулся, но вокруг никого не было. Поляна была абсолютно пуста. Ни птиц не было слышно, ни зверя. Лишь лёгкий ветер, покачивая пожухлую жёлто-бурую траву вейник, порождал шелест, наполняя воздух звуком. Невольно я засмотрелся на поляну. Она была абсолютно круглой. Будто кто-то сверху вырезал в гуще леса круг и оставил его для каких-то  нам неведомых целей. С тех пор ни куст на поляне ни рос, ни дерево, только одни травы.
Часто охотясь в здешних местах по причине обилия пушного и копытного зверя, я прохожу мимо этого странного места. Но никаких ведьм и колдунов не встречал. Даже следов кострища никогда не видел я на лесной поляне. Хотя известно, что ведьмы жгут костры, устраивая возле них хороводы и оставляя  после ночных собраний вытоптанную траву.
Скоро мои мысли о ведьмах прервал очередной скрип. Я вгляделся в густой сосновый лес, подступавший к поляне с одной стороны, и увидел мёртвую сосну. Это она издавала сильный жалобный скрип, какой обычно изображают в детских сказках про Бабу – ягу.
- Пора нам домой, - сказал я своей собаке и зашагал в сторону лесной дороги, пересекая напрямую странное место. Скоро произошло то, чего я совсем не ожидал. Лес будто бы расширился и немного изменился. Я хорошо знал, что лесная дорога петляла между болотом и Ведьминой поляной. До неё было рукой подать: каких-то метров двести, триста, не больше. Но я всё шёл и шёл, а лесной дороги словно и не было никогда в лесу. Сколько минут я так шёл – не знаю. Но мне показалось, что прошло не менее получаса. В голове даже мелькнула мысль, что я заблудился. Но как я мог заблудиться, если знал здешние места практически с самого детства. Ведь нет, наверное, такого охотника, который знал бы местность вокруг своей деревни плохо.
 На дорогу я вышел неожиданно, когда мысли о том, что мы с собакой заблудились, глубоко уже засели в мою голову. На окраине леса я вздохнул с облегчением. А скоро увидел купола старой церкви в селе Кафтырево и на сердце сразу отлегло.
- Вот тебе и Ведьмина поляна, - проговорил я своей собаке и улыбнулся. Та виляла хвостом, радуясь знакомым полям да открытому небу.
Долго ещё после того дня я обходил стороной густой смешанный лес с Ведьминой поляной, побаиваясь даже смотреть в его сторону.

                УМИРАЮЩАЯ СТЕПЬ

Я вышел из дубравы на опушку леса и увидел перед собой бескрайние степные просторы. Низкое хмурое небо опускалось прямо к земле, словно пытаясь спрятаться в ней и уснуть до весны. Обдуваемый холодным ветром, я медленно шёл и смотрел вокруг себя в надежде найти хоть какое-нибудь живое растение. И скоро я его нашёл. Им оказался обыкновенный бессмертник, типичный житель сухих степей. Я тогда подумал: «Вот, правильно назвали это растение бессмертником. Всё уже давно погибло в природе на открытой равнине, а он стоит себе и не думает умирать, да ещё красуется, ярко выделяясь среди чёрных трав своим жёлто-зелёным цветом. Стоит себе бессмертный и цветёт перед самым носом зимы".
Зимой, греясь на печке, я часто вспоминаю умирающую в осень степь и маленькое
бессмертное растение.

                ДЫМ

Если кому-то из вас довелось бывать в русской деревне в субботний день, тот знает, что во второй половине дня почти из всех печных труб почерневших от времени деревянных бань поднимается дым, напоминая всем жителям о том, что сегодня банный день. Такой дым как-то особенно приятен сердцу. Он словно мысленно пытается сказать тем, кто его видит, о человеческом поселении, о домашнем очаге, о мире, и, не побоюсь этого слова, о благополучии.
Я вышел из старого осинника уже под вечер, когда начинало смеркаться. С опушки леса, с небольшой возвышенности, деревня Озёрки просматривалась довольно хорошо. Я вглядывался в серо-синие дали и угадывал дома знакомых мне жителей, и почти повсюду, с каждого двора,  я видел устремлявшийся вверх дым из печных труб русских бань. Каждая сизо-серая струйка, поднявшись на некоторую высоту, рассеивалась. Но, в тоже время, стоило внимательнее присмотреться, можно было заметить, что дым сам по себе не пропадал. Он нависал над деревней серо-синим облаком, образуя некое подобие атмосферы. Густое облако дыма перемещалась. В отдельных местах оно густело, клубилось, в других, напротив, теряло свою силу, рассеивалось, исчезало.
На опушке леса я последний раз жадно вдохнул в себя душистый запах опавших прелых листьев и направился домой. Уже возле первых деревенских огородов я почувствовал запах русской бани. Дым околдовал меня. Мне вспомнилось детство, моё беззаботное время, которое всегда сопровождалось этим до боли знакомым запахом субботнего дня. Каких-то несколько минут назад я вдыхал запах прелой опавшей листвы, пьянел от него, и, вот, снова рядом со мной,  новый приятный для сердца аромат. И чтобы не говорили мне жители городов о прелестях городской жизни, нет для меня ничего приятнее настоящих природных видов и запахов, по-настоящему  поднимающих настроение, согревающих сердце.
Между тем, сумерки сгущались над деревней. В небе замерцали первые звёзды. В домах зажигался тёплый жёлтый свет. Маленький деревенский мир готовился встретить ночь, осеннюю тёплую ночь. Ноги мои за день устали, руки ныли. Но всё это было мелочью в сравнении с тем, что я получал каждый раз к вечеру, после охоты. И окружающий мир, и многочисленные осенние запахи, наполняли меня какой-то силой, заставляли двигаться вперёд, несмотря на усталость.
После долгой прогулки, дома, я с жадностью выпил большую кружку родниковой воды (вкуснее которой, признаюсь вам честно, я не пробовал). Немного отдохнув, вышел во двор, набрал сухих берёзовых поленьев, молодой бересты, зашёл в свою баню и скоро затопил печь. Долго потом сидел на деревянном полу возле огня и слушал, как потрескивали сухие поленья, наполняя небольшое помещение долгожданным теплом.
Так, вместе с другими жителями деревни Озёрки, я каждую субботу участвовал в создании нашей «деревенской атмосферы». Дым из печной трубы моей бани устремлялся к небу, объединялся с другими серыми струйками, образуя где-то наверху огромное сизое облако, душистое, пропитанное настоящим русским духом, духом неповторимого деревенского времени.

