От дурака до теоретика - Самсон Гелхвидзе

Конкурсный Сезон Лг
Конкурсная работа. Номинация – Проза.
"Галактический сезон литературных конкурсов 2015", I этап.

От дурака – до теоретика биопсихосоциальных колебаний и дальше
Самсон Гелхвидзе

Среди множества книг и журналов, раскиданных почти по всей комнате, уложенных  на второй, пустующей кровати справа, на тумбочке слева, на письменном столе спереди и слева, на книжном шкафу и его полках спереди и справа, в памяти часто маячила  тонкая книжка, ныне в потоках бумажной реки.
     Школьный учебник стереометрии, для десятого класса, где сразу же после обложки, на чистом белом бумажном поле красивым почерком одноклассницы владельца, были выведены два слова:     « Мишка дурак». В то время, это почти ничего для Миши не означало и приравнивалось им разве, что к простой школьной шутке, – удару по голове школьным портфелем.
     Но с течением времени эти слова и почерк становились для него в жизни все значимее, и тем более, чем глубже уходил он в реалии, далекие от этих слов. Сейчас они звучали для молодого профессора, философа, доктора наук, магистра человеческих судеб и предназначений – Михаила Каткова, эхом в громадных, холодных скалах.
     Все с большей силой ощущал он бремя давнего пророчества, словно всем существом и поступками только к этому и стремился. Осознавал слабость человеческой речи, неспособной выразить чувства, которые все убыстряли свой бег к нему и, настигая, всякий раз наносили удары.  Предчувствовал, что натиск их продлится долго,  пока дух не покинет его тело. Порой, впрочем, ему казалось, что дело может зайти и дальше, туда, где…
      Все отчетливее проявлялась жестокость судьбы, представляющей шанс лишь однажды, в лучшем случае – дважды, и неумолимой к тем, кто его недооценивает и упускает его.
      - Брось эти глупости! Если бы человек не упускал своих шансов, то они не оставались бы шансами, а обращались в лучшем случаи ошибками.
   «Может, ты  и прав, Санька, - думал Миша, - но от этого не легче».
     Худая, костлявая Санька, вся промокшая, стояла у порога, и дрожала от холода.
     Миша вынес ей одеяло, укутал, усадил у электропечки. Она, вздрагивая, умудрялась сохранять равновесие и высказывать разумные суждения.
- Горячая вода идет? – задала прагматический вопрос.
- Наверняка нет, -отвечал Миша.– Пойду, на всякий случай, взгляну.
     Его долго не было, потом он появился, принес в одной руке поднос с яблоками, шоколадом и коньяком, в другой – полотенце и белье. Застал Саньку раздетой, обернутой в одеяло.
     - Извините, - смущенно пролепетала Саня.
     Миша стыдливо отвел взгляд, протянул руку с бельем и полотенцем. Поставил поднос на столик с разрешения владелицы, унес мокрую одежду развесить на батарее, с  радостью обнаружив, что она горячая.
     Затем была долгая, аж до полного высыхания одежды, беседа за рюмкой коньяка.
     Миша пошел за одеждой. Вернувшись, заметил, что Саня как-то изменилась. Проступили признаки женщины, принявшей для себя ответственное решение. В недоумении он немного помедлил, потом осторожно приблизился к ней:
     - Вот, уже высохло, можешь надеть…
     Она приняла ворох, отбросила его  сторону, потянулась к Мише, прильнула к нему со всей страстью. Он в растерянности отвел руки. Одеяло соскользнуло, упало поверх одежды. Саня метнулась к дивану, увлекла за собой Мишу, попыталась расстегнуть ему сорочку.
     Совсем огорошенный, Миша попятился назад.
     - Что с тобой? – удивилась Саша, - разве ты не этого добивался от меня в последнее время, а теперь, я решилась,и ты отступаешь?
     - Нет.
    - Так в чем дело?
