(Отрывок из романа)
Посеешь ветер, пожнешь бурю
Поговорка.
Андрей подошел к дому родителей. В палисаднике, на скамейке сидел отец, низко согнувшись и подперев голову обеими руками. Во рту неизменная папироса, глаза опущены, на щеках давно небритая, седая щетина. Одет он был в старый офицерский китель, в старые офицерские галифе, на ногах стоптанные, нечищеные ботинки. Вид человека смертельно уставшего и равнодушного ко всему, вид человека, основательно потрепанного жизнью и ни на что лучшее уже не надеющегося. Вид человека сломанного и опустившегося.
А ведь он совсем еще не старик. Ему ведь всего-навсего лет пятьдесят с небольшим. Что же могло с ним такое случиться в жизни, что за считанные годы после демобилизации он превратился в настоящую развалину, жалкое подобие человека. Что? Что? Водка? Да он и раньше пил не мало. Сколько Андрей себя помнит, отец всегда пил. Хотя мать говорила как-то, что до войны он совсем почти в рот спиртного не брал. Пить стал уже во время войны.
Знаменитые «Ворошиловские» сто грамм, наркомовские. Скольких людей они превратили в горьких пьяниц! Многих, очень многих. Однако здесь дело не только в них. Здесь - другое и гораздо более сложное. Здесь - эпоха целая за спиной. Такая, что выдержать ее и не сломаться - уже почти что подвиг...
Странные и очень противоречивые чувства испытывал Андрей, глядя на отца. Чужой и малознакомый для него человек. Совершенно чужой и совершенно незнакомый. А, может, потому и чужой, что ... незнакомый? Что знал Андрей об отце? Практически ничего. Так, кое-какие факты его героической биографии.
А биография его действительно была героической, хотя и очень типичной для Советского гражданина, которому Советская власть открыла дорогу в будущее. И, конечно же, в светлое будущее. Другого будущего у нас не было и не могло быть. Причем, не просто открыла эту дорогу в будущее, а буквально расчистила ее, убрав всевозможных конкурентов и хоть каких-нибудь соперников.
Только вот почему-то врагов на этой дороге оказалось слишком уж много. Чем больше чистили эту дорогу, тем больше появлялось на ней врагов. Вчера были друзья, а сегодня уже - враги... И не думать об этом парадоксе своей жизни. своей действительности отец, конечно же, не мог. На то и голова, чтобы думать. Но вот что именно думал отец о своей прошедшей жизни Андрей не знал. И что скрывалось за парадным фасадом отцовской биографии, Андрей тоже не знал, не имел ни малейшего представления. Как ни странно может это показаться.
А так, внешне, поверхностно, для общественности, это - пожалуйста! Никаких проблем! Здесь Андрей всегда был на высоте и на любом торжестве мог лихо отрапортовать, отчеканить, не придерешься! Сын батрака одной из деревень Тамбовской губернии, с 12-ти лет в комсомоле, образование - четыре класса начальной школы. Затем, конечно же, рабфак, после него – педучилище города Лебедянь, где они и познакомились с матерью. В педучилище отец вступает в партию. После окончания педучилища молодого учителя коммуниста, убежденного большевика ленинца вместе с семьей направляют на работу в город Иркутск для укрепления местных педагогических кадров.
А дальше - стремительная карьера. В течение всего лишь двух лет отец – молодой учитель, зампарторга школы, завуч, парторг школы, директор самой крупной и престижной школы Иркутска. Одновременно - учеба заочная в областном пединституте. В 1940 году молодого директора школы направляют в РККА, где он заканчивает годичные курсы политработников и в чине политрука в начале 1941 года направляется на службу в Литву, прямо на пограничную заставу на западной границе СССР.
Воевал отец с первого до последнего дня. Два раза был ранен, один раз в голову, тяжело, еле выкарабкался. Закончил войну в Берлине в чине полковника, в должности заместителя командира дивизии по политчасти. Был награжден одиннадцатью орденами и медалями, а также "Личной Благодарностью Верховного Главнокомандующего" за Берлинскую операцию вместе со своим начальником, командиром дивизии Беляковым Сергеем Николаевичем.
После войны служба в Германии, в Советских оккупационных войсках, затем направление на учебу в Военно-Политическую Академию имени Ленина, откуда вскоре был отчислен из-за того, что во время войны оказался два раза в окружении: под Ржевом и под Харьковом. Хотя оба раза из окружения вышел сам, в плену не был, в анкете об окружениях не умалчивал. Но его все равно отчислили, хотя никаких репрессивных мер по отношению к нему больше принято не было. Почему? Трудно сказать.
