Партия патриотов отечества

Уважаемый Читатель!

В алфавите современного русского языка буква «П» следует за буквой «О». Книга, которую Вы держите в руках, открывается очерком «Партия патриотов отечества», слова в его заголовке стоят не по алфавиту, но все же, на мой взгляд, ключевым словом является ОТЕЧЕСТВО. Смею утверждать: когда вы внимательно прочитаете исследование автора, то согласитесь со мной.

Только одно перечисление фамилий исторических лиц (а это именно исторические лица своей эпохи) наводит на размышление о той непростой ситуации, в которой оказались народы огромной империи. В разные исторические времена она называлась по-разному, но имела одну и ту же суть, оставаясь одной из ярчайших цивилизаций в истории человечества – неповторимой по форме и уникальному содержанию, и прежде всего по тому духовному потенциалу, запас которого не исчерпан по сей день.

Удачной находкой автора (хотя и не новой в этом жанре) можно считать взгляд на исторические процессы через судьбы действующих лиц, их человеческие качества, профессиональные навыки, интеллектуальный уровень, что, в конечном счете, и до настоящего времени остается одним из решающих факторов в развитии того или иного региона, особенно когда речь идет о принятии тех или иных управленческих решений.

Как это не звучит парадоксально, но преимущество данного произведения еще и в том, что Анатолий Владимирович оставляет место (и в каждой странице) для размышления, в том числе и для тех, кто может быть не согласен с его трактовкой. Тем более что это созвучно с позицией глубокоуважаемого нами обоими Олжаса Омаровича Сулейменова, который в своей книге «для благонамеренного читателя» в заключение написал, что борясь с одними стереотипами в истории, он породил другие.

Все вышеперечисленное говорит о том, что затронутая тема еще ждет своего исследователя, и мы должны быть благодарными автору за смелость и трудолюбие (работал в течение пяти лет только над текстом) в изучении истории взаимоотношений двух великих народов: казахов и украинцев.

В порядке пожелания, наряду с глубочайшей признательностью автору, хочу напомнить об одном. Это больше относится к будущим ученым, которые продолжат работу в этом направлении. Конечно, раскрытию всех сторон картины той далекой и близкой эпохи помогло бы привлечение материалов и трудов других авторов, которые пишут на казахском языке, это бы обогатило как содержательную часть произведения, так и ее художественный колорит и ценность. Думаю и верю, что и это под силу тем, кто серьезно занимается данной проблематикой в истории нашего ОТЕЧЕСТВА.

Жандильда Маканов

7

 

ПАРТИЯ ПАТРИОТОВ ОТЕЧЕСТВА

(К 170-летию Географического общества,

его деятельности на территории нынешней

Костанайской области и об исследователях-земляках)

1. Такова служба консульская

По долгу службы двум государствам на внештатной должности почетного консула Украины по Костанайской и Актюбинской областям Казахстана, кроме выполнения прямых обязанностей, связанных с обоюдным перемещением наших граждан, время от времени мне приходится публично выступать на тему «Украинцы в Казахстане». Приурочены подобные акции обычно к «красным датам» истории области и Республики, они, прерывая будничную круговерть, призваны напомнить нам о вековой дружбе наших народов, их плодотворном сотрудничестве в деле социально-экономического преобразования края и взаимообогащения культур.

Служебный стаж у меня многолетний, и на тему взаимосвязей я теперь уже бы мог сделать и сообщение от обратного – «Казахи в Украине». К слову, до консульства, по молодости еще, мы семьею, с детьми отправлялись в отпуск из Кустаная на родную Гуляйпольщину собственным автомобилем с походной палаткой в комплекте, каждый раз меняя маршруты для изучения географии нашей единой тогда необъятной страны. Как-то в восьмидесятых решили вернуться из отцовского дома через Крым на Ростов, посетить волгоградский Мамаев курган, а оттуда подняться на тысячу километров вверх по Волге до Саратова... При выезде, в соседнем Донецке надеялись загрузиться дефицитными по тем временам продуктами на весь обратный путь: шахтеры, «дети подземелья» этого крупного промышленного центра, снабжались тогда лучше других. Зашли там в первый попавшийся магазин и оторопели: как же можно в этом деле столь вызывающе отрываться ото всех остальных? Таких завалов всяких сортов колбас мы не видели даже в Москве! И никакой очереди! Целлофановых пакетов, засоривших ныне не только обочины, но поля и степи, моря и реки, тогда, слава богу, не было, мы грузили холщевой сумкой несколькими ходками свои «Жигули». – «Вы сами колбаску кушать будете, или как? – поинтересовалась продавщица. – Она ведь конская...» – «Нам, казахстанцам, не привыкать, – осмыслив реалии, ответили мы. – Но кому, в таком случае, вы собираетесь впарить тут все остальное?» Оказалось, есть кому – мы в магазине стотысячного городского микрорайона с преимущественным казахско-татарским населением...

А несколько лет спустя довелось быть в Караганде и посетить там шахту имени Горбачева. В горняцкой конторе – музей трудовой славы со стендом имярек, да не того, первого и последнего президента СССР, а однофамильца его, Горбачева Корнея Осиповича, основателя треста «Карагандауголь». Далее располагалась экспозиция военного времени с легендарным Алексеем Стахановым в центре. Из оккупированного немцами Донбасса сталинский трудяга-передовик пошел «давать стране угля» карагандинского да обучать в далеком тылу молодую местную поросль. После освобождения Украины мастер отбойного молотка отбыл на место прежнего своего ударничества вместе с целым эшелоном воспитанников, поселившихся на пустыре того самого будущего донецкого микрорайона с конской колбасой...

А не так давно в костанайское консульство обратилась гражданка Алмагуль Л-ко, уроженка Кустанайской области, по замужеству проживающая в одном из областных центров Украины. Ее задержали на перроне станции Тобол при попытке вывезти оттуда ребенка неустановленного родства. Службам, надо сказать, следовало бы проявить бдительность раньше: при въезде в Казахстан они пропустили мать с сыном без должных документов и не внесли никаких сведений в компьютерную базу данных. А тут, при отъезде, всполошились: непонятно чье, по-украински лопочущее дитя, к тому же белобрысое (в тамошнего отца), а вывозит его типичная казашка... Слава богу, отправили, связывались с обществом «Бирлик» («Дружба»), под этим одинаковым названием такие землячества действуют практически во всех областях восточной Украины.

...Вернемся, однако, к украинцам в Казахстане.

2. История – это политика,

опрокинутая в прошлое

Такой приговор вынес марксист Михаил Николаевич Покровский всей предыдущей «буржуазно-дворянской историографии»: наукой о прошлом та якобы обосновывала божественный промысел настоящего. Сама же советская историческая наука под руководством Покровского использовала ту же самую методологию (с атеистическим, правда, взглядом на диалектику), переписав историю человечества теперь уже как свою классовую родословную.

...Появление украинских пахарей в казахской степи (а лишь после этого можно говорить об украинцах Казахстана как явлении) произошло уже в новые и новейшие времена, а потому документировано, так сказать, до последнего переселенца. Стоит смахнуть с папки архивную пыль, и... Смахивали, отбирали материал, писали истории области, городов и районов, аулов и сел, но...

То как раз и было время Покровского и науки марксовой, основанной на теории классовой борьбы, как движущей силы развития цивилизации и, кажется, всей безбожной тогда Вселенной. Оно, время это, породило не только героев монументального ряда Веры Мухиной «Рабочий и колхозница», отмолотивших свое в поте лица, но и убогую, доведенную пролетарскими последователями до примитивизма «классовую историю», как науку, искажавшую суть событий и вымаравшую из памяти потомков всех «непролетарской крови» созидателей доставшегося им совокупного отечественного продукта...

Политика административных и социально-экономических преобразований в Казахстане, в том числе и переселенческая кампания, по своей сути являлась колонизацией, так она и именовалась в государственных документах того времени. Но имелась в виду «колонизация» в научном значении этого термина, который в понятийном аппарате классовых наук стал означать «порабощение» и «тюремный режим». Вообще-то фразеологизмы «порабощенные народы империи» и «Россия – тюрьма народов» были введены в публицистику не большевиками, а задолго до них бомбистами-народовольцами, но то, что эти идиомы не канули вместе с ними, а вошли в научный оборот советской истории, говорит само за себя.

Упомянутое переселение в казахские степи изображалось драмой кочевников и сагой об утративших иллюзии переселенцах. Этим «толпам обездоленных» посвящены разделы учебников и горы прежней краеведческой литературы, к «чиновничьему произволу» отнесены даже случаи игнорирования пожеланий прибывших относительно ландшафта местности. Приглядевшийся живописный берег – дело, конечно же, не последнее, но наделы в кибиточной пока еще степи по указанию Петра Столыпина не нарезались в пределах кочевых водопоев...

«Столпотворение обездоленных» авторами отмечается еще с начала 1870-х, когда переселенца вообще не выпускали в путь без справки о дееспособности (нарушение порядка каралось уголовно). Но дееспособный народ шел... Так почему тогда, скажем, не называть этих людей «влекомых мечтою»? Переписываем же мы всякий раз из книги в книгу об истории Кустаная впечатления Дедлова, заехавшего сюда на заре ХХ века: «Итак, вот он мужицкий рай, новый город, вольный город, Кустанай… Широчайшие улицы перекрещиваются под прямыми углами. В центре – площадь, равная целому государству... Многие тысячи мужицких голов бредили Кустанаем... Вольно, просторно, ни бар, ни полиции». Писатель Владимир Дедлов, надо сказать, оказался тут не случайным гостем, а «при исполнении». Будучи чиновником по особым поручениям Тургайско-Уральского переселенческого управления в Оренбурге, он видел и «обратную сторону медали» – как в судьбах коренных степняков, так и прибывшего сюда народа, однако о здешнем переселенце высказался четко: «это подвижник».

К цитате Дедлова о нашем вольном граде историки обязательно добавляют строку из того же времени «Оренбургского листка»: Кустанай – это «Русский Чикаго». Отчего и нам бы не продолжить параллели и с «золотой лихорадкой», когда толпы американцев кинулись в поисках удачи... Но то были ее ловцы, а у нас пахари, подавшиеся с верой и надеждой на восток за землей, мечтой всей своей жизни: ни с того, ни с сего – обладатель надела, почти помещик! По слухам, нарезали ее здесь всем подряд, в итоге, на расчетные «подъемные» и отведенные участки привалило вдвое больше переселенцев. Но тут власти были бессильны, ибо это стало явлением местным, региональным: самовольничали ближние, соседние крестьяне, которые, если что, могли и домой вернуться. Абсолютное большинство – из более чем восьми с лишним тысяч новоселов Кустанайского уезда с 1880 по 1897 год – прикатили сюда на телегах из Оренбургской, Уфимской, Самарской, Казанской, Пермской и прочих окрестных губерний. Проблема превратилась в головную боль чиновников: «самовольных» они перекрестили в «самодуров». Но, как говорила Камшат-апа, сколько ни понаехало, а земли хватило всем, да еще и осталось немерено, а посему, в конце концов, распоряжением Министерства внутренних дел все образовавшиеся крестьянские хозяйства были узаконены и ссужены. А «Самодуровка»-Затоболовка даже очень выиграла: с черноземами, под боком у города и на великой сибирской реке.

Основная масса украинцев появилась тут после. Надежды многих из них (да и прочих переселенцев) сбылись, они не только горбатились да беспросветно нуждались тут, но и радовались новой жизни. Где-то к началу 1990-х довелось быть в Федоровском районе, нас там сопровождал старый товарищ Вегерчук Павел Никифорович из рода первых украинских переселенцев. На краю попутного села мы вышли из авто, за хатами слышались звуки гармони, шум-гам, песни и хохот... Время было весеннее, мужики отсеялись, гора с плеч: народ отдыхал, молодые женились, свадьбы хороводили всем селом... «Ничего веками не меняется в крестьянском укладе, – рассуждает попутчик. – Вот так, как мы, еще в начале века и в эту же пору сюда приехал землеустроитель, дабы отметить безымянные пока что поселения на плане местности. И веселящееся село, с согласия его обитателей, получило название Шумное. Следующее по пути чиновника гулявшее село было обозначено как Новошумное... Нанесенные на карты топонимы подтверждают подлинность этих преданий. А вот название нашего села Веселый Подол привезли с собой в область полтавские переселенцы из одноименной вотчины Григория Родзянко и родины Леонида Глебова (Глібова), баснописца-классика украинской литературы.

То была прозаическая, порой драматическая, а для некоторых – что доводилось слышать от старожилов – и романтическая кампания. Но в основе постулатов отечественной истории была, конечно же, – «и вечный бой!» – борьба. Да не за распашку слежавшегося миллионами лет пласта в одном тягле с лошадками (несравнимая по героизму с целинными тракторными пятидесятыми), а баталии классовые: безымянные толпы обездоленных переселенцев и гонимые кочевники, с одной стороны, да царские сатрапы и продажная байская верхушка – с другой. Но именно эти четыре сословия (настоящая классовая борьба ценою собственных жизней им еще только предстояла) сделали то, что мы по достоинству так и не оценили.

...Далеко не всем известно, что после отмены крепостничества реформой 1861 года азиатское переселение крестьян не планировалось вообще, старым помещикам и новым кулакам европейской части страны батраки нужны были самим. Выдача же разрешений желающим переселиться сопровождалась кучей условий: наличием той самой справки о дееспособности (есть ли у тебя деньги в кармане на обустройство в новых местах), согласия «Присутствия по крестьянским делам» (рассчитался ли ты перед отъездом по своим обязательствам), а после уже – дозволение губернатора, Министерства внутренних дел и Министерства Государственных имуществ. При том демографическом потенциале России, о территориальном перемещении граждан – в масштабах, соразмерных, скажем, экспансии в Северную Америку, в результате которой местное население практически растворилось, – не было даже разговора.

И лишь двадцать лет спустя «Временными правилами для переселения крестьян» от 1881 года дозволялась миграция той их части, которая оказалась малоземельной или же вовсе безземельной. Но лишь из специальной литературы, а не учебников советского времени, мы узнавали о том, что – по-прежнему, только с согласия тех самых двух министерств и со справками о дееспособности. И что не именно в Западную Сибирь и Казахстан, а по всему пространству единой тогда страны, начиная с лежащей под боком «дикой» Таврической степи и заканчивая Дальним – «у черта на куличках» – Востоком. Что число переселенцев было строжайше ограничено – самовольный переезд оставался уголовно наказуемым. Что на территорию нынешней Костанайской области уже во времена «массового» переселения был наложен особый, прочти двадцатилетний запрет, связанный с устройством, прежде прочих, коренных обитателей: отчасти оседлое и полуоседлое население обустраивалось тогда в аулах восьми волостей со своим выборным управлением. Что была проведена грандиозная работа по топографической съемке территории и учету землепользования, в результате которой выделены «свободные земли», отведенные затем для прибывших и новых местных поселенцев.

Узнали также о том, как переселение и распашка степей сказались на демографическом балансе прираставшего титульного этноса. В царские времена он всегда был большинством на своей территории: 2,6 миллиона человек в 1870 году, 3,3 миллиона в 1897 году и 3,84 миллиона в 1914 году. (Забирова А. Т., ЕГУ им. Л. Н. Гумилева). «Общим для всех степных областей и ясным признаком роста благосостояния киргизов является высокий в настоящее время процент ежегодного прироста киргизского населения – 2,3%, тогда как по всей России он ниже 2%». (Петр Столыпин о казахах, именуемых в то время «степными киргизами»).

Демографическая катастрофа произойдет в 1937 году – 2,2 миллиона казахов, или 42,6% от общего количества населения. Но не следует сводить все к «тридцать седьмому»: часть населения за эти почти четверть века откочевала в Монголию и Китай, отбыла в братские среднеазиатские республики СССР и на «великие стройки социализма» в Россию.

3. Вопрос в Думе

Я возвращался из Тургая в Кустанай 25 мая 1989 года и не помню уже, кто включил в комфортном салоне чешского самолетика радио на всю громкость – будто бы пилот, а может, и кто-то из пассажиров. Шла прямая трансляция: Михаил Горбачев начинал первый в нашей тоталитарной доселе жизни по-настоящему демократичный съезд народных избранников... Только он успел сказать: «разрешите считать открытым», как посланные нами туда депутаты дружно ринулись к трибуне... А дальше мы, граждане-пассажиры самолета и страны, ничего понять не могли: в общем гуле слышались предложения по порядку денному, кто-то голосистый предлагал всем на минуту замолчать в почтении памяти жертв железнодорожной катастрофы, впервые на всю страну прорезался голос никому не известного юриста Собчака, который разъяснял собравшимся их реальные права и обязанности в этом зале, что обеспечило ему дальнейшую политическую карьеру...

Вот это только лишь и запомнилось, а что там решили, ей-богу, уже забыл. Примерно так работала и Государственная Дума, но утрировать святое дело не будем: в 1905 году европейский парламентаризм пришел в Российскую империю... И аграрная политика, в том числе переселенческая, там рассматривалась, но в общем шуме-гаме. Депутатов-думцев от Степи в двух созывах было четырнадцать. Двенадцать из них представляли казахское население, они входили в «особую комиссию по киргизскому вопросу» и выступали против политики переселения, имея при себе «протестные списки с мест». В целях продвижения своих интересов блокировались с близкими по духу депутатскими группами мусульман, консервативной фракцией аграриев, а также с представителями Сибири и Степных областей, которыми со стороны «идейно руководил» Григорий Николаевич Потанин, бывший омский однокурсник Чокана Валиханова. С соседями планировалось даже создание совместного «Общества изучения Сибири и содействия практическим реформам в ней» взамен главного героя нашего романа – «Российского географического общества», которое якобы продемонстрировало «отвлеченность науки от общественных процессов».

Дружное неприятие депутатами-казахами преобразований в Степи выглядело, тем не менее, странным. Понятны те патриоты нации, которые «били в колокола», боясь потерять исконные территории. Понятны и те, кто не хотел иметь такого количества гостей, когда самому присесть будет негде. И даже те, кто видел в соседстве угрозу своей культуре. Сегодня мы очень хорошо разумеем тех, кто считал переселение, изъясняясь нынешним сленгом, большой «коррупционной схемой», сговором колониальных и местных властей по приватизации земель общего пользования.

Но дело в том, что таких как раз были единицы. Подавляющее же большинство депутатов горой стояло за сохранение кочевого уклада Степи... Это в двадцатом-то уже веке... Причем, посланцы народа использовали вполне современные технологии, каждое требование подкреплялось организованными апелляциями с мест. К примеру, каркаралинский юрист Акпаев, в поддержку думцев, приверженцев кочевого животноводства, прислал телеграмму от имени пяти миллионов казахов.

...За полвека до эпохи парламентаризма с проблемой уклада столкнулся наш оренбургский генерал-губернатор Безак Александр Павлович. Он принял вверенный ему край пока еще не оправившимся толком от последствий небывало свирепого джута 1855–1856 годов, в регионе тогда пал практически весь скот, резервные запасы хлеба были полностью опустошены. И новый губернатор, в отличие от своих предшественников, решил, что коренные жители в состоянии сбалансировать «производство животной продукции с земледельческой», дабы иметь страховой полис – хлеб в закромах и корма на сеновалах... Местных апологетов кочевничества приезжий Безак (со временем он отбудет в Киев) осадил: – у нас тут то джут, то неурожай, когда-нибудь перемрем здесь все, – и процесс оседлости запустил. А вот цвет нации, интеллектуальная ее элита, которая откочевалась и отучилась в университетах, жила в столицах, ратовала за бесперспективный патриархальный уклад, как едино возможное будущее своего народа...

Но что значат для жерновов истории чьи-то поперечные воззрения... В 1907 году казахские депутаты встретились с главноуправляющим земледелия и землеустройства князем Васильчиковым Борисом Алексеевичем. Он внимательно выслушал мнения представителей народа о необходимости сохранения отлаженного тысячелетиями кочевого уклада, о необратимости последствий при вторжении туда извне...

Суть ответа Васильчикова заключалась в следующем: оседать нужно, господа, время даром теряем...

Подоплека столь единодушной позиции казахов в Думе проясняется лишь при изучении дел в самой Думе. С момента ее учреждения все там было подчинено баталиям по единственному пункту повестки дня – о национализации земель – ничего, кстати, определенного Казахстану не сулившего. Постановка вопроса формулировалась «по-шариковски» – все отнять и поделить... И депутаты-степняки, под предлогом национальной самобытности, солидарно решили отгородиться (не впутывайте нас в это дело) и просто переждать время.

...Дабы не быть уличенным в монархизме, оправдаюсь одной их своих книг – «Долгий путь к Лукоморью». Там я писал о том, что народ поддержал большевиков как альтернативу обанкротившемуся режиму. Сейчас, с учетом свежего опыта, добавил бы к «народу» еще и «друзей России» – теперь понятно, какую роль тогда сыграли германские деньги в поддержку Ленина на броневике во время того Петроградского майдана. Тоже, кстати, революции «цветной», красной – нашлись-таки в справочниках сведения о том, что «вооружённой опорой Советской власти в первые месяцы после большевистского переворота была Красная гвардия, созданная при подготовке Октябрьского вооружённого восстания». Вот так-то...