    - Ни в чем, только сейчас, прошу тебя, оденься и уходи.
     Саня все более изумлялась.
     - Миша, ну, прости меня, - протянула она руку, чтобы погладить его лицо, - разве от такой женщины, как я…
     - Да нет же! – резко отвел ее руку Миша и вскочил, как ужаленный.
    - Ну и дурак! – взвизгнула Саня. – Ты не можешь  мне простить, что я долго колебалась. Думаешь я не знаю. Но кто  виноват, что ты все это время выкидывал какие то дурацкие штучки, гонялся за каждой юбкой. Послушал бы, что о тебе говорят на работе. Профессор! Только с протекцией такие, как ты, и добиваются своих корыстных целей…
     - Да ведь это же ложь,  – взорвался Миша. – Бог свидетель, каким упорным трудом добился я своего положения на работе.
     - Да, лизоблюды способны на большее.
     - Да я тебя! – затряс он ее за обнаженные плечи.
     - Ударь, ну, ударь! Еще мужчиной называешься. Только голову морочишь.
     От сильного удара по лицу она с криком перемахнула через диван и грохнулась на пол. Он в ужасе подскочил к ней. Она лежала без движения, и на ее слегка треснувшей губе проступили капельки крови. Он втащил ее на диван, уложил, накрыл одеялом.
      Она пришла в себя только вдохнув нашатырь.
     - Санечка, пойми меня, я уважаютебя, возможно и люблю, но… - услышала она, понемногу приходя в себя.
     - Но что? – спросила она взглядом.
     - Я не люблю себя. Я однажды предал себя, а тот, кто предает себя, способен предать и другого.
     Саня продолжала спрашивать глазами.
     - И в этом суть моего дальнейшего бытия. Это очень долго объяснять. Боюсь, ты не поймешь меня. Нет физически я здоров, но и не более. И с умом  вроде все в порядке, просто… Ну, как тебе это объяснить? Понимаешь, это как бы отражение профессиональной деятельности в сознании.
     Саня напрягалась,пытаясь уловить из информации нечто ценное.
     - Это – все теория социальных колебания, открывшаяся недавно  передо мной. Механика поведения всех материальных и социальных систем в динамике колебательных процессов.
     Сане было известно это направление, начатое и вроде бы доведенное  до логического конца молодым профессором несколько лет назад.
-Но ведь мы давно эту работу завершили, - все удивлялась Саня.
     - Но я скрыл от вас всех очень важное заключение, которое вытекало из проделанной работы.
     - Что же? – напрягалась Саня.
     - Извини, но я не могу этого сказать сейчас.
     Она притворилась, что вот-вот потеряет сознание.
     - Ну, хорошо, я солгал. На самом деле все так, как говорила ты, и прости, ради Бога.
     Он подтянул холодную мокрую тряпку на ее лбу. Она была уже в состоянии возобновить беседу, но горькая обида сковывала ее.
     - Вот тебе ключи от дома, сегодня переночуй у меня, а я отправлюсь к другу. Утром, когда будешь уходить, закрой дверь, а ключи принеси мне на работу. О’кей?
     Саня индифферентно кивнула головой. Ключи опустились перед ее взором на столик.
     - Проголодаешься, поищи что-нибудь в холодильнике. Хочешь я попрошу сестру присмотреть за тобой, если тебе надо.
     Саня резко, энергично мотнула головой в знак отрицания.
     - Ладно, прости меня, ради Бога!
     Дверь скрипнула и захлопнулась.
     « Мужчина, не мужчина, но силу воли я потерял, это факт… вот  только человечность, к счастью, пока еще нет».
      В ту ночь Миша долго бродил по любимым местам города.
     - Если  материальным системам свойственно колебаться, то и человек, как  биопсихосоциальное  творение – далеко не исключение, - внушал он себе.

     Шли годы, время отбрасывало события одно за другим, но бесследно стереть их, не дано даже времени. Более того, каждое материальное и нематериальное живое существо оставляло свой след в электромагнитном поле памяти жизни.  Во всяком случае, так полагала Саша.