                ТРИ БОГАТЫРЯ

Хороша русская деревня осенью, особенно в ту пору, когда приближается октябрь. Разнообразные оттенки зелёного, тёплого лета сменяются на яркие осенние тона. Макушки клёнов багровеют, краснеют, желтеют. Берёзовые рощи надевают яркие праздничные наряды. Желтеют густые старые дубравы. Гроздья красных ягод на кустах калины и ветвях рябины наливаются соком и каким-то непередаваемым  простыми словами ярким цветом. В сумерках зрелые плоды будто светятся, привлекая к себе внимание.
В такое время года дома мне не сидится. Хочется пройтись по знакомым местам, посмотреть на золотую осень своими глазами, а вечером, после прогулки, взять в руки хорошую книгу и прочитать её, расположившись возле огня, слушая потрескивание берёзовых поленьев и мерный ход старых настенных часов в соседней комнате. Часто, помимо рассказов и очерков об охоте, я люблю перечитывать известные русские сказки. Есть в них какое-то обаяние, какая-то внутренняя красота. И не важно, кто написал сказку – простой русский народ или же известный писатель. Особенно сильно люблю я читать сказки о русских богатырях. По многу раз перечитывал  известные сегодня каждому сказки о трёх богатырях – Илье Муромце, Добрыне Никитиче, Алёше Поповиче.
И вот, однажды, прочитав в один хмурый осенний вечер несколько сказок о русских богатырях, я призадумался: «Всё читаю я о богатырях давно минувших дней, а ведь есть на русской земле  и богатыри нашего времени!». Знаю трёх местных богатырей и я. Они живут неподалёку от моей деревни на одном поле. Живут там давно, уже не одно десятилетие. На днях я проходил мимо них, во время осенней охоты, направляясь в один смешанный лес под названием Берёзовая Роща. Чтобы срезать путь до леса я пошёл прямо по сжатой ниве, как раз в том направлении, где жили мои давние знакомые – три богатыря.
За несколько метров до их жилища – небольшой поляны овальной формы, я почувствовал их запах. Да, да, запах трёх богатырей! Вы спросите меня: как же они пахнут?! Я вам отвечу. Пахнут они прелыми дубовыми листьями. А богатыри мои – три пока ещё молодых дуба, каким-то чудом уцелевшие  посреди давно распаханного под сельские нужды поля, на маленькой полянке – островке. Часто я прохожу мимо крепышей, мысленно разговариваю с ними, прошу у Бога дать им долгих лет жизни. Часто возле них  я делаю небольшую остановку, когда возвращаюсь с охоты, чтобы перевести дух и полюбоваться окрестными местами. Расположенная на небольшой возвышенности, степная поляна с  дубами – крепышами, служит прекрасным местом для наблюдений. С возвышенности хорошо просматриваются знакомые мне места: леса Берёзовая роща, Дубки, Гусиная шея, Борок, белая восстановленная церковь в селе Кафтырево, крыши домов в Озёрках. Отсюда, с возвышенности, особенно сильно чувствуется связь с русской землёй, с корнями своих предков. Может быть, не случайно, к трём дубам – богатырям часто прилетают чёрные вороны. Может быть, их, также как и меня, привлекает эта возвышенность, позволяя всматриваться в широкие поволжские дали. Может быть, не случайно они часто возле дубов громко каркают, словно пытаясь о чём-то сказать нам, людям двадцать первого века.
И когда наблюдаешь подобное из года в год, когда пропускаешь все эти родные до боли места сквозь себя, как-то с трудом верится в то, что герои русских сказок давно остались в прошлом, что сказочное в нашем мире больше не существует…
Есть ещё в наших местах и богатыри, и великаны, и вещие чёрные птицы, и много чего другого, необыкновенного и таинственного, потрясающего человеческое воображение.

                ЛЕСНАЯ ДОРОГА

Часто осенью я заглядываю в один старый осинник, расположенный неподалёку от деревни Озёрки. Нравится мне слушать дрожание пожелтевшей листвы, вдыхать горько-терпкий осиновый запах, разлитый в воздухе будто из огромного кувшина рукой невидимого великана.  Особенно приятно пройтись по лесной дороге. Идёшь себе словно по какому-нибудь хорошему парку и любуешься золотой осенью. То тебе попадётся  под ногами веточка с пожелтевшими листьями, то покрасневшую в гроздьях рябину где-нибудь увидишь, то яркими красками горящий куст бересклета встретишь. Иной раз, где-нибудь рядом с дорогой, повстречаешь на земле ярко-красные листья осин. Лежат они себе и светят красными огоньками, радуя душу, поднимая настроение. Поднимешь голову наверх, к вершинам осин, а там… ветер по ветвям бродит, тучи, облака по небу проплывают, редкий луч солнца из-за туч и облаков проглядывает. Вот и получается, что наверху одна жизнь, а внизу – другая.
Лесная дорога, спрятавшаяся в старом осиннике, давно уже облегчает путь и к грибным местам, и к местам охоты. Нет на этой дороге никогда ни грязи, ни луж. Покрытая невысокой, но довольно густой травой, дорога невольно заставляет пройтись по ней, углубиться в лес, в царство растений, зверей и птиц. Сколько она повидала людей на своём веку остаётся только догадываться. Много слышала она разных звуков: рокот трактора, треск мотоцикла, шум автомобиля, гул самолёта в небе, скрип деревянной телеги в далёком прошлом.
Время всегда вращалось и продолжает вращаться вокруг неё, неустанно заполняя лесное пространство какими-нибудь событиями. Вот прошёл я по лесной дороге, и дорога запомнила меня. Пройдёт кто-нибудь другой, и его запомнит. Такая уж у этой лесной дороги роль: запоминать всё вокруг происходящее и открывать путь для маленьких путешествий.

                ТОНКАЯ ЖЁЛТАЯ ЛИНИЯ

 Есть в каждой осени что-то особенное. Что-то такое, что очень сильно запоминается. Большинству из ныне живущих людей на ум приходят яркий праздничный наряд деревьев, сухая безветренная погода с безоблачным небом, сбор ягод и грибов в заповедной роще, отдых на свежем воздухе возле костра.
Но как быть с тем, что нельзя потрогать?! Как быть с тем, что можно только увидеть, сохраняя воспоминания в своей памяти?! Вероятнее всего, всё названное выше - это то необходимое начало, от которого всё остальное лишь производно. И времена года здесь не исключение.
Осень, пожалуй, самое удивительное и таинственное время. Осень притягивает и яркими красками, и свежим бодрящим воздухом, и необыкновенной красотой, постоянно меняющейся, доходящей к ноябрю к откровенному эротизму, к настоящему бесстыдству, к обнажению перед нами всего того, что было создано Богом ещё в доисторические времена.
 Тонкая Жёлтая линия проходит через всю осень. Она тревожит наши чувства, воображение. Она помогает нам находить ответы на те вопросы, на которые раньше мы не знали, что сказать.
 Об этой загадочной Тонкой линии с неизвестной  природой я узнал совсем недавно, возвращаясь под вечер с охоты. Множество оттенков жёлтого бросалось в мои глаза. В старом осиннике, в прохладном воздухе, возле лесной дороги, держался горький запах ярких осенних листьев. Большим ароматным ковром листья лежали под моими ногами. Они дрожали на ветвях высоких деревьев. Они явственно говорил мне о Золотой осени, о самом удивительном времени года. Но тогда, под кронами высоких старых осин, я ещё не заметил Тонкой Жёлтой линии. Я лишь отметил про себя красоту осенней поры. И с этой мыслью я вышел из леса и направился к деревне, крепко сживая в руке свой заплечный рюкзак.
 Совсем скоро, возле деревни, у низкого деревянного забора, я увидел небольшую яблоню, выкрашенную осенью в ярко-жёлтый цвет. Листья плодового деревца хранили молчание - ни шороха, ни дрожи. Они будто дремали, будто готовились ко сну, притихнув перед медленно спускавшимися с неба вечерними сумерками. Невольно я залюбовался этим небольшим деревом, и вдруг, среди ярких листьев, заметил большое жёлтое яблоко. «Без сомнения, - подумал я, - это антоновка». Я подошёл ближе к забору, немного наклонился вперёд и, едва коснувшись рукой яблока, увидел, как оно само упало в мою протянутую ладонь. Я улыбнулся.  Немного повертел спелый плод в руке, а затем приложил к губам. Тончайший душистый аромат осеннего яблока проник в меня и околдовал. Воспоминания из детства вдруг посыпались необъяснимым потоком, и я не в силах был уже сопротивляться внезапно вспыхнувшим эмоциям. Тонкая Жёлтая линия в тот миг коснулась меня, проникнув в самые глубокие уголки души.
 В тот день, в тот вечер, я многое понял для себя. Я понял то, что раньше мне было совсем неизвестно. Природа Тонкой Жёлтой линии мне стала доступна. Она открыла свои тайны в сумерках через аромат спелого осеннего яблока.
 Жёлтый созревший плод, налитый соком, я взял с собой, оставив яблоню одну встречать осеннюю ночь. Совсем скоро это небольшое деревце, отдавшись воле ветра и дождя, начнёт сбрасывать с себя осенний наряд, обнажая своё тело, откровенно показывая нам переходность одного времени года в другое.
 Румяное осеннее яблоко долго ещё лежало на моём подоконнике дома, напоминая каждый день о самом удивительном и загадочном времени года, о Тонкой Жёлтой линии, проходящей почти незаметно через нашу жизнь с душистым терпко-пряным ароматом.