Это была одна из загадок отцовской биографии, разрешить которую Андрею так и не удалось. Ведь обошлись с отцом по тем временам довольно мягко, ему объявили выговор с занесением в учетную карточку и отправили служить в Иркутск, в штаб Восточно-Сибирского военного округа. Служил отец, видать, исправно, потому что был постоянным членом горкома партии и даже депутатом Иркутского Облсовета.
Однако в 1956 году, во времена Жукова, когда политработников в армии основательно «поприжали», отца неожиданно уволили из армии, не дав дослужить до законных двадцати пяти лет.
И опять это проклятое «почему?!» Почему, почему все-таки уволили, не дав дослужить всего лишь несколько лет? Что скрывается за этим увольнением? Неизвестно. Белое-пребелое пятно ... Не слишком ли много их оказалось в отцовской биографии, в отцовской жизни? Да и только ли в отцовской?! Не беда ли это всего их поколения, а?!
Отец проработал несколько лет учителем истории в одной из школ города Иркутска, затем перебрался к себе на родину. И вот здесь теперь, в Лебедяни, он числится председателем районного комитета ДОСААФ и пьет, пьет практически безостановочно, до потери человеческого облика. Что отца заставляло так пить? Что он пытался заглушить вином? Утопить в вине?
Что скрывалось за парадным фасадом его действительно героической биографии и почему так неожиданно оборвалась его военно-политическая карьера, Андрей не знал. Да и не особенно-то стремился, если уж быть до конца откровенным, узнавать. Слишком уж далеки они были друг от друга. Всегда были далеки. И поздно было теперь говорить о возможностях их сближения. Возможности эти были утеряны давным давно, еще в годы отрочества Андрея, когда над образом отца в мыслях и мечтах Андрея еще сиял романтически-героический ореол неутомимого борца за счастье и процветание великой страны Советов. Отец же всегда был слишком занят самим собой, своими делами и своими проблемами и совершенно не замечал восхищенных взглядов влюбленного в него сына.
Беда отца заключалась в том, что он не нуждался в любви сына. Она ему была просто не нужна. Он относился к той категории родителей, которые считают любовь детей к себе явлением обязательным, само собой разумеющимся и, конечно же, совершенно не зависящим ни от внешних обстоятельств, ни от поведения их самих, родителей. Для них дикой и абсурдной казалось даже сама мысль о том, что любовь детей необходимо заслужить, что любовь детей и родителей должна быть только взаимной и ее необходимо постоянно завоевывать в течение всей совместной жизни. По его мнению, ребенок обязан любить родителей, какими бы они ни были, его родители, и как бы они себя по отношению к нему, ребенку, себя не вели. И все тут! И никакой другой точки зрения на этот счет и быть не может!
Дети обязаны любить своих родителей, любить и почитать должны хотя бы потому, что родители им дали жизнь, что они их растят, кормят, одевают, обувают и т.д. и т.п.. А если дети забывают об этой своей почетной обязанности, так их необходимо заставить всеми имеющимися у родителей или у государства средствами. И нечего здесь спорить, доказывать, нечего рассусоливаться. Так было, так есть, так оно всегда и будет, пока существует семья, пока существует государство.
Пока Андрей был маленьким, он не задумывался о подобных вещах. Он просто любил своего отца. Отец был для него идеалом, олицетворением самых лучших человеческих качеств, какие еще существовали на свете. Но отец сейчас очень занят важными для страны делами, поэтому он не может уделять сыну соответствующего внимания. У отца сейчас просто времени свободного нет, он вечно занят и, конечно же, сильно устает. Поэтому он не занимается со своими двумя сыновьями, ему просто некогда, ему сейчас не до них и т.д. и т.п.. Андрей всячески оправдывал равнодушие и безразличие отца к себе, к своей судьбе, его детская наивная душа не могла допустить подобного к себе, к сыну, отношения со стороны своего отца, своего кумира, своего божества.
Прозрел он к юности. Розовая пелена с глаз постепенно сошла и он увидел отца таким, каким тот был всегда. Но после розового ореола образ отца показался чернее черного и вместо обожания в сердце Андрея возникло чувстве глухой неприязни, переходящей порой в открытую ненависть. Да, отца он фактически возненавидел. За что? За то, наверное, что отец оказался в действительности не таким, каким он представлялся ему в детском воображении, в наивных ребячьих мечтах и фантазиях? За то, что выдуманный им образ отца слишком сильно расходился с его реальным образом. Если так, то ненавидеть ему надо было самого себя, а не отца. Ведь это ты, его сын, ошибся, а не он. Он каким был, таким и остался. Он не менялся все эти годы. Это твой взгляд на него изменился с годами.
