Я тяжело схожусь с людьми, может, чувствую чужую ауру. В большинстве случаев находиться рядом с другим человеком трудно. Хочу рассказать о человеке, рядом с которым мне было очень легко.
По воле судьбы или по отсутствию своей я оказалась на заводе по переработке нефти в одном волжском городе. Здесь работал мой муж старшим мастером и пользовался уважением начальника цеха за добросовестный труд и преданность заводу. По протекции этого начальника меня и брали на работу. Завод для меня место случайное, временное, поэтому, чем незаметнее будет должность, тем лучше. Я отказалась от офисной работы и пошла гардеробщицей в душевую завода. Привлекал график работы: сутки через трое, тем более, что маленькие дети требовали большого внимания.
Начальница душевой маленькая, плюгавенькая женщина с распушенными волосами, хотя на вид ей было не меньше сорока пяти лет, взволнованно говорила начальнику цеха:
- Куда я ее поставлю?! У меня уже семнадцать человек сверх штата!
Он отвечал ей:
- Она жена нашего хорошего сотрудника – определяйте куда хотите!
И начальница поставила меня третьей лишней в отлично сработавшуюся пару работниц в левую половину второго этажа. На каждом этаже было два отделения душевой. Через некоторое время одну женщину из этой пары отправили в «ссылку» в дальнюю душевую. Валентина Петровна, так звали эту женщину, кричала в праведном гневе:
- Я это так не оставлю, сейчас же пойду жаловаться начальнику цеха!
Что он ей мог сказать, если сам создал такую ситуацию? Два года я мыкалась с разными напарницами, одна из них прямо в лицо мне говорила:
- Даже муж с женой иногда живут, не любя друг друга, а уж мы как - нибудь сработаемся.
И вот, наконец, мне совершенно случайно поставили женщину Лиду. С первого слова она мне понравилась как человек. Это была интеллигентная, красивая женщина. Чем больше я узнавала Лиду, тем больше считала Лиду типичной и скорее даже образцовой русской женщиной и вдруг узнаю, что она чистокровная немка. Я была удивлена, хотя для меня совершенно все равно, какой национальности человек.
Лидина мать в шестнадцать лет во время войны была участницей трудового фронта: рыли окопы, работали сутками. Спать ложились в мокрых телогрейках, было холодно, и сильно уставали. Лида родилась уже на Волге, немецкого языка не знала, только в пределах школьной программы. В девяностые годы кто – то из ее родственников уехал в Германию, на историческую родину. Лидина семья тоже собиралась уехать, они даже ездили в Саратов сдавать экзамен на знание немецкого языка. Но тут неожиданно заболел Лидин отец и умер. Бросить его могилу и уехать оказалось невозможным.
Мы с Лидой продолжали работать. Я прибегала в душевую в семь часов утра с заводского автобуса и кричала:
- Мамка моя здесь?! Лида отвечала, слегка недовольная:
- Здесь твои, и мамка и папка.
У меня никогда не было старшей сестры, с матерью отношения сложные. А Лида была всего - то на пять лет старше меня, но была мне и «мамкой», и сестрой и подругой. Без нее я не смогла бы проработать на заводе двенадцать лет!
Лида женщина высокая, стройная, у нее правильные черты лица, светло – русые волосы и голубые глаза. Она очень аккуратная и привлекательная, красиво одетая. Характер у Лиды позитивный, веселый, она юмористка. Она в курсе всех событий, многие женщины приходили к ней, чтобы узнать какие изменения произошли в социальном обеспечении пенсионеров. Лида терпеливо выслушивала мое нытье о бесконечных болезнях матери, о домашних неурядицах.
А то, что у нее; заболел отец онкологией, я узнала не от нее, а от других женщин, то, что муж у нее спивается уже несколько лет и она не знает, что делать я тоже узнала не от нее. Отец умер, и до последней минуты с ним сидела Лида, а не мать, которая отказалась сидеть возле умирающего мужа, настолько это было тяжело. Лида делала отцу обезболивающие уколы.
Мать осталась одна в поселке за Волгой. Лида еще десять лет ездила к матери, которая категорически отказалась переехать к дочери в городскую квартиру, на пятом этаже без лифта. Лида бесстрашно переплывала Волгу на переполненных суденышках старых, престарых. Только бог, наверное, спасал пассажиров этих пароходиков. Я бы, точно не смогла бы плыть на переполненной развалюхе. Лида везла матери полные сумки продуктов, лекарств – не скупилась.
Оклады у нас были смехотворные: сначала – 2400, потом стали прибавлять по 200 рублей. Нас приглашали в бухгалтерию расписываться за новый оклад. Всего начисляли по всем статьям шесть тысяч и чего только мы не делали за эти деньги. Обслуживали рабочих в гардеробе почти двести человек - принимали у них чистую домашнюю одежду на хранение и выдавали спецодежду. Несколько раз в течение суток перемывали все полы, а территория не маленькая. Убирали двор возле здания душевой, косили траву, вырубали поросль возле труб, короче были и за гардеробщицу, и за уборщицу, и за дворника, и за охранника.
В 2001 году наш дорожно – хозяйственный цех отделили от завода, чтобы платить меньше. Работать стало тяжелее, численность работающих сократили. Я в своем крыле осталась одна, Лиду перевели на первый этаж, там было всего одно крыло и работал один человек. Три года я работала за двоих, а доплата за второго человека в месяц составляла шестьсот рублей.