В ее жизни с тех пор произошло много всякого – замужество, материнство, вот и в молодых бабушках довелось оказаться.
     События той ночи и случай с Мишей, хоть и утратили остроту, заставившую ее сменить работу, и даже переселиться на время в другой город, но все же сохранили некую таинственность и привлекательность, которую нагнетают обычно островки неполной ясности. Островки этих нет и да и всплывали порой в памяти Саши.
     В тот яркий солнечный день бабушка – Саша возвращалась, нагруженная сумками, с базара домой. Неожиданно сбоку от нее остановилась машина. Она услышала, как ее позвал женский голос.
    - Боже, это же Мадонна! – чуть сомневаясь, воскликнула она.
     Подруги юности бросились навстречу друг дружке и обнялись.
     - Господи, как ты? – спрашивала одна.
     - Ничего, так себе, живем понемножку. А ты как? – отзывалась вопросом другая.
     - Да тоже вроде бы ничего!
     - Где ты? Не зайдешь, не позвонишь?!
     - Но вспоминаю!
     - Верю, а что же остается делать…
     - Как ты изменилась!
      - А ты нет! Совсем! Такая же шаловливая, как и раньше?
     - Правда?
     - Ой, что это я?! Пойдем, я тебя с моим мужем, Олегом, познакомлю, заодно и подвезем тебя на машине, расскажем, что, где, когда и что там нового.
     В машине, не сразу решившейся сдвинуться с места, завязался разговор, обещавший стать не коротким.
     И вновь Саша ощутила наплыв «Мишиных островков».
     - Да, кстати, Саня, помнишь Мишку Каткова?
     - Кого? – удивившись совпадению, переспросила Саша.
     - Ну, как? Нашего заведующего – профессора, все за девочками нашими увивался.
     - Разве?! – голосом, выдававшим безусловную память об этом человеке, пробормотала Саша.
     - Ты, что, защищаешь его?!
     - С чего бы это?.. Так что же?
     - Скончался, увы!
     - Когда?
     - В прошлом году. А ты не знала?
     - От чего?
     - Сердце. Вроде несколько лет лечился. А вообще, помнится, он тогда много странного вытворял. Даже удивлялись, как такой человек в профессоры пролез. Помнишь?
    - Помню.
    - Совсем молодым.
     - А вообще, он был симпатичнее. Правда, потом немного сдал. Говорят, после школы хотел жениться на одной девочке, любил ее, но мозги тогда увели его от счастья. Ну, как это обычно бывает. Зеленый, неопытный, думал, наверное: куда спешить, надо продолжить учебу, потом устроиться на хорошую работу, а потом уж остальное.
     - Ха-ха! Какая дурочка стала бы его ждать! Потом, говорили, он вопреки душе, заигрывал со многими, добивался, но не доводил дело до конца, порывал, переключался на новые « жертвы». Ну, не псих был, скажи?  Сказать, что не мог, - нет, жил все-таки с одной. Так и шло. И плохо кончил, как видишь. Эх, хотя, кто его знает. Ну, да ладно. А мы вот с семьей собрались в этом году в горы. Говорят, на море в этом году ездить не стоит – и радиация, и вода не Бог весть какая чистая. А вы что надумали.
     - Не решили еще, - уклончиво улыбнулась Саша.
     Договорившись о будущей встрече семьями. Расстались.
     После двух, а то и трех месяцев работы в библиотеках и дома, и  неустанных размышлениях и воспоминаниях о совместных исследованиях поведения по тематике материальных колебательных систем, Саша на примере динамики систем механических, с опорой на «Мишины островки» пришла, а точнее, как ей показалось, уверилась, что добралась до подступов теории биопсихосоциальных колебаний Каткова.