                ЗЕМЛЯ ЖУРАВЛЕЙ

 В самом начале осени, когда листва на деревьях только начинает желтеть, а в небе появляются первые тёмно-синие тучи, кажется, что в воздухе зарождаются необыкновенные по силе звучания тревожные ноты холодного времени года. Будто что-то невидимое, едва уловимое человеческим разумом, движется в нашу земную сторону, поднимается из-за горизонта, тревожит воображение и чувства. Быть может, в этом невидимом, неуловимом и скрывается удивительная и непостижимая тайна осени. В едва заметном, тревожном движении времени.
 Впрочем,  мне ли об этом рассуждать, обыкновенному человеку, живущему вдали от Москвы и Санкт-Петербурга, на земле своих предков, рядом с богом забытыми мордовскими деревнями и сёлами, в окружении скромного сельского быта.
«Нет, осень, определённо, имеет свою тайну!» -  думал я, направляясь скорым шагом по сжатой ниве к озеру Тарганал.  «Даже в названии этого озера есть что-то!» - продолжал думать я. -  «Или эта земля (та, что под моими ногами) прячет что-то в своих широких дубравах, или воздух, или небо, или всё, что вокруг меня имеет что-то особенное, тревожное, и, одновременно, спокойное?
 Кто знает?! Кто подскажет?! Что заставит сердце биться сильнее от одной только мысли о разгадке?!
 Вопросы. Одни только вопросы. И больше ничего.
 Впрочем, земля, по которой я шёл к озеру, потихоньку, с каждой новой минутой, начинала тревожить мои чувства, обостряя восприятие окружающего мира.
Вот, чуть в стороне от меня, слева, мордовское село Алексеевка. Малое Кулясово, как его ещё называли в прошлом. Несколько минут назад я проходил через него, смотрел на скромные жилища его обитателей и пытался заглянуть в их мысли, в уклад жизни. Основанное  в конце XVII-начале XVIII веков, сегодня село потихоньку умирало, теряя с каждым годом всё больше жителей, и пополняя немногочисленные деревенские улицы заброшенными домами. А ведь почти сто лет назад здесь проживало около полутора тысяч человек! Как трудно в это поверить сегодня, глядя на повалившиеся деревянные заборы, пустые глазницы брошенных домов. Увы, таких домов здесь хватало! Гуляющий по пустынным улицам ветер, шум пожелтевшей на высоких тополях листвы…Готовый сюжет для триллера, по крайней мере, для его начала. И декорации все естественного происхождения. Ничего и добавлять не надо.
Не мне разбирать сложившуюся здесь ситуацию. Не мне. Но я думал об этом селе каждый раз, когда шёл мимо него на охоту, когда видел всё своими глазами. Когда видел свежевыкрашенные кресты на могилах старого кладбища.
 Умрёт ли деревня?! Выживет ли она в непростых нынешних условиях?! И прав ли был Сергей Есенин, когда писал «Сорокоуст»?! Я стряхивал с себя вопросы, как колючки с одежды, но они цепко держались в моей голове, в моём сердце.
 По мере удаления от села я задумался о многом.
 Вот, рядом земля, где живут носители мордовского языка, свидетели минувших дней, ближайшие соседи русских. А ведь так было из века в век: мордва и русские, чуваши и татары. Эти народы жили бок о бок. И, слава богу, живут так и сейчас. Но есть места в России, где время затягивает в свою губительную воронку, перемешивая, обращая в пепел и человеческие поселения, и культуры народов, одним словом – всё!
Вот не станет этих мордовских сёл и деревень, что тогда?! Пустота!.. Одна лишь пустота будет звенеть в наших ушах зловещей тишиной. Затянет в воронку времени  и мордовский язык, и культуру мордвы, их обычаи, их легенды и сказания. Всё растворится там… в пустоте. Останется только история, да и то в сильно разорванном виде.
 Не хотел я думать об этом. Но, всё же, думал, потому что со всех сторон меня окружала земля мордвы, земля народа, теснейшим образом связанного с русским народом. Так уж повелось: и русские, и мордва жили в здешних краях, неподалёку от Саранска и Пензы, бок о бок, жили, можно прямо сказать, в соседних домах.
 За озером Тарганал, в нескольких километрах от Алексеевки, вдоль русла небольшой реки Аряш, тянулись другие мордовские сёла и деревни – Кулясово, Мамадыш, Аряш. И во всех, абсолютно во всех наблюдалась сегодня убыль населения. Кто-то бросал дома и уезжал в города, а кто-то оставался на родном месте, оставался доживать свой век. Здесь ещё теплилась мордовская культура, но она угасала. В соседних русских деревнях и сёлах было что-то похожее, но в гораздо менее заметных масштабах.
 Кто пишет сегодня «Сорокоуст?!» Зачем всё это?!
 Я шёл по сжатой ниве всё дальше и дальше, оставив далеко позади себя Алексеевку. И с каждым новым шагом крыши деревенских домов таяли за моей спиной в неровных линиях осеннего горизонта. Скоро я увидел раскрашенные осенью в ярко-жёлтые и оранжевые цвета макушки деревьев в старой дубраве возле Тарганала. Само озеро ещё прятало от меня свои воды за макушками молодых зелёных берёз, окружавших его со всех сторон в виде гигантского зелёного овала.
