Чудак человек

Людмила Шенталинская
 Отец мой, Михаил Кузьмич, среднего роста худенький, шустрый старичок с белой бородой. Он человек упрямый, любопытный, ни во что неверующий. Его мать Софья Ивановна в далеком прошлом воспитанием детей занималась мало, потому что поднимала  сыновей одна. Муж ее бросил, нашел более  молодую,  красивую и не такую строптивую. Отец с братом выросли самостоятельными, хотя и без светских манер.
Говорят мой отец, пошел в своего деда, который всю жизнь просидел в подвале, изобретая «вечный» двигатель. И у моего отца маниакальная любовь к железу. Возле нашего дома в деревне всегда  была огромная гора металлолома, которая постоянно росла. Даже мы дети, увидев на дороге валявшуюся железку, несли ее домой и спрашивали:
-Пап, тебе это надо?  И он почти всегда отвечал:
- Конечно, надо.
Мать одна мучилась с домашним хозяйством, а он целый день «играл» что-нибудь изобретая. Например, очень долго делал огромную ветрянку, чтобы иметь бесплатное электричество. Не помню от нее реальной пользы, но мы, дети старались залезть на нее  и прокатится, потому что сделать нам качели было не допроситься. Потом была эпопея со снегоходом, как будто у нас Крайний север, хотя снега хватало. Катались мы на них одну зиму, а вот дома эти сани стояли долго, пока отец их строил, заняв при этом почти половину единственной комнаты.
Весной отец развлекался тем, что превратив, мотоцикл в трактор, пахал огород. Да, была еще история с деревянными кирпичами. Труд по их изготовлению фантастический, но их не  хватило даже на маленькую баню. Так постепенно и сожгли их как обыкновенные поленья.
Однажды сделал действительно полезное дело – покрыл крышу дома железом, но потом вдруг задумал использовать это железо для навеса во дворе, чтобы там у него была мастерская, а ободранному дому достался  рубероид.
Отец любил фантазировать, мечтать. Он и матери голову «задурил» в молодости до свадьбы:
-Галя, знаешь, какой дом я тебе построю, двухэтажный с зеркальными стенами, с балконом! Будешь там днем чай пить, а вечером на закат смотреть.
На самом деле мы пятнадцать лет впятером ютились в одной комнате, которая была еще и мастерской отца. Сам он не нуждался ни в каких удобствах и не заботился о наших. Занимался только тем, что ему  было интересно. Иногда, конечно, была польза и для нас. Например, он один вырыл колодец около дома, который стоял на пригорке, а в овражке вода была не очень далеко от поверхности. Но за водой стали  приезжать на лошадях,  пешком пол деревни. Те, кто был с ведрами проходили под нашими окнами, потому что  построить забор для нашего двора в планы отца не входило. Забор, туалет приходилось колотить нам с матерью.
Отцу люди никогда не мешали, он тянулся к ним, любил общество. Работал отец заведующим сельским клубом и киномехаником. На работу ходил вечером. Молодежь слушала пластинки, танцевала, играла в шашки, шахматы, травила анекдоты. Отец показывал фильмы.  Кинопленка часто рвалась,  и нетерпеливые зрители кричали:
-Сапожник!
Отец не обращал внимания на шум, спокойно склеивал концы пленки и продолжал крутить фильм дальше. Мать все свои молодые годы просидела дома на краю деревни с маленькими детьми и постоянно дрожала от страха. Рядом с нашим домом, в метрах тридцати был лес, а под окнами проходила дорога в соседнюю деревню.  На нашей двери изнутри не было  даже крючка, дом закрывался только снаружи на висячий замок. Отец никого не боялся и не любил закрываться. У матери вся надежда была на топор, который она держала под кроватью, как будто она  могла бы им воспользоваться.
Мать рассказывала, однажды летним вечером в дом зашел  подозрительный мужчина и попросил попить.  Мать очень испугалась, но воды дала. В доме взять было нечего, а мать с детьми он не тронул, ведь это было спокойные шестидесятые годы.
Всю жизнь у нашей семьи, кроме отца была навязчивая идея - уехать из деревни. Нам, школьникам приходилось всю неделю жить в интернате, а дома бывали только один день в неделю. Ведь раньше учились и в субботу, в воскресенье вечером нужно было уезжать. Но отцу ничего нельзя было доказать. Нравилось ему жить в деревне, значит, и мы должны были чувствовать себя как в раю.  Но когда мне было двенадцать лет мы все – таки уехали  на Украину – родину матери.