     Основные положения изложила следующим образом:
     « Так как каждая материальная система колеблется как в пространстве, так и во времени, с собственной частотой колебаний, при взаимодействии двух и более систем устанавливается частота колебаний доминирующей системы, которая как бы заставляет колебаться подсистему или подсистемы на своей частоте, то есть подстраивает их на свой лад, производя так называемый «захват частоты». А если частота колебаний доминирующей системы совпадает с частотой свободных колебаний подсистемы, то произойдет резонанс, «фейерверк», разрушение…»
     Перенося уловленную природу колебаний механических систем, через мостик материальности, в систему биопсихосоциальную, в частности в сферу человеческих отношений, в том числе, конечно же, и интимных, Саша представляла себе теорию колебаний Каткова следующим образом:  как один человек может завоевать другого, если тот, другой, этого не желает? Очень просто: нужно сначала очень внимательно присмотреться к нему, узнать о нем как можно больше, на основании полученных данных попытаться определить собственную частоту его свободных биопсихосоциальные колебаний, - и дело в шляпе! Дальше нужно постараться настроиться, может быть, даже вопреки своему желанию, на эту частоту и сблизиться с интересующей системой. От того, насколько правильно и удачно человек определяет эту неизвестные, искомые частоты, и насколько успешно настраивает себя на них при взаимодействии, и зависит весь успех. Есть, однако, и маленькое «но». Теория жестока тем, что часто побуждает человека уходить от своей частоты к другой, а потом, добившись своего и возвращаясь к исходной, он видит, что новая оказывается не вполне той, какой стремился, и происходит противоречие с ней.
     - Вот где собака зарыта! – воскликнула бабушка-Саша. – Вот почему Миша называл себя предателем самого себя. Мерзавец, если даже к концу и полюбил меня…
    - А-а, значит, - задумалась, - тогда бы мог быть со мной, хоть вначале просто проказничал, и не только со мной.
     - Подонок! – теперь уже вскрикнула бабушка Саша, да так, что даже переполошила весь дом. Но как же можно было экспериментировать со своей душой и с судьбами людей?
     - Ба, это ты кричала? – испуганно заглянул к ней в комнату внук.
     - Да!
     - Что-нибудь случилось?
     - Нет!
     -  Может быть, ты хочешь сказать…
     - Да, Андрейка, - отогнала сомнения Саша, - у меня к тебе просьба, совет, или называй, как хочешь, неважно. Ты уже не маленький, и если не полюбил еще, то полюбишь и никогда не обманывай ни себя, и не любимого твоего человека, будь икренним перед ним и  действуй от чистой души и сердца. И помни, души человеческие ранимы, и тем более раненой нужно касаться легко и мягко. И никогда не испытывай любовь, а всегда  старайся чувствовать и понимать ее.
     - Ба, ну ладно тебе плакать! – попросил Андрей и утер бабушке прослезившиеся глаза.
     Она крепко обняла внука, но в душе сотрясалась от рыданий:
     « Мерзавец, подонок, теперь я понимаю, почему он ничего не сказал мне в тот раз. Ухаживал, флиртовал, экспериментировал со мной и со многими , но не любил, все вычислял частоты душевных колебаний людей при любви и тем самым только отпугивал других от меня и нарабатывал мне «лестную» репутацию».
     - А ты его сильно любила? – спросил не по возрасту смышленый Андрей.
     - Сначала нет, потом, из жалости – да, а сейчас уже опять нет! – не совсем уверенно призналась Саша.
     - Он был красивее дедушки?
     - Да.
     - Лучше?
     - Нет, но сердцу не прикажешь ведь.
     - Ладно. Хватит, пойдем  к папе, заждался уже наверное?
     Саша все явственнее чувствовала, как чаша любви перетягивает чашу предательства и вновь пытается возвратиться на свое прежнее место. Она устремила свой взор на Небо, прося у него помощи и сил в преодолении своего душевного противоборства.
     Любовь прощала.     Любовь прощает всегда.