 Вот, осень! Её не обмануть! Она прекрасно чувствует своё время. Всегда знает, когда надо взять в руки нужную кисть, и какие выбрать краски для холста. Невольно я стал перебирать в голове числа и вдруг вспомнил: сегодня 14 сентября! Вчера, то есть,13-го, если верить народному календарю, должны были собираться на болотах и озёрах журавли и решать, куда лететь на юг. Журавли выбирали правильный путь.
В здешних местах издавна жили загадочные серые птицы. В тёплое время года их часто можно было встретить на озере Тарганал. Впрочем, журавлей я много раз видел и на соседнем озере Курдюм. Оно располагалось чуть дальше, ближе к селу Дубровки. Более мелкое, местами пересыхающее, в жаркие летние дни, оно притягивало крупных серых птиц обилием пищи. Ещё в августе на этом озере я встретил около тридцати серых журавлей, а на прошлой неделе, то есть,  7-го сентября, за неделю до Журавлиного вече, встретил уже чуть больше десяти.
 «Встречу ли я журавлей сегодня? Услышу ли их, глубоко берущее за душу, курлыканье?» - думал я, приближаясь всё ближе к дубраве и большому озеру.
И будто в награду за мысли о благородных птицах, я скоро увидел их.
«Не улетели! Всё еще здесь! На Журавлином вече!» - думал я, ускоряя свой шаг.
Журавль – осторожная птица с прекрасным слухом и зрением. Едва только я приблизился к озеру, шесть журавлей, шесть серых благородных птиц, заметив человека, дружно поднялись со сжатой нивы и перелетели на соседнее свежераспаханное поле. Выкрашенный в ярко-оранжевый цвет трактор «Кировец» медленно двигался по полю, переворачивая огромным плугом чёрные пласты земли. На свежей чёрной пашне журавли находили для себя необходимый корм. Надёжную подпитку перед длинным перелётом на юг. Помимо журавлей, за плугом  трактора тучными стаями летали серые вороны.
 Несколько минут я наблюдал за птицами со стороны, а потом спустился к берегу озеру, в который раз дивясь про себя силе Осени, её материнско-благородным качествам. Обернувшись назад, я уже не увидел ни сжатой нивы, ни серых журавлей. У кромки воды, в широкой озёрной котловине, прятался другой мир, озёрно-болотный.
Громкий, режущий слух, крик серой цапли заставил меня осмотреться вокруг. Кругом только заросли камыша и рогоза, низкие берёзки вдоль берега, серая спокойная гладь озера и свинцово-синее низкое небо над моей головой. Стало понятно: я спугнул любительницу лягушек прямо во время обеда. Оттого-то цапля так громко закричала, возмущаясь вслух, улетая к старой дубраве.
 Я люблю осеннюю охоту. Никогда не сижу в сентябрьские дни дома. Возможность забраться подальше от родной деревни, оказаться на мордовской, журавлиной земле, сама по себе сильно радовала, наполняя сердце каким-то непередаваемым воодушевлением. Я смотрел на озеро, на его спокойные, слегка заболоченные берега и видел, как в серых холодных водах отражалось хмурое осеннее небо, и будто там, чуть в стороне от меня, отражалось наше человеческое время, короткое и очень неспокойное.
 Некоторое время спустя, возле озера, прямо на сжатой ниве, я встретил зайца. Крупный русак сидел до последнего в маленькой ложбинке посреди поля, прижав уши, явно надеясь остаться незамеченным. Но я вышел прямо на него. Потеряв всякую надежду, русак вскочил, как ошпаренный, из своего укрытия и пустился в бега. Широкими петлями заяц убегал от меня, рисуя на сжатой ниве под хмурым осенним небом свой спасательный узор. Русак то убегал от меня, то снова возвращался. Так продолжалось несколько секунд. Ружейный выстрел наполнил широкие просторы сильным звуком и поднял в небо журавлей. Шесть  серых журавлей. По широкому кругу они облетели меня с негромким, но очень трогательным курлыканьем, и улетели в сторону дальнего леса.
 Где-то там, далеко-далеко, за густыми лесами и широкими полями, мирно существовала другая земля с тёплым мягким климатом. Может быть, вчера и состоялось Журавлиное вече, и птицы, хорошенько подкрепившись на распаханном поле, сегодня улетели на юг. Их курлыканье брало за душу, тревожило сердце. Но куда бы журавли не улетели, где бы не остановились на зимовку, они обязательно вернуться сюда, к озеру Тарганал и к старой дубраве. Потому что, здесь, среди полузаброшенных, мордовско-русских сёл и деревень, вдали от города с его бесконечной суетою, в настоящей российской глубинке, мирно существовала особенная земля, Земля Журавлей, удивительное место, наполненное первозданной красотою и чувством безграничной, обжигающей свободы.
 Вот, где ещё жива старая Русь! Где живут журавли, где берёт начало река Аряш. Здесь настоящая Русь! Ещё деревянная, ещё живая!


