Начало здесь http://www.proza.ru/2015/11/09/1272
Статуэтка выпустила из себя энергетическое облако, и Вересов снова увидел мираж.
На этот раз он лицезрел отнюдь не события давно минувших тысячелетий, а совсем недалёкого прошлого. Немецкие солдаты времён расцвета Третьего рейха маршировали по улицам Берлина, двигаясь стройными рядами, неся знамёна со свастиками и горящие факелы в руках. Они группировались в колонны, каждая по сто человек. Впереди колон шли два оркестра, штурмовики и барабанщики. Музыканты и манифестанты держали в руках несколько десятков флагов нацистской партии. Всё это происходило под торжественные звуки Баденвейлерского марша, так любимого их незабвенным маньяком-фюрером.
- Третий рейх, - прокомментировал Вересов, - самое марширующее общество в истории. Нацистами широко эксплуатировался эстетизм строя.
Когда колонны подходили к площади, она была уже битком заполнена народом. Появление же марширующих с оркестрами, со знаменами и несколькими сотнями штурмовиков вызвало настоящий взрыв энтузиазма среди толпы.
Тут же возникло видение грандиозной трибуны, за ней три гигантских флага, каждый из которых превосходил высотой десятиэтажный дом, полотнища их были натянуты на деревянных перекладинах: два их них чёрно-бело-красные, а последний флаг со свастикой. Их освещали мощные прожектора, дабы усилить впечатление приподнятого центра.
Судьба предоставила Гитлеру сцену. Спектакль начался, в зале аншлаг. Театр оказался сильнее правды жизни. Это можно описать лишь одной древней формулой: «В него вселялся дух».
- От использования людей в качестве декоративного элемента не очень далеко до использования человеческих волос и кожи в качестве материалов для декоративных изделий. Есть люди, которым нравится смотреть парады, тем более маршировать на них самим. Но люди интеллигентные всегда считали это неэффективным расходованием сил, развлечением для заурядных личностей, и осуждали интерес к зрелищам. Но поскольку заурядностей много и их надо развлекать и воспитывать, то парады, наверное, нужны… Однако, организовывать их необходимо так, чтобы меньше раздражать интеллектуально развитую часть общества, - скептически заметил профессор. – «Идеальной политикой является её отсутствие». Похоже Гитлер, зная эту формулу, принимал очень уж близко к сердцу эти незатейливые слова со страшным подтекстом. Здравый смысл совершенно отсутствовал в его речах, но больше уделялось внимания грандиозной, продуманной и психологически точно просчитанной концепции некоего великого немецкого предназначения, подкрепляемого для большего воздействия на публику эстетическими штучками, политическими ритуалами, граничащими с оголтелым мистицизмом, щедро сдобренные драматическими эффектами и актёрской игрой этого по истине народного театра. И в самом деле, бесконечные нацисткие парады со стройными колонами с в унисон бьющимися сердцами людей производили, пожалуй, большее волнение в душах обывателей, чем даже дышащие театральным драматизмом речи самого главного актёра этого действия – фюрера.
Но как он играл! Настолько реалистично, что похоже никогда не выходил из своей роли. Ведь скрывать свою истинную личность, маскироваться за маской сильного лидера – было главной и основной целью его жизни. В его трагикомичных публичных выступлениях продумано оказывалось всё до мелочей и всё имело особый смысл, от интонации до мимического грима и мельчайшего жеста. Всё это демонстрировалось публике согласно сценарию и было под контролем актёрствующего маньяка. Возможно, одержимый страхом наскучить публике, он постоянно пытался сопровождать свои выступления новыми, всё более эффектными номерами. Очевидцы рассказывали, что на одном из таких спектаклей имел место случай, когда фюрер нарочно до последнего мгновения откладывал свою речь. Он ждал, когда, выйдя из-за туч, его ораторствующую фигуру осветит яркое солнце. Ведь истинный герой, как он полагал, для своей аудитории должен оказаться озарён и выделен из серой массы самой природой. И подобные расчёты оказались вскоре весьма оправданы. Как ответ на свои старания, пресловутый лидер немецкого народа испытал пьянящее чувство восторга окружающей его, приветствующей и кричащей страшными голосами, скандируя политические лозунги, ликующей толпы. Это были знаки всеобщего, тотального обожания, и он купался в лучах славы.
