Беда у меня стряслась. Нет, не пугайтесь — ничего трагичного. Просто друг мой Юрик решил в писатели податься. Ну а что, чем он хуже других? Вон как складно умеет начальству объяснительные писать. Директор даже всплакнул пару раз. Опять же, фантазия в наличии: жене такие сюжеты выдает — куда там Стивену Кингу. Недавно задержался у милой сердцу и телу девушки, а жене рассказал, что по дороге йети встретил, пообщались о том, о сём. Да так живо описал, что жена на телевидение хотела звонить. Перебор с фантазией вышел, еле отговорил благоверную.
Начал друг с юмора. Жанр весьма благодарный на читателя в наши скорбные дни. Строчит анекдоты. Очень такие специфические — в основном на еврейскую тему. Ну, оно и понятно, евреи никогда не выйдут из моды. И никто не обидится — привыкли за тысячи лет, болезные. В общем, пишет он. И вроде слова все правильные: в наборе есть и Сара, и Абрам, и “таки-да”, и “я вас умоляю”, и даже кагтавит вполне прилично. Но не смешно. Вот убейте — не смешно. Пошло, тупо, ужасно. А самое страшное то, что ему — смешно. Очень смешно ему, доволен собой сверх меры.
И потому, уверенный в гениальности своих творений, Юрик ищет отклик и признание в сердцах близких и не очень, а иногда и совсем далёких людей. То есть у меня. А я от природы добрая ведь. Ну, вы знаете. Слово “нет” выучила только годам к… не скажу скольки — стесняюсь. Приходится читать и отзываться восторженно. Это очень мучительно, скажу я вам — идти против природы своей. Страдаю я, а правду сказать никак не могу. И ведь, зараза, плодовитый какой: в день по 20 анекдотов про евреев, 5 про чукч и три байки про Чапаева на закуску. Иногда разнообразит острой политической сатирой про Обаму, санкции и прочее злободневное. Весь этот щедрый урожай он первым делом мне шлёт. Утром глаза только открою, а тут “дзыньк” — письмецо в конверте на телефон пришло. Каждый день. А сам сидит, ждет реакции. Если не отвечаю в течение часа — звонит встревоженно: “Всё хорошо, Леночка? Ты в порядке? Ну, как тебе?” В порядке всё, да. Кто б меня пристрелил уже.
“Ах, как смешно ты сегодня написал, дружок! Сегодня вообще супер вышло. Вот ведь какой ты молодец! Дай-ка я умоюсь, позавтракаю, а потом тебе перезвоню, обсудим”.
Я, конечно, не единственная, кому он шлёт свою чумовую нетленку — друзей у него много. Было. В последнее время жаловаться стал, что друзья пропадают — на звонки не отвечают, письма игнорируют. Все деловые стали, занятые. Пара друзей на буровые вышки завербовались, один в тюрьму сел, тётя знакомая в космонавты подалась. А мне деваться некуда — я дама незамужняя, работаю два через два. И так на меня этот его икромётный юмор действует ужасно, что сплю по ночам плохо, аппетит пропал, волосы лезут, и несколько букв перестала выговаривать.
Но недавно набралась я смелости (выпила 100 гр, если точнее, а если еще точнее — 350) и на его требовательное “Ну, как тебе?” ответила: “Так себе, если честно. А если совсем честно — вообще никак. Не смешно это совсем, Юрик. И раньше не смешно было. Уж ты меня прости, дорогой”. Пауза такая долгая была. Я уж испугалась, не случилось ли с ним чего. Но нет. Помолчал Юрик, и говорит: ”Спасибо тебе, Лен. Ты ведь друг верный мой. Правду сказала, уважаю!”
Я ушам своим не поверила — неужели?! Неужели он оставит меня в покое? И всего-то понадобилось правду сказать. Экая я дурища, что так долго молчала. Верить надо в людей и в понимание их. Радуюсь я, в общем, улыбаюсь ему в трубку всем существом своим, а он говорит: “Я, Лен, знаю, что могу лучше. Вот знаю, и всё. Есть во мне эта жилка писательская. Я теперь вот что — лирику писать буду! Это просто — оно из души само польётся. Вот увидишь — у меня получится!”.
Польётся ведь. Ох, как польётся. Так, Лена. Возьми себя в руки. Всё поправимо. Номер телефона поменять не сложно. Работу найду — чай, не безрукая. В соседнем городе, говорят, зарплаты выше.
Народ, я однушку почти в центре недорого продаю — никому не надо? Пишите в личку, если что.