                КРЕСТЫ

 Весь день я провёл в урочище «Дмитриевская гора», охотясь на зайцев и лис. С погодой мне повезло, несмотря на то, что на календаре был уже ноябрь. Ещё немного, думал я, и в городах будут отмечать День народного единства, праздник с недавних пор ставший государственным. Я же, будучи жителем деревенским, да ещё и заядлым охотником, накануне праздника, много охотился, подмечая для себя известные мне приметы осени.
 Ещё немного и землю покроет снег, следы зверей и птиц проявят себя во всей красе и любому охотнику ничего не останется, как только «читать» эти следы, собирая важные сведения с белого полотна заснеженной карты. Но это будет потом. Сейчас же стояла поздняя осень. Лесной опад распространял свойственные только ему терпко-пряные запахи, а под кронами величественных сосен можно было услышать тончайшие нотки смолистого аромата.
Так  проходил я весь день со своей собакой по лесистым склонам наших местных «гор», пересекая возвышенности, глубокие овраги, похожие на ущелья и многочисленные лесные чащи, с трудом продвигаясь сквозь густые заросли молодых деревьев.
 Осенний день не оказался напрасным - рыжая хитрая лиса далеко от меня не ушла, а на склоне Дмитриевской горы, возле небольшой полузаброшенной деревни, два беглых зайца завершили мой охотничий день. Добыча приятно тянула рюкзак вниз, руки болели в согнутых локтях.
 Между тем, осеннее оранжевое солнце опускалось всё ниже к горизонту. С вершины холма открывался потрясающий вид на окрестные места. Можно было одновременно любоваться двумя небольшими поселениями – деревней Дмитриевка и селом Кафтырево со старым каменным храмом на окраине, построенным ещё в первой половине XIX века. Много здешняя земля хранила тайн. Многое время утянуло за горизонт, скрывая от людских глаз события давно минувших дней.
 Я всматривался в безоблачные дали, пытаясь в лёгкой дымке заметить что-нибудь для себя интересное. И скоро моё внимание привлёк маленький островочек леса, почти идеальной круглой формы, затерявшийся прямо посреди распаханного поля.
Я вдруг вспомнил, как ещё в конце 90-х мой дед рассказывал мне об этом месте. Рассказывал о том, как собирал там ягоду малину, и что именно там она была очень сладкой. И всё бы ничего, если бы ни одно обстоятельство. Этим удивительным местом было старое деревенское кладбище. Дед часто говорил мне:  «Там сладкая малина!». Он при этом широко улыбался, понимая необычность сказанного. Конечно, в начале ноября никакой ягоды малины уже не было. Почти вся листва на деревьях и кустарниках отсутствовала. Но желание своими глазами увидеть то самое место, о котором мне рассказывал почти двадцать лет назад мой дед, не покидало меня. Я хотел всё увидеть своими глазами.
 Для того, чтобы попасть на старое кладбище, надо было спуститься с высокого холма, густо поросшего смешанным лесом, пересечь небольшую реку, обойти деревню Дмитриевка справа, пересечь автомобильную дорогу, а затем ещё несколько сотен метров пройти по просёлочной дороге к распаханному полу, где и находилось место печали и скорби, обнесённое невысоким деревянным забором.
Я двигался быстро, несмотря на усталость. Надо было торопиться. Через три часа, думал я, будет совсем темно, а до темноты нужно ещё успеть вернуться домой. Наполненный осенней свежестью ветер обдувал меня со всех сторон, особенно в те минуты, когда я шёл по просёлочной полевой дороге, двигаясь в сторону кладбища.
Скоро я увидел кресты и невольно замедлил шаг. Какой-то странный холодок в тот миг пробежал по моей спине.
Вот оно, место печали и скорби, последний приют давно ушедших из родной деревни людей. Место, где живут только пронизывающий до костей холод да серая липкая печаль, неустанно напоминающее о страшной гостье в чёрном облачении с остро отточенной косой в крепких руках.
Деревянный низкий забор окружал кладбище со всех сторон. Попасть к могилам можно было только через небольшую открытую калитку возле старых, накренившихся от времени, ворот. Ворота были закрытыми. Они молчаливо ждали новых «жителей». Ждали тех, кого так сильно бояться живые люди.
За кладбищенским забором гробовым молчанием меня встретили могилы и деревянные кресты, выкрашенные в голубые, зелёные и чёрные цвета. Я осмотрелся. Никого рядом не было. Только могилы и кресты окружали меня со всех сторон. Некоторое время я просто ходил между могил, всматриваясь в фотографии умерших людей, в годы их жизни. У каждого, думал я, была своя судьба. Каждый прошёл свой определённый путь, длиною в жизнь. Невольно мысли о жизни и смерти стали рождаться во мне, подключая воображение к более тонкому восприятию увиденного. Здесь, под сводами ясного неба, меня окружали холодные сырые могилы с деревянными крестами, растрескавшимися от времени, бесконечное ощущение грусти. Здесь, под моими ногами, под землёй, покоились в рассыпавшихся от времени гробах полуистлевшие тела людей. А там, за кладбищенским забором протекала в своём привычном ритме наша земная жизнь. Дружными струйками из деревенских труб в осеннее небо поднимался дым, унося с собой тепло очага и домашнего уюта, перемешанного с любовью к близким людям и другими человеческими чувствами. В безоблачном небе осеннее солнце будто улыбалось, распространяя вокруг себя мириады частичек света, наполненных самой жизнью, ощущением земной благодати. Всё вокруг дышало и поддерживало себя этой необыкновенной субстанцией по имени Жизнь. И в шуме автомобиля возле деревни, и в гуле самолёта высоко в небе, и в щебете птиц в кустах за кладбищенским забором, во всём таилась, теплилась Жизнь.
 Много мыслей тогда родилось в моей голове. Мысли были как лёгкими, так и тяжёлыми. Порой особенно тяжёлые мысли становились несколько даже неприятными. Говорить и писать об этом не всегда хочется.
 Распаханное поле за кладбищенским забором явственно показывало временность всего, что окружало. Летом на поле рос и зрел хлеб, а сегодня под ногами лежали лишь чёрные комки перепаханной земли. И земля, русская земля, казалась безжизненной. Не было на ней ни одного зелёного ростка, ни даже запаха проснувшейся почвы, какой можно услышать с наступлением весны и первыми большими проталинами на снегу. Вот и получается, что жизнь имеет свои начало и конец. И никто не знает, когда придёт время уходить навсегда. Когда ты, простой житель Земли, Человек, скажешь всему, что видишь сегодня, что так тебе дорого, скажешь: «Прощайте! Прощайте навсегда! Я ухожу». Когда ты переступишь Тот Самый Порог и закроешь за собой тяжёлую дверь. Дверь между Жизнью и Смертью.
 С тяжёлыми мыслями на закате я возвращался домой, оставив позади себя и кладбищенский забор, и многочисленные кресты с холодными немыми могилами. Только найденные мною на кладбище густые заросли пожелтевшей малины заставили меня улыбнуться словам моего деда о сладкой ягоде, росшей возле крестов.
 

                ВСТРЕЧА

Надо очень дорожить каждым прожитым днём. Я обыкновенно, если есть возможность, выбираюсь в лес. Сколько в царстве деревьев сюжетов для кинофильмов, картин, стихотворений. Приятных мгновений, связанных с тем или иным событием в жизни леса, просто не перечесть. Они возникают и исчезают. Потом снова возникают и исчезают.
Может быть, я отношусь к впечатлительным людям, и оттого, что происходит вокруг меня, стараюсь извлечь самую суть.
В то же время , что-то внутри меня подсказывает, что я делаю правильно, когда ЗАМЕЧАЮ какое-либо событие в мире дикой природы.
Однажды, в самом начале ноября, в сумрачный день, какой обычно бывает в предзимнее время, быстрым шагом я направлялся к опушке старого леса. Полевую дорогу покрывал рыхлый снег, выпавший ещё в октябре. Путь до меня кто-то обновил: на дороге отчётливо были видны следы от колёс автомобиля. Это, скорее всего, местные охотники ранним утром устроили себе прогулку.
По обе стороны от дороги лежали два поля. Одно было вспаханным, а другое, после уборки подсолнухов, оставалось в нетронутом виде. Серое низкое небо тяжело нависало над дремавшей землёй. Лежавший вокруг снег создавал ощущение прихода зимы. Дополнением к вполне зимнему пейзажу  была стая  пролетевших рядом со мной снегирей с характерным для этих птиц поскрипыванием, вместо чириканья или пения.
Только оказавшись возле леса, я понял, что ошибался, думая о наступившем времени холодной зимы. Едва я приблизился к опушке, состоявшей из молодых берёз и осин, как увидел необычную картину. На белом рыхлом снегу, прямо под моими ногами, лежали жёлтые и зелёные листья, сорванные с ветвей деревьев порывами осеннего ветра.
Вот она, необычная встреча осени с зимою, какая бывает только раз в году, и только в ноябре. Лежат опавшие листья на снегу и как бы говорят нам: «переходное время сейчас, предзимняя пора».