Так что, если разобраться в этой ситуации, вины здесь больше твоей собственной, чем его. Не обманывайся и не будешь обманут. Не очаровывайся, тогда и не будет у тебя в жизни ни каких разочарований. Но ведь не ошибается лишь тот, кто ничего не делает. И каждый человек имеет полное право на свои собственные ошибки, на свои собственные заблуждения. Вопрос лишь в том, как к ним относиться, к этим ошибкам, к этим заблуждениям? Как к странной, непоправимой трагедии или же как к обычной, естественной и нормальней составляющей процесса познания окружающей действительности молодым, растущим человеком? Но ведь мудрыми люди не рождаются, мудрыми их делает жизнь. Если, конечно, мы будем у нее, у жизни, пробовать учиться...
***
Андрей открыл калитку и вошел во внутрь палисадника. Отец поднял голову, прищурил подслеповатые, водянистые глаза, торопливо встал и привычным движением рук оправил на себе китель. Андрей подошел к нему, поставил свою сумку на землю и прижал его к себе:
-- Здравствуй, папа...
-- Здравствуй, Андрей, - без удивления, спокойно, без интонации, совершенно равнодушным голосом произнес отец, - Ты откуда?
-- Из Крыма, папа, - ответил Андрей, - Я там на практике был. А к вам я на чуть-чуть, проездом. завтра уже уезжаю. Времени нет...
Отец понимающе кивнул головой. Они сели на скамейку и замолчали. Говорить им было совершенно не о чем. Ни что в этой жизни их не связывало. Абсолютно чужие, совершенно незнакомые и даже неинтересные друг другу люди. Отец и сын. Жизнь каждого из них шла только своим, резко обособленным от другого путем. Их жизненные линии волею случая однажды когда-то, чуть соприкоснувшись друг с другом далее разошлись, разделились и больше уже никогда не соприкасались и не пересекались.
-- Мама где? - спросил Андрей, чтобы только не молчать. Молчание тяготило его, но он не знал, о чем можно было говорить со своим отцом. Общих тем, общих интересов у них не было никогда.
--Мать-то? - встрепенулся отец, - Мать дома... Где же ей быть? На огороде, небось ... Или на кухне...
Видно было, что особой радости от приезда собственного сына он не испытывал.
-- Ну, я пойду тогда, - сказал, поднимаясь Андрей.
Он прошел в террасу, открыл дверь в дом и заглянул на кухню. Мать была там. Она стояла у кухонного стола и что-то делала на нем. Услышав звук открываемой двери, она обернулась и увидела Андрея. Глаза ее удивленно раскрылись, она уронила на стол нож и еще что-то там, испуганно вскрикнула и, всплеснув руками, прижала их к груди. Андрей шагнул к ней, обнял, поцеловал. Он был взволнован и обрадован:
-- Ну, что ты, мама, что ты... Это я, твой сын... Непутевый...
-- Господи, Андрюша, что случилось? - всхлипнула она.
-- Почему случилось?! - рассмеялся удивленный Андрей. Она вдохнула, вытерла фартуком глаза, нос, губы и смущенно радостно заулыбалась:
-- Ой, не знаю... Это я так... Ты надолго?
Андрей объяснил. Мать засуетилась, заохала:
-- Ой, ты же есть конечно хочешь! Господи, целые сутки в дороге! А что там в поезде, разве можно поесть по-человечески... Ты подожди, я сейчас... Я быстренько...
Андрей сел на табуретку в углу кухни, расправил плечи и стал незаметно смотреть на хлопочущую мать. На душе было спокойно и радостно. Вот теперь, рядом с ней, своей матерью, он почувствовал себя дома. Воистину, дом - это мать и еще раз мать, с ее теплом, с ее хлопотами. с ее заботами, с ее ворчанием, с ее радостью, с ее недовольством и даже, порой, с руганью. Без матери не может быть дома, без нее дом пуст, холоден, сиротлив и неуютен.
Мать обернулась к нему:
-- Ты отца видел?
-- Видел, - кивнул головой Андрей, - он в палисаднике сидит...- И, видя молчаливый вопрос в глазах матери, добавил, - Все нормально, мам, не беспокойся.
-- Да я ничего, сынок, - виновато улыбнулась она, - Когда ты уехал тогда, он переживал очень... Поверь, Андрюша, он неплохой человек Просто он замкнутый сильно. Он все в себе носит...Не показывает никому. Не знаю, почему это он так? Стесняется, что ли?
Андрей молча пожал плечами. Спорить с матерью он не стал. Да и не слишком хотел. Не было для того настроения. Мать с отцом прожила всю свою жизнь. Конечно же, у нее свой взгляд на вещи. И отца она видела, естественно, не так, как он. Но так оно, вероятно, и должно быть. И пусть оно так будет. Не он судья своим родителям.