Чувствуя контакт с народом во время своих зажигательных публичных речей, Гитлер, как правило, начинал свою речь импульсивно и весьма беспорядочно жестикулировать. При этом его голос, всё повышаясь, приобретал достаточно эффектный металлических тембр, который, казалось, поднимаясь до невозможных, почти немыслимых высот, вдруг неожиданно низвергался в бездну, рождая в душах щемящее чувство духовного полёта. Обычно к концу своей речи Гитлер вдруг начинал оголтело и неистово кричать. При этом звуки его голоса одуряли и подчёркивали смысловое начало речи одновременно. В эти мгновения самые заурядные и никчёмные слова, банальные и весьма аморальные идеи, бесконечные завиральные обещания казались полными смысла, магическими и пророческими.
- И тогда бой одного барабана подхватят другие. А рядом с одним знаменем поднимутся и другие знамёна. Объединятся вместе отряды и дивизии, и униженное сообщество разобщённых людей снова станет единым народом и двинется вперёд одной нескончаемой колонной.
- Мой фюрер! – отвечали ему ораторы, - Мы всегда верно служили вам. И в будущем мы будем выполнять только ваши приказы. Мы подчиняемся только нашему фюреру и всегда готовы доказать ему свою верность. Да здравствует наш фюрер Адольф Гитлер!
О стремлении двигаться куда-то единой колонной фюрер говорил постоянно. Но куда двигаться – непонятно. Его речи высвечивали достаточно зыбкие цели. Но они занимали и пронимали до глубины души толпу. И тогда становилось предельно ясно, что национал-социализм несомненно был не идеологическим, а сугубо харизматическим движением. «Двинемся единой колонной!» - говорил людям вождь. И они послушались его и двинулись.
Но страшнее всего и даже достойно психологического и социального исследования то, что, будучи одним из самых замечательных и признанных ораторов в истории, Гитлер не оставил после себя ни одного крылатого выражения, ни одной запоминающейся фразы. Точно также нет ни одного яркого исторического анекдота о нём. Зияющая пустота была за всей этой внешней силой.
В «Майн кампф» Гитлер осмыслил реакцию публики на свои актёрские сцены и театральные речи следующим образом. Толпа подобна женщине, душевное восприятие которой определяется не столько доводами безупречной логики или абстрактного разума, сколько доводами непреодолимой эмоциональной тоски по недостающей ей силе. И именно ввиду подобной нехватки, она предпочитает подчиняться сильному, нежели повелевать слабым. Так и массы больше любят повелителя, чем просителя. Гитлер называл толпу воплощением женского начала, и даже однажды – своей единственной невестой. Сексуальность, направленная в пустоту, вызывала визгливые крики наслаждения. В свою очередь такие реакции стимулировали всё новые и новые словоизвержения у одинокого, лишённого любви и настоящей привязанности, человека. Магнитофонные записи того времени точно воспроизводят своеобразную атмосферу некоего непристойного массового совокупления, царившего на тех мероприятиях. Затаённое дыхание в начале речи, неожиданные, резкие короткие вскрики, нарастающее напряжение и первые освобождающие вздохи удовлетворения. И наконец – опьянение, новый подъём, экстатический восторг, как следствие, наконец-то наступившего, речевого оргазма. Современники описывали это сексуальное буйство в выражениях, подходящих больше для Вальпургиевой ночи на горе Брокен. Говорят, что оратор сходил с трибуны, потеряв в весе два-три килограмма. Пропитанная потом гимнастёрка – униформа его первого политического периода, окрашивала его бельё в синий цвет. И в это момент Гитлер превращался из миссии в очевидную заурядность.
Видения исчезли, а из статуэтки раздался голос, подобный гулким раскатам грома:
- Я – великий бог Шива, разрушитель этого мира, наводящий ужас на небожителей и смертных! Мои три всевидящих ока проникают взором вглубь вселенной, и Мне ведомо все, что происходит в трех мирах. Я — великий источник мощи и силы! Склонись предо мной и проси о милости. Я – великий и всеблагой, Мне всё доступно на этой земле, а также в воздушном пространстве и в небесных пределах. Проси у меня прощения за свою дерзость и умоляй о милости, иначе Я подвергну тебя суровым испытаниям.