                В ГОСТЯХ У ВЕЛИКАНА

Я вышел из дома во втором часу дня. Оказавшись за селом, ускорил свой шаг. Надо было торопиться. Стоял декабрь, а в это время года, как известно, день проходит быстро. После трёх часов с неба опускаются сумерки и в четыре часа уже совсем темно. Поэтому шёл по дороге я быстро, не останавливаясь. В этом году зима не торопилась вступать в свои права. Снега было мало, а слабые морозы особых неудобств никому не причиняли.
Я торопился в гости к своему старому другу-великану. Да, да, именно к великану! К счастью, на необъятных российских просторах ещё встречаются эти существа. Одни живут в лесах, другие на полях, а третьи - на склонах холмов. Они крайне неразговорчивы и совершенно ничего не хотят слышать о смене своего места жительства. Обычно, свои земли они не покидают целые десятилетия, а в иных случаях - столетия. Живут они долго, ибо здоровье их необычайно крепкое, можно сказать, богатырское.
К одному из таких великанов шёл я серым декабрьским днём. Он всегда молча приветствовал меня и позволял быть с ним рядом сколько угодно. Вокруг меня расстилались то луга, то степные просторы, то леса, раздетые ещё осенью ветром -хулиганом. Хорошо зная место жительства своего друга, через некоторое время, я свернул с дороги, слегка присыпанной свежим снегом, и вступил в молодой сосновый лес. Этот лес вплотную подходил к самому краю дороги. Когда-то давно, я мог видеть великана издалека. Сейчас же, его будто нарочно прятали от людских глаз молодые сосны, тянувшиеся к небу с каждым годом всё выше и выше. Пробираясь сквозь густые, колючие ветви молодых деревьев, я внимательно  смотрел по сторонам, чтобы не пройти мимо своего старого друга.
Голова великана появилась неожиданно над самым лесом. Ускорив свой шаг, я вышел на небольшую поляну и увидел своего исполина. Он стоял величаво и молча смотрел на меня. Мысленно поздоровавшись с ним, я в очередной раз залюбовался им. От великана прямо-таки исходила богатырская сила, и невольно в душе зарождалось чувство уважения и смирения. Это был огромный дуб-великан с необычайно толстым стволом и гигантской шарообразной кроной. Его огромные нижние ветви свисали почти до самой земли и были настолько толстыми, что казались отдельными деревьями, сросшимися со старым морщинистым стволом гиганта.
Много лет назад это огромное дерево-исполин росло среди поля и солнце щедро направляло на него свои тёплые лучи. Под их благодатным светом дуб рос и крепчал, превратившись со временем в настоящего русского богатыря. Он видел, как зрели под ним и колыхались от дуновения ветра хлеба, как снежной зимой пробегали мимо него лесные звери, спасаясь от охотников. Теперь, поле было давно заброшенным и на его месте поднимался молодой лес, хорошо показывая всем нам скоротечность нашего времени, времени после распада Советского Союза, за которым последовали развал в сельском хозяйстве и другие неприятности. Но дуб, мой старый друг, был жив и чувствовал себя прекрасно. Он молча переносил всё происходящее вокруг него и был готов к любому развитию событий.
Уходил домой я в сумерках, с мыслью о том, что в следующий раз увижу своего друга таким же здоровым и сильным.
Теперь, дорогие читатели, и вы знаете, что великаны по-прежнему живут среди нас. Их осталось очень мало и поэтому нам всем нужно беречь их для будущих поколений. Чтобы могли эти великаны, как часовые, наблюдать за нашей скоротечной человеческой жизнью, бережно сохраняя в памяти  всё увиденное и услышанное на своём долгом дубовом веку.

                ЗИМНИЙ ЛЕС

Зимой лес по-своему прекрасен. Чистый белый снег пушистым одеялом бережно укрывает землю от капризов переменчивой средне-волжской погоды. Вообще, зимой снег похож на лист бумаги. На белом полотне каждый след отчётливо виден. И каждый охотник умело читает по снегу  какую-нибудь занимательную историю  из жизни лесного зверя. Таких историй и у меня накопилось немало.
Однажды в декабре я отправился на охоту ранним утром. Исходил немало вёрст, но добыча моя в тот день была крайне скудной. К полудню вообще поднялась метель и пошёл снег. Никакого зверя я больше не встретил. Следы лесных обитателей исчезали буквально у меня на глазах. Даже птицы, и те попрятались, кроме, разве что, одного пёстрого дятла. Но и тот вёл себя весьма осторожно, сидя на верхушке мёртвого дуба и тихонько постукивая клювом высохший ствол  в надежде найти хоть какого-нибудь червя.
Потеряв всякую надежду на успешный исход охоты, я шёл по снегу и, скорее по привычке, нежели по необходимости, смотрел по сторонам. Вокруг была тишина. Иногда я останавливался и прислушивался. Вот где-то в глубине леса скрипели деревья, а в другой раз, я слышал шум ветра в кронах столетних сосен. Мне тогда показалось, что ветер пытался разбудить деревянных великанов и о чём-то с ними поговорить. Но те спали крепким сном и не думали просыпаться. И, конечно, постоянно, я слышал под ногами скрип снега. Такой приятный, свойственный только для зимы, звук.
Скоро вышел я на опушку леса и увидел перепаханную вместе со снегом землю. Подошёл ближе, осмотрел хорошенько местность под ногами. На снегу ещё можно было заметить следы от копыт. Стало ясно: здесь хозяйничали кабаны. В поисках пищи эти животное проходят немалые расстояния, иногда вплотную подступая к людским поселениям. Стало быть, и рядом с лесом, на опушке, кабаны искали себе пищу. Скорее всего, перепахивая мощными рылами землю, животные добывали питательные коренья, каких-нибудь червей, и другую мелкую живность.
Так, во время снегопада, я успел прочитать историю недавнего прошлого из жизни лесного царства. И про себя подивился: "хорош зимний лес с пушистым белым снегом, с необыкновенной завораживающей тишиной и со следами зверей, полными тайн и загадок".

                ОДИН СРЕДИ СНЕГА

С самого утра шёл снег. Только ближе к полудню,  среди будто промёрзших низких облаков, стало проглядывать бледное пятно зимнего солнца. Я иду по свежевыпавшему снегу, пересекая огромное поле. Ветер обдувает меня со всех сторон и бьёт в лицо колючим мелким снегом. Время от времени я смотрю по сторонам, но вокруг никого не вижу. Холодная снежная равнина расстилается передо мной. Только у самой кромки горизонта я вижу лес и иду к нему в надежде на спасение от жестокого январского ветра. Скоро я чувствую, как моё лицо начинает "гореть". Ветер не обращает на это никакого внимания. Ему всё равно.
Как и всякий нормальный человек в такие минуты я думаю о тепле, но моя страсть к охоте заставляет идти вперёд, не останавливаясь. И как старый охотник я хорошо знаю, что наградой за проявленное упорство обязательно будет хорошая добыча. Если не жалеть себя, не раскисать, пусть даже потребуется для этого целый день провести на ногах.
Охота - моё давнее увлечение. Она позволяет мне оставаться самим собой, и, главное, чувствовать связь с самой природой. Наши далёкие предки не мыслили себя без неё. Природу почитали и уважали, как мать, ибо она подобно матери, всегда давала всё необходимое для жизни: пищу, одежду и кров. Сегодня всё иначе. Мы только потребляем, жадно потребляем плоды нашей матери, матери Природы, потеряв к ней былое уважение. Если бы и я сегодня беспощадно убивал зверей и птиц в окрестностях своей деревни, как некоторые так называемые охотники, то несомненно, нанёс бы большой урон окружающему миру. Но я никогда не беру себе лишнего и всегда охочусь там, где дичи много. Даже в те дни, когда возвращаюсь с охоты пустым, я не унываю, потому что моей приятной компенсацией всегда является возможность общаться с природой, посещая её величественные храмы: сосновые боры, широкие дубравы и открытые возвышенности, где живут наши местные ветры. Так, через природу, я чувствую связь с богом, с творцом всего нас окружающего и лучше понимаю значение человеческой жизни...
Где-то в отдалении я слышу ворона, потом ещё и ещё. Я поднимаю голову и вижу чёрную птицу над кромкою подступавшего леса. Мысли в миг обрываются и я понимаю, что совсем скоро деревья станут  моим спасением от жестокого холодного ветра. Это придаёт мне новые силы. Я ускоряю свой шаг и крепче сжимаю ружьё. Кровь начинает разогреваться, пробуждая инстинкт охотника. Моя верная собака, облепленная снегом с морды и до хвоста, бежит в лес. Я иду вслед за ней, оставляя после себя едва заметные следы. Бледное холодное пятно солнца провожает меня до самой опушки леса. Я смотрю  на него и улыбаюсь: "Ему тоже сегодня нелегко".