У нас сменилась начальница, которая нас не жаловала. Мы думали, что хуже быть не может, оказывается еще как может. Пришла молодая, ретивая, любовница начальника. Одевалась, как будто идет на панель, а не на завод. Начались придирки, унижения, она заставляла нас вычищать самые заброшенные и, малодоступные углы территории цеха. Гардеробщицы одна за другой стали увольняться. Ирина Игоревна, так звали новую начальницу, не испытывала к людям ни малейшей симпатии. Не знаю, связано это или нет, но она была вызывающе красивой и ко всем людям относилась, как к рабам. Новая начальница искренно удивлялась:
- Почему женщины увольняются? А впрочем, не все ли равно, ведь за заводскими воротами всегда очередь желающих занять их место.
Ей было невдомек, что люди бегут от ее к ним отношения. Любимое выражение начальницы по любому поводу было:
- Накажу рублем!
За что было нас наказывать?! После ремонта в душевой было бело и чисто как в хирургии, не во всякой больнице так ослепительно. А рабочие шли в ботинках, измазанных мазутом, поэтому нам приходилось постоянно оттирать плитку на полу. В душевых кабинках оттирали кислотой плитку на стенах и потолке от ржавой воды. Завод работал круглосуточно, и рабочие мылись тоже круглосуточно. Мы постоянно задыхались от кислоты, как и от хлорки, которую добавляли в воду для мытья полов.
В 2007 году Лида уволилась с завода из – за бесконечных придирок, даже к ней – абсолютно аккуратной и трудолюбивой женщине. Начальница сказала ей:
- А Вы на пенсии, могли бы уже и отдохнуть.
Да, Лида была на пенсии еще с сорока пяти лет, потому что до этого была на вредной работе - десять лет разливала по бутылкам ядовитые растворители. Без Лиды и мне не хотелось работать, да я уже давно собиралась уехать в Москву. Многие гардеробщицы были в шоке, что я за три года до пенсии хочу уволиться. Я же в шоке была от другого, как я могла свои последние лучшие годы с сорока до пятидесяти лет отдать заводу. Но что сделано, то сделано, если детям и мужу было хорошо, значит и я не зря жила. Но эти хотя бы последние, предпенсионные годы хотела посвятить себе, и для этого нужно было уволиться и как бы начать жизнь сначала на новом месте.
Однако вернемся к Лиде. Она сделала в квартире шикарный ремонт. Наверное, полгода бригада из трех человек приводила в порядок ее квартиру, которую в свое время пришлось вырвать из «горла» завода. Два десятка лет, она с мужем проработали на заводе, а квартиры не было, все стояли в очереди, снимая углы в чужих квартирах. Кто- то надоумил их сходить на прием к директору. Он позвонил начальнику ЖКХ, тогда еще дома заводского поселка принадлежали заводу. Но проходило время, а квартирный вопрос Лиды по – прежнему был на мертвой точке. Они опять пошли к директору. Он рассвирепел и опять звонит начальнику ЖКХ и говорит:
- Иван Алексеевич, чтобы в трехдневный срок нашел трехкомнатную квартиру Лапиным! Оба всю жизнь работают на заводе. Муж начальник цеха, жена мастер производственного обучения.
Лида тогда работала мастером производственного обучения. Она закончила нефтяной техникум, а муж строительный институт. Короче говоря, дали им тогда трешку на пятом этаже, без лифта, конечно угловую в плохом состоянии, все кривое, косое.
После ремонта квартира приобрела, можно сказать, шикарный вид. Лида пригласила всю нашу бригаду в гости на «отходняк», она только что уволилась. Девчонки, то есть старые тетки восхищались красотой квартиры. Новым было все: потолок, стены, полы, мебель, на стенах картины, на полу огромные вазы с цветами, на кухне и балконе множество живых цветов. Погуляли мы на славу, на память осталось много фотографий об этом вечере.
Все было хорошо, кроме здоровья мужа, он спивался. Любовь между супругами « испарилась», работа ему, видно, надоела, дача тоже, дети выросли. У Лиды было двое детей дочка и сын, а у меня тоже сын и дочка. Это была еще одна тема для наших бесконечных вечерних разговоров.
После увольнения с завода Лида отправилась в путешествии по Европе. Она была поражена увиденным до глубины души. В Германии, на ее исторической родине улицы мыли шампунем, везде росли цветы райской красоты. Лида была в восторге, чувствовала себя словно в сказке или в счастливом сне. Видимо в ее сердце и душе, а может, на генетическом уровне жила мечта о цивилизованной жизни, а пришлось опять вернуться в сумасшедшую Россию, в которой никогда не прекращается вечная борьба то за Вселенское счастье, то за кусок мыла. Про мыло я к тому, что если, забудешь в нашей умывалке душевой кусок хозяйственного мыла, то он обязательно исчезнет. Значит, он кому то нужен, значит не удовлетворена в людях даже эта простейшая потребность.
Когда я уезжала в свою любимую Москву Лида мне сказала:
- Если будет совсем плохо, продадим квартиру и уедим в Германию, надеюсь, родственники помогут устроиться. До настоящего времени я не теряю связи с Лидой, перезваниваемся, а когда я приезжаю в Самару, то обязательно встречаемся, потому что не часто в жизни встречаются люди щедрые душой, которые не могут относиться к ближним формально, холодно. Я рядом с Лидой отдыхала душой, испытывала настоящую роскошь человеческого общения.