Учреждение Государственной Думы Российской Империи (действовала с 1905 года до революции 1917 года) вовсе не было попыткой «выпустить пар». Просто настало время серьезных державных реформ, давно озвученных в обществе. Не считая революционеров-ленинцев, эти вопросы ставили перед троном такие практики государственного строительства, как Витте Сергей Юльевич, Столыпин Петр Аркадьевич, Штюрмер Борис Владимирович и другие. По «протоколу намерений», за которым стояли «лучшие умы России», в юридическом лице Думы замышлялось образование нижней законотворческой палаты парламента (верхней был действующий Государственный совет). Далее, закладывалась демократическая идея: не «Мы, Николай II» отныне решаем все, но представители народа. В ту эпоху сплошных призывов к насилию это имело важные административные последствия: вооруженная борьба революционеров всяких мастей с такого рода Законами квалифицируется уже не как преступление против власти, а против собственных граждан. Хочешь изменений – давай наказ депутату. Или баллотируйся сам, но не призывай к гражданской войне...

Содержанием всей думской повестки – это оговаривалось особо – должна была стать именно  законодательная деятельность. Но не представительская, с выносом на высокую трибуну всего вороха «вопросов снизу», которые призвана решать  исполнительная власть.

Тем не менее, депутаты I Государственной Думы (с 27 апреля по 9 июля 1906 года), а также и II (с 20 февраля по 2 июля 1907 года) занялись именно этим. Повестка дня оба раза свелась к тому самому аграрному вопросу в радикальном проекте его решения: национализация казенных, монастырских, церковных, удельных, кабинетских и частично помещичьих земель. То есть ставился заведомо тупиковый, не имеющий мирного разрешения вопрос, а посему все последующее катилось по подобию того горбачевского съезда. Никаких Собчаков там никто не слушал и, кажется, мало кто внимал друг другу вообще. К тому же, к депутатскому «базару» добавились серьезные разногласия между Думой и правительством, «либералами» и «реакционерами», последнее и вызвало роспуск «высокого собрания». В учебниках истории об этом сказано так: «недовольный их (депутатов) инициативами, Николай II издал указ о роспуске Думы».Избранники народа, действительно, выдали «на гора» весь мыслимый ворох инициатив, но ни за что существенное так и не зацепились, и даже не смогли определиться с реальными вопросами повестки дня... Кажется, это и были те два потерянных Российской империей года, которых не хватило ей впоследствии для предотвращения революционного взрыва.

«Согласно новому избирательному закону в III Государственную Думу, казахи лишались своего представительства». Так в учебниках. Так на самом деле, однако... Закон вовсе не предусматривал дискриминации по национальному признаку, он «дискриминировал» отдельные регионы. И в III, и в IV думских созывах не было ни десятимиллионной к тому времени Средней Азии, ни Сибири от Зауралья до Дальнего Востока (Туруханский край, Якутия, Чукотка, Камчатка, Сахалин)... В наполовину казахском Степном крае и соседних областях избирательным правом наделялся один лишь Иркутск, что, по мнению жителей Семипалатинска, Барнаула, Красноярска, Новосибирска, Омска, Томска, Тобольска, Тюмени и других городов, никакой логикой не объяснялось.

Логика, однако, была прагматическая: вовлечь в законодательную деятельность представителей наиболее развитых индустриально-аграрных регионов, а также тех деловых кругов, которые оперируют категориями рыночной экономики. Наши края, только что включившиеся в эти процессы, не брались в расчет ввиду принадлежности к неосвоенной в целом континентальной азиатской части территории, хотя все обстояло не совсем так... Впрочем, логики в том документе действительно оказалось мало, то было чисто административное и незаконное решение, но...

За пятилетие своей работы (с 1 ноября 1907 по 9 июня 1912 года) III Государственная Дума рассмотрела около 2 500 законопроектов. Важнейшими их них стали Законы о той самой аграрной реформе в приемлемой для голосования редакции и о введении демократического института земства в западных губерниях.

IV Дума – с 15 ноября 1912 по 25 февраля 1917 года – тоже проработала почти пять лет, но с первого же года в условиях военного времени...

4. Целесообразность затеи

Издержек в переселенческой кампании, и даже драм, было предостаточно. В целинной эпопее советской, без эксплуататорских уже классов эпохи их тоже хватало, но все учебники по истории прошлого тачались «на одну колодку». С одной стороны, лекала «классового подхода» иного кроя исторических материй не дозволяли, с другой – нашему брату-ученому лишь пальцем направление покажи, и он (Маркс так примитивно не мыслил!) утрирует любую теорию. Никого из них не останавливало даже то, что изложение и статистика в их трудах не стыковались и близко. На бумаге – раздираемая противоречиями, «через пень-колоду» кампания, на деле же – новый огромный сельскохозяйственный регион с аулами и поселками, школами, больницами и аптеками, собственными газетами и народными читальнями, со сложившейся инфраструктурой и обширными экономическими связями. «Железные дороги, водный транспорт и почтово-телеграфное сообщение соединили Казахстан с центром России, Сибирью, Алтаем, Средней Азией, торговое влияние Кустаная простиралось на тысячи верст вглубь степи» («Русские ведомости», № 264, 1892 год).

Как видим по дате, «на дворе» все еще стоит вторая половина того самого девятнадцатого века, на дрожжах технической революции которого рос мировой валовой продукт, но этого феномена сквозь свою «призму» академики разглядеть не захотели. Не отметили они ни начала эпохи научно-технической революции, ни процесса образования в центре нашего необозримого суперматерика завязи существующего ныне мирового экономического пространства, ни явления евразийства в смысле того цивилизационного прорыва, который продолжается усилиями наших уже современников...

Кардинальные реформы азиатской Степи всегда излагались историками с подспудными риторическими вопросами насчет целесообразности затеи... Но, перенеси наши прадеды все степные реформы на век двадцатый – и ничего бы у них не вышло, ибо горизонты того времени уже озарялись сполохами приближающихся войн. Следующий, ХХ век начнется с русско-японской брани, продолжится двумя мировыми «мясорубками» с революциями между ними – словом, жизнь превратится в полувековую тотальную мобилизацию. Но предки возможности не упустили, они своевременно использовали исторический шанс для переустройства кочевого уклада, что еще со времен Аблай-хана считалось делом назревшим. Урбанизация уже тогда определяла иные параметры цивилизации, хотя казахи, как заметил Назарбаев Нурсултан Абишевич, долго оставались последними кочевниками на континенте...

Переход к капитализму был «велением времени» и сопровождался всеми известными издержками процесса: смена социально-экономической формации что в колониях, что в метрополиях без потрясений не происходила. Но сам процесс становления рыночной экономики эволюционировал согласно классической «дорожной карте». Даже затерянные в степях соляные промыслы нашего Уркаша были весьма солидным предприятием с собственной расчетной денежной единицей: та бронзовая монета-бон с обозначенным на казахском и русском языках рублевом эквиваленте – двуязычие в 1890-х! – занесена в нумизматические справочники мира.

Все последующие «классовые» извращения истории были просто оправданием революционного разрушения всего и вся, его восстановления «через колено» в ходе трагических по своему характеру преобразований двадцатых-тридцатых годов ХХ века. Если капитализм принес в Степь реалии рыночной экономики, то социализм – ирреальные эксперименты в этой сфере, ликвидацию частной собственности и принудительную коллективизацию... То, в сущности, были утопические опыты – в рушащемся уже СССР попытались спастись возвратом к элементам «классического рынка», но они социализмом отторгались.

Хотя стереотипы классовой истории живучи, но монополии на истину она лишилась. В этой науке пока что лишь одна явная доминанта – закономерность смены общественно-исторических формаций. Давным-давно было известно, что феодальные государства вступят в эпоху капитализма. Прогнозы на дальнейшее пока не сбылись, но история занимается именно прошлым, с его диалектикой развития по восходящей. И нужно бы уже закрепить научные принципы историзма при рассмотрении собственного прошлого в контексте общеисторических закономерностей...

Положение дел стало меняться в постсоветские времена деидеологизации. В школьные и вузовские курсы истории включены темы «Реформы 1867-1868 годов» и «Столыпинская реформа», которые положили начало распространению капиталистических отношений в Степи. Конкретно-историческое наполнение этих тем дает достоверное представление о переселении землепашцев европейской части империи в наши края, кроме того, материал персонализирован именами разработчиков и проводников реформы – представителей власти и местной феодальной знати. Среди чиновников названо немало выходцев из Украины, поочередно возглавлявших Оренбургскую и Тургайскую губернии, куда в то время входила территория нынешней Костанайщины.

Прошлое понемногу оживало. При финансовой поддержке местных властей в области издана серия книг по истории городов и районов, а также их населенных пунктов. Возвращались из небытия имена первых поселенцев, организаторов и проводников реформ – губернских и уездных чиновников, глав местного самоуправления. По классовой логике, это были отрицательные персонажи. Тем не менее, многие цари, императоры, ханы или же просто толковые деятели так и остались для «темных масс» собирателями земель, отцами наций и защитниками отечества – с благодарной памятью тех современников и их потомков ничего не поделаешь. Пришла пора считаться с этими вещами, видеть в прошлом не клубок «непримиримых противоречий между трудящимися массами и эксплуататорами», а ту историческую форму организации общества, переформатировать которую в странах социализма – на одной трети планеты – экспериментаторам, со всеми их неограниченными полномочиями, так и не удалось. «Могучесть» организма пролетарского государства была всего лишь эффектом выброса той безрассудной энергии молодости, которая быстро иссякает: на момент кончины эпохи реального социализма его возраст едва превысил нынешний показатель средней продолжительности обычной человеческой жизни.

5. Причинная связь событий

Чем больше мне приходилось знакомиться с судьбами украинцев из числа чиновничьего сословия и интеллигенции, тем больше я поражался, насколько прочно они вписаны в здешнюю историю. Каждая биография – это страницы истории области, каждая личность – это звено цепи с десятками других имен, олицетворяющих эту историю персонально.

...Вот уже на протяжении нескольких лет местная украинская община пытается установить, где похоронен академик Крымский Агафангел Ефимович. Имя этого востоковеда, тюрколога, семитолога и специалиста по исламу хорошо известно, кстати, и нынешним костанайским религиоведам: ученый владел полусотней языков, в том числе тюркскими наречиями, удостаивался чести читать лекции в Сирийском университете, его «История мусульманства» в трех томах (Москва, 1903-1904 гг.) переиздана в России в 2003 году. Большое значение представляют публичные высказывания Крымского А. Е. о литературной деятельности Абая, как видного ученого-востоковеда, писателя и поэта, для украинского общества по тем временам практически неизвестного.

А в Кустанае академик оказался после высылки 20 июля 1941 года из Киева, но еще по дороге заболел и полгода спустя, 25 января 1942 года, умер. Но коль подконвойный – то, естественно, в лазарете Кустанайской общей тюрьмы № 7. А вот где хоронили в то военное время ее «контингент» – установить пока не удалось... Украинская версия «этапирования» в Кустанай семидесятилетнего ученого – беспредел кровавого сталинского режима, российская – вывезен без предъявления обвинения, что ближе к истине. Оборона Киева в день его отправки сдерживала немцев на рубеже Фастов – Белая Церковь – Тараща, что в шестидесяти километрах по прямой от столичного Майдана... Оставить такого человека немцам власти не могли: ученый был осведомлен о государственных тайнах, поскольку, кроме всего прочего, являлся одним из учредителей Академии наук Украины и ее первым «непременным секретарем». Первым же президентом Академии был одновременно избран ученый с мировым именем Владимир Иванович Вернадский.

Сам Вернадский (его имя дано Национальной библиотеке Украины и еще двадцати учреждениям и топонимам), патриарх науки в области актуальных поныне вопросов происхождения минералов и геосфер, радиоактивных и химических элементов, в то военное время тоже находился в эвакуации, причем здесь, неподалеку – в Бурабае-Боровом тогдашней Акмолинской области, где написал свой главный научно-философский труд «О ноосфере». Уединившись в наших тихих девственных местах, он первым забил тревогу по поводу самоубийственных для человечества темпов разрушения природных экосистем как среды своего обитания... Участвовал в делах текущих, сохранилась служебная переписка по поводу кандидатуры на должность президента Академии Наук Казахстана с мнением Вернадского: «Только Сатпаев» (Г. Шалахметов, «Казахстанская правда»). Троюродным братом академика был литературный классик Владимир Галактионович Короленко, писавший, кстати, об украинских переселенцах не только в наших краях, но и на американском континенте (повесть «Без языка»)... Видимо, возраст (Вернадскому было восемьдесят) да обстоятельства (больная супруга, умершая и похороненная там же) не позволили ему навестить коллегу А. Крымского и почтить память своего дяди, генерал-губернатора Тургайской области Константиновича Александра Петровича, выходца из полтавских дворян... Это он, по распоряжению Оренбургского генерал-губернатора Крыжановского Николая Андреевича, выходца из той же Полтавщины, вместе с лейтенантом Тилло Алексеем Андреевичем (уроженцем Киевской губернии) заложил в 1879 году поселение, ставшее затем Костанаем * .

* Кажется, здесь уже нужно сказать, что в этих записках наш город Костанай, несколько раз менявший свое название, будет (вне цитирования) обозначаться «Кустанаем» и «Костанаем» по хронологии. Так же, как и одноименная область.

А Крыжановский к тому времени уже более десятка лет тесно сотрудничал с Ибраем Алтынсариным, которого лично рекомендовал в Оренбургское отделение Российского географического общества. Через четыре года Константиновича А. П. сменит очередной губернатор Тургайской области Проценко Александр Петрович, на долю которого (назовите подобных) выпала уникальная возможность рядом жить, служить и совместно работать с великими казахскими просветителями – Валихановым, Абаем и Алтынсариным...

Начинал же свою карьеру Проценко – я впервые пишу не только обо всем этом, но и о посмертном товариществе, – вместе с Чоканом Валихановым в Омске. В нашем академическом «валихановедении» фамилия Проценко встречается лишь в связи с двумя несущественными эпизодами. В письме к Колпаковскому Г. А. от 20 ноября 1864 года Валиханов просит навести через него справку об одном из эпизодов кампании в Куртке. Второй раз – в связи со «слухами» вокруг Нарынской экспедиции (будет далее). Но ни в примечаниях к текстам этих опубликованных писем, ни в именном указателе нет даже слова относительно их тесного знакомства. Составители, скорее всего, и сами не знали об их совместной службе, а посему и не упомянули о том зигзаге судьбы, при котором Проценко окажется затем генерал-губернатором на кустанайской родине однополчанина... Это уже не издержки «методологии марксовой» (многие сановники позиционируются биографами положительно), это недоработки исследователей...

А перед тем Проценко начальствовал в Семипалатинске, в областной номенклатуре которого давно уже пребывал Абай Кунанбаев: два выборных срока он там возглавлял волость...

Затем на должность Тургайского генерал-губернатора надолго вступил Барабаш Яков Федорович (также из дворян полтавских), в его семье, по преданиям, воспитывался будущий комиссар Тургайской области Алиби Джангильдин... Вот так, фамилия за фамилией, личность за личностью, воссоздают живую картину прошлого...

В сообщениях об этой категории здешних украинцев на всяких регламентированных мероприятиях (о них я упоминал, к примеру, на Пятом Форуме земляков в Киеве, дважды на шевченковских чтениях в Евразийском Университете в Астане и т. д.), ради экономии времени, число персоналий сокращалось. В итоге, фигурантами исторической хроники остались одни лишь губернаторы, как явление причинное, порождающее следствие: центростремительная сила человека в номенклатурном кресле управляющего областью, равной европейскому государству, понятна и без употребленных тут категорий философии. Со временем сухой хронологический список губернаторов и без моего участия всплыл на сайтах архивных учреждений ряда областей и республик России и Казахстана. Изо всего разнообразия причинно-следственных связей, выраженных в человеческих судьбах, и там, и у меня, оставалась лишь скупая хроника приема-передачи власти...

6. Администраторы или исследователи?..

На первых шевченковских чтениях в Астане (2012 год) выступавший после меня Бабенко Василий Яковлевич, глава научного общества «украинистов Башкирии», сказал: нашел кем хвалиться... Он имел в виду мое упоминание о Перовском В. А., Крыжановском Н. А., Константиновиче А. П., Проценко А. П., Барабаше Я. Ф. и Страховском И. М. – оренбургских и тургайских генерал-губернаторах... Именно через биографии этих земляков я смог после институтского курса составить свое представление о прошлом Казахстана и его великих людях, в том числе местной родовой знати в коленах: история – она в биографиях, а не в сводных таблицах. Помнится, на тех чтениях я вставил реплику о том, что мы продолжаем мыслить советскими классовыми категориями, что у нас террористы (Халтурин, Желябов, Каракозов, Засулич и Софья Перовская, прямой потомок, кстати, первого из вышеназванных персонажей этой главы) поданы отечественными героями, все мы их знаем, тогда как истинные созидатели из памяти вычеркнуты. Сказал о том, что мы до сих пор оперируем крайностями, тогда как истина всегда посередине, но мы ее пока что не нашли... Сам же Бабенко на тех чтениях хвалился исследованиями истории переселения и бытия украинцев в Башкортостане, в подтверждение он раздал всем внушительную подборку краеведческих книг. Вечером мы ужинали с хозяевами, потом была гостиничная «тусовка», и я сказал украинцам-башкирам: и вы, и мы когда-то были жителями единой Оренбургской губернии. Лишь в 1865 году, при Крыжановском, нашим с вами краянином-украинцем из Полтавщины, башкиры были определены в отдельную Уфимскую область. Так вот, те царские чиновники не только создали то, что вы теперь никак не изучите, но еще и  положили начало истории своего края как науки, сделав в тысячу крат больше нас с вами: все губернаторы были действующими членами Русского географического общества...

Только в тот момент я понял, что сделал для себя открытие: как-то раньше не приходила в голову мысль перебирать еще и «хобби» этих людей... Но в тот вечер все это выстроилось в голове автоматически. И я удалился в номер переиначивать свой причинно-следственный исторический ряд.

18 августа 2014 года «Русское географическое общество» (председатель Попечительского совета – президент Российской Федерации Владимир Владимирович Путин, президент – министр обороны Российской Федерации Шойгу Сергей Кужугетович) сделало заявление в связи с предстоящим в 2015 году его 170-летием. «С самого начала своего существования, – говорилось в нем, – общество развернуло обширную экспедиционную и просветительскую деятельность. Оно внесло крупнейший вклад в изучение Европейской России, Урала, Сибири, Дальнего Востока, Средней и Центральной Азии и других территорий». Из чего следует, что первым делом общества стало исследование земель, на которых мы проживаем, а наипервейшим – картография и статистика, что называется, с нуля. Соответствующие отделы были созданы в учрежденной структуре изначально. Впоследствии, в 1887 году, после разрушительного землетрясения в городе Верном (Алма-Ата), при Русском географическом обществе была создана Сейсмическая комиссия.

Роль и значение общества подчеркивается на сайте «История Казахстана – школьникам» («Тарих», Алматы). «В развитии культуры и общественной мысли в Казахстане во второй половине XIX века важную роль сыграли научные общества и культурно-просветительные учреждения.

Отделы Русского географического общества были открыты в Оренбурге (1868), в Омске (1877), затем подотдел в Семипалатинске, а в 1897 году – отдел в Туркестане. Они издавали сборники, где публиковались материалы по истории, этнографии, географии. В них сотрудничала казахская интеллигенция, например, членом-корреспондентом Оренбургского отделения географического общества был Ибрай Алтынсарин, который публиковал в его сборниках свои исследования. Во второй половине XIX века в Казахстане были созданы областные статистические комитеты, которые публиковали «обзоры» областей, содержащие материалы по статистике, истории, этнографии, культуре. Например, в работе Семипалатинского областного статистического комитета принимал участие Абай Кунанбаев... В Казахстане стали открываться общественные библиотеки. Одна из первых публичных библиотек была открыта в 1883 году в Семипалатинске» (это случилось в бытность губернатора А. П. Проценко).

Как пишут Байдосов З. Б и Казбекова Н. А., научная и культурно-просветительная деятельность отделов географического общества объединила в своих рядах на территории Казахстана представителей служащих и талантливой интеллигенции: в числе пионеров казахстанской науки были М. Бабажанов, М. Баймухамедов, Б. Даулбаев, Т. Сейдалин, А. Диваев, Т. Бочкурин, Г. Балгымбаев, С. Жантюрин, Б. Наурызбаев, А. Байсенов, Б. Каратаев, У. Асавов и другие.

7. РГО – учредители и покровители

Императорское Русское Географическое Общество (ИРГО, впоследствии РГО) было учреждено в августе 1845 года повелением Николая I. Представление императору подал министр внутренних дел Российской империи граф Перовский Лев Алексеевич. Он выполнил организационную часть дела, саму же идею создания общества императору подсказал адмирал (в будущем президент Академии наук) Федор Петрович Литке с целью «собрать и направить лучшие молодые силы России на всестороннее изучение родной земли». Общество поначалу задумывалось как географо-статистическое, однако повелением императора было названо Географическим, но со статистическим отделением. Взнос государства в финансирование общества составлял 10 тысяч рублей в год, остальное брали на себя члены общества – меценаты.