Жили у ее брата, в Донецкой области. Дядя Саша построил себе большой каменной дом, а в старом маленьком деревянном  жили мы. В одной из двух маленьких комнат под кроватью вместо пола была земля, но отца это не волновало. Работал он истопником в котельной, получал мизерную зарплату. Мать не работала, в молодости она была красоткой, отец из ревности не пускал ее в общество.
Моему родителю было тошно в Украине, в чужой республике, в чужом городе, в чужом дворе, на нелюбимой работе. Он весь исстрадался и не дожидаясь окончания учебного года, в марте, бросив дочерей одних (сестре было девять лет, а мне двенадцать) уехал с остальной семьей в свою любимую деревню. Не буду вспоминать, как мы бедствовали, голодали с сестрой два месяца.
Дом наш в деревне никто не купил, и мы благополучно вернулись в свою халупу. Я уговаривала отца забить досками фронтон дома, там чернела дыра на чердак, кроме этого вид портили доски с крыши разной длины. Проезжающие всегда смеялись над такой нерадивостью. Отец отвечал:
-Ничего не надо делать, и так хорошо. Я горячо возражала:
-Мне стыдно за наш дом!
Для отца это был не аргумент, а мелочи, не стоящие внимания. Чужое мнение его никогда не интересовало. Жили мы бедно, хотя  отца приглашали на все праздники и торжества играть на баяне  или гармошке, кроме того он был единственный фотограф в округе. Кроме этого у нас всегда были пчелы. Мед в доме был всегда. Помню курьезный момент из детства. Мать лежит в больнице, дома за столом сидят отцовы друзья, выпивают, а мы, дети сидим голодные возле большого зеленного бочонка с медом и буквально со слезами едим его, а хлеба в доме ни кусочка.
 Вообще отец был такого мнения, что в нашей стране простые люди не могут жить хорошо как бы не старались. Зарплаты мизерные, а воровать отец не умел или не хотел или не мог, из-за совести. В нашей деревне работы особо не было, когда дети (трое) были еще маленькими, отец работал охранником в зернохранилище. Получал в месяц двадцать девять рублей, но сколько мать не просила не принес голодным курочкам  ни одного зернышка. Я была уже в восьмом классе, а нас в доме ни телевизора, ни холодильника, ни стиральной машины. Подруг не пригласишь, живем как цыгане, все отцовы  «гонарары» проедали. Я не выдержала «наехала» на родителя и мы взяли в кредит мебель и бытовую технику. Наконец достроили вторую комнату.
Наконец дети выросли и разъехались, а мать зачахла и заболела. Брат, самый младший из детей и единственный, кто имел квартиру с удобствами, хотя и однокомнатную. Кирилл взял родителей к себе. Он не припомнил отцу, что по его милости с первого класса мыкался по интернатам, чтобы закончить среднюю школу. Поселил родителей на своей просторной кухне, и они прожили у него больше десяти лет. Но и тут отец развел бурную деятельность. Днем он торговал жареными семечками, а вечером с упоение стучал молотком, не взирая на просьбы сына, не беспокоить соседей. Сделал раскладную баню из деревянных панелей, а вместо печки использовал железное ведро с камнями, которое нагревало электричество. Правда, однажды я от неосторожного движения прижарила себе одно место, но это мелочь по сравнению с удовольствием от души попариться в «бане», живя в городской квартире. Березовые веники  отец нас гонял заготавливать в лесу, благо в Подмосковье их хватает.
Сейчас отцу восемьдесят лет, но он по – прежнему в строю. Целыми днями пропадает на рынке, продает календари, чеснок, зелень, весной березовый сок.  Летом, в июле чуть не изжарил меня живьем на ромашковом поле. Я была в отпуске и помогала ему рвать цветы, делать букеты для продажи на рынке. 
Вечерами до поздней ночи  отец сидит на кухне читает газеты, журналы. Особенно  его привлекают статьи о всяких чудесах, изобретениях. Он всю жизнь мечтал изобрести такие крылья, чтобы человек мог летать, собирал крылья птиц. Но эту мечту моего отца человека  чудака осуществят, наверное, его внуки или правнуки.
Мой отец, Михаил Кузьмич, ни разу не пожаловался, что  жизнь тяжела или скучна. Его мать была великая труженица, и он  всегда  очень беспокойный, влюбленный  в жизнь, в свои дела!