                ЗИМНЯЯ ДЕРЕВНЯ

К середине зимы деревню засыпало снегом, да так сильно, что кругом только одни сугробы и видно. Снег шёл почти каждый день, сужая и без того неширокие дороги и улицы. В те же дни, когда снега не было, на деревню обрушивалась другая напасть - метель. Ветер словно гигантской метлой очищал одни улицы почти дочиста, другие же, напротив, заметал сугробами, образуя большие белые гребни, пройти через которые было невозможно. Так могло продолжаться целыми днями, а иногда и сутками. Особенно сильно ветру нравилось посыпать снегом редких прохожих на пустынных улицах, выбравшихся из своих домов по неотложным делам. Едва только увидит ветер кого-то идущим по дороге или тропинке, тотчас  направляет на него вихри со снегом, заставляя замедлять шаги или вовсе отказаться от похода, пусть даже и необходимого.
В особенно ветреные дни из домов без особой надобности никто не выходил. Этой зимой метель была как никогда сильна благодаря крепкому союзу с ветром. Вместе они стали настоящими хозяевами деревни. На их работу с восхищением смотрела царица Зима. Время от времени отпуская своих верных слуг на выходные, она одна умело использовала данную от бога власть. На серых тяжёлых небесах Зима развязывала огромные мешки с набитым под завязку снегом и наблюдала со стороны, как освобождаются от непомерной тяжести уставшие тучи.
Глубокие снега не позволяли пробраться пешком к ближайшему лесу. Снегоходы стали лучшим транспортом. Правда, использовали их только охотники. Деревенским жителям они были не нужны. Их тревожила только одна мысль - уборка снега. Всевозможные лопаты и скребки, фабричные и самодельные, стали ежедневными  орудиями труда. Чтобы пройти к роднику за водой, чтобы накормить домашнюю птицу, пройти к бане и истопить печь, нужно было обязательно брать в руки лопату, ибо все тропинки, ранее протоптанные и расчищенные, засыпаны были снегом.
По понятным причинам я редко ходил на охоту. По большей части сидел дома, то у окна, наблюдая за погодой, то на тёплой русской печи, слушая сквозь дремоту шум ветра в трубе. Часто  читал книги и постоянно ждал хорошего ясного дня, чтобы встать, наконец, на свои охотничьи лыжи и уйти в заснеженный хвойный лес, в царство Зимы и мифической Бабы-яги.

                ЛЕДНИКОВЫЙ ПЕРИОД

Я иду по лесу. Долго иду по старому смешанному лесу. Под высокими деревьями лежит  много белого снега. На больших полянах и опушках леса сугробы превратились в гребни будто замерших морских волн. Время от времени я слышу, как где-то рядом, громко каркает чёрный ворон. Никаких других птиц я не слышу. Только два звука постоянно сопровождают меня: скрип снега под ногами да карканье большой чёрной птицы.
Долгие минуты кажутся часами. Полуденный зимний сумрак добавляет наблюдаемой картине какую-то непонятную мистику, какую-то тайну. Изредка я останавливаюсь, чтобы перевести дух, и прислушаться. Каждый охотник знает, что лес надо слушать. Внимательно слушать. Зверь может показать себя в любой момент или выдать себя каким-нибудь звуком. После трёх часов ходьбы по  заснеженному лесу я даю себе отдохнуть несколько минут. Я стою посреди леса и слушаю. Ветра совсем нет. Кругом лишь глубокий снег и звенящая тишина. Я смотрю на старые высокие стволы деревьев и удивляюсь. Кажется, что лес уснул ещё сотни лет назад. Ничто не говорило о его скором пробуждении. Не было даже никаких его признаков. Невольно я поймал себя на мысли, что нахожусь в ледниковом периоде.
И как было в это не поверить, если холод пришёл в Поволжье ещё в ноябре, если он не собирается отступать и в конце февраля. Уцепившись за эту мысль, я стал думать дальше. Получается, год в Поволжье делится на две части: на тёплое и холодное время года. Тёплое время года  начинается в апреле и продолжается до конца октября. Холодное время года начинается в ноябре и продолжается до конца марта.
Я, как и многие охотники, люблю позднюю осень и настоящую русскую зиму. То есть, то время года, когда можно много охотиться, согревая свою кровь самим процессом выслеживания лесного зверя. И здесь уже не важно, холодно в лесу или слишком холодно. Разогретая многочасовыми поисками  дичи кровь позволяет не обращать внимания на такие мелочи. Да и согреться, если уж вдруг станет по-настоящему холодно, всегда можно у костра.
Моя короткая остановка посреди зимнего леса закончилась. Я продолжаю идти вперёд, внимательно изучая снег. Скоро глаза не подвели меня: я увидел след кабана возле  молодой  сосны. След уходил куда-то в чащу леса. Я тогда подумал: "Ледниковый период помогает мне. Хорошо охотиться зимой: следы, как на ладони".
В сумерках я вышел из леса с полным рюкзаком за спиной. Впереди виднелись купола старой каменной церкви и белели заснеженные крыши деревенских домов. Моя охота успешно закончилась. Но мысли о ледниковом периоде так и не покидали меня. "Всему своё время, - думал я. - Скоро придёт весна. Забарабанит с крыш капель. Все льды и снега растают. Очередной ледниковый период в Поволжье закончится".
Я запел одну старую песню и ускорил шаг. Деревня встретила меня жёлтыми огнями своих почерневших от ночи домов. Лай дворовых собак выдавал моё присутствие на пустынной улице. С заходом солнца мороз усилился. Под ногами сильно скрипел снег. "Ледниковый период сейчас." -   сказал я вслух и улыбнулся в вечерней темноте.       