Подготовивший учредительные документы министр Перовский Л. А. был внуком гетмана Кирилла Разумовского, президента Российской академии наук. Перовский-министр сам в учредители не записался, а предоставил эту честь своему брату, чем крепко связал Костанайщину с историей возникновения общества: Перовский Василий Алексеевич в то время был губернатором Оренбургским, куда наши земли тогда входили административно...

Еще одним министерским выдвиженцем в составе учредителей стал Вронченко Михаил Павлович, генерал-майор, востоковед, географ, военный топограф и геодезист. И кадровый разведчик со странным для сей профессии хобби: его переводами Шекспира на русский пользовался сам Пушкин. Того Михаила Павловича, вместе со старшим братом Федором Павловичем, наши братья-белорусы считают своими, а мы – украинцами, поскольку их «отец, протодьякон Павел Вронченко, был из рода обедневшей украинской шляхты, переселившейся на белорусские земли». А старший брат Михаила, Фёдор Павлович Вронченко – это министр финансов Российской империи, который отрядил в общество своего младшего брата со взносом, равным годовому бюджетному – 10 тысяч рублей серебром. Сколько это на наши деньги – можно прикинуть... Золотая монета достоинством «5 рублей» 1845 года – времени учреждения РГО – содержит 6,54 грамма золота высшей пробы. У одного из костанайских коллекционеров подобная монета имеет ушко сверху и потертость с обратной стороны – в позапрошлом веке она украшала здесь чей-то женский камзол. Так вот, деление веса той монеты на ее номинал и дает золотое содержание тогдашнего рубля – 1,308 грамма. В платиновых монетах рублевый эквивалент составлял 3,45 грамма металла 950 пробы, а серебряный рубль имел соответственно 2,73 грамма металла 868 пробы.

Таким образом, министр Вронченко Ф. П. жаловал обществу 13 килограммов золота. В одних источниках указано, что честно заработанного на управленческой и государевой службе. По другим сведениям – из каких-то иных средств по согласованию с Николаем Первым. Министерство финансов тогда не ассоциировалось с нынешними «кормлениями», все денежные потоки управлялись исключительно императором, так что важная контора скорее являлась канцелярией по оформлению бумаг. Печатных машинок еще пока не было, и современники острили: Вронченко держат в министрах за красивый почерк...

А далее был Даль (это все о тех же выходцах из Украины). «Луганский казак», как подписывался Владимир Иванович под своими статьями, являлся членом-корреспондентом Академии наук, писателем и этнографом, но вошел в историю как составитель «Толкового словаря живого великорусского языка».

Крузенштерн Иван Федорович не украинец, но коллега уроженца черниговского города Нежина Юрия Лисянского (действительного затем, кстати, члена Общества) по кругосветному плаванию 1803 – 1806 годов на кораблях «Надежда» и «Нева», ставшего историческим событием в развитии географии и естественных наук.


Кёппен Петр Иванович, уроженец Харькова, академик Петербургской Академии наук, стал известен своими трудами по истории, географии, этнографии, демографии и статистике, в том числе «инородческих территорий», а также как издатель периодического журнала «Библиографические листы».

Левшин Алексей Ираклиевич был зачислен в Харьковский университет в 1814 году, когда Кёппен П. И. там учебу заканчивал. Автор книги «Описание киргиз-казачьих, или киргиз-кайсацких орд и степей», воссоздающей «историю политических событий в регионе с XVI по XIX век, природных условий и быта обитателей Степи», которая снискала ему, по выражению Валиханова, славу «Геродота казахского народа».

Весьма неожиданным оказалось то, что и другие учредители, имена которых нам уже мало о чем говорят, оставили свой след в истории Казахстана.

Берг Федор Федорович совершил две экспедиции в Степь по сбору географических сведений и военно-топографическому описанию пространства от Астрахани до Гурьева, между Каспийским и Аральским морями, а также плато Устюрт.

Бэр Карл Михайлович – признанный специалист в области географических и этнографических изысканий, а также прикладной зоологии, его «Каспийские исследования» в восьми частях содержат весьма ценные научные сведения о территории и фауне нашего края того времени. При поездке в Новопетровское укрепление Бэр К. М. встречался с Тарасом Шевченко, затем «принимал деятельное участие в хлопотах по его освобождению». (Раковский С. С., «История Оренбуржья»).

Гельмерсен Григорий Петрович – академик, основоположник русской геологической школы, исследователь природных ресурсов Алтая, в том числе в районе Риддерских и Зыряновских рудников, а также города Усть-Каменогорска.

Рикорд Петр Иванович – адмирал, председатель Комитета по постройке пароходов для флота, в том числе и Каспийского моря с портами на казахском побережье Мангышлака, мыса Туп-Караган и в Форте-Александровском (ныне Форт-Шевченко Туп-Караганского района), на территории которого было создано Форт-Александровское Морское Агентство.

Чихачев Платон Александрович – участник многих экспедиций по исследованию Алтая и озера Зайсан на территории нынешней Восточно-Казахстанской области.

В числе учредителей были также другие известнейшие люди того времени: Арсеньев Константин Иванович, академик Петербургской Академии наук; Врангель Фердинанд Петрович, адмирал, управляющий морским Министерством, противник, кстати, продажи Аляски Соединенным Штатам Америки; Муравьев-Виленский Михаил Николаевич, член Государственного совета; Струве Василий Яковлевич, один из основоположников звездной астрономии, первый директор Пулковской обсерватории, и, конечно же, идеолог РГО, исследователь Арктики Ф. П. Литке.

Как видим, девять из семнадцати учредителей общества – большая часть – имели прямое отношение к Казахстану, эта огромная территория в центре тогдашней страны стремительно приращивала ее общее экономическое пространство. Всего через два десятилетия после революции и гражданской войны Казахстан стал надежным тылом фронта в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов... Конечно, не только благодаря двум советским пятилеткам и третьей незаконченной, но и предшествующим фундаментальным заделам.



8. Оренбургский отдел РГО

(Крыжановский – Алтынсарин)

Исключительная роль в учреждении Оренбургского Отдела принадлежала одержимому идеей губернатору Крыжановскому. В обосновании целесообразности затеи он сообщал министру внутренних дел о том, что исследования края и территории всего Западного Казахстана «крайне важны ввиду отсутствия разведанных каменноугольных месторождений, а также неизвестности условий и возможного размера земледелия». Как видим, речь идет о двух стратегических государственных задачах: оседлости и топливе. Уголь – горючее для парового двигателя цивилизации (с этой темой мы еще столкнемся) – станет особым предметом деятельности РГО в деле ресурсного обеспечения железных дорог, речного и морского флота, а также коммунального хозяйства городских поселений.

Как сообщают архивисты, «30 мая 1867 года, об инициативе оренбургского губернатора было доложено Александру II, и он дал согласие на учреждение такого Отдела. Соответствующий указ Его Императорского Величества из Правительствующего Сената был датирован 5 июля 1867 года».

По рекомендации Крыжановского, председателем отдела был избран первый военный губернатор вновь образованной Тургайской области генерал-майор Лев Федорович Баллюзек, который в своей программной речи пообещал сделать отдел ведущим в мире и России (после Академии наук и Казанского университета) центром ориенталистики, то есть востоковедения.

По личной инициативе Крыжановского, в состав общества был приглашен Ибрай Алтынсарин. На первом собрании была оговорена тематика его этнографического исследования, с которым он выступил уже на следующем, втором собрании отдела.

9. Общество или партия

Что-то не припоминаются иные общественные организации с таким человеческим и финансово-техническим ресурсом... Аналогии возникают лишь с проправительственными партиями, той же самой нашей бывшей КПСС. Но в условиях российского самодержавия середины ХІХ века о партии, как инструменте вхождения в структуру верховной власти и местного самоуправления, не могло быть и речи, поскольку там ничего не избиралось. Однако в данном случае власть скопом пришла в это общество сама. Кроме членов императорской фамилии, в разные годы там состояли более ста министров, губернаторов, членов Государственного совета и Сената. В Российском географическом обществе ценились такие понятия, как корпоративная солидарность, проявление чувства товарищества и взаимопомощи. Была и идеологическая, как у всякой правящей политической партии, установка относительно консолидации общества и формирования чувства единой многонациональной родины: Российская империя столкнулась с тем, что мы сегодня именуем «геополитическими вызовами», а поконкретнее – «началом передела мира». Мысль об идеологической составляющей в деятельности общества четко сформулировал и наш генерал-губернатор Н. А. Крыжановский: «Будемте изучать наш край с целью определить: какую может он принести пользу нашему общему Отечеству».

10. Основной вопрос географии...

Девятнадцатый век вошел в историю цивилизации технической революцией. В 1825 году железная дорога соединила новую столицу Санкт-Петербург со старой Москвой, а в 1851 году на территории лондонского Гайд-парка четыре с половиной месяца действовала «Великая выставка промышленных работ всех народов». Россия привезла туда каменный мозаичный стол и шкаф, сработанные по передовым технологиям Петергофской гранильной фабрики. Хорошо, но... Почти все первые премии достались англичанам, «мастерская мира» лидировала в судостроении, производстве паровых машин и транспортных средств на их тяге, освоила сухопутные и морские коммуникации, наводнив мир своим, технически превосходящим конкурентов, продуктом... Производители каменного стола, россияне, к тому времени уже торили по этой английской формуле пути своего технического и торгово-промышленного прорыва: заводское производство плюс территория, коею был гигантский материк от Зауралья до Камчатки... Удаленность, бездорожье и суровый климат пока берегли здешний покой, но на юге континента, в теплом азиатском подбрюшье, в стратегического значения Индии конкретно, уже осваивались британцы.

Это и был тот самый колониализм, который, вместе со своей цивилизующей миссией, нес катастрофические для судеб многих народов последствия. Найденные колонизаторами формы «самоопределения» ряда коренных народов были позже доведены нацистской Германией до полного цикла: «резервация» – «гетто» – «крематорий»... В Российской империи, слава богу, такого не было и близко... И вообще, давайте наконец назовем вещи своими именами – не в «дикой России», а в «просвещенной Европе» – это какими гуманистами надо было быть! – людей сжигали на кострах с общественного одобрения.

...В чистом виде колониальными державами считаются лишь те из них, которые владеют географически обособленными и удаленными от метрополий территориями. В противном случае колонизаторами можно считать всех подряд, в том числе и тех самых немцев, обделенных «местом под солнцем», но подмявших задолго до того под себя земли полабских славян на трети нынешней карты Германии. Россия, однако, сама отнесла себя к этому кругу держав. С 1907 по 1916 год в Санкт-Петербурге издавался всероссийский периодический сборник «Вопросы колонизации», в котором тесно сотрудничали авторы не только метрополии, но и окраин, в том числе и казахи, потому что смысл этого термина был, как уже говорилось, иным.

Камчатка вошла в состав России еще в пору московского царства, до начала вселенской суеты по разделу мира. Продвижение на евразийский северо-восток облегчалось географической близостью – все же это не заморские территории. Однако и осложнялось, причем, не только теми самыми климатическими условиями в подбрюшье Арктики, но и абсолютной неизведанностью гигантской территории. О какой железной дороге, инфраструктуре и коммуникациях могла идти речь без разведки местности и географических карт? Да не просто масштабных – сколько куда верст, – а съемок рельефа местности со всеми его особенностями, высотой гор и глубиной рек... В этом отношении Центральная Азия, Сибирь и Дальний Восток выглядели сплошным белым пятном.

В 1822 году, на основе петровских еще квартирмейстерских служб, был учрежден российский Корпус топографов. Перед ним ставилась задача расширения поля деятельности на современной научной основе, что и начало осуществляться на практике. Но в полной мере дело пошло лишь в результате «удвоения сил» – после создания Русского географического общества. К кадрам «штатного расписания» присоединилась плеяда выдающихся ученых, к казенному финансированию добавились «благотворители»: не только золотопромышленники Сибиряковы да Степан Соловьев, но и, скажем, купец Платон Голубков, который финансировал исследования Средней Азии с изданием гравированных карт, а также всю Камчатскую экспедицию. Производство крупномасштабной топографической инструментальной съёмки, нужно сказать, было достаточно дорогим занятием: одна квадратная верста на карте обходилась в 1 рубль 60 копеек серебром.

«Двойная тяга» позволила не просто закрыть «белые пятна» на глобусе планеты, но и произвести настоящий технологический переворот всего исследовательского и картографического дела. Инструментальная съёмка территории почти на восьми миллионах квадратных километров была проведена не только по передовым на то время методам топографии, но и с использованием отечественных новаций. К примеру, в 1860 году российский полковник Форш Э. И. применил способ определения географических координат, основанный на времени передачи сигнала по телеграфу между определяемыми пунктами. Член географического общества, известный нам Тилло А. А. тоже остался в истории науки революционером: он получил звание академика, в честь его назван остров Тилло в архипелаге Земли Франца-Иосифа. Не за то, что в свое время спланировал на местности наш Кустанай, а за «Арало-Каспийскую нивелировку 1874 года от Каратамака (на берегу Аральского моря) через Устюрт до залива Мертвый Култук Каспийского моря». Составленная им гипсометрическая карта произвела переворот в научных представлениях о строении рельефа территории. Упоминавшийся в числе учредителей РГО исследователь Казахстана Берг Ф. Ф., возглавляя в одно время Корпус военных топографов, учредил под своим председательством «Комитет для улучшения способов ведения тригонометрических работ». Академик Гельмерсен Г. П. стал основоположником русской школы геологической  картографии. Отечественное новаторство в разы увеличило печать картографической продукции и ускорило работу по составлению трехверстной карты России. Деятельность российских географов того времени не раз удостаивалась наград авторитетных международных организаций.

Как отмечает в своих скрижалях сама географическая наука, «особый вклад в изучение Казахской степи, Семиречья и Алтая внесли Андреев И. Г., Валиханов Ч. Ч., Бабков И. Ф., Голубев А. Ф., Катанаев Г. Е., Колпаковский Г. А., Полторацкий В. А., Проценко А. П. и другие». В числе выдающихся исследователей Туркестана и Восточных провинций Китая наука называет «Валиханова Ч. Ч., Корнилова Л. Г., Матусовского З. Л., Певцова М. В., Пясецкого П. Я., Рейталя П. Я., Сосновского Ю. А. и других».

Особая роль в исследовании расселения, культуры и языка казахов во второй половине ХІХ века принадлежит члену Географического общества, председателю правления Общества изучения Сибири академику Василию Васильевичу Радлову.

11. Исследователи или разведчики?..

Все великие географические экспедиции, независимо от источника финансирования, ставили перед собой, естественно, цели исследовательские. География являет собою науку «описания Земли» путем пошаговой рекогносцировки местности, ей посвящают жизнь «странствующие монахи»-ученые, она увлекает «пятнадцатилетних капитанов»-романтиков, но впереди всех «самозабвенных» по результативности стоят незаметные ремесленники-профессионалы – военные специалисты: разведка и исследование в ряде значений являются синонимами. К примеру, первый Хивинский поход под командованием оренбургского губернатора Перовского (закончившийся, кстати, провалом) носил название научной экспедиции «по исследованию оазисов среднеазиатских пустынь».

Потрясающе плодотворный открытиями ХІХ век подтвердил – науку движет стратегический интерес. Ежели бы она была движима интересом любительским, вряд ли бы мы имели представление о планете Земля до появления авиации и космических спутников. Разведывательные цели преследовались везде и всюду, что иногда стоило жизни романтикам, исследователям цивильным: ученику великого Гумбольдта, немецкому путешественнику Адольфу Шлагинтвейту голову отрубили сразу же по прибытию в Кашгарию, даже не задавая никаких вопросов. Поэтому следующий «визитер» туда, Чокан Валиханов, путешественником не представлялся, а явился в азиатском платье с торговым караваном под видом родственника «караван-баши»... И вернулся живым...

Тем не менее, по принадлежности к месту службы «гражданские» российские географы были подведомственными Академии Наук. С 1724 года делами там заправляли иностранцы, но в 1746 состоялось назначение ее президентом первого русского, того самого Разумовского Кирилла Григорьевича, деда губернатора Василия Перовского. Русский был не просто украинцем, но еще и последним в истории гетманом казачества левобережной Украины. Говорят также, что, вдобавок ко всему, он был еще и фаворитом императрицы Елизаветы Петровны, но ошибаются, путая с родным братом, Алексеем Разумовским.

Столь явное протежирование вызвало всякие кривотолки, но Кирилл Разумовский в историю науки вошел тем, что отечественные кадры продвинул. Президент покровительствовал Ломоносову М. В., при нем российскими академиками стали географ Крашенинников С. П. – автор книги «Описание Земли Камчатки», поэт Тредиаковский В. К. и другие.

Однако, с созданием Российского географического общества, среди учредителей которого было пять академиков Российской Академии Наук, в числе спонсоров – крупнейшие промышленники, а попечителем являлся сам император России, вся основная деятельность штатских исследователей переместилась именно туда.

А вот касаемо географов военных...

Российская военная разведка с 1836 года стала подчиняться двум ведомствам. В составе военного Министерства в Санкт-Петербурге был образован департамент Генерального штаба * из трех отделений, на два из них – «Азиатское» и «Военно-ученое» – возлагались разведывательные функции. «Азиатское отделение» (в разное время «Азиатская часть» и «Азиатское производство») занималось делами Кавказского, Туркестанского, Западно- и Восточно-Сибирского военных округов, географическим и статистическим изучением приграничных территорий. С 1879 года его возглавил новый заведующий, тот самый Проценко Александр Петрович, товарищ Валиханова, в будущем наш губернатор, а затем снова вернувшийся в должность заведующего Азиатской частью Главного штаба ** военного Министерства России.

* Генеральный штаб – один из высших органов военного управления в России, учрежден 20 февраля 1702 года Петром Первым.

** Главные штабы введены с 1815 года, как органы управления родами войск. Однако при подаче источников историки путали эти структуры, исправить ошибки можно лишь архивной сверкой, поэтому читателю с ними тут придется определяться самостоятельно.


Другая же часть профессиональных разведчиков осталась на прежнем месте службы при Министерстве иностранных дел. Что весьма логично: ведь как это так – дипломат и не шпион...

Четвертой категорией служащих этого отряда (после МИДа, Главштаба и РГО) являлись все без исключения руководители приграничных генерал-губернаторств – они имели высокие военные звания и состояли в номенклатуре государевой. В их штатах содержались кадры специалистов. Именно генерал-губернатору Западной Сибири Гасфорду Г. Х. прежде всего доложился специалист Валиханов о выполнении поручения Генерального штаба в Кашгарии и там же, в Омске, более полугода обрабатывал при нем добытые сведения.

Словом, российская разведка была «на уровне». Точнее – на четырех уровнях. На каком из них находился Валиханов? На всех и почти одновременно...

12. Формуляр Валиханова

Валиханов – наш земляк, здесь он родился и провел более трети всей своей короткой жизни. Незатейливый сюжет этих записок вытекал изо столь же безыскусного замысла – воздать дань землякам-костанайцам, в том числе тем украинцам и выходцам из Украины, которые оставили не только созидательный след на нашей благодатной земле, но и, в назидание потомству, примеры товарищества, дружбы и солидарности. Но как-то само собою вся поименная часть этой композиции закрутилась вокруг личности Чокана Валиханова. Он никак не вписывался «звеном цепи с десятками других имен», как говорилось ранее, а восстал фигурой, десятки имен объединяющей.

«Личное дело» Валиханова мало кто из обывателей видел. В те времена оно именовалось «Формулярным списком», или просто «формуляром», то есть бланком, подлежащим заполнению. Исходя из перечня военных органов и специальных служб, обозначенных в конце предыдущей главы, напрашивается вопрос – где этот валихановский «формуляр» искать? Краткий ответ – по всем перечисленным учреждениям, поскольку это «документы вечного хранения». Однако исследователи еще со времен СССР ссылаются на два «формулярных списка» Чокана Валиханова из архива Министерства иностранных дел: якобы документы эти с предыдущих мест службы в свое время препровождены и сосредоточены в архиве МИДа. Все логично: это последние и самые полные из них, именно туда штабс-ротмистр был причислен после приказа от 15 июня 1860 года с «одновременным оставлением его в Военном ведомстве». Оба указанных «формулярных списка» опубликованы в документах последнего тома собрания сочинений Валиханова... Их там даже три, но информации – каждый по страничке текста – крайне мало... Составлены они в течение июля-октября того самого 1860 года, причем, оба подписаны Ребровым, омским полковником сибирского «полка 6», третий, без подписи, с них скопирован...

По окончании кадетского корпуса, 8 ноября 1853 года Валиханов зачисляется (решение утверждено императором Николаем І) на службу корнетом того самого «полка 6» Сибирского линейного казачьего войска в должности «адъютанта при начальнике штаба генерал-лейтенанта Яковлева».


Наказным атаманом войска был генерал-губернатор Западной Сибири Густав Христианович Гасфорд, он же одновременно являлся командующим здешним отдельным Сибирским корпусом. В государственном устройстве того времени «отдельный корпус» был той территориальной военно-строевой структурой его вооруженных сил, которая после армейской реформы 1864 года (и доныне) стала именоваться «военным округом».

Род полковых занятий Валиханова в формуляре не определен. Да, собственно, до следующего назначения новичок всего лишь входил в курс дела: четыре месяца спустя (6 марта 1854 года) он становится адъютантом губернатора Западной Сибири Г. Ф. Гасфорта. Получалось так, что из штаба армейского полка Валиханов переходил на гражданскую службу в аппарат управления краем. Формально это было так, но он не только остался на прежней службе, но и был там повышен в звании. В «одновременную» же вторую должность – офицера особых поручений при командующем корпусом – Валиханова определило по своей номенклатуре Главное правление края.

...Располагая знаниями о типичном представителе власти на местах по образу городничего из гоголевского «Ревизора», мы и обобщаем по его подобию всю региональную номенклатуру с ее «низостью, высокомерием и грубо развитыми склонностями души». А конкретнее – как касту ничем не ограниченных самодуров. К сожалению, и эти наши исторические стереотипы далеки от реального положения дел. К примеру, при том же генерал-губернаторе Западной Сибири Гасфорде Г. Х. власть принадлежала высшему органу края, тому самому Главному правлению в составе генерал-губернатора и Совета. Причем, Совета не при губернаторе, а самостоятельного («военно-народное управление»), постоянными его членами были представители правительственных силовых структур и казны (министерства внутренних дел, юстиции и финансов), которые назначались из Санкт-Петербурга и ему же подчинялись. Членами Совета являлась также местная министерская номенклатура: начальники краевых управлений и отделений – горного, по делам просвещения, государственного имущества и других – с правом голоса при принятии решений... Так вот именно решением Главного правления на Валиханова и были возложены некие дополнительные «особые поручения» сверх прежних штатных обязанностей по адъютантской службе при штабе.

...Для понимания того, кем был подчиненный, нужно знать, кем все-таки являлся его начальник. Но кем мог быть кадровый военный в кресле губернатора и в должности военачальника подконтрольного ему пограничья с Китаем, а до этого – ветеран всех пограничных конфликтов и войн? Конечно же, «членом географического общества»...

Казалось бы, к чему Российской империи – от Балтики до Камчатки – еще и интерес к той части Азии, которая глубоко упрятана за естественным кордоном поднебесных горных массивов? Но именно туда, по мере торгово-промышленной экспансии, стали перемещаться геополитические интересы и военные экспедиции стран интересующихся... Как говорил Гасфорд Г. Х., «завоевания императора Александра II дошли до того хребта, который с другой стороны явился северной границей завоеваний Александра Македонского». Но теперь следами древнего грека по ту сторону шла Великая Британия. Впрочем, с ней в итоге договорились: в 1878 году Россия и Англия достигли соглашения о разделе сфер влияния в Азии...


Круг «особых» офицерских поручений по тем временам был довольно разнообразным, но в первую очередь под таким названием обезличивались специалисты разведывательного дела как в самом департаменте Главного штаба военного Министерства, так и его представители на местах. Два таких офицера в Омске (стратегический регион!) ко времени назначения Валиханова Чокана Чингизовича, уже находились. В 1852 году туда был прислан адъютант командующего отдельным Сибирским корпусом, то есть Гасфорда, выпускник военного училища Проценко Александр Петрович, именно там начавший свою стремительную карьеру профессионального разведчика общероссийского значения. В том же году, в таком же звании и туда же прибыл такой же выпускник кадетского корпуса Колпаковский Герасим Алексеевич, в будущем «отец Алматы».

...Вот откуда армейское товарищество этих людей.

Что входило в обязанности Чокана Валиханова при Гасфорде-губернаторе и Гасфорде-командующем? Краеведение, как историко-правовое изучение территориального вопроса на основе текущего и архивного документального материала. Известно, что начинающий службист получил ряд исключительных прав, в том числе доступ к документам главного архива Сибири с разрешением брать материалы на дом. Затем, исследование приграничья: вместе с Гасфордом, или по согласованию с ним, Валиханов в 1855–1857 годах трижды поочередно выезжал в Тарбагатай, Семиречье, Иссык-Куль и Кульджу, составив при этом не только подробные экспедиционные отчеты, но и путевые очерки.

Материалы настолько поразили пребывавшего тогда в Омске мэтра отечественной науки, вице-президента Русского географического общества Петра Петровича Семенова-Тянь-Шанского *, что по возвращении в Санкт-Петербург на первом же собрании Российского географического общества он внес предложение... Кандидатуру одобрили без присутствия самого кандидата, именно в это время он готовился к своей секретной миссии в восточную провинцию Китая... Так двадцатидвухлетний Чокан Валиханов стал самым молодым членом Российского Географического Общества в его истории. Его вклад в деятельность этой организации представлял бы собою своего рода «формулярный список № 2» валихановской биографии с полным перечнем работ, вошедших в библиографию истории цивилизации.

* Семенов-Тянь-Шанский Петр Петрович удостоен добавления к фамилии намного позже, но для персонификации он везде подается здесь по конечному варианту.

Таким образом, по двух номенклатурам – военного ведомства и местной администрации – Валиханов занимался одним и тем же делом... Семенов-Тянь-Шанский добавил ему еще и членство в РГО... Четвертая должность по специальности ему будет определена по линии Министерства иностранных дел.

Исследователи биографии Чокана Валиханова пока не находят документов относительно его статуса в кашгарской экспедиции – разведчиком он был уже или еще нет? И говорят, что не был, принципиально отделяя при этом профессию географа того времени, как служение своему народу, от ремесла разведчика, как службу империи, усматривая в последнем даже внутреннюю драму последних лет жизни Чокана... А почему бы разведку того пограничья также не зачесть ему в службу своему народу: ведь тот район Китая стал приграничным для России совсем недавно, а для Казахстана он существовал тысячелетия. Причем, во времена валихановские, как пишут С. Урашев и Э. Аубакиров, степнякам серьезно угрожала как «джунгаро-китайская экспансия, с одной стороны», так еще и напасть «кокандских фанатиков – с другой». О значении похода против них, ставшего продолжением того самого неудачного Хивинского, можно судить по тестам из истории Казахстана: какой герой Отечественной войны 1812 года, батыр и поэт участвовал в походе В. А. Перовского по взятию Ак-Мечети и ликвидации власти Коканда над казахами юга? Правильный ответ –  Байбатырулы.

Примечание журналистов весьма в тему насчет глобальных проблем времен колонизации. Мир тогда делили и таки поделили меж собою полтора десятка держав, но многие народы в этой ситуации – им тогда было виднее – использовали возможности собственного геополитического выбора в виде добровольного присоединения... Это проблемы не только новой, но и нашей нынешней истории, когда переформатируются экономические союзы и военные блоки, перераспределяются сферы влияния, когда добровольно меняют свой статус независимые страны. Если кто-то скажет мне, что такое сравнение некорректно, то отвечу, что как раз оно и подтверждает незыблемость одного из основных законов диалектики: развитие совершается повторениями на новой основе. И в том, и в другом случае речь идет о фундаментальном явлении одной природы: сознательном ограничении суверенитета (государства Евросоюза мало чем отличаются от республик бывшего СССР), переуступке верховной власти, коренном изменении социально-экономического порядка, миграции рабочей силы в виде потока тех же самых переселенцев, ну и, конечно же, подавлении протестных выступлений... Диалектическое повторение пройденного на очередных витках восходящей спирали развития движет общество вперед, прогресс обеспечивается качественно новым уровнем производительных сил, образованности, культуры и морали, хотя... Производительные силы у нас сегодня фантастические, но мораль, судя по югославской и последующим бойням, пока еще средневековая.

...Разведывательная деятельность Валиханова в Азиатской части не была сродни агентурной службе с ее криминальной добычей сведений и устранением всяких там случайных свидетелей, она заключалась в географическом и статистическом изучении пограничных территорий. От него не требовались разведданные о численности гарнизонов и количестве штыков: маршрут – он сам по себе уже стратегическая категория. Упоминаемый тут не единожды «географический» Хивинский поход Перовского В. А., во время которого от холода и цинги полегла пятая часть пятитысячного войска, закончился катастрофой именно из-за незнания условий местности: нельзя было (о чем долго дискутировали) все-таки выступать в зиму...

Словом, в ту эпоху нехоженых троп граница между географией и разведкой была весьма и весьма относительной. Ходил ли Валиханов в Кашгарию географом, ходил ли он разведчиком, но материалы его походов были практически сразу же напечатаны в Берлине (1862 год) и Лондоне (1865 год), а несколько позже – в Париже, в двух книгах 18-томной французской Всеобщей географии Жака Элизе Реклю. И вызвали огромный читательский спрос: в Восточном Туркестане после Марко Поло ноги иностранца не было, «страна шести городов», как ее именовали европейцы, много веков оставалась для них наглухо закрытой. Но еще в рукописях эти материалы попадали на столы разведок: их интерес к региону заключался в общем представлении о демографической, экономической и политической обстановке на этом «белом пятне» карты сопредельных территорий.

По прибытию в Санкт-Петербург Чокан Валиханов был удостоен ордена Святого Владимира IV степени, причем награду ему вручил Александр II, что свидетельствовало о стратегическом значении той экспедиции для России, да и о незаурядности молодого человека, руку которому император пожелал пожать лично... Кстати, орден Святого Владимира любой степени давал обладателю права дворянства, тогда как кавалерам других орденов они предоставлялись лишь при награде І степени. В июне этого же 1860 года вышел и тот самый отдельный приказ Александра ІІ «О назначении штабс-ротмистра султана Ч. Ч. Валиханова состоять в Азиатском департаменте Министерства иностранных дел с одновременным оставлением его в Военном ведомстве». Военный министр Сухозанет Николай Онуфриевич отрапортовал, что делегирует своего подчиненного в МИД, не отчисляя его же с прежней должности у себя, чем и подтверждается пребывание на ней Валиханова с первых лет службы.

Вернется он и в штат генерал-губернатора Западной Сибири, командующего отдельным Сибирским корпусом. Это случится в мае 1861 года, но незадолго до этого там произойдет смена власти – место Г. Х. Гасфорда займет Дюгамель Александр Осипович. Санкт-Петербург пришлет новому губернатору разъяснение насчет той пользы «сего молодого офицера», которую от него «можно ожидать для службы». В одном из документов упоминается об оплате ему уже на новом месте «прогонных денег», то есть «командировочных».

Вот и выходит, что на трех указанных должностях Валиханов состоял до конца дней. Обильная переписка между ведомствами по поводу окончательного определения места службы востребованного офицера прервалась лишь в связи с его смертью.

Служба же «четвертого уровня» – стратегическая география – была внештатной, на общественных началах. Но именно на этом гражданском поприще Валиханов войдет в историю ученым и документалистом, этнографом и фольклористом, путешественником и просветителем. А такие его работы, как «Аблай», «Казахское родословие», «О кочёвках казахов», «Мусульманство в степи», «Следы шаманства у казахов», и другие положили начало казахской истории и этнографии как научных дисциплин.

13. РГО – Валиханову

Русское географическое общество выразило глубокое соболезнование в связи с безвременной кончиной Валиханова. Российские ученые признали его научную деятельность выдающейся. Востоковед Веселовский Николай Иванович высказался образнее: «Как блестящий метеор промелькнул над нивой востоковедения Чокан Чингизович Валиханов. Русские ориенталисты единогласно признали в лице его феномен, но преждевременная кончина Чокана лишила этих ожиданий».

В 1867 году, когда Русское географическое общество приняло решение о подготовке к изданию всех рукописных работ Валиханова, именно Веселовскому, по инициативе Г. Н. Потанина, и поручили это хлопотное дело. Генерал-губернатор Колпаковский Г. А. выразил готовность изыскать средства на издание из местных источников. Однако, это «предприятие тогда не осуществилось», письменное наследие прежде требовалось собрать, упорядочить и систематизировать. А вскоре и «спонсор» Колпаковский отдалился от места нахождения «источников»...

Рукописи хранились в разных архивах и ходили по рукам. Время было такое: оцифрованных копий не существовало. Другие свои проблемы Веселовский излагает следующим образом: «Совет Императорского Русского Географического общества, по моему представлению, признал возможным принять на средства Общества расходы по изданию сочинений Валиханова, и я мог приступить к печатанию. Больше всего меня смущало то обстоятельство, что я не мог получить того оригинала, с которого печаталось основное издание Валиханова: «О состоянии Алтышара или шести восточных городов китайской провинции Нан-лу (Малой Бухарии) в 1858–1859 году»; а между тем статья эта редактирована в Записках Общества так небрежно, что она полна опечатками, и пользоваться ею иногда было крайне рискованно. Только по напечатании ее мне представилась возможность ознакомиться с тем отчетом Валиханова, который хранится в Архиве Министерства иностранных дел. Отчет переписан писарскою рукою и местами, но не везде, исправлен самим Валихановым. Все разногласия этого текста с напечатанным в этом томе, я поместил особо (стр. 398-403), а все прочие добавления представил целиком». Несмотря на сложности, добавляет Веселовский, «я не решился уклониться от этого дела, находя его безусловно полезным и необходимым, как в память Чокана Валиханова, так в интересах востоковедения, и принял на себя нелегкую обузу разобраться в его бумагах. Этот труд оказался гораздо значительнее, чем я думал…»

Собрание сочинений Чокана Валиханова под редакцией Н. И. Веселовского вышло в виде XXIX тома «Записок Императорского Русского Географического общества» по отделению этнографии в 1904 году в Санкт-Петербурге.

14. Учредитель Василий Перовский

(Перовский и Валиханов)

Титулованный потомок династии Разумовских, учредитель Российского географического общества от «нашей стороны» Василий Алексеевич Перовский был генерал-губернатором Оренбургским в период с 1833 по 1842 и с 1851 по 1857 год, с перерывом на срок губернаторства Обручева Владимира Афанасьевича (деда академика Обручева Владимира Афанасьевича, автора «Земли Санникова»). Наместник верховной Санкт-Петербургской власти, непосредственно ей подначальный и подотчетный, он в некоторых вопросах имел подчинение генерал-губернатору Западно-Сибирской области. Во-первых, ряд государственных территориальных программ по части медицинского обслуживания, народного просвещения и другие были централизованы на краевом уровне. Во-вторых, того требовали такие региональные проблемы, как чрезвычайные ситуации, стихийные бедствия, голод и тому подобное, а также «конфликты между соседями», о чем генерал-губернатор Оренбурга должен был не только сообщать Омску, но и ежегодно отчитываться перед ним о проделанной работе. И даже уже потом, после 1882 года, когда на месте Западно-Сибирской области был образован Степной край (Тургайская область в него не вошла), прежние краевые функции большей частью за Омском сохранились. При такой хронологии (второй губернаторский срок Перовского приходится на 1851–1857 год) Валиханов уже находился на военной службе с той самой служебной обязанностью быть рядом с генералом «неотлучно». А при такой территориальной соподчиненности Оренбурга с Омском, они, конечно же, не могли не быть знакомыми.

Как отмечает Гроссул-Толстой Петр Львович в своих записках «Соединение оренбургских и сибирских границ» (Одесса, 1871 год, сайт «Военная литература»), еще до окончательного занятия нижнего течения Сыр-Дарьи был образован комитет, на заседании которого в 1854 году принял участие граф Перовский и генерал-губернатор сибирский Гасфорд. Было решено соединить оренбургскую и сибирскую границы, с 1854 по 1860 год был занят Заилийский край; у подошвы Тянь-Шанского хребта построены укрепления Верное (Алматы) и Кистен.

Автор, Гроссул-Толстой, представляет здесь Василия Перовского графом, хотя в это достоинство тот был возведен год спустя, 1 апреля 1855 года, но... «Портрет графа B. А. Перовского» кисти Карла Брюллова 1837 года тоже, как видим, с титулом заднего числа, но это уже от усердия сотрудников Государственной Третьяковской галереи, где полотно находится. Гроссул-Толстой, в жанре мемуарной литературы, тоже присовокупил титул ретроспективно, но, спасибо, указал год. В это время Валиханов уже находился при Гасфорде. Вторая встреча Валиханова с Перовским состоялась, по всем признакам, в 1855 или 1856 годах, во время экспедиции в Семиречье и на Иссык-Куль, а также поездки в Кульджу. Там тогда находились все перечисленные лица, да еще и Семенов-Тянь-Шанский.

А, собственно, какой общий интерес – и для Валиханова с Перовским тогда, и для нас сегодня – могла вызвать встреча? Ну, во-первых, Хивинские походы последнего, куда первому еще лишь только предстоит пойти... Во-вторых, на вопрос – в чем причина и кто виноват – у нас обычно говорят: Пушкин...

Пушкин написал повесть «Капитанская дочка» и «Историю Пугачева», в которой упомянут прадед Чокана, хан Средней орды Аблай («Собрание сочинений в десяти томах». Изд. «Наука», Ленинград, 1978, том VІІІ, стр. 206). Да подарил ту книгу издания 1835 года Перовскому: «Посылаю тебе Историю Пугачева в память прогулки нашей в Берды; и еще три экземпляра, Далю, Покотилову и тому охотнику... Жалею, что в Петербурге удалось нам встретиться только на бале. До свидания, в степях или над Уралом».

В 1833 году, во время сбора материалов о Пугачевском восстании, в том числе и на территории нынешней Западно-Казахстанской области, поэт заезжал в Оренбург к Перовскому как к старому приятелю и останавливался в его доме.

15. Пушкиниана Валиханова

(Пушкин – Валиханов – Левшин – Безак)

Пушкинская тема в жизни Валиханова прослеживается непрерывно: начальный курс русского – Пушкин, Лермонтов; военное училище – Пушкин, Лермонтов, Гоголь... А также педагог-инспектор Ждан-Пушкин Иван Викентьевич, который знакомил кадетов с очередными номерами журнала «Современник», основанного поэтом... Омский преподаватель Николай Федорович Костылецкий, как вспоминает однокашник Чокана и его друг Потанин Г. Н., с упоением рассказывал о личной встрече с Пушкиным...

Большое впечатление на Валиханова-отрока, прирожденного исследователя, произвел факт посещения Пушкиным его родного Казахстана, да и сами литературные «плоды» поездки. Известно также обращение Достоевского и Валиханова к наследию Пушкина в середине 1850-х годов. Речь шла о переведенных поэтом «Записках» Джона Теннера о коренных народах Америки, вызвавших большой общественный интерес. Если б Вам удалось написать нечто вроде своих «Записок» о степном быте, – советовал Валиханову Достоевский, – то это была бы новость, которая заинтересовала бы всех, в том числе и Географическое общество. Заметим, что в это время Валиханов в РГО еще не состоял...

Первую научную работу Валиханов написал за кадетской партой. Это было «Заключение на третью часть описания киргиз-казачьих орд» А. И. Левшина. Как раз там он и назвал автора «Геродотом казахского народа».

Именно в это время к «степной» теме обратился А. С. Пушкин. Еще за год до выхода трехтомного труда Левшина А. И. он представил российской читательской публике в своем еженедельнике «Литературная газета» его «Этнографические известия о киргиз-кайсаках или киргиз-казачьих ордах». «Почтенный автор, – сообщалось в примечаниях, – скоро напечатает сочинение свое вполне. Это будет новый и богатый вклад, приносимый русским ученым в общее европейское хранилище сведений об Азии. Нет сомнения, что книга Левшина будет немедленно переведена на иностранные языки и что в других краях Европы ученые отдадут его труду полную и заслуженную справедливость».

Затем была косвенная, но мощная пропаганда сочинения Левшина посредством той самой пушкинской повести «Капитанская дочка» и «Истории пугачевского бунта». Только на семи страницах первой главы «Истории» имя Левшина упоминается 16 раз.

Кстати, А. Левшин, по просьбе Пушкина, написал для журнала «Московский вестник» статью «Об имени киргиз-кайсацкого народа и отличии его от подлинных или диких киргизов». То есть, еще в 1827 году исследователь предлагал исправить название кочевников степи из «киргизов» на «казаков». Но этническая «путаница» продлилась еще целое столетие.

Пушкинская тема – это повод для размышлений о том закрытом «внутреннем мире» Валиханова-демократа и о том жизненном дискомфорте, который был вызван статусом его службы и этикетом офицера. «Вы очень воздержаны в описании того, что Вы делаете, но я вижу Вашу жизнь, друг мой!» (Аполлон Майков – Валиханову, 10 февраля 1863 года).

Известны убеждения его друга Достоевского... Пушкин, как ведомо, имел придворный чин, но симпатизировал декабристам... Думаю, что именно пушкинская тема (не обязательно связанная с восстанием 1825 года) присутствовала при предположительных встречах Валиханова с Перовским, да и сам он, как человек, столь близко знакомый с поэтом, конечно же, был Валиханову интересен.

...Не будем притягивать факты относительно круга личных знакомых Валиханова (запыленная архивная гильдия со временем рассудит), но о назначении Безака А. П. в Оренбург он сообщает в письме к отцу от 9 августа 1860 года из Санкт-Петербурга, там они, скорее всего, и виделись. То был еще один наш тогдашний «пушкинист» – Безак Александр Павлович служил генерал-губернатором Оренбургской области с 1859 по 1864 год. С будущим классиком он учился вместе в Царскосельском лицее, официально поминал товарища, ходил на пушкинские вечера, а при случае выражал свои мысли его цитатами. При Безаке Валиханов вернулся домой из Санкт-Петербурга, занимался делами комиссии по сбору народных мнений о судебной реформе, участвовал в выборах, словом был в гуще событий. Учитывая связи граничащих областей, да и само практическое  наполнение понятия «добрососедских отношений», можно полагать, что Валиханов с тем самым «пушкинистом» встречался и здесь.

Поворот судьбы Безака был несколько необычным. Если все герои нашей исторической разведки, начиная с Неплюева Ивана Ивановича, основателя Оренбургского края с отдельными казахскими землями включительно, а до того генерал-губернатора Киевского, делали карьеру по маршруту «Украина – столичный Санкт-Петербург – Западная Сибирь – Казахстан», то у Безака все вышло наоборот. В 1864 году он уехал отсюда генерал-губернатором Киевским, тамошние жители обязаны ему железными путями до Москвы, Одессы и к австрийской границе. Умер он «при исполнении», во время выезда по делам службы в Санкт-Петербург. Похоронили нашего губернатора, а позже и жену Любовь Ивановну Стороженко, в Киево-Печерской лавре, могилы и часовня над ними сохранились, что является редким случаем в жизни царских сановников после успения.

Правление Безака пришлось на момент утверждения в 1860 году «проекта Григорьева» (разработка его была начата в 1857 году при генерал-губернаторе Катенине Александре Андреевиче), который предусматривал учреждение четырех казахских школ, в том числе тургайской. И весьма символично и знаменательно, что учителя Алтынсарина напутствовал товарищ самого Пушкина... О привычке Безака цитировать поэта тут уже говорилось, и, может быть, по случаю открытия школы губернатор воззвал: «Мой друг,  отчизне посвятим души прекрасные порывы!»

Те четыре школы Григорьева – Безака остались вехой в культурной жизни. Но он «отметился» здесь еще и как проводник в жизнь исторической для судеб народа кампании тысячелетия под названием «седентаризация» (оседлость), о чем мы упоминали в самом начале очерков. С 1861 года неодушевленная географическая карта нашей территории стала оживать топонимами первых аульных поселений. Процесс перехода нации к оседлости окончательно завершится лишь в следующем столетии, уже при советской власти, но начало было положено. В северной части степи (будущие Кустанайский и Актюбинский уезды Тургайской области) тогда отводились наделы для хлебопашества. Процесс перехода к оседлости хоть и растянулся на десятилетия (казахская интеллигенция во все времена призывала власти не спешить), но шел энергично, даже над названиями аулов не рассуждали. Почти до конца прошлого века в некрологах многих известных земляков сообщалось: родился в ауле номер такой-то, такой-то волости.

О тех памятных временах Алтынсарин позже напишет. «Пятнадцать лет тому назад в степных уездах Киргизской области не существовало ни одной землянки. Прямо на наших глазах киргизы сначала стали устраивать себе на зиму теплые кибитки, то есть в кибитках ставили чугунные или железные печки, потом принялись строить землянки и дерновые избы, а теперь строят даже порядочные дома в несколько комнат. В настоящее время редкий киргиз не имеет землянки или избы, а местами образовываются на зимовках целые маленькие деревни». (Алтысарин. Собрание сочинений в трех томах. Том 2, Алма-Ата, 1976 год, стр. 100-101).

...Видимо, рассматривая на той карте плоды трудов своих праведных, Безак понял: все административно разделенные казахские степи должны быть объединены и находиться под ведением Оренбурга, который являлся бы центром только лишь этой территории, «потому что сюда стекается вся торговля, здесь время и обстоятельства учредили административный пункт, имеющий для центрального управления много удобств». Проект этот, как известно, осуществится позже, в виде создания Казахской автономии.

16. Карта досталась тургайцам

(Баллюзек – Гейнц)

«В 1865 году Область оренбургских киргизов была разделена на Уральскую и Тургайскую, правление последней, за неимением административного центра, находилось в Оренбурге». Первым ее генерал-губернатором (с 1869 по 1877 год) стал Баллюзек Лев Федорович. Сидел он пока в своем прежнем кабинете начальника областного управления по делам казахских земель, а вставая, смотрел на карту первых поселений вверенной ему территории в раздумье: где ему там покамест присесть самому.

Население «столичного» Тургая, по сведениям Брокгауза и Ефрона, даже к концу того века едва превышало тысячу человек. А за тридцать лет до того... Обустройство в нем резиденции генерал-губернатора серьезно не рассматривалось: пустыня и удаленность от проторенных к тому времени дорог. Взор Баллюзека привлекала местность на степной части карты, где протекал полноводный за пределами своих верховий Тобол (великая сибирская река с ее апрельскими сокрушающими ледоходами и половодьем под жилые цоколи была видна нам тридцать лет из окон нашего дома в Денисовке и первой квартиры в пятиэтажке Костаная).

Историки и краеведы если и мотивируют привязку города к реке, то лишь тем, что побережье Кустаная показалось прибывшей комиссии более удобным для променада местом в отличие от несколькими верстами выше заболоченного и кишащего комарьем Урдабая... Ничего подобного! Хлеб на притобольских черноземах ниже по течению (то есть, намного севернее) научились выращивать еще староверы ХVІІ века, со временем превратившие свои нивы из ржаных в пшеничные, а водная транспортная артерия в эпоху тотального бездорожья считалась божьим даром. Тобол, без плотин и нераспаханными еще, обильными на стоки берегами, по словам дедов, был гораздо многоводнее... Не о флотилиях, конечно же, думали тогда, а о пристанях для плотов и челнов: ниже по течению, в Кургане, веснами сплавлялись барки и лодки с хлебом.

Уездный Кустанай был пока что лишь на уме и безымянным, Баллюзек обретался за пределами вверенной ему территории. Как писал позже Николай Буторов в своих мемуарах «Прожитое»: «С тех пор у города Оренбурга была одна особенность: это был единственный город Российской Империи, где пребывало два губернатора – Оренбургский и Тургайский. Тургайский губернатор жил в Оренбурге, оттого что его столица, городок Тургай, расположенный на соленой от солончаков речонке Тургайке, напоминал скорее скромную деревушку и находился в 300 верстах от железной дороги, среди движущихся песков. Однако не вся Тургайская область была в сыпучих песках. Прекрасные земли её огромных Кустанайского и Актюбинского уездов привлекали всё более и более крупные массы переселенцев центральной России, и требовалось налаживать их жизнь на новых местах. Что касается коренного населения – казахов, кочевавших часть года в наших пределах, то среди них началась проявляться склонность к оседлой жизни и их благоустройство тоже становилось очередной задачей».

Словом, перспективы обустройства собственной «столицы» у нас тут были многообещающие, однако до самого конца существования Тургайской области все ее губернаторы так и просидели в Оренбурге.

Баллюзека сменил Гейнс (Гейнц) Александр Константинович, военный губернатор Тургайской области с 1877 по 1878 год. Он продолжил дело предшественника, осуществив «привязку к местности» города Кустаная, как поселения на Тоболе. Дружил с Ильей Репиным, который оставил нам изумительно выразительный потрет Гейнса, члена Русского географического общества, а в 1877-1879 годах – председателя его Оренбургского отдела. Санкт-Петербургской публичной библиотеке он пожертвовал собрание восточных рукописей, а музею Российской Академии Наук передал большую этнографическую коллекцию, собранную им в казахской степи. При этом б;льшую и самую ценную часть ее составляли экспонаты от полковника Чингиза Валиханова – специально приобретенное для столичных музеев новье. Именно его по этому случаю, «за плодотворное сотрудничество», отметил своей наградой в 1867 году совет Императорского общества любителей естествознания.

Губернатор с полковником Валихановым дружил, выезжал с ним на соколиную охоту, гостил у него дома. Оставил описание той (обычной, на его взгляд) фамильной усадьбы у живописного взгорья, интерьера гостиной в коврах с напольными вазами, диваном, барсовыми и медвежьими шкурами, зала с шелковыми портьерами, зеркалами в простенках, канделябрами, бра и механическим органом на двенадцать пьес. (Валиханов Ч. Ч. «Собрание сочинений в пяти томах», том І, стр. 13, Алма-Ата, 1984). Кстати, в советское время усадьба была полностью восстановлена. Одним из первых Гейнс посетил свежую могилу сына своего товарища, Чокана, и сделал «путевую заметку». «Не доезжая верст шесть до Куянгузского пикета похоронен Чокан Валиханов. Мы вышли из экипажей и пошли к его могиле, находящейся с версту от дороги. Здесь на левой стороне ограды поднимался скромный памятник над умнейшим из киргизов. В глиняный памятник вмазана деревянная доска, на которой написано: Валий, сын Аблай-хана; Чингиз, сын Валия; Чокан, сын Чингиза».

Губернатор-географ оставил обстоятельные краеведческие труды, которые вошли в собрание его сочинений и являются уникальными источниками по истории Казахстана.

17. Разведчики будущего

(Перовский – Даль – Шевченко)

Перовский вошел в здешнюю историю не только преобразованиями на вверенной ему территории и памятью местных жителей о них (потрясающий видеоклип «Перовский марш» Курмангазы Сагырбаева есть в Интернете), но и тем, что «прорубил окно» в Среднюю Азию. При нем в 1853 году были спущены первые пароходы на Сыр-Дарье и Арале, проведены – в довершение результатов предыдущей экспедиции Бутакова Алексея Ивановича – дополнительные промеры моря, исследованы его берега и острова, что явилось заслугой генерал-губернатора. И его выдающейся оренбургской научной группы ориенталистов, в составе которой был коллега Перовского по учреждению Русского Географического общества Даль В. И., тот самый «пограничник» Григорьев В. В., а также Вельяминов-Зернов В. В., Макшеев А. И. и другие.

А в той, предыдущей экспедиции А. И. Бутакова в качестве художника (эпоха была, в сущности, дофотографическая) участвовал Тарас Шевченко. Кстати, в Оренбурге он встречался с Далем, а затем, по возвращении из наших краев, еще раз виделся с ним в Нижнем Новгороде.

Именно с фигуры Шевченко для меня, по приезду в Казахстан, и открылась вся примитивность нашей «классовой истории», ибо с таким валом печатных измышлений, навороченных вокруг этого, безусловно, величайшего из украинцев, мне встречаться не приходилось. Конечно, было принуждение поэта к армейской службе, высылка в пустынные места и запреты писать и рисовать. Словом, не в райских кущах оказался Шевченко, но и не в заточении, не среди осужденных, а обычных служивых и простых людей (как говорил один аксакал – «жил вместе с нами»), где не только писал и рисовал, но сотворил больше половины своего собрания сочинений. А казахстанский альбом его живописи содержит свыше полутысячи рисунков...

Буквально через несколько лет по возвращении в Санкт-Петербург – 31 октября 1860 года – Тарас Шевченко удостоится звания академика Академии художеств. Известно, что высшей научной степенью оценивались его достижения по части гравирования и гальванопластики: по тем временам это был полиграфический прорыв в области тиражирования изображений. Так вот, если мы полистаем его дневники и почту, то обнаружим письмо от 1853 года из Мангышлака к Семену Гулаку-Артемовскому с сетованиями на то, что именно «гравюрой и гальванопластикой», как химико-технологическим процессом, он там заняться не может. Да не из-за царя, а потому что в ближайшей, через Каспий, Астрахани, «окроме кумыса и тарани, ничего достать нельзя». Ни о специальной «немуравленной» посуде для устройства аппарата, ни даже о медной проволоке «не слыхала Астрахань». А слыхала бы Астрахань, то он бы в том форте еще и производство наладил... Ничего подобного в Украине не знают те, кто кроме школьного курса Кобзарем больше не интересовался, а таких там подавляющее большинство...

Многие, из-за подобного извращения биографии классика, до сих пор понятия не имеют о заслугах Тараса Шевченко не только по части изобразительного искусства, но и в деле социально-экономического развития Казахстана, не ведают о двух научных экспедициях с его участием, которые можно назвать «разведкой будущего» с реальным вкладом в настоящее. Грандиозная экспедиция А. И. Бутакова 1848–1849 годов (при губернаторстве В. А. Обручева) провела «рекогносцировку моря на основе съема данных из одиннадцати созданных астрономических пунктов, разведку каменноугольного месторождения, обмер вновь открытых, не известных даже местным жителям островов, собрала геологические коллекции и ботанические гербарии». Затем, в 1851 году (при губернаторстве уже В. А. Перовского) Шевченко участвовал в геологической экспедиции Антипова Александра Ивановича на полуострове Мангышлак, которая отыскала в горах Кара-Тау месторождения каменного угля «на многие годы» – не только лишь для хозяйственных нужд, а прежде для транспортной тяги: пароходы, железные дороги и паровозы появятся в Казахстане еще до конца того продвинутого века.

Кстати, возможная находка в архивах – сведения о встрече Чокана Валиханова и Тараса Шевченко. Как полагает Ирина Стрелкова, автор книги «Валиханов» из серии «Жизнь замечательных людей» (изд. 2-е, «Молодая гвардия», М., 1990), это наверняка произошло.

«Курочкины должны были познакомить Чокана и с Тарасом Шевченко. Николай Степанович переводил на русский язык стихи из «Кобзаря», а Шевченко перевел на украинский стихи Николая Степановича. А Валихановы (исследователи – прим. А. Т.) не отыскали пока никаких определенных свидетельств, что в Петербурге Чокан встречался с Тарасом Шевченко. Но об интересе Валиханова к Шевченко свидетельствует такая деталь. В «Очерках Джунгарии», говоря о дикокаменных киргизах, он употребил слово «кобзарь», вместо слово «певец», которым прежде никогда не пользовался.

Разминуться в Петербурге они вряд ли могли. При таком количестве общих друзей! Начать хотя бы с Небольсина – этнографа, исследователя быта казахов. Шевченко тоже был с ним знаком. Ковалевский выкупил из неволи родных Шевченко. Путешественник Северцов – близкий друг Шевченко. Оба они бывали в доме президента Академии художеств Федора Толстого. И наконец, Макы, младший брат Чокана, – вольнослушатель Академии художеств. Неужели академик Тарас Шевченко с его любовью к детишкам, с его благодарной памятью о степняках – казахи на его картинах изображены с такой симпатией... – не обратил внимание на столь необычного вольнослушателя?!

Но даже если бы у Тараса Шевченко и Чокана Валиханова – допустим невозможное для тогдашнего Петербурга – не нашлось общих друзей. Их должна была свести сама общественная атмосфера 60-х годов... Нет документов, засвидетельствовавших эту встречу, но она все же состоялась. И Чокан Валиханов непременно должен был прийти вместе со всеми проводить Шевченко в последний путь».

К разведке Ирины Стрелковой можно добавить следующее. Вместе с Достоевским Ф. М., регулярно встречавшимся с Валихановым в это время, Шевченко был на литературных вечерах 9 и 11 ноября, 11 и 18 декабря 1860 года. В это же время, 30 ноября 1860 года Ч. Ч. Валиханов был избран членом общества помощи нуждающимся литераторам и ученым, которое возглавлял сенатор Е. П. Ковалевский. А за год до этого, 24 октября 1859 года, по представлению В. А. Чернышевского, в члены общества был избран Т. Г. Шевченко.

Кроме того, Валиханов состоял еще и членом Петербургского землячества. Собирались там как обитающие в столице, так и приезжие казахстанцы и западные сибиряки, куда могли бы пригласить и Тараса Шевченко. Завсегдатаями вечеров, по воспоминаниям Григория Потанина, были выпускник пажеского кадетского корпуса Губайдулла Джангиров, подпоручик Альмухамед Сейдалин, член-корреспондент Русского географического общества Мухаммед-Салык Бабаджанов, художник Сердалы Бекшораулы, а также тот самый Макы, родной брат Чокана...

18. «Белые пятна» великих судеб

(Валиханов – Алтынсарин – Григорьев)

О столичном землячестве... В одном из интервью исследователь Шота Валиханов (не из однофамильцев, но потомков) сообщает, что «по свидетельству Рабигы, дочери Альмухамеда Сейдалина, скончавшейся в 1984 году, у них дома была петербургская фотография троих: ее отца, Чокана и Ибрая Алтынсарина». Историки сомневаются: «вещьдока», то есть вещественного доказательства, нет, карточка пропала... И, главное, перекличка персоналий не прослеживается...

Тогда обратимся еще раз к личности Григорьева Василия Васильевича (1816–1881 гг.). Его относят к корифеям евразийской географии, но он был еще и администратором, одиннадцать лет (с 1851 по 1862 годы) возглавлял Пограничную комиссию, школу при которой окончил Ибрай.

Дабы костанайцы не думали, что «Пограничная комиссия» была чем-то сродни пропускному пункту Кайрак на их нынешнем кордоне с Россией, поясняю – то была тогдашняя краевая представительская власть в составе председателя и его заместителя, четырех заседателей от русской стороны и четырех от казахской, решения там принимались голосованием. То есть, это был своего рода Верховный совет территории.

Дело в том, что земли Казахстана, которые входили в состав империи, не являлись полноправными ее субъектами, и многие государственные институты здесь не вписывались законодательно. Всеми внутренними делами степных областей еще с семисотых годов и управляла эта самая Пограничная комиссия. Хронику того времени излагает Васильев Александр Васильевич – это он займет впоследствии место преждевременно ушедшего из жизни Алтынсарина – в книге «Исторический очерк русского образования в Тургайской области и современное его состояние» (Оренбург, 1896). «Воцарение в 1859 году покоя и тишины (после известных выступлений Кенесары Касымова), – пишет автор, – позволили вывести Оренбургскую киргизскую степь из ведомства Министерства иностранных дел, где она находилась 125 лет, и переподчинить ее Министерству внутренних дел. Таким образом, территория становилась полноправным субъектом Российской империи как «Область Оренбургских киргизов». Пограничная комиссия при этом преобразовывалась в Областное Правление Оренбургскими киргизами, а руководитель ее, Григорьев В. В., становился Управляющим (губернатором) Областью (при наличии военного губернатора). В штате комиссии состояли технические работники и канцелярские служащие, туда, еще до преобразования учреждения, Григорьев и заберет выпускника своей школы Ибрая собственным секретарем (писарем-переводчиком).

Попечитель учебного округа Михайлов Д. С. позже вспоминал, как Григорьев обучал юношу навыкам канцелярской службы, направлял самообразование и поощрял штудирование терминологии... Одновременно Григорьев готовил его учителем в одну из своих первых «четырех национальных школ», при этом сам занимался проектом учебников казахского языка на кириллице. «Казанец» Ильминский, правда, напишет их по-арабски, но Алтынсарин все переделает впоследствии на основе русского алфавита.

...В подлинность сообщения Рабиги Сейдалиной я верю, верю потому, что от наших исследователей ничего не дождешься. В биографиях великих просветителей нации до сих пор множество белых пятен и «провалы» в несколько лет, нет официальной хронологии документально датированных событий (попробуйте отыскать день вступления Алтынсарина в должность инспектора), туда не введены современники из ближайшего круга общения, а в гуляющих по Интернету статьях обезличенных авторов, адресующих свои сочинения школьникам, множество противоречивых сведений, путаницы в датах и всяких выдумок. Не репрезентативная подборка фактов, а наоборот: набор субъективных выводов, которые не дают разумения общего характера эпохи...

Да простят меня сограждане казахстанцы за пример из украинского шевченковедения. Есть у меня книга Василия Анисова и Евгении Середы «Літопис життя і творчості Т. Г. Шевченка» (Киев, 1959 год, 460 страниц), выходившая после в переиздании. Если вы хотите узнать, что Шевченко делал в любой день своей жизни, то в открытой наугад поденной хронике на странице 200 значится: «3 ноября 1854 года, Новопетровское укрепление» (теперь Форт-Шевченко). Написал письмо О. Бодянскому, которое передал через П. Семенова (Тянь-Шанского) вместе со своим автопортретом».


Или, скажем, мы упоминали о том, что Шевченко был знаком с учредителем Русского географического общества Бэром К. М. Именной указатель книги отсылает читателя к станицам 113, 197, 199, 207, на которых указано: «что, где, когда». Есть там, конечно же, хронологические пробелы по дням, неделям и даже по месяцам, но указано, чем Кобзарь в это время занимался... Кстати, Олесь Бузина уже в наши времена сумел восполнить некоторые из этих «белых пятен» хроникой – не только «что, где, когда», но и с кем гуляли, сколько выпили, кого поносили... Своим скандальным материалом Бузина, скорее, пиарился: если о нем мало кто знал, то после этого узнали, выследили в Киеве и побили, теперь Бузина * популярный публицист и обозреватель... Между прочим, некоторая часть из того, что вызвало поначалу шок у почитателей Кобзаря, да и обывателя обычного, со временем была даже «принята к сведению» как собранная исследователем «коллекция» прижизненных сплетен от недругов поэта...

* Эту сноску пришлось сделать буквально накануне сдачи книги в печать, после сообщения украинских агентств (во время, кстати, «прямой линии» с президентом России Владимиром Путиным) о том, что 16 апреля 2015 года журналист Олесь Бузина застрелен у подъезда своего дома в Киеве. Зная его политическую позицию на тот момент, можно говорить о том, что его книга о Шевченко тут была ни при чем.

Если отставить в сторону проблематику Бузины, то остается такой вопрос: почему у всех казахских просветителей столь куцые жизнеописания? И почему нет грантов на проработку темы?

Где, к примеру, был юный Ибрай и чем занимался с апреля 1860 до ввода в действие школы в Тургае (кажется, на зарплате переводчика коменданта)? Не сидел же он там четыре метельных зимы, когда ничего и близко не строится, а наверняка корпел в Оренбурге над подготовкой учебно-методических материалов. А если вырвался вместе с Григорьевым на Новый год в столицу, то почему не найти следы в оренбургском архиве? Алтынсарин ведь работал в том учреждении и с теми бумагами, которые точно подлежали сохранению... Да и Григорьев, будучи в командировке, отмечался в канцеляриях... Встречался с высшими государственными мужами, в частности, отобедал с графом Толстым А. П., который накануне пожелал видеть его у себя вместе с Валихановым.*

* Валиханов. Собрание сочинений в пяти томах. Алма-Ата, 1985 г., том 5, стр. 138, 204, 466.

Граф Толстой Александр Петрович с 20 сентября 1856 по 28 февраля 1862 года был обер-прокурором Святейшего синода. О чем говорили за обедом – сведений нет, но, возможно, о вопросах межконфессиональных. А, быть может, о Гоголе, который был другом именно этого Толстого, жил в его особняке (городской усадьбе) на Никитском бульваре в Москве, там написал и там же спалил в камине рукопись второго тома романа «Мертвые души»... И умер там же, в том здании теперь мемориальный центр «Дом Гоголя» с памятником писателю.

Однофамилец же его – не патриарх российской литературы Лев Николаевич, а Дмитрий Андреевич, – это министр просвещения и покровитель Алтынсарина, о чем еще будет сказано. Это примечание в связи с тем, что он тоже был обер-прокурором Святейшего синода, но позже – с 23 июня 1865 по 23 апреля 1880 года.

Валиханов напишет отцу: «Генерал-губернатором Оренбургской области назначен генерал, барон А. П. Безак. Завел личную дружбу с губернатором Области оренбургских казахов Григорьевым, когда он был зимой в Петербурге» (там же, стр. 130). Если Ибрай там присутствовал, то имя юноши в то время еще никому ничего не говорило.


А вот почему Алынсарин сам не упоминает имя Валиханова... Впрочем, может быть, собирался, да пока что не мелочился, о земляке тогда уже нельзя было говорить всуе. На разговор же по-крупному (да еще и с учетом той вероятной личной встречи) требовались ответственность и время, но кто же мог думать, что его окажется так мало... Но, тем не менее, такая возможность у педагога была: по исключительным обстоятельствам главный труд земляка – отчет об экспедиции в Кашгарию – имелся у Крыжановского.

Есть такие «мелкие записи» в биографической хронике: 12 апреля 1865 года новый оренбургский генерал-губернатор Крыжановский запросил в Азиатском департаменте МИДа «кашгарский отчет» Валиханова вместе с последней запиской Захарова о дунганах... А уже 12 мая 1865 года материалы из канцелярии Оренбурга вернут в Санкт-Петербург (Валиханов, том 5, стр. 90).

Напрашиваются, по крайней мере, две версии. Первая: рано или поздно новому оренбургскому генерал-губернатору Крыжановскому предстояла поездка в зону военных действий между пограничными Кокандом и Бухарой (она состоялась осенью 1865 года). Он готовился, в связи с чем и запросил указанные документы. Возможно, с целью общего представления о регионе, потому как, с точки зрения стратегической, и материалы по Коканду, и по Бухаре были к тому времени уже кардинально обновлены.

Можно предположить версию вторую. Валиханов умер 10 апреля 1865 года в ауле шурина, султана Тезека Нуралина, близ тракта с почтовой станцией. Телеграф в Оренбурге действует с 1862 года. Эти сведения о коммуникациях к тому, что через два дня после кончины новый оренбургский генерал-губернатор Крыжановский уже мог иметь об этом известие, а посему срочно запросил в Азиатском департаменте МИДа «кашгарский отчет», как главный труд покойного... Ровно через месяц после своего заявления Крыжановский возвращает рукопись назад... То есть пользовался он ею день-два (отправил ходатайство в столицу, там его рассмотрели, нашли требуемое и в Оренбург с лошадиной почтой отослали, оттуда его успели вернуть обратно – такое нашему уму сейчас непостижимо). Замышлявший свой географический отдел Крыжановский предвидел неизбежную консервацию валихановского наследия для подготовки посмертного издания, поэтому копию труда уроженца вверенной ему губернии сделал...

Если подобная версия уместна, то Крыжановскому, новому человеку в здешних краях, нужно воздать должное: Валиханов был ему знаком по членству в РГО еще до Оренбурга. По приезду же сюда нельзя исключать разговора губернатора с казахской интеллигенцией, в том числе и с Алтынсариным, на предмет установления связей с земляком для организации своего краевого географического отделения.

19. Омская «азиатская часть»

(Валиханов – Проценко)

Если о Валиханове пока что известно не все, то о Проценко, несколько раз уже упомянутом выше губернаторе нашей области, мы ничего не знаем вообще. Законспирированный человек, даже фотографии до сих пор не найдены. Лишь благодаря потомкам-эмигрантам ведомо, что у Проценко было четверо детей, причем, сыновья Александр, Владимир и Константин – воспитанники Петровско-Полтавского кадетского корпуса, а это позволяет предполагать о местонахождении его родовой дворянской усадьбы в Полтавской губернии.


Проценко Александр Петрович (1836 – не ранее 1906 года) по окончании Константиновского кадетского корпуса был определен по штату Генерального штаба старшим адъютантом командующего войсками Западной Сибири Густава Гасфорда. До последующей учебы в Академии Генерального штаба в 1858–1860 годах, сведений о каком-либо передвижении его, тогда уже штаб-офицера войск Западно-Сибирского военного округа, из данного региона не имеется. Следовательно, те самые офицеры для особых поручений – Колпаковский, Проценко и Валиханов – сотрудничали в Омске в течение всего этого времени.

После Академии, в апреле 1862 года, Проценко А. П. принял участие в экспедиции Колпаковского Г. А. в Чуйскую долину, а затем, в тот же год, уже сам возглавил Нарынскую экспедицию по геодезической съёмке западной части Тянь-Шаня для «рекогносцировки путей, ведущих в Кашгар». И в том же 1862-м был награжден орденом Святого Владимира ІV степени (с правом, как и у Валиханова, дворянства).

Кстати, о слухах насчет той экспедиции, упомянутых в главе пятой. О них Валиханов сообщает в начале 1863 года своему бывшему преподавателю географии и геодезии в кадетском корпусе Гутковскому Карлу Казимировичу (впоследствии председатель областного правления области Сибирских киргизов и член Степной комиссии). Суть их в том, что Проценко якобы был отправлен в Нарын лишь для того, чтобы перепроверить, не «вздор» ли ранее написал Валиханов в своем отчете о кашгарском походе... Сообщает и добавляет, что подобные сплетни – «дикость»...

А накануне тех двух экспедиций 1862 года Валиханов и Проценко, по-видимому, встречались. Вернувшийся из Петербурга Валиханов продолжительное время заседал в упоминаемой уже комиссии по судебной реформе, но и до, и после наведывался к месту службы неоднократно – расстояние до Омска для степняков было «пустяковой дистанцией». Встречал он там, к примеру, друга Григория Потанина по пути экспедиции Струве к Зайсану. Для рабочего контакта Валиханова и Проценко (возможно, и Колпаковского) имелись уже не личные, а государственные интересы: проработка маршрута экспедиции последнего наверняка вызывала множество конкретных вопросов. Косвенное подтверждение этого предположения имеется в письме к тому же Гутковскому К. К. от 6 февраля 1862 года: «через неделю едем в Омск непременно». Тогда отец и сын – Чингиз и Чокан Валихановы – посетили центр края в связи с предстоящими и нашумевшими впоследствии «атбасарскими выборами», но именно в это время готовились те самые экспедиции.

После этого Проценко заведовал азиатской частью Главного штаба (1868–1878 гг.), занимался изучением Западного Китая, Восточного Туркестана и Семиречья, координировал деятельность военной разведки в Азии. Затем началась публичная полоса его деятельности: он поочередно назначался военным губернатором Семипалатинской (1878–1883гг.) и Тургайской (1883–1888 гг.) областей. А дальше вернулся на прежнюю службу – заведовал той же самой Азиатской частью Главного штаба (1891–1898 гг.), потом, в звании генерал-лейтенанта, до 1906 года состоял членом Военно-ученого (разведывательного) комитета Главного штаба военного Министерства. Впоследствии следы его потерялись окончательно, закончилось время конспирации, началась эпоха децимации чиновничьего сословия...

Пожалуй, наиболее подробные прижизненные сведения об этом человеке оставил в своем дневнике его светлость эмир Бухарский Сейид Абд ал-Ахад Бахадур-хан, который был приглашен на аудиенцию к коронованному в 1894 году императору Николаю ІІ. Встречал эмира и его сына, представлял царю и провожал после приема именно генерал-лейтенант Проценко А. П. в должности начальника Азиатской части военного Министерства. Судя по восторженному слогу высокого гостя, разведчик в императорском дворце выглядел «своим человеком» и знатоком восточного менталитета...

Впрочем, дань памяти губернатору отдали еще и актюбинцы – мы вместе с ними входили тогда в единую Тургайскую область. Ему посвящена глава «Генерал-майор Проценко – первый землеустроитель» в книге «Город. Годы. Люди. Жизнь», написанной местным членом Союза журналистов СССР с 1966 года Федором Тарасенко. Жаль, познакомиться с автором, однофамильцем к тому же, не довелось, таковым было наше доинтернетовское бытие – жили рядом, не подозревая...

«Начало поземельного устройства поселенцев в Тургайской области, – пишет Федор Тарасенко, – и, в частности, в Ак-Тюбе было положено господином Проценко, который, вступив в управление, стал лично объезжать заселяющиеся в области местности, и в 1885 году перед министром Внутренних дел возбудил вопрос...»

* * *

Я долго не мог понять, почему кадровый, «с пеленок», разведчик был назначен администратором (пусть даже и в должности военного генерал-губернатора) Семипалатинской, а затем Тургайской области, и межевал там вместе с крестьянами землю... Для укрепления связи армии и народа?.. Но, по-видимому, дело обстояло проще. Генерал-разведчик, вместе с Баллюзеком, Мейером и Гутковским с 1865 года состоял в Степной комиссии Гирса Федора Карловича по подготовке проекта реформы управления Тургайской, Уральской, Акмолинской и Семипалатинской областями. И, вкупе со всеми, имел дело лично с Александром ІІ, подписавшим документ 21 октября 1868 года. Там географ, картограф, устроитель границ «Степи» скорее всего и обратил на себя внимание как на государственного масштаба фигуру... Вот и руководил тут, межевал, а затем обратился к Министерству: для общей пользы дозволить пожелавшим водворяться, а также селиться на избранной ими местности с отведением на каждого работника от 10 до 15 десятин.

В феврале 1886 года генерал-губернатор получил ответ. «Ввиду существующих условий пользования землей кочевниками, – говорилось там, – Министерство признало устройство исключительно земледельческих поселений внутри степей неудобным, и разъясняет, что было бы крайне несправедливо отбирать у кочевников необходимые им зимовки для предполагаемых поселений».

Тогда дальновидный военный разъяснил недалеким штатским приграничное значение вопроса: «В общегосударственных интересах, для связи наших владений в Средней Азии с внутренней Империей необходимо создать цепь земледельческих поселений в Тургайской области по направлению к Туркестану».

В ответ Министерство внутренних дел посоветовало военному губернатору глубже вникнуть в суть предыдущего ответа, как основанного на имеющем силу закона «Временном положении об управлении в степных областях Оренбургского и Западно-Сибирского генерал-губернаторства». Намекая этим, конечно же, заявителю о том, что именно он сам – один из пяти его разработчиков.


20. У подножия Алтын-Эмеля

(Колпаковский – Валиханов)

Ту экспедицию 1862 года в Чуйскую долину, в ходе которой начальник геодезического отдела Проценко А. П. произвел съёмки местности, возглавлял, как уже упоминалось, начальник отряда Колпаковский Г. А., столь активный член географического общества, что состоял в переписке с самим Чарльзом Дарвиным. Тот, как известно, тоже путешествовал и даже плавал вокруг света на «Бигле», изведав при этом такое великое множество видов представителей всего живого и в таком количестве разновидностей каждого из них, что окончательно утвердился в том, что человек тоже есть разновидность обезьяны, только более совершенный....

Колпаковский станет первым генерал-губернатором Семиречья и заложит его столицу – форт Верный, будущую Алматы, жители которой в 2014 году публично отметили 195-летие со дня его рождения. Но то был «финал» карьеры украинца.

До того – большая биография: служба в Крыму и на Кавказе. Затем Омск, Валиханов, Проценко. В 1859 году Колпаковский назначается начальником Алатауского округа с населением около 10 тысяч человек с центром в наспех устроенном укреплении Верное, и лишь за месяц до смерти Валиханова будет переведен на губернаторскую должность.

Весь тот период они поддерживали связи и неоднократно, как полагают исследователи, встречались, а также регулярно переписывались. Двадцать два года спустя, в 1887 году, Колпаковский передал письма Григорию Потанину, что означало их «введение в общественный оборот», подчеркнув при этом, что корреспонденция частная. В одном из писем, кстати, Валиханов просил привезти ему несколько ящиков гаванских сигар... И это при болезни легких... Не понимали, видимо, тогда еще всей пагубности табакурства.

Последнее время появились новые домыслы относительно насильственной смерти Валиханова в результате «происков». Это, скорее, тот же самый жанр «собственного пиара»... Чахотка (от «чахнуть»: в последнем письме Чокан прощается с отцом – осталась кожа да кости) скосила таких известнейших его современников, как Николай Добролюбов (25 лет), Алексей Кольцов (33 года), Виссарион Белинский (37 лет)... Глубокомысленно обсуждается вопрос: почему Чокан не вернулся в столицу, дабы получить назначение посланника в одну из средиземноморских стран... Человек угасал, но как мог, противился, надеялся, понимал прибавку своих дней за счет сухого климата, полынного духа степи и кумыса...

В урочище Алтын-Эмель той местности Валиханова и похоронят. Над могилой построят кирпичный свод, который в 1867 году возмутит нового Туркестанского генерал-губернатора Кауфмана К. П. своим несоответствием величию усопшего. Были выделены деньги, подключился Колпаковский Г. А., материал везли издалека. Надпись на мраморной плите надгробия гласила: «Здесь покоится прах штабс-ротмистра Чокана Чингизовича Валиханова, скончавшегося в 1865 году. По желанию Туркестанского генерал-губернатора Кауфмана, во внимание ученых заслуг Валиханова, положен сей памятник генерал-лейтенантом Колпаковским...» Во времена войн и революций памятник ветшал, и только в 1958 году на могиле Чокана Валиханова установили гранитный обелиск с той же самой мраморной плитой, изготовленной его прижизненными друзьями...

В советском арсенале средств формирования общественного мнения одно из главных мест занимали «мероприятия по демонстрации дружбы народов» – массовые, время от времени, акции и постоянная пропаганда на «конкретных примерах». В царской России демонстрации не было, но была искренняя дружба и святые понятия товарищества. Это общечеловеческая категория...

А Колпаковский Г. А. тогда, после Алатауского округа, с 8 марта 1865 года вступил в должность генерал-губернатора Семипалатинской области.

В 1882 году будет образовано Степное генерал-губернаторство, и здесь он снова станет первым генерал-губернатором и командующим войсками Омского военного округа... Там же, в родительском доме Валихановых, с большим семейством оставался младший Макыжан. Он обратился к Колпаковскому с просьбой об устройстве его на службу и в апреле 1883 года был зачислен в штат канцелярии Степного генерал-губернатора, а в 1885 году произведен в губернские секретари. Умер Макыжан в 1923 году, оставив продолжение рода Валихановых... Потомок и биограф Чокана, Шота Валиханов – известный архитектор, один из авторов герба Казахстана.

Колпаковского, уже отставного, похоронят в апреле 1896 года в Санкт-Петербурге. Как пишет алматинский публицист А. Михайлов, «Никольский некрополь рядом с Александро-Невской лаврой памятен для казахстанцев двумя знаковыми для них могилами. Тут упокоен Лев Николаевич Гумилев – отец идей, положенных в основу столь популярного в современном Казахстане евразийства. И здесь же у самого входа лежит Герасим Алексеевич Колпаковский, живые цветы на могиле которого – не редкость».

21. Семипалатинский подотдел РГО

(Абай – Проценко)

Где-то в начале двухтысячных Мухтар Кул-Мухаммед сделал обзор казахской литературы. Собственно, это была профессиональная работа в жанре литературной критики, где, помнится, содержался следующий вывод: на полку мировой классики мы ставим вещь Мухтара Ауэзова «Путь Абая». Насчет остального... Насчет остального добавлю: далеко не каждая страна может поставить на эту полку хотя бы одну Вещь.

Актуальные мысли по поводу этого романа – с учетом всех тут предыдущих рассуждений об убогой классовости нашей истории – встретились в небольшой, но толково выполненной работе Е. Сыдыкова и Е. Курманбаева «Дополнение к образу: Абай – волостной управитель» (общественная антроподицея Абая), представленной, между прочим, академиком НАН РК С.А. Каскабасовым (2013 год). «Антроподицею», как философскую категорию «оправдания человека», авторы в данном случае употребляют «по Н. А. Бердяеву, точнее: «оправдание человека творчеством».

Статья напоминает нам о том, что современники – теперь это уже позабылось – упрекали Ауэзова за искажение фактов, да еще в таком святом для казахов деле, как почитание родителей. В романе Абай выступает против своего отца Кунанбая, хотя такие сведения, как отмечают исследователи, «не встречаются ни в одном из сохранившихся воспоминаний родных и современников». Но в художественной литературе, – замечают они, – такие вещи допустимы. Ауэзову «важно было не столько создать реальную биографию героя, сколько показать становление личности». (Хотя тут, к правам автора и условностям жанра, я бы добавил суровые реалии того пролетарского времени: роман Ауэзова с героизацией байской семьи никогда бы не увидел свет – писатель даже за такой вариант свое претерпел сполна).

Историки же – не вольные романисты. Но классовую историю сочинили, стереотипы ее тиражируются по сей день, а новые портреты копируются по старым трафаретам. И вот что замечают по этому поводу Е. Сыдыков и Е. Курманбаев: «...Весьма мало смысла придерживаться неточных позиций в истории. Время обязательно внесет коррективы. Именно так обстоит дело с биографией Абая. Подробное ее исследование должно стимулировать изучение жизни и творчества поэта, а значит всей казахской истории XIX-XX веков. Биография такой знаковой личности, как Абай – достояние нации. Систематизированные и по возможности наиболее полные, предельно достоверные биографические сведения органично войдут в свод знаний нашего народа, станут справочной, информационной основой последующих исторических, филологических, философских, литературных работ».

Словом, свежим духом повеяло от этой небольшой, но толковой научной публикации. Нет в ней надоевшей «идеологической подкладки», есть реальные факты и события, надолго выбившие Абая из обычной жизненной колеи: больше семи лет он находился под следствием. Дело вел Лосевский, управляющий канцелярией омского генерал-губернатора, который в оправдательной справке отмечал следующее. На должность управителя Коныр-Кокчинской волости, где «происходили чуть не ежедневные барымты и частые убийства», а также постоянные склоки, из-за которых «никто не дорабатывал до конца срока», власти в свое время порекомендовали Абая Кунанбаева. При нем «оперативная обстановка» улучшилось, но... В жалобе муллы Узукбая Борибаева омскому генерал-губернатору сообщалось, что волостным присвоено 300 баранов, 30 лошадей и 300 рублей, а сам он угрожает заявителю лишением жизни. В итоге, в конце 1877 года Абай вынужден был «оставить должность за полгода до истечения второго трехлетнего срока», дело завершится оправданием только в 1885 году, на свой третий срок волостного управителя и уже в другом месте Абай будет избран лишь в начале девяностых.

...После фактов из биографии Абая, изложенных в работе Е. Сыдыкова и Е. Курманбаева, остается лишь утешаться, что нет худа без добра. Семипалатинск в то время утверждался центром духовной жизни огромного азиатского региона, в 1878 году там был учрежден областной статистический комитет по исследованию истории, природы и культуры края, его секретарем стал Михаэлис Евгений Петрович, близкий друг Абая. Один из членов секретариата, господин Микоклин, в июле 1882 года, в ответ на общественное ему поручение, уведомлял: «К крайнему моему сожалению, я не могу оказать содействие отделу в сборе местных киргизских сказок и легенд как по незнанию киргизского языка, так по недостатку времени. Полагаю, что в этом отношении для отдела мог бы быть полезен Ибрагим Кунанбаевич Ускенбаев, весьма развитой киргиз, умеющий притом писать по-русски достаточно связно». Ученый Айкын Нуркатов, цитирующий это письмо, считает его одним из первых высказываний об Абае как о литераторе. Полагают также, что рекомендация Микоклина стала основанием для избрания Кунанбаева в 1886 году членом самого комитета, позже в одном из номеров издаваемых статистиками «Памятных книжек Семипалатинской области» будет помещена публикация Абая «Заметки о происхождении родов Средней киргизской орды». Впоследствии, когда на основе областного статистического комитета будет учрежден Семипалатинский подотдел Западно-Сибирского отдела Русского географического общества, Абай станет его «действительным членом-корреспондентом».

При губернаторстве Проценко А. П. в Семипалатинске, как уже упоминалось, была заложена и торжественно открыта библиотека. По тем временам – сентябрь 1883 года – это событие имело чрезвычайное значение: книгохранилище было не только местом сосредоточения обобщенного опыта человечества, но и дискуссионным клубом: город, как и во времена Достоевского – Валиханова, оставался обиталищем ссыльного и здешнего демократически мыслящего люда.

Пути казаха Кунанбаева и украинца Проценко за пять с половиной лет тамошнего губернаторства последнего пересекались: имя Абая значится в одном из приказов по текущим делам. А фамилия принадлежала к местной знати, к тому же был еще жив и здоров тот самый «искаженный» ауэзовский персонаж, семидесятичетырехлетний отец Кунанбай кажы, ага-султан Каркаралинского уезда, лишь недавно совершивший паломничество в Мекку, а такие аксакалы много значили для власти... К «следственному делу» Абая губернатор Проценко отношения, слава богу, не имел, оно было открыто до него, и не сразу после него, но благополучно закрыто, других фактов подобного рода не выявлено. Свидетельств конструктивного толка тоже, губернатор, как уже говорилось, при жизни «не светился», а затем стал мало кого интересовать вообще. Но судьба связала его с такими людьми, как Абай, Валиханов и Алтынсарин, сведения о которых, повторяюсь, должны быть собраны по крупицам.

Работа Е. Сыдыкова и Е. Курманбаева «Дополнение к образу: Абай – волостной управитель» (общественная антроподицея Абая), выполненная по гранту Республики Казахстан, и это тот случай, когда деньги, как говорят, оправданы. Не будь этого исследования, мы бы не знали элементарного: где же все-таки служил столп национальной литературы?

Единственное замечание к авторам статьи разве что по поводу истории с обыском жилища Абая полицейскими. Упоминается об этом мимоходом (вне основной темы «волостного управителя»), в связи со следствием по делу муллы кокчетавской соборной мечети Науана Хазрета (Наурызбая Таласова). Священнослужитель выступал за сохранение «самостоятельности культурной жизни казахов», распространял воззвания и не пропущенную цензурой литературу, а последнее было уже действием противоправным. При обыске нашлись 272 такие книги, принадлежавшие школе, ученикам и ему самому, а также гектографические оттиски на киргизском языке. Кроме того, «почтовые расписки на корреспонденцию по разным адресам, в том числе в Семипалатинскую область Ибрагиму Кунанбаеву». Это письмо, с предложением встать во главе движения, и было изъято в его жилище. Случай обобщается авторами следующим образом: «В начале XX века российская администрация усилила давление на мусульманское образование, поставив задачу формирования у казахских подданных империи «российской гражданственности». На практике идея выродилась в ужесточение контроля за обучением в школе».

Но не это здесь по ходу их статьи просилось... Напрашивался вопрос: как эта, сущностная для всякой колониальной политики констатация соотносится тут с историеобразующим (примерно так определяют его миссию авторы) именем просветителя? Рядовая сыскная акция того времени, не будь там непричастного к делу Абая, осталась бы проходным эпизодом соблюдения закона о цензуре, который – каким бы он там ни был – одинаково касался и Лермонтова, и муллы Хазрета... Здесь ведь конкретный случай и определенное явление, от природы которых зависела реакция государства. Что там последовало, неясно, однако вскоре Науан Хазрет баллотировался депутатом Государственной Думы, «но не был зарегистрирован из-за незнания русского языка». Это, кстати, и сейчас, даже при наличии синхронного перевода, современная парламентская норма. Диктантами там не экзаменовали, от муллы требовалось элементарное владение разговорным языком. И выдвигал ли он (судя по всему, человек многоопытный) при таком законе свою кандидатуру, дабы заведомо получить отказ, не знаю. Но известно то, что он предложил в Думу своего сподвижника Шаймердена Косшегулулы, который «одним из первых был выбран в I и II Государственную Думу от Акмолинской области».

Так вот, вопрос напрашивался о позиции Абая – как он к тому случаю отнесся сам. Но вопрос остался без ответа... А дело в том, что казахские просветители вели себя по отношению к церкви более радикально, нежели государственные мужи, причем, движимые озабоченностью именно за исконные устои самобытности и духовности. Бытовое казахское «язычество» – нормы поведения и обрядность (национальный, по сути, менталитет) – ортодоксальные проповедники ислама никогда не считали делом богоугодным. Об этом прямолинейно высказался Валиханов, а затем в том же духе Алтынсарин. Не высказались даже, а гневно обрушились так, что лучше и не пересказывать, а отослать читателя к первоисточнику. (Казанская духовная школа до сих пор «выдает на гора» диссертации по доказательству «несколько ошибочных» представлений Валиханова об исламе)...

22. Обычаи как забота географов

(Константинович – Алтынсарин)

Обрядовая культура, традиции и обычаи казахов, выражающие сущность народа и всегда, кстати, удивлявшие европейцев своей искренностью, открытостью и гостеприимством, стали, по инициативе Крыжановского, предметом внимания самых первых заседаний Оренбургского отдела РГО. Мы, помню, восхищались дипломатическим тактом географов и их демонстративным вниманием к экзотике быта коренного народа. Но то была действительно научная миссия: этнографы стремились запечатлеть то особенное национальное, что еще не превращено в обиходное общерелигиозное.

...Вопросы открытия костанайского училища согласовывались Алтынсариным с основателем города Константиновичем А. П. До нас дошло мнение генерал-губернатора об исламе как школьном предмете, суть которого, во избежание толкований, он изложил еще и в письменном распоряжении. «Подозрение о желании правительства отстранить детей от изучения их религии, – указывается в нем, – не только не содействовало бы распространению просвещения среди киргизов, но скорее отвратило бы их от посылки своих детей в школы». К тому же, продолжает Константинович, правительство допускает открытие новых «медресе и мектебов». Вдобавок, в этом распоряжении губернатор считает правильным назначение русскому и мусульманскому законоучителям зарплаты, что уже оформлено приказом по учебному округу. С чувством исполненного перед местным населением долга руководитель царской администрации заключает: «Об этом считаю нужным уведомить Ваше высокородие».


«Их высокородие» – официальное обращение по чину «Табели о рангах» к коллежскому советнику, коим Алтынсарин являлся – вынуждены были ответить...

...О педагоге мы говорим как о пионере национального просвещения, теперь уже даже не уточняя: просвещения светского. И считаем его зачинателем на голом месте, удивляясь, правда, тому, что старожил степи Сабит Муканов делал черновые записи своих очерков о целинниках 1954 года по-арабски... Духовную школу – из двух учебных бревенчатых блоков «буквой Г», с учительским домом и мечетью – открыл, к примеру, в Аманкарагае еще отец Чокана, Чингиз Валиханов. В письме Пограничной комиссии от 1 июня 1842 года он просил прислать туда «знающего хорошо науки татарские учителя из татар» (Валиханов, том 5, стр. 32).

Светское образование тогда не помышляло меряться силами с образованием религиозным: даже двадцать лет спустя после открытия своей первой школы педагог писал: «желательно безотлагательное распространение в Киргизской степи русско-киргизских школ, которые если и не вытеснят вполне татарское учение, то все же будут служить противовесом ему, дабы не допустить народ к нравственному разложению». (Алтынсарин, том 2, стр. 237–238).

Наработанная в России к тому времени трехвековая (так пишет Алтынсарин) методика изучения Корана была «казанской», второго по значению центра востоковедения тогдашней России, с кадрами мощных его духовных школ, и со своим, а не казахским языком... Педагога не устраивало то, о чем в своей работе «Мусульманство в степи» писал Валиханов: «Наши предания, эпосы, юридические и судебные обычаи они заклеймили позорным именем войлочной книги, а наши языческие обряды, игры и торжества они называют не иначе, как бесовскими. Под влиянием татарских мулл, среднеазиатских ишанов и своих прозелитов нового учения народность наша все более и более принимает общемусульманский тип». Все это, заключал он, нам «навязанное»...

Но если Валиханов говорил о «мусульманстве в степи», то Константинович – о мусульманстве в школе... Острая реакция Алтынсарина изложена в его печатном наследии, я тут ее цитировать не стану. Практический же результат будет таким: в его заведениях на место мусульманского законоучителя ни один канонический священник не попадет. Вопрос сей педагог рассматривал – а ему там было виднее – в озабоченности за сохранение природной чистоты нравственных устоев своего народа, и эта тема для него не потеряет значения до конца дней. Поэтому учебник для преподавания курса «Вероучительного обихода, необходимого для взрослого верующего» Алтынсарин составит лично, вести предмет в его школах будут учителя, окончившие оренбургскую казахскую школу. А затем пойдут собственные специалисты – профильные выпускники его же русско-киргизских школ.

Борьба с церковниками будет дорого стоить педагогу: постоянные жалобы осложнят всю последующую его жизнь. Отряд служителей культа, отставленный Алтынсариным от подрастающей паствы и школьной зарплаты, был внушительным: только на его похоронах (по свидетельству коллег) присутствовало около сотни мулл – покойнику они простили все. Но при жизни отношение было несколько иное...


23. Ибрагим Алтынсаринович

(Алтынсарин – Ильминский – Григорьев)

Так называл своего задушевного друга Ильминский Н. И. (к концу карьеры член-корреспондент Российской Академии Наук). Он был из тех, кто рекомендовал Ибрагима Алтынсариновича на эту должность, до последних дней они переписывались. После Ильминский опубликует личную корреспонденцию и все доступные ему архивные материалы в книге «Воспоминания об И. А. Алтынсарине, инспекторе киргизских школ Тургайской области» (Казань, 1891 год).

Его судьба – судьба страны, так говорят о личностях. В случае с Алтынсариным дело обстоит именно так: история национального образования лучше всего прослеживается по его делам.

Становление народного просвещения (да и не только просвещения) происходило в нашем регионе с опозданием от остальных областей России из-за того самого статуса Пограничной территории. Отец Ленина, Илья Николаевич Ульянов, был коллегой Ибрая Алтынсарина по должности, но занимал ее на десять лет раньше, еще с конца шестидесятых. Пограничная комиссия и учредила в 1850 году ту первую казахскую школу, выпускником которой в 1857 году стал Ибрай Алтынсарин. Она же запланировала открытие четырех школ для казахских детей в воинских укреплениях, подготовила их проект и смету (1356 рублей), составила техническую документацию, определила набор оборудования кухни и столовой (с питанием за казенный счет) и даже перечень посуды в соответствии с типовыми правилами...

Это было начало тернистого здешнего пути ко всеобщей грамотности населения. Именно тогда и внесут Григорьев с Безаком в формуляр Алтынсарина ту самую историческую запись: открыть «народную школу» из числа первых четырех – Тургайскую, руководить ею и преподавать русский язык. Предварительно, правда, школу эту построив. Так совсем молодой педагог стал прорабом в полупустыне, аксакалы тех мест много лет спустя вспоминали, как волокли верблюдами бревна из Кушмуруна... Процесс ввода школы занял, кстати, весь губернаторский срок Безака: торжественное открытие ее состоялось 8 января 1864 года.

«Временное положение об управлении в Семиреченской и Сырдарьинской областях» (11 июля 1867 года) и «Временное положение об управлении в степных областях Оренбургского и Западно-Сибирского генерал-губернаторства» (21 октября 1868 года) учреждало – в числе других – Тургайскую область. Но еще в ходе проработки этого документа, а именно в 1865 году, оговаривалось, что все дело народного просвещения вновь образованных областей останется губернским, посредством учреждения Оренбургского учебного округа, куда войдут Оренбургская, Пермская и Уфимская губернии, а также Уральская и Тургайская области. Так оно и произошло: Оренбургский учебный округ произвел революционные преобразования на громадной евразийской территории, пережил все последующие административные реформы и был ликвидирован лишь с приходом Советской власти.

В связи с учреждением области и коренной административной перестройкой управления краевые власти в 1868 году отзовут Алтынсарина в Оренбург, и он более чем на десятилетие отойдет от педагогической деятельности. Станет проводником Степной реформы в жизнь, будет по поручению генерал-губернатора уездным судьей, старшим помощником начальника Тургайского уезда. Руководство школой, слава о которой уже разнеслась по степи, он передаст Истлеу Джаксыбаеву. Упоминание о молве тут вовсе не дежурный комплимент: школа удостаивалась областной премии (комплект ценных книг) и выделялась из числа других. Известно, что одновременно с назначением Ибрагима Алтынсарина в Тургай, в Иргиз с такой же миссией отправился Шахмурат Колубеков (две остальные школы из четырех открывались в Казалинском Форте № 1 и Форте-Перовском). Колубеков «проект освоил», но педагогические дела не пошли: школа «не имела авторитета у населения», в 1871 году пустующее здание было продано с аукциона за 490 рублей...

Занимался ли Алтынсарин педагогикой до своего возвращения в школу? Занимался. В свободное от службы время, в порядке работы над собой: типографские его учебники датированы 1879-м, первым годом инспекторской должности, а их в один присест не составишь. В 1876 году, по сообщению попечителя Оренбургского учебного округа Лавровского П. А., первая часть хрестоматии у него была уже готова, а вторая «изготавливалась». В 1876 году, когда министр народного просвещения граф Толстой Дмитрий Андреевич посетил Оренбург, Алтынсарин был ему лично представлен как педагог. Впоследствии, в некрологе по случаю смерти инспектора, сообщалось, что речь между ними шла по поводу казахского «букваря с грамматикой и хрестоматией» на основе кириллицы... Но некролог – жанр предельно лаконичный, в разговоре педагога с министром обсуждались более сложные материи... Сам Алтынсарин, по его словам, изложил высокому гостю свое видение развития образования в казахской степи, что, заметим, ляжет в программу коренных преобразований просвещения края 1980–1890 годов.

Уезжая, Толстой пообещал учредить в Тургайской области должность инспектора народных училищ, как думается, уже держа в голове кандидатуру... В столице же отчет Толстого о переводе здешнего делопроизводства на казахский язык с русским алфавитом (взамен татарского на арабском) был завизирован на полях императором: «Согласен, 20 января 1877 года». Узнав об этом в Оренбурге, Крыжановский поручил Алтынсарину разработать новый макет краевой газеты с названием на двух языках...

Что же касается положения дел на просвещенческой ниве в период отсутствия там Алтынсарина с середины шестидесятых и почти до конца семидесятых, то его можно назвать временем поиска форм и методов наступления на неграмотность. «Грамотность пришла в степи, чтобы увеличить число кляуз», – писал Чокан Валиханов. Умер он в 1865 году, так что, судя по скорбной дате, наступление шло результативно. Впрочем, жалобы писали задолго до того на арабском...

Согласно Временному положению 1868 года, на нужды просвещения Оренбургскому губернаторству выделялось по 8000 рублей ежегодно, узаконивались «народные сборы» средств и формирование общественных фондов. Ими финансировались «народные школы» в арендованных помещениях и юртах по городам, поселениям и стойбищам, «амбулятивные» (амбулаторные) подвижные школы Баллюзека, общественная активность была столь бурной, что про бюджетные 8000 рублей в начале семидесятых однажды как-то даже забыли... Министерство финансов решило эти деньги изъять, в связи с чем завязалась ведомственная тяжба и «дебаты» между губернаторами края Крыжановским и Тургайской области Баллюзеком. Суть их весьма примечательна: все увлеклись сравнительно дешевым кружковым «ликбезом», школы были одноклассными, временными и передвижными (кое-где они лишь числились), часто со случайными учителями и бесконтрольным учебным процессом, тургайцы не придали значения строительству помещений, расширению материальной базы и подготовке кадров.

В определенной мере это было следствием политики невмешательства сверху, о чем резко высказался Крыжановский: «без Министерства просвещения губерния и уезды руководить всем не в состоянии». Генерал-губернатор внес кардинальные предложения, которые дошли до Государственного совета и положили начало пересмотру стратегии государственной политики в области образования. Это был тот случай, когда мы принесли пользу всему Отечеству: учебные заведения из Министерства финансов передавались на баланс Министерства просвещения...

Новый 1879-й (кстати, год основания Костаная) вошел в нашу в историю как год «резкого поворота и перелома в народном просвещении Оренбургского края». Это был «перезапуск» намерений на возможностях Временного положения 1867–1868 годов: учреждалась новая окружная комиссия по устроению школьного дела... Попечитель Лавровский П. А. напомнил Министерству о вакантной должности инспектора народных училищ Тургайской области... Нужно подчеркнуть особенность управленческой вертикали просвещения: компетенция попечителя учебного округа, как уже было упомянуто, распространялась на пять губерний и областей, тогда как полномочия инспектора народных училищ области (в нашем случае Тургайской) ограничивались ее территорией. У инспектора народных училищ области в начальниках ходил еще и оренбургский окружной инспектор инородческих школ... Естественно, каждый из них опирался на бюджетные ресурсы различных уровней: министерства, края, области.

Санкт-Петербург пообещал прислать на новое место инспектора Тургайской области кого-то из Пензы, но здесь настояла на своем окружная комиссия и попечитель Лавровский Петр Алексеевич. Попечитель (перед тем ректор Варшавского университета) был членом Совета при министре просвещения Толстом Д. А., и этим, как говорится, все сказано...

Вот таким образом Ибрай Алтынсарин в конце 1879 года вернулся на ниву просвещения, где его ждали великие дела. Приступив к исполнению, – вспоминает Васильев, – инспектор Алтынсарин осмотрел все три вверенные школы и донес попечителю, «что нет ни одной более или менее»...

Началась подготовка плана действий. Окружная комиссия обозначила ключевые задачи областной программы – ближайшие и стратегические. Основой ее стала конкретизация тех идей, коими Алтынсарин поделился с министром Толстым. А именно: «каменные дома и учительские кадры», устройство двухклассных училищ во всех уездных центрах (Костанай был пока что лишь на плане местности) с интернатами на 50 казахских детей, сельских двухклассных училищ с интернатами на 30 казахских детей. Планы общего образования комиссия дополнила профессиональным: открытие ремесленного училища (Тургай, 1883 год), введение в двухклассных училищах столярно-токарного, переплетного дела и других ремесел.

Это была программа минимум, так скажем, первый этап. Подлинной же стратегической задачей Алтынсарин считал второй этап – переход ко всеобщей азбучной грамотности в школах складывающихся административных структур Тургайской области: «300 000 населения – 4 уезда – 40 волостей – 40 волостных школ с интернатами» (волость – территория с поселениями в радиусе двенадцати верст вокруг центрального села, принципы волостной структуры сохранились затем в сельских советах, а ныне в аульных (сельских) и поселковых округах). Начало этой грандиозной задачи планировалось с 1887 года, то есть со времени выпуска первого набора Орской киргизской учительской школы, пока еще лишь запланированной в 1883 году к открытию. К слову, в империи к тому времени уже был накоплен определенный опыт подготовки кадров всеобуча. В фондах библиотек всех Алтынсаринских школ числилось обязательное методическое пособие для учителя «Народная школа» барона Корфа Николая Александровича. Это просветитель времен моих дедов на запорожской родине, гуляйпольский краевед Иван Кушниренко посвятил его благодарной памяти отдельную книгу. А во фамильной усадьбе Корфов в донецком Нескучном (вспоминаются наши Шумное и Новошумное), барону в наши уже 2000-е годы украинцы бюст на постаменте водрузили. Сегодня, по сообщению информагентств, село находится в районе боевых действий...

По согласованию с Константиновичем, Лавровским и Катаринским, инспектору Алтынсарину «было предоставлено полное право действий» по выполнению программы. Тургайская школа уже в 1880 году была преобразована в двухклассную, с новым помещением из двух корпусов, библиотекой, спальней, кухней и столовой. Из-за джута 1879-1880 года с трудом обеспечивалось пропитание детей, в 1881 по этой статье было произведено дополнительное финансирование. К 1882 году первые уездные школы уже действовали (кроме Тургая, в Иргизе и Троицке). В 1883 году по оригинальному плану, «в виде буквы П», выстроили училище в Актобе сметной стоимостью более 34000 рублей.

Когда по актюбинскому «проекту буквой П» началось возведение училища в Кустанае (для перевода туда Троицкого), Алтынсарин посчитал, что этап «уездных школ», как первый пункт программы, досрочно завершен, настала пора заходить на непочатый край «волостного образования». И он действовал: колесил по аулам, волостям и уездам, агитировал и разъяснял, заручившись поддержкой населения по финансированию восьми первых волостных школ, а это были, нужно сказать, немалые деньги.

И тут появился тот самый «разведчик» Проценко, о котором у нас если что-то и известно, то как о досадном препятствии на пути просветителя...

24. Контент-анализ

(Алтынсарин – Проценко)

По мере реализации намеченной программы светского образования казахского населения перед ее организаторами вставали качественно новые проблемы, которые следовало разрешать.

На первом этапе было открыто четыре двухклассных училища (в отчетах – школы) с годовым выпуском примерно восьмидесяти подростков в год. Обученные читать и писать, имеющие привычку к оседлости, опрятности и здравый взгляд на вещи, молодые ребята в среде трехсоттысячного населения области кому-то помогут сочинить прошение, а иному прочесть бумагу... Во всем же остальном они были наравне со сверстниками. Некоторым, правда, удалось определиться письмоводителями и переводчиками, поэтому Алтынсарин, уже при Проценко, обратился к нему: давайте устроим на государственную службу остальных, поскольку авторитет образования падает, у людей пропадает желание вносить покибиточный сбор... У Проценко был встречный вопрос: куда мы можем трудоустроить четырнадцати-шестнадцатилетних?


Если советская кампания по ликвидация неграмотности была востребована нуждами индустриализации всей страны (заметим, уже после пройденной царской Россией «высшей стадии капитализма»), то для экономики Степи второй половины ХІХ века образовательный уровень населения определяющим фактором еще не являлся, просвещение носило гуманитарный, а с учетом содержания хрестоматий Алтынсарина, и культурологический характер. Потребности общества в грамотных кадрах диктовались конкретным спросом и возможностями экономики – на той стадии развития она еще не воспроизводит достаточных средств для общеобразовательных целей. Но при этом, как пишет, ссылаясь на документы того времени, специалист в области современного профессионально-технического образования Борибеков К. К., в Тургайское ремесленное училище «много казахских детей не смогли попасть из-за отсутствия мест»...

На втором этапе, таким образом, стратегическая программа «волостных школ» требовала корректировки. Проект Алтынсарина предусматривал следующее. «С одной стороны, общее образование, как единственный способ к умственному и дальнейшему промышленному его развитию, а с другой – знание некоторых технических и практических искусств». Идея эта должна была реализоваться за счет расширения сети волостных школ с введением в их программу «прикладных знаний». Учреждение же дорогостоящего профессионального образования, как полагал Алтынсарин в своей записке на имя губернатора Проценко от 27 сентября 1884 года, является возможной «помехой к достижению главнейшей цели – обучению русскому языку и грамоте» (Собрание сочинений, т. 2, стр. 193). Преждевременным (зная проблему изнутри) педагог считал и форсирование женского всеобуча. «На предложение это я уже имел смелость лично доложить, что при настоящих взглядах киргизов на вещи я сомневаюсь в сочувствии их к подобного рода училищам, что потому опасаюсь неуспеха при учреждении формальных, так сказать, училищ для киргизских девиц» (там же, стр. 308).

Предложения же самого Проценко (выходит, он был против «обучения русскому языку и грамоте») обосновывались следующим. Сложности с трудоустройством выпускников доказывают, что сеть волостных школ достаточна, и стремительно расширять ее не следует. Открывать нужно училища, подобные Тургайскому, для востребованных профессий с путевкой в жизнь выпускникам. Идея должна была быть реализована за счет развития специальных учебных заведений, в том числе и женских с прикладными профессиями.

...Заступивший губернатор не мог не видеть проблем «непаханого поля» общего образования, дабы мешать ему как таковому. В пятнадцатитысячном Костанае учились лишь несколько десятков учеников. Процент учащихся по области, согласно отчету Алтынсарина – 0, 072. Педагог поясняет губернатору: 210 школьников на триста с лишним тысяч душ населения. Не мог не знать губернатор и про активность мулл, и про «арабизацию» – Алтынсарин говорил об этом постоянно. Просвещенческая нива конфессии была пошире удела «народных школ», кустанайские мектебы еще в канун революции имелись при домах влиятельных мулл и богатых купцов того времени. И неизвестно, какие бы пропорции складывались в просвещении далее, не перемели Советская власть эту «альтернативу» в пыль и прах вместе с искренне служившими Богу людьми...

Но тогда, как видим, речь шла о видении сущности государственной светской школы. Мне, честно говоря, более близко своей душевной болью за народ нетерпение казахского просветителя, нежели прагматизм земляка-украинца, но существовали реалии времени, отчего эта история закончится компромиссом: Проценко «сдаст назад» в вопросах волостной школы, Алтынсарин включит в свои планы пункты из положений губернатора.

Однако на сайтах наших учреждений и организаций сия коллизия излагается так.

«За то, что Алтынсарин по своей личной инициативе стремился повсеместно открывать народные школы, якобы расходуя на это излишние средства, губернатор области генерал Проценко даже решил привлечь его к ответственности и предать суду. Ибраю Алтынсарину удалось избежать судебного преследования, так как Проценко был смещён с должности».

«...Представители властей, в частности тургайский генерал-губернатор, предлагали включать в программу побольше занятий по обучению ремеслу в ущерб общему развитию учащихся, Алтынсарин осмелился решительно возразить губернатору. Это вызвало со стороны последнего такую бурю, что, как писал Алтынсарин, «чуть-чуть не сослали в отдаленные места».

«Разрешение Алтынсарину на открытие училищ с интернатами во всех уездах Тургайской области было удовлетворено лишь спустя два года после подачи им прошения»...

И так далее, и тому подобное. Причем, излагается все это не на некоторых сайтах, а на большинстве ныне действующих, связанных с именем просветителя, что и побудило вспомнить тут о контент-анализе. Понятие это научное, но интересна его история. Метод сто лет тому применили американцы для количественно-качественного учета содержания прессы. «У кого что болит, тот о том и говорит» – острота проблем определялась их частотой в пестроте публикаций. Полагают, что американцы были вторыми, а первыми – средневековые инквизиторы, постранично определявшие по бумагам и книгам, кого из авторов отправить на костер следующим...

Частота цитирования фактов произвола властей в отношении просветителя Алтынсарина препятствует процессу формирования объективных представлений об истории становления казахстанского образования и реальном сотрудничестве всех заинтересованных сторон. В большинстве случаев «непримиримыми конфликтами» субъективно толкуются обычные противоречия управленческого процесса. Еще раз хочется повторить мысль исследователей жизни Абая о том, что лишь предельно достоверные сведения станут справочной, информационной основой последующих исторических, филологических, философских, литературных работ, а значит, всей казахской истории XIX-XX веков.

Вообще-то, все вышеприведенные курсивом цитаты являются «избранными местами из переписки» Алтынсарина с Ильминским Николаем Ивановичем, Катаринским Василием Владимировичем и Мозохиным Арсением Андреевичем, но гуляют они в наши новейшие времена в советском еще их контексте.

Что означает, к примеру, «разрешение Алтынсарину на открытие училищ с интернатами»? Право вместе с Проценко перерезать ленточку при вводе, скажем, последнего из них – кустанайского? А коли речь идет об устройстве первых четырех плановых двухклассных уездных школ – Актобе, Иргиз, Кустанай (для перевода Троицкой), Тургай – то нужно просто перелистать хронику событий, в трехтомнике Алтынсарина все пошагово расписано со времени его назначения на должность в 1879 году (в некрологе сообщается, что это был сентябрь месяц). «Проект о наших школах готов» (9 ноября 1879 года), «проект обсуждался» (17 ноября т. г.), по Актюбе готовится документация. Поселение Кустанай в 1879 году только заложено, но школа в нем предусмотрена.

А далее, к сведению читателя, разразилась вселенская драма. Зима 1879-1880 года – голод и тиф, – пишет инспектор. – Какова судьба проекта? Сбирался съездить в Троицк – невозможно. Толпы умирающих «рвали полы» путнику, не дав доехать с документами до уездного центра. – Вы не можете представить здешнего бедствия. С начала декабря до настоящих дней продолжаются беспрерывные бураны с морозом, в 14 000 кибитках «мрут люди от голода и стужи. Скотина гибнет табунами, об ней и говорить перестали». (Катаринскому В. В., 14 февраля 1880 года, Тургай). Бедственный год отнял у меня весь скот: а у меня ведь было до 300 породистых лошадей... Но мое банкротство ничего в сравнении с тем бедствием, которые потерпели несчастные тургайцы. (Ильминскому Н. И., 4 октября 1881, Оренбург).

Из-за этого-то и были приторможены – а не недругами педагога во власти – программы открытия тех самых школ. Но не отложены. «Иргизское, Тургайское и Троицкое уже наготове» (1981 год), в Николаевском (Кустанай) «суммы готовы, ждут весны, чтобы строить» (4 октября 1881). По весне поселенцы Кустаная избрали земляка-инспектора Алтынсарина членом комитета по постройке здания, и он 7 мая 1882 года дал письменное согласие. «Наши училищные дела идут, кажется ничего – недурно; я недавно только вернулся после объездов по школам» (2 декабря 1882 года)... Последней в 1884 году была введена именно наша, знаменитая теперь школа, «привязанная» к проекту Кустаная еще в те времена, когда 300 семей его первых поселенцев рыли норы в обрывах поймы Тобола, дабы сурками пересидеть ту трагическую зиму 1879-80 годов.

В итоге, задержка из-за катаклизма в степи не нарушила планы просвещения: по отчету Алтынсарина Центральному статистическому комитету 14 октября 1884 года, четыре училища находятся в Тургае, Иргизе, Актюбе и селе Кустанай, предполагаемом уездном городе. Но эта двухклассная школа действовала еще с 1879-80 учебного года в прежнем центре Николаевского уезда – Троицке, где «ютилась в крошечном помещении», и была, наконец, перебазирована к нам в типовое здание.

...С тех же советских еще времен переписывается байка про то, что якобы Алтынсарин избежал суда лишь благодаря «смещению» губернатора. Проценко, однако, покинет «края наши обетованные» лишь два года спустя после того инцидента, причем, снова возглавит Азиатскую разведку России при Главном штабе в Санкт-Петербурге с доступом, как уразумел эмир Бухарский, в государевы апартаменты... Громкое «смещение с должности» на тогдашнем языке «наместничества» означало передвижение по службе, а «сослать» педагога губернатор мог разве что лишь назад, в тургайскую школу, причем, под благим предлогом «необходимости установления контроля над фамильным хозяйством» (если после того джута там что-то осталось). Ведь именно с такой формулировкой, в дополнение к основному педагогическому поручению, молодой учитель в том самом 1860 году был направлен в Тургай, где, по его же признанию, «жить возможно только ссыльным» (Бобровникову А. А., 1861 г.). Других прав у Проценко не было, Россия, со шлеей судебной реформы 1864 года под хвостом, мчалась тогда по правовому полю впереди планеты всей с такой прытью, что сами сановники возопили о справедливости. В 1878 году социалистка Вера Засулич из пистолета пристрелила за рабочим столом петербургского градоначальника на правах столичного губернатора Трепова Ф. Ф., но была полностью оправдана судом присяжных и уехала за границу. На процессе, кстати, для знакомства с «живой жизнью» присутствовал Федор Достоевский.

...Всякая цитата подтверждает тезис. Вышеприведенные «факты» насчет Проценко в советские времена иллюстрировали «реакционную сущность империи» и типизировали образ региональных «держиморд». Хотя, для полноты исторической картины, можно было бы все это сбалансировать мнением Алтынсарина о губернаторе Крыжановском, «который способствовал распространению между киргизов русской грамотности» («Записка о киргизских волостных школах», 1886 год), о губернаторе Константиновиче, «человеке высоко благородного и сочувствующего киргизскому образованию. Ему и киргизским знакомым я и обязан, главным образом, сравнительно успешным и быстрым ходом дела» (письмо Ильминскому, 1881 год). И Ильминскому же (сентябрь,1888 года): «Генерал Барабаш, человек умный, ученый и сочувствующий вообще киргизам и их жизненным проблемам»...

Вот ведь как – речь в этой главе идет о географе-украинце Проценко, но географами-украинцами «выкатились» уже полдюжины здешних генерал-губернаторов. Будут и еще...

25. Антроподицея губернатора

(выработка государственной концепции школы)

...При своем первом приезде в «урочище Костанай» накануне открытия нашей исторической школы-интерната (годом раньше на постоянное место жительства сюда вернулся Алтынсарин) генерал-губернатор Проценко нашел поселение с полутора тысячью дворов «полностью неустроенным», пообещав предпринять энергичные меры. Всех их не перечислить, но что касается «Кустанайского уездного двухклассного русско-казахского училища», то на нем следует остановиться. На содержание заведения было отпущено 3581,4 рублей, но это – по смете того самого «ютившегося» Троицкого училища, которая не соответствовала численности здешнего контингента и персонала. Проценко распорядился учебный год начать, но изыскание недостающей суммы стало для него постоянной, до конца здешнего срока, обязанностью. К последним дням правления «обещанных казенных денег опять не поступило», и 14 декабря 1887 года генерал-губернатор (через неделю он покинет пост) пятый раз даст команду уездному начальнику перекроить местный бюджет, нарушая строжайшую в те времена финансовую дисциплину («Из истории города Костаная». Сборник архивных документов и материалов, 2009 год, стр. 64-94).

Оренбургский учебный округ, который в то время был на попечении Сольского Хрисанфа Петровича, а затем Михайлова Дмитрия Сергеевича, не мог добиться увеличения финансирования Министерством – школа каким-то образом выпала из числа «предполагаемых к открытию проектов». Скорее, по бюрократической оплошности, но при коммуникациях тех лет такие ошибки исправлялись годами... Лично я, однако, связываю это с уходом из государственной службы великого географа и администратора Крыжановского Н. А., возглавлявшего наш край с 9 февраля 1865 по 30 марта 1881 года. К тому же, одновременно с его уходом, упразднялось и само генерал-губернаторство, область со статусом края становилась такой же, как и Тургайская. Хотя Оренбургский учебный округ, комиссия при нем, а также должность его попечителя оставались, но далеко не всё они отныне, как видим, решали.

...Губернаторский пост кадрового разведчика Проценко в здешних пограничных краях тоже был военным. А как говаривало о военных людях руководство нашей области целинных уже лет, работавшее с прибывшими на уборку хлебов армейскими автомобильными батальонами, обсуждать с их командованием какие-либо варианты не представлялось возможным: у них или «так точно», или «никак нет»... Генерал-губернатор Проценко тоже руководствовался законом и распоряжениями сверху, но не поиском всяких там компромиссов... Не знаю, было ли это вызвано жалобами населения (хотя в Иргизе во время волостных выборов такое происходило), но поначалу он не приветствовал «кибиточный сбор», сумма которого достигала 35-40 тысяч в год. К тому же буквально с первых дней своего правления он с явным неудовольствием был втянут в переписку относительно «заемного капитала»: кому распоряжаться остатками денежных средств, собираемых с населения на образование. «Тому, кто указан в законе», – таковы были его резолюции. Как соавтор «конституции» Степи, Проценко полагал, что государственная политика в деле просвещения вполне самодостаточна, просто нужно грамотно использовать ее возможности.

Была и еще одна причина, объясняющая осторожность Проценко в школьных финансах. Он приступил к исполнению обязанностей во время тех самых волостных выборов, после которых Алтынсарина обвинили не только в воздействии на их результаты, но и в единоличном распоряжении (не путать с присвоением) общественными средствами. Речь шла также о нарушении Алтынсариным всяких педагогических норм, по его указке ученики якобы тиражировали «кляузные прошения киргизам», он самоуправствует и вообще является «социалистом». Причем, написали не губернатору, а министру народного просвещения и министру внутренних дел, «закручивающему гайки» после кровавого заявления о себе социалистического толка цареубийц-народовольцев, в числе которых и была та самая Софья Перовская, внучка бывшего нашего губернатора. Ее повесили в апреле 1881 года, при вынесении приговора, в отличие от дела Засулич, обошлись без присяжных заседателей...

Кляузу на педагога, тем не менее, из Санкт-Петербурга вернут для рассмотрения на месте. «Братья мои и муллы», так обвиняемый называл ее авторов, как говорится, не туда попали: Министерство народного просвещения возглавлял лично знавший педагога Делянов И. Д., а в кресле министра внутренних дел сидел вообще старый знакомый Алтынсарина, тот самый бывший просвещенец Толстой. Столь неродственная его переквалификация вполне объяснима – граф боролся с революционной заразой своим авторским методом «вправления мозгов» просвещением: грамотный человек на глупые идеи не поддастся. Но рост революционного самосознания масс явно опережал процесс их подтягивания до требуемого интеллектуального уровня, поэтому графу, первой сословной мишени социалистов, пришлось идти вправлять мозги испытанными полицейскими методами. Где он преуспел: в силу ряда причин, в том числе энергичных действий графа-министра, народничество и бомбометатели с исторической сцены сошли. В 1882–1889 годах было ликвидировано более 250 подпольных организаций, осуждено около трех тысяч лиц, в том числе группа брата Ленина – Александра Ульянова, а сам он, как известно, казнен.

...На месте жалобу расследовали Катаринский В. В., инспектор школ Оренбургского учебного округа (ученик Ильминского), составитель казахско-русского, русско-казахского словарей, «Грамматики» и «Букваря» для казахских школ, а также Григорьев В. В., тот самый начальник юного Ибрая. Письменный ответ Министерствам готовил упоминавшийся уже попечитель Оренбургского учебного округа Михайлов Д. С., до этого директор училищ Санкт-Петербургской губернии и ректор Учительского института в Санкт-Петербурге. Вывод: обвинение «ничем не подтвердилось при дознании как в самой школе, так и у посторонних».

Эту коллизию, для пользы дела, стоило бы выделить в отдельную главу «Алтынсарин – Делянов – Толстой». Сын армянского народа Делянов Иван Давидович (точнее, армянина Давида Деляна) занимал пост министра народного просвещения России с 1882 по 1897 год, то есть он был начальником нашего инспектора на протяжении всей его деятельности, кроме первых трех лет. Алтынсарин пришел на должность при графе Толстом, но после него в том кресле по одному году поочередно успели поруководить Сабуров Алексей Александрович (основатель Российского общества защиты женщин) и Александр Петрович Николаи (дворянин из екатерининских шведов). Так вот, если бы эти царские министры работали по понятиям новейшего времени, то есть понятия бы не имели о чести мундира, то все они были бы миллионерами, ибо от них зависела карьера и жизненный успех огромного полка кадров: от номенклатуры могущественных ректоратов до персонала низового звена.

Это они представляли на утверждение императору предложения о повышении в чинах согласно Табели о рангах, по перемещению, назначению на должности и ухода в отставку служащих ведомства... Лишь в 1894 году, с образованием «Комитета о службе чинов гражданского ведомства и наградах», это судьбоносное право перешло от министров к комитетчикам. Какой-то интерес все же у министров имелся, они, было, воспротивились, но Александр III был человеком последовательным.

...Решение по жалобе на Алтынсарина официально было принято на месте в середине 1886 года, затем готовились ответы в столицу, там ее закрыли не ранее начала (пусть даже накануне) 1887 года. Педагог, скоропостижно ушедший из жизни 17 июля (29 июля) 1889 года, все же успел получить известие о присвоении ему звания статского советника. Это значит, что Министерство, и Делянов лично, имея жалобу на столе, одновременно готовили материалы для повышения инспектора в чине: эта процедура, с кучей бумаг и рекомендаций с мест – откуда все, собственно, начинается – требовала массу согласований и времени.

Все эти перипетии, тем не менее, свой отпечаток на отношение губернатора и просветителя наложили. Проценко – единственный из четырех руководителей области, с которым у Алтынсарина «возникали проблемы», и лишь единственно о нем он не отозвался похвально. Впрочем, за год до «увольнения» администратора, а именно 3 декабря 1886 года, инспектор напишет Катаринскому: «Губернатор уже был в трех школах: Иргизской, Тургайской и Актюбинской; и хотя, в частности, проявил желание придраться кое к чему, но в общем остался, говорят, весьма доволен...»

Относительно же самого Проценко – то, как говорится, кабы эта кляуза на Алтынсарина была у него единственной... «Комья грязи», в виде доносов влиятельных соотечественников, о чем писала по случаю смерти просветителя «Киргизская степная газета», летели в него постоянно. А ведь метала их местная элита, опора губернаторская... По тяжести обвинений, как и в случае с Абаем, инспектора могли на законном основании отстранить от должности, по крайней мере, временно. И если дело ограничилось – пусть даже и на повышенных тонах, – но «профилактическим разговором», то это лишь еще одно свидетельство не «веса» уже, а «цены» фигуры просветителя в тогдашней общественной жизни. Да, может быть, солидарной памяти об общем товарище – Валиханове. Своим он был записан в здешние шежире  при рождении, но вот насчет того, кто его здесь лично знал и помнил... Сказать трудно, но Проценко по службе, а Алтынсарин по Петербургу – это предполагается.

...Управленческие конфликты отличаются от бытовых: вся система администрирования заключается в разрешении противоречий. Но стороны таким образом работают, а не выясняют личные отношения. Инспектор подчинился решениям губернатора, работал, исправно писал ему годовые отчеты: все идет по плану и удовлетворяет потребности населения. Но вступительную часть Ибрай Алтынсарин каждый раз начинал так, как заканчивается киноповесть Бориса Васильева «А зори здесь тихие...» – за прошедшие сутки на фронтах ничего существенного не произошло... То есть, мы с вами, Ваше Превосходительство, топчемся на месте...

В конечном счете, терпение просветителя лопнуло. Через Михайлова и Ильминского он вышел лично на Делянова со своим планом волостных школ и анализом обстановки, насчет которого тот, конечно же, побежал советоваться со своим протеже