Меняются времена и соответственно меняются привычки и наклонности людей. Так, в последнее время стало почти модой легко и просто возводить артистов, певцов или художников в какие-нибудь ранги. Сыграл, например, человек пару небольших ролей, спел несколько дешёвеньких песен, нарисовал что-нибудь в стиле чёрного квадрата и он уже звезда. И в тоже время рядом может жить великий человек, и мы боимся назвать его великим. А зря, всё должно быть по заслугам.
Поэтому мы сегодня с истинным удовольствием говорим, что жил в Подольске великий русский художник, народный художник России, действительный член Российской Академии художеств Станислав Михайлович Никиреев. Сейчас в России нет другого художника-графика, которого можно было бы поставить рядом с ним. Да и в мире он один из лучших. И это не только моё эмоциональное мнение, это мнение профессионалов, мнение всех, кто знаком с творчеством этого удивительного художника. Его необыкновенные работы находятся в Третьяковской галерее, в других ведущих галереях и музеях мира; они включены во многие издания и в России, и за рубежом.
Так сложилось, что, зрители почему-то не балуют вниманием художников-графиков, считая, что изобразительное искусство – это живопись и скульптура, а графика – что-то второстепенное. Но это не так: всё зависит человека, от его таланта. Чтобы убедиться в этом, надо посмотреть работы Станислава Никиреева. Его произведения настолько совершенны по композиции, по уровню мастерства, что трудно подобрать сравнение. Когда смотришь на эти чудеса, сотворённые десницей великого мастера, охватывает трепет восторга, радость за разум и вдохновение, данные ему Господом.
В офортах, рисунках художника, то есть в произведениях в основном чёрно-белых, явственно видишь цвет, чувствуешь воздух фантастическую глубину небес, чувствуешь запах земли и жизнь её удивительных обитателей – насекомых. «Какая прелесть!» – восхищаются зрители; «Как он это делает?!» – удивляются профессиональные художники. Удивляются потому, что так может творить только он, Станислав Никиреев. Трудно даже поверить, что всё это волшебство можно изобразить иглой или просто карандашом. Кстати, карандашные рисунки художники считают чем-то промежуточным, подсобным. А Никиреев даже из рисунка делает картину, используя, например, уникальную технику: полутона он создаёт не штриховкой или растушёвкой, а точками. Этот способ хорошо известен в полиграфии: больше точек – темнее фрагмент, меньше точек – фрагмент светлее. Для полиграфии это вынужденное решение, а для изобразительного искусства – ноу-хау. Так вот, Станислав Михайлович остро заточенным твёрдым карандашом наносит точки-пиксели сотни и тысячи на каждый квадратный сантиметр (Титанический труд!). За счёт этого он получает удивительную бархатистую фактуру, плавные переходы и растяжки. Вот где колдовство! Вот уж воистину дело мастера боится!
А признание настоящих мастеров сегодня особенно важно, так как культурное пространство сильно заражено сорняками, которые лезут вперёд, стараясь затмить истинные таланты. Что можно противопоставить такому нашествию на культуру? В первую очередь – пропаганду настоящего искусства. Творчество Станислава Никиреева – тот живительный родник, который показывает, что есть ИСКУССТВО на самом деле…
Станислав Никиреев после окончания Суриковского института приехал в свой родной город, в Подольскую производственно-художественную мастерскую (тогда так называлось Подольское объединение художников), но молодого художника в мастерскую не приняли: сказали, что графики им не нужны, а свободных мастерских нет. Печально, но факт. Никиреев просить или настаивать не стал. Так что он никогда не имеет мастерскую, работал у себя дома. Позже, когда Никиреев стал знаменитым, мастерскую ему не раз предлагали в Химках, в Москве. Позже ему с великой радостью предоставпли бы и мастерскую, и жильё любой город, любая страна мира. Но он предпочитал жить в Подольске и работать в своей двухкомнатной квартире.