- Ну-ка, посмотрим на твои испытания, - бесстрашно сказал Вересов.
И тогда Шива завопил что есть мочи нечеловеческим голосом, издавая при это, как переливы, какие-то дребезжащие трели, так, что профессору показалось, что у него вот-вот лопнут барабанные перепонки. И Николая Степановича объял такой дикий ужас, что он отлетел в угол залы, закрывая глаза и затыкая уши, не в силах справиться с внутренней паникой, потому что ему показалось, что все армии мира атаковали его. Но он взял себя в руки.
- Ничего ты мне не сможешь сделать, жалкий божок, - с достоинством заявил он, - ты только действуешь мне на нервы и заставляешь усомниться в своей неуязвимости, чтобы я струсил, как заяц и купился на твои понты. В этом мире Бог – это я, и я здесь хозяин. А твоё время ушло, жалкий старикашка!
- Ну, хорошо, я явлю тебе свою благость, - Шива сменил гнев на милость. - И даже, возможно, в знак благосклонности заключу тебя в свои объятия, если ты, конечно не испугаешь узрев мой истинный лик. Хочешь, я награжу тебя тем, что ты никогда не будешь испытывать ни боли, ни недуга, и никто не сможет победить тебя в битве? И разрешу попросить у меня то, что сам пожелаешь. А может ты хочешь для победы над врагами неотразимое оружие богов, способное разрушать три мира?
- Нет уж спасибо, - ответил Вересов, - ты не купишь меня на свои байки. Твоя схема давно известна и стара, как мир. Думаешь я не читал древних мифов? Тоже самое ты предложил и Арджуне – сыну небожителя и земной царицы. Ты именно на это его поймал, потому-то он и развязал ту войну, повергшую в ужас жителей того древнего мира. Он корчил из себя героя, делал вид, что борется с демонами, а на самом деле тупо боролся за власть и царский трон.
Ты всем предлагаешь одно и тоже. И Гитлеру, я уверен, предлагал тоже самое. Ну, конечно, вот почему он так усиленно штурмовал Гималаи, засылая туда экспедиции в поисках секрета сверхоружия. Начитался древних индийских мифов.
- А хочешь, я тебе дам такое оружие, которым не в силах владеть никто из богов? – снова предложил Шива, - Уверен, оно тебе будет по силам. Я научу тебя, как применять его в бою, как метать его во вражеское войско и возвращать обратно. Это очень просто, всего лишь нужно управлять оружием мыслью, словом и руками…
- Заткнись уже! Надоел! – вспылил Вересов, - И вообще, исчезни, это моя псевдореальность.
С этими словами профессор поднял с пола упавшую статуэтку голыми руками, несмотря на то, что она вдруг стала горячее солнца. И засунув её за пазуху, уже собирался удалиться, но в тот момент услышал в зале неторопливые, крадущиеся шаги.
«Ну, это, наверное, мистер Ребров спешит свершить своё тёмное дело, - подумал он, - вовремя я успел. Эх, Митя, Митя! – продолжал он соображать далее, кладя под стеклянный купол фальшивую фигурку, - вложил бы я внутрь её тебе записку с хорошим набором изрядных матерных ругательств, но не хочу тебе оставлять никаких шансов на подозрения».
Дверь в залу в тишине жалобно скрипнула, но когда «будущий покоритель миров» вошёл, Вересов уже подобно привидению, выскользнул из здания музея, унося с собой ритуальную фигурку Третьего рейха.
****
Николай Степанович снова шагнул в вечность… Время и пространство вновь пришли в движение, сферы громоздились, стихии бушевали, с быстротой молнии проносились мимо галактики, времена и события, Земля и Луна вращались по своим орбитам с огромными скоростями, только уже теперь в истинном направления, потому что время в данном случае для профессора двигалось в правильную сторону.
- Мне удалось достать её, - доложил Николай Степанович Марничеву, шагнув из бездны через перила балкона. – Только мне кажется, что это очень опасная штука. В своём мире я с ней едва справился, а уж в реальном, она бы меня точно разложила на атомы. Даже не знаю, что делать? Разбить статуэтку можно. Я уверен, это возможно, потому что её уже разбивали. Только толку от этого мало, её сверхвеликие обитатели и неутомимые воинствующие «герои» просто находили себе новое пристанище.