                ПРОБУЖДЕНИЕ
                очерк-эссе

Последняя схватка между зимой и весной обычно случается в конце марта-начале апреля. В такое переходное время снег может идти целыми днями. Со стороны и не разберёшь - апрель сейчас или ноябрь. Это поразительное сходство двух, казалось бы, разных месяцев замечал ещё известный писатель Михаил Михайлович Пришвин в своих очерках о природе. Это сходство замечаю сегодня и я - никому неизвестный русский охотник и любитель природы Среднего Поволжья, время от времени записывающий в свою потрёпанную тетрадь небольшие заметки об интересных явлениях, происходящих в царстве Матери-Природы.
Конечно, все мы понимаем, что любой, даже самый известный сегодня писатель,создающий по нескольку крупных произведений в год, на бумажных листах отображает лишь малую, если не сказать, крошечную часть своих мыслей, своих переживаний. И если кто-то, не важно кто, решил бы вдруг отобразить на бумаге свою жизнь, то не хватило бы ни времени, ни допустимых в литературной среде пределов книги. Между тем, давно уже замечено, что тот становится писателем, кто истинно, по-настоящему, любит свою землю, тот уголок нашей планеты,который помогает ему становиться Человеком в полном смысле этого слова. Становится писателем также тот, кто является впечатлительным человеком с хорошей памятью и живым подвижным умом.
Сегодня, в своих маленьких произведениях о жизни среди диких поволжских просторов, я всего лишь пробую сказать то, о чём думаю, то, что наблюдаю вокруг себя из года в год. Потому что, от необыкновенной красоты окружающей меня природы - лесов, степей, оврагов и холмов, хочется говорить, хочется высказаться, поделиться своими мыслями с теми, кому, быть может, доведётся взять в руки мои скромные произведения и найти в них что-то для себя полезное. Что-то для себя интересное.
Итак, я начал с того, что в конце марта-начале апреля в природе Среднего Поволжья происходит схватка между зимой и весной. Что каждое время при этом не хочет отступать, не хочет сдаваться, обрушивая друг на друга то снег, то дождь. Что апрель очень сильно похож на ноябрь. Такое явное сходство наблюдал я однажды, в начале апреля,сидя дома из-за непогоды. За окном чего только не происходило. И дождь шёл, и снег, и дождь вместе со снегом. Весь день мне казалось, что тучи и не подумают отступить или уйти прочь. Только к вечеру небо открылось и в голубом воздушном океане я смог увидеть пассажирские лайнеры с серебристыми крыльями. Я тогда не удержался, вышел из деревни и направился к ближайшему лесу, на первую по-настоящему весеннюю прогулку. Конечно, ружьё я с собой не взял. Стрелять в апреле я не люблю. Мне тяжело убивать в то время, когда звери и птицы, едва проснувшись после зимы, приступают к обустройству своих жилищ, к образованию пар и семейств.
Между тем, по мере моего удаления от деревни, всё больше чувствовалось Время Весны. ПРОБУЖДЕНИЕ было в самом воздухе, в самой земле. Тепло и свет исходили от солнца, подавая ясный сигнал и зверям, и птицам. Сигнал к деторождению, к продолжению своего рода, своего уникального вида. Но солнце подавало нужный сигнал  и растениям. На деревьях и кустарниках, набухшие до предела почки, вот-вот готовились выбросить наружу молодые листья.
Нагие дубравы только снаружи казались спящими. Под кронами деревьев первая дрожь пробуждения уже прошла. Птицы устраивали концерты, а свежий весенний воздух с нотками тепла только подталкивал зверей и птиц к дальнейшим действиям. Все обитатели лесов думали только об одном - о создании пар и семейств.
Я тогда призадумался. А сможет ли весна со своим теплом и свежестью подтолкнуть человека к новым идеям, к пробуждению души и сердца. Сможет ли она растормошить его, вдохнуть новые силы после затянувшейся холодной зимы. И если сможет, как воспользуется  человек этим необыкновенным пробуждением.  Направит ли он дремавшие ещё недавно в нём силы в нужное русло. Сможет ли он сделать то, что давно хотел сделать.
Тогда я будто проснулся. Я вышел из леса другим человеком. Я словно понял значение окружающего меня мира. И значение это состояло в том, чтобы жить в согласии, прежде всего, с самим собой. Если устали вы, утомились от повседневной рутины, от ежедневных трудностей, выбирайтесь почаще на свежий воздух, туда, где в объятиях леса, услышав мягкий шелест молодой листвы, ароматы душистых трав, или пение птиц, вы сможете, наконец, "проснуться", стряхнуть накопившиеся проблемы и почувствовать себя живыми, настоящими людьми в век городской суеты.
Вот почему я люблю свои леса и овраги, холмы и степи. Они помогают мне оставаться Человеком. Помогают разобраться в самом себе, заглянуть в свою душу и сердце. Они помогают мне НАЙТИ СЕБЯ. 
 
                СЕРЫЕ ЦАПЛИ

 Весной я часто брожу возле одного села. Нравится мне смотреть, как пробуждается природа после долгого зимнего сна. Особенно красивы здешние места в начале мая. Идёшь по степным просторам, по вершинам песчаных холмов и смотришь вокруг себя, 
 и многое видишь. Вот, в стороне, старая дубрава с редкими молодыми берёзками на опушке, а вот, чуть ниже, за кронами высоких ив, виднеются купола каменной церкви, выкрашенные в небесно-голубой цвет. За ними широко раскинулось большое русское село с деревянными и кирпичными домами. А ещё дальше, за селом, среди широкого поля,  в виде песчаной ленты, виднеется дорога, и рядом с ней, по левую сторону, другая дубрава, а по правую сторону, сельское кладбище, густо поросшее разными деревьями. Деревья скрывали кресты и могилы.
 Отсюда, с вершины степного холма, открывался удивительный вид на сельский мир. Ощущения спокойствия и безграничности земного шара зарождались в сердце почти сразу. В такие мгновения ход времени будто замедлялся и мысли, самые невероятные мысли, начинали рождаться  в голове.
 Хочешь думать о хорошем – думай! Хочешь писать стихи – пиши! Хочешь заниматься прозой – пожалуйста! А если вдруг потянет на песни, то пой! От чистого сердца пой или даже сочиняй свои собственные песни!
Здесь всё можно и многое получается!
 Небо в здешних местах разное. Оно может быть безоблачным, насыщенного голубого цвета. Может быть оранжево-красным на исходе дня. А может быть, как сегодня, низким, серым, с множеством тяжелых туч. И я люблю это небо разным: чистым, бездонным, сумрачным, с низкими серыми тучами. Люблю оттого, что каким бы оно ни было, в сердце всегда зарождаются мысли. И я люблю эти мысли. Потому что они позволяют задуматься. Задуматься о прошлом, настоящем и будущем.  Даже задуматься о будущем России. Вот, растут на склоне холма молодые берёзки, дрожат на ветру их зелёные листочки и думаешь, сколько им ещё здесь стоять. Переживут они нас, людей нового века, или дрогнут их кроны от ударов топора. А православный храм с голубыми куполами? Сколько ему стоять на этой земле? Переживёт ли он очередное разрушение в случае смены власти? Или это уже никогда не повторится?!
 Молчат широкие просторы, дрожат по оврагам осинки и берёзки.
 Внезапно, позади меня, раздался скрипучий крик. Я обернулся. Снова этот неприятный скрипучий крик. Я поднял голову к небу и увидел птиц. Три серых цапли летели в мою сторону и каждая из них время от времени тревожно кричала. На сером низком небе они казались ведьмами. И каждый взмах их широких крыльев приближал ко мне тревогу. Ни серыми, а чёрными в тот миг мне казались их крылья. И с каждым новым взмахом, с каждым новым криком, они приближали ко мне тревогу.
 Вот, вестники печали, волнений и тревог, подумал я. Ни соловьи с их заливистыми вечерними песнями, зажигающими сердца огнём любви и счастья, а эти большие, кажущиеся чёрными на фоне туч, птицы. Впрочем, всё это, скорее всего, просто игра моего воображения.
 Цапля – птица болотная. Настоящий прожорливый хищник. Охотиться она может даже без солнечного света. Слышали ли вы, как кричит  цапля ночью? Нет? Тогда вам повезло!
 Вот выходите вы из дома поздним майским вечером, просто подышать воздухом перед сном, вдохнуть аромат цветущей за вашим забором черёмухи или сирени, полюбоваться ясным небом, как вдруг, прямо посреди звёздного неба, раздаётся неприятный скрипучий крик. И думаете вы,  кто это так страшно кричит?! Уж не ведьма ли где притаилась, поджидая свою жертву в густых зарослях старых ив. Ан, нет! Это всего лишь серая цапля, затеявшая ночную охоту.
 Впрочем, в такие тихие майские ночи, как не поверить в оборотничество и прочие тёмные силы.
 Я стоял на вершине холма и провожал взглядом трёх птиц. Они удалялись от меня всё дальше и дальше, но продолжали тревожно кричать. И кто знает, были ли это обычные птицы или же довелось мне увидеть трёх ведьм, обернувшихся в серых цапель.
 Мир полон загадок и тайн.
 И только ход времени рядом  оставался бесконечным, да шум ветра, да шелест молодой ярко-зелёной листвы на стройных берёзках, под кронами которых дремала горячо любимая Русь.


2013-2022