– А зачем мне мастерская? – полушутя, но с грустью в голосе говорил Мастер, – когда устаю от работы, я открываю свою коллекцию, и это для меня – лучший отдых. Она же всегда рядом со мной. – Станислав Михайлович имел в виду свою уникальную энтомологическую коллекцию. Он нам показывал её и рассказывал с большой охотой и глубоким знанием предмета разговора. Сотни коробок с бабочками и жуками, тысячи уникальнейших экспонатов. Есть даже экспонаты, которых в России нет больше ни у кого, кроме Никиреева. А одного жука Станислав Михайлович нашёл, точнее – открыл сам лично, путешествуя по Грузии. Раньше науке этот жук не был известен. Всё это удивительным образом систематизировано. Эта коллекция – плод многолетнего титанического труда и любви к природе. Так что трудно сказать: энтомология (наука о насекомых) хобби или вторая профессия нашего героя. Что касается увлечений вообще, то их тоже много: Станислав Михайлович был страстным путешественником – объездил полмира от африканских пустынь до вершин Гималаев. Он ещё был и заядлым футбольным болельщиком, и не пропускал по телевизору ни одного матча с участием сборной России или ведущих команд мира.
После выставки в Подольске неугомонный и неутомимый Никиреев уехал в Африку создавать новые шедевры изобразительного искусства и искать новых претендентов в свою богатейшую коллекцию.
Как-то мы посетили Станислава Михайловича и его супругу Нину Савельевну у них дома. Встреча была исключительно тёплой. Во время беседы нас поразил такой факт: мы задаём Станиславу Михайловичу вопрос о его творчестве, а он со свойственным ему темпераментом, даже азартом рассказывает о других художниках. Сначала он показал нам книгу о художнике-самоучке, крестьянине Иване Селиванове.
– Какой талант?! Смотрите, какого льва он нарисовал, хотя зверя этого он никогда в жизни не видел. А этот портрет? Какая мощь, прямо Италия! Ведь он не только никогда и нигде не учился, но он даже никогда не видел мольберта. И рисовал он на жёлтой обёрточной бумаге. В последние годы его жизни я помогал ему, посылал бумагу, краски. А вот этот художник, наоборот, – профессионал, получивший отличное образование. – Продолжал рассказ Станислав Михайлович. – Он показывал роскошный фолиант с произведениями грузинского художника Гурама Доленджашвили. – Это чудо какое-то. Он из своей субтропической страны уехал на север России, чтобы увидеть настоящую зиму, настоящий мороз и снег. Снег и зима его любимая тема. Он даже Грузию изображает в основном в зимнем наряде. Кстати, Гурам по моей инициативе был избран Почётным академиком Российской академии художеств.
В журнале «Artcoucil. Художественный совет» Станислав Михайлович Никиреев об этом художнике в статье с поэтическим названием «Блистательный мастер тишины» написал:
«Искусства без признаков чудесного не бывает… Но (я) всегда был счастлив до потери покоя и равновесия душевного, когда встречался с чудом в живописи или графике, или искусстве вообще, у других художников. И это состояние возбуждённой радости усиливается, когда встречаешь художника своего времени. Живёшь, часто не подозревая, совсем от него близко».
В этой удивительно доброй, щедрой и профессиональной статье автор одаривает товарища высочайшими эпитетами. Так может написать о коллеге только выдающийся художник, человек с кристально чистой душой, который не завидует соратнику, а искренне радуется его успехам. И в этом весь Никиреев, великий художник и удивительно добрый человек. В этом мы ещё раз убедились, проговорив с ним несколько часов. Талант гения, достижения высочайшего профессионала, восторги ребёнка, и всё это в одном человеке.
Последние годы Станислав Михайлович делал ещё одно дело, имеющее огромное значение для отечественной культуры: он писал воспоминания о малоизвестных или совсем забытых художниках, с которыми ему приходилось встречаться, которых он знал. И воистину талантливый человек талантлив во всём: у него необыкновенно сочный и ёмкий язык. Все цитаты Мастера мы приводим в первозданном виде, чтобы вы почувствовали «вкус» его слова. Вот послушайте его:
– Я пишу об этих, как это сказать, маленьких людях, человечках, которые не были настоящими художниками, они делали вид, что художники, подражали Герасимову. Я их всех хорошо помню, я о них пишу. А кто ещё о них напишет? И получается колоритный рассказ...
Помню, у нас появился один казак, как сегодня говорим, крутой человек. Он открыл художественную студию с целью заработать деньги. Потом студию в художественную мастерскую превратили, вывески писали, деньги зарабатывали. И, как ни странно, такой поток пошёл желающих обучаться. Я там самый маленький был, мне было 15 лет. Все, кроме меня, были фронтовики. Я познакомился с одним фронтовиком, с которым мы потом в Пензу поехали, в знаменитое Пензенское художественное училище! И мы решили поступить в это училище. Конечно, с первого раза не поступили: у моего товарища в диктанте было более 30 ошибок, у меня по математике – кол. А там так: получил плохую оценку, езжай домой. Но получилось так, что все получили плохие оценки, и принимать некого было. Мы на второй год приехали, а наши друзья уже на втором курсе. Если бы мы не уехали, тоже бы остались в училище. А время было трудное, голодовка была, надо было как-то деньги зарабатывать. Наверно, километр целый написан лозунгов, транспарантов всяких.
Станислав Михайлович и рассказчик отличный, и мы слушали его, затаив дыхание.
– Я часто вспоминаю Пензу, славный город! Там река Сура, а мы жили на набережной. Тротуары там были деревянные…
В 57 году я окончил училище и сразу же, на второй день – в Москву, в Суриковский институт. Я бы окончил раньше, но меня взяли в армию. Я думал, что меня не возьмут: я был комсомольский секретарь, член южного райкома комсомола Пензы. Думал: «Такой начальник, в армию не возьмут». Взяли. Но и в армии был период счастливый: я рисовал. Я там написал три огромные картины на военную тему, во всю стену: «Запорожцы», копия с Репина, с журнала «Огонёк» взял. Там головы с ноготок, а мне надо было писать почти в натуральную величину. Как я одолел, даже не понимаю. Вообще здорово написал. Мне предложили: «Товарищ художник, нам надо что-то на военную тему». Я подумал, чтобы не было совсем скучно, предложу «Запорожцев». Спросили: «А где же военная тема?» «Вот один стоит с берданкой, другой с пороховницей». Я писал целый год с большим удовольствием. А когда мы выехали в лагеря, там была эстрада, я поставил огромный холст и стал писать Стеньку Разина по Сурикову. Я в воинской части настолько был занят, что даже с девками, с невестами некогда было погулять. Так что не совсем вычёркнуты из жизни эти три года. Польза во всём есть. Польза есть даже в болезни. Как недавно сказал артист Боярский, человек, который не прошёл операцию, реанимацию, он не знает что такое вкус жизни.
– Станислав Михайлович, вы народный художник России, действительный член РАХ и т.д., Какую награду Вы ещё хотели бы иметь?
– Все регалии, конечно, приятны, но фактически они ничего не значат. Художник Нестеров, уже тяжело больной, отказался от звания, которое ему хотели присвоить. Я, говорит, и так знаю кто я. Вот для артистов это важно. Объявляют: «Выступает народная артистка Пугачёва! Ура!».
Талант, конечно, надо ценить. Хорошо, что Вы, Григорий Иванович, написали про Веню Сафонова, вспомнили старика. Он был большим художником! А Женя Самсонов? Мощный художник! Он тоже заслуживает всяческих похвал. – Как видите, Станислав Михайлович разговор опять перевёл на другую тему, такой уж он был человек...