- А ты отдай её мне, - вдруг предложил Виктор, - я просто передам её в руки того, кто сможет с ней справиться.
- Спасибо, друг, очень выручил, - со слезами радости воскликнул профессор и обнял своего школьного друга. – Ну, я пошёл, - объявил он решительно, отдавая таинственную статуэтку в руки Марничева, - я очень спешу и у меня ещё много дел. Ведь я теперь в своём мире, типа, ангел-хранитель. Мне нужно устроить счастье многих людей. А тебе я полностью доверяю, дружище.
С этими словами профессор снова шагнул в вечность.
- Ну-ну, доверяет он мне. Доверчивый, значит, - пробормотал Марничев, вернее тот, кто за него себя выдавал, оставаясь наедине со своими мыслями, – профессора двадцать первого века, видимо, вообще склонны питать непростительную нежность к своим старинным приятелям. Значит, похоже, случай с Ребровым его ничему не научил, - добавил он далее, принимая совершенно другой облик…
***
Вересов был замыленный и уставший, но чрезвычайно довольный собой:
- Это же надо, сколько мне удалось понатворить нужных и важных дел! – говорил он сам с собой, шагая по небу между облаков (только крыльев ему не хватало, впрочем, зачем они ему теперь нужны?) - Во-первых, предупредил Монстродела, чтобы он не совался в волшебный мир. Во-вторых, помог собственной семье и своим друзьям. Конечно, дочка моя, после всего мою переделанного, не станет супергероиней, ведь в том волшебном мире благополучно родились свои Ген и Нако. Впрочем, и ладно, целее будет. И мне так спокойнее, работа у неё уж больно была опасная. А перспективы у Натки есть и без героических подвигов. Она же у меня способная, вся в меня… Глядишь и Нобелевскую премию когда-нибудь отхватит по математике. А Генка-то рано или поздно Олимпийским чемпионом будет, не иначе. Но самое главное, я сделал так, что мои голубки без приключений встретились и полюбили друг друга, также, как и Фёдор со Светланой. Какие же красивые всё-таки пары. Прямо душа радуется! Теперь Светочка без всяких там биологических курьёзов выносит и родит своих детей, как и полагается любой женщине в течении девяти месяцев. И акушерка, которая будет принимать роды, не упадёт в обморок от их демонического вида. Правда детишек на свет появится всё-таки шестеро, но очень милые близняшки. Эх, и понабегутся репортёры! В газетах напишут, по телевизору покажут, интернет будет полниться видеороликами и комментариями.
Папочке Феде теперь придётся, конечно, изрядно повкалывать на четырёх работах. Он же зарплату-то огромную не будет получать из бюджетов волшебного мира. Но ничего, родители помогут, они люди не бедные… О, боже! Скукотища-то какая! Зато всё спокойно, чинно, мирно и весьма предсказуемо. И я буду без нервов совершать свои открытия и дожидаться внуков.
Плетнёву и Романову я помог. У них, разумеется, и без меня всё было уже нормально, но я чуть-чуть посодействовал их продвижению по службе. А что, они вполне заслужили. Хорошие же ребята!
А вот Карповичу я заготовил особый сюрприз под названием Анжелина Анатольевна Зайцева, ведь без Реброва-то они бы не встретились, зато теперь я подсобил, прямо как крёстный отец родной. Хоть, конечно, она дама не в меру темпераментная и практически изнасиловала нашего героя, но он-то, по-моему, не особенно сопротивлялся.
Приятные хлопоты! Теперь я понимаю, кто они – ангелы-хранители! Надо бы будет в скорости поставить всё на поток. Интернет псевдореальный организовать, принимать молитвы, просьбы и пожелания. Работы немеряно, зато приятно. Мне кажется, я вскорости сделаю этот мир чище, совершеннее и лучше! А зачем же я тогда совершал свои открытия? Но самое главное я пристроил эту «ядерную» статуэтку в надёжные руки! Какой я молодец!
Но теперь я сделаю самую приятную часть своей работы. Вперёд! Меня ждут счастливые… вернее, великие дела!
Продолжение здесь http://www.proza.ru/2015/11/15/2045