Компания Боба что-то затевала. Внутренний голос подсказывал Лёшке, что медлить нельзя, надо делать признание, иначе он потеряет Наташу. Танцы ещё только начинались, а Лёшка уже вышагивал у ворот, шевеля губами и проверяя на слух разные варианты признания. «Наташа, я тебя люблю» — звучало торжественно, точно он звал её под венец. «Наташа, я в тебя влюблён» — казалось высокопарным. «Наташа, я без тебя жить не могу!» Неплохая версия. «А я без тебя могу!» — скажет она, и что тогда? Лёшка был в отчаянии. Между тем зазвучала музыка. Голос Мулермана пел:
Представить страшно мне теперь
Что я не ту открыл бы дверь,
Другой бы улицей прошел
Тебя не встретил, не нашел.
Лёшка прошёл на танцплощадку. Сделал круг, другой. Наташи нигде не было. Аллы тоже. Покружив недолго в толпе, он бросился в клуб. В огромном зале была одна Варвара Степановна. Она проверяла, не просох ли после моря её купальник с поролоновыми чашечками для грудей. Увидев Лёшку, дико вращавшего глазами, она спрятала за спину купальник и сказала с раздражением:
— Шатов? Ты пьян?
Лёшка проскочил мимо неё, окинул взглядом кровати Наташи и Аллы. Они были аккуратно заправлены. Он поднялся бегом на сцену за занавес, заглянул в каморку, в которой жила компания Боба. Она была пуста. Лёшка вытер испарину со лба, теряясь в догадках. Вдруг страшное подозрение обожгло его, он ринулся вон.
— Шатов, что случилось? — спросила классная, когда он уже был в дверях. Лёшка только промычал. Он снова носился по танцплощадке, шаря взглядом по лицам ребят. Всюду смех, улыбки, горящие взгляды. Гусевич в кольце зевак изображал робота. Бякин кусал губы, завидуя его успеху. Широков, изображая блатного, выкидывал пальцы перед девочками, подныривал головой, как в боксе и подбивал кверху свой пиджак, надетый на голое тело. Опять звучал голос Мулермана:
И это, кажется, не тайна,
Что люди с болью и мечтой
Всегда встречаются случайно,
На равных, — грешник и святой
Лёшка уверял себя, что ничего страшного не произошло. Девочки гуляют где-нибудь и скоро объявятся. Однако тревога не оставляла его, он сновал между ребят, выбегал на улицу, прислушивался к голосам, возвращался. Минул час. Угорев от поиска, он приплёлся на задворки, чтобы остудить под колонкой голову. Кромешную тьму разрезал свет из окон клуба. Капли конденсата сверкали на боках у колонки. На земле перед колонкой блестела лужа. Широко расставив ноги над лужей, Лёшка нажал на рычаг. Хлынула струя воды. Он пил её горстями. Вдруг неподалёку затрещали кусты. Лёшка насторожился. Кто-то приближался… Из темноты вышла девочка в белом.
— Наташа! — вскрикнул он.
Она едва держалась на ногах. Подошла, качнулась назад. Лёшка схватил её за плечи. Подняв тяжёлый взгляд, она криво усмехнулась:
— А, это ты…
От неё разило вином. Внезапно содрогнувшись, она сложилась пополам и с хриплым звуком прянула вперёд. Лёшка снова поймал её.
— Уйди, — не поднимая головы, проговорила она.— Не смотри на меня…— И схватилась руками за живот.
— Попей, — сказал Лёшка, пустив воду из крана,— лучше станет!
Потеряв равновесие, Наташа ухватилась за хобот колонки. Лёшка придержал её за спину.
— Не трожь, — резко сказала она.
Он поднёс ей пригоршни с водой.
— Умойся. Лучше станет. Ну же, наклонись.
Она снова содрогнулась и пожаловалась:
— Тошнит… а вытошниться не умею.
— Пальцы в рот засунь... Вот так. Глубже. Ещё глубже.
— Не получается, — говорила она, вынимая руку изо рта.
— Болит голова?
— Болит.
— Надо намочить. Наклонись.
Он завёл её голову под кран. Через минуту Наташа выпрямилась. Пышная причёска осела, мокрые волосы плотно обтянули череп; длинные пряди прилипли к щекам; из глаз протянулись чёрные потёки туши. Как она была бледна, и как красива!
— Не смотри, — буркнула Наташа. — Уйди!
— Господи, зачем ты это сделала?
— Не твоё дело.
Она дрожала, как мокрый воробышек.
— Тебе надо под одеяло. Согреться. Поспать. Я отведу тебя.
— Отстань!
И вдруг рядом раздался голос:
— Ольга! Ты здесь?
Классная, Варвара Степановна, искала свою дочь. Лёшка живо потянул Наташу назад, чтобы спрятаться, но она капризно вырывалась.
— Куда ты меня тащишь? Пусти!
И тут перед ними вынырнула Варвара Степановна.
— Тоцкая! — произнесла она зловеще, будто сверяясь со списком, и в следующее мгновение исчезла во мраке. Наташа мигом протрезвела.
— Отведи меня.
Они поплелись вдоль стены клуба, завернули к крыльцу. Лёшка заслонил собой Наташу, чтоб её не заметили с танцплощадки. Они поднялись в клуб. Лёшка уложил Наташу на её кровать. Откуда-то ни возьмись Таня Путинцева.
— Ей плохо? Надо врача?
— Ничего не надо, — ответил Лёшка.
— У меня потолок вертится… — слабым голосом проговорила Наташа и закрыла глаза.
Почуяв от неё запах перегара, Путинцева отошла. Лёшка повернул Наташу на бок, помня, что пьяному нельзя лежать на спине. Несколько минут он слушал её. Дыхание было ровным. Успокоенный Лёшка на цыпочках пошёл прочь. Внезапно Наташа проговорила вослед ему:
— Лёш-ка… я ду-ра…
Он покачнулся, как от удара. По имени назвала! Будто судорога пробежала по нему, подбородок задрожал, губы скривились… Чтобы не разрыдаться, он задышал глубоко, часто, и бросился вон из клуба.
История, в которую попала Наташа, была такова: Боб с компанией купил у местных канистру вина. Пригласили Наташу, Аллу и Ольгу, дочь классной руководительницы. Расположились в абрикосовом саду. Пели под гитару, пили вино стаканами. Привычная Алла не отставала от мальчиков. Ольга пропускала и была скорей трезва, чем пьяна, а Наташа захмелела быстро и сильно. Что-то не понравилось ей вдруг, она оставила весёленькое общество, упрямо отказавшись от сопровождения, и долго плутала по ложбине, пока не набрела на Лёшку Шатова…