Дом из лиственницы-18

Татьяна Васса
Продолжение

18

Меж тем «ангелочек», он же иеромонах Иоанн, он же Семён Моковнин, вполне процветал. На него был большой спрос на совершение всяческих треб. Православные наперебой текли к нему крестить своих младенцев, отпевать умерших, совершать молебны по разным нуждам, освящать положенное. Уже и поползли слухи, что батюшка Иоанн имеет некие духовные дары, что его прикосновение даёт силы и даже исцеляет.

Отец Иоанн всеми силами, но осторожно эти слухи возгревал. Достаток его рос день ото дня, прихожане не скупились на подношения и оплату. Известное дело, таков наш народ, что, покажи ему красивую картинку, да будь пообходительнее, он и рад верить, да ещё от себя присочинит нечто этакое, сказочное.

Старый священник только сокрушенно качал головой, но молчал, ибо когда он в епархии заикнулся о таком поведении младостарца, как его тут же осекли. Оказалось, что как-то незаметно «ангелочек» сумел обрасти в епархии нужными связями, а на самого священника уже лежала у правящего архиерея жалоба от «доброжелательных прихожан», где расписывалось, что батюшка Иоанн - ого-го какой, а священник-то старый и такой, и сякой.

Архиерей священника вызвал и сказал, что если бы не его, священника, многолетняя добросовестная служба, то он, пожалуй, с него и крест бы снял, и чтобы впредь...

Священник понимал, чьих рук это дело, но слаб был идти против таких сетей и положил себе на сердце – будь что будет, всё стерплю, только бы до положенной пенсии дотянуть, потому как нужно семью обеспечивать. Хоть дети и подросли, а пока ещё не совсем на ногах. Священнические семьи, известное дело, многодетные. А у священника их было десятеро, и только старший был на своих ногах, жил отдельно семьёй.

Такое положение дел со временем расслабило отца Иоанна, он потерял осторожность. Приглянулся ему паренёк, сын владельца текстильной лавки. Красивыми речами, лестью и другими приёмами отец Иоанн приблизил его к себе, поставил помогать на требах, обучил всему, что входило в обязанности пономаря. Подросток, с одной стороны, тянулся к церковной службе, но отец Иоанн вызывал у него странные чувства. В его прикосновениях было нечто такое, что паренька внутренне смущало, будто что-то липкое и гадкое было в этом.

Наконец, отец Иоанн, подумав, что настало время для решительных действий, выбрал самое безлюдное время и в пономарке одной рукой обнял парнишку, а другой проник ему в порты. Тот окаменел. Отец Иоанн был сильнее, вырваться подопечный не мог, закричать тоже – никто бы не услышал, да и стыдно. Волна страшного стыда и ужаса окончательно раздавила сопротивление бедолаги, и он взмолился про себя к Богу: «Господи! Не допусти позора! Сохрани от греха!»

И тут никогда не заглядывавший в пономарку, да и вообще редко заходивший в храм отец парнишки, который искал его по надобности (нужно было срочно разгрузить товар: тюки с тканью, обоз, с которыми прибыл из Москвы), именно в этот момент в пономарку и заглянул. Он всё сразу понял и, не совладав с собой, схватил то, что было под рукой – тяжелый трикирий, и со всей силы огрел «ангелочка» по голове.

Удар пришелся точно в висок. Иеромонах Иоанн сполз на пол и, так и не успев понять, что произошло, испустил дух. Отец мальчика, вмиг всё сообразив, снял с себя армяк и быстро сложил в него и трикирий и другую более-менее ценную церковную утварь, связал в узел и, взявши другою рукой онемевшего сына, устремился прочь из церкви. На их счастье, никто навстречу не попался, потому что «ангелочек» промыслительно избрал самое безлюдное время для своего чёрного умысла.

Полиция всё обследовала и пришла к выводу, что убили иеромонаха Иоанна случайно. Грабитель шёл разорить церковь, да тот случайно оказался в пономарке по своей какой-то надобности. Преступника по горячим следам не нашли, да так дело и закрыли. Старый священник вздохнул с большим облегчением и, вопреки правилам, отслужил благодарственный молебен, поставив за здравие неизвестного грабителя свечку и истово помолившись об отпущении его грехов.

Иеромонаха Иоанна народ провозгласил святым мучеником, направив правящему архиерею ходатайство о прославлении его в лике местночтимых святых. На это был получен ответ, что ранее, чем через пятьдесят лет, этого делать нельзя. Однако наиболее усердные прихожане обиходили могилку убиенного как святыню, и народ примостился понемногу брать оттуда песочек, прикладывать к больным местам. И некоторые даже, по их словам, получали исцеление. Но было ли это чудом или естественным течением болезни, никто точно не знал.

Зато на следующий день после того, как узнали о происшедшем, в доме купчихи Куприяновой устроили настоящий праздник. Был приглашен купец Молотилов с домашними и, конечно Фёдор, для семьи которого был накрыт обильный стол в людской.
- Ах, как прав был старчик! Ах, как был прав! - приговаривала купчиха, потчуя своих гостей от всей души, славной своим гостеприимством.
- Конечно, прав. Но ведь слушаться-то благословения как тяжело, когда это против нашего желания идёт, а?
- Как не трудно, очень даже трудно! Но ведь какая благодать нисходит, когда благословение-то исполняется, когда претерпишь всё! - восклицала купчиха Куприянова, находясь в возвышенном состоянии духа.
- Воистину, благодать! Какой камень с души упал. Ведь не в том тяжесть была, что покойный был пакостник, а в том, что большая несправедливость была. Неправда торжествовала над добром, над порядочностью. А теперь это ярмо ушло, дышать стало куда легче.

Одним словом, атмосфера за столом была самой радостной и даже счастливой.

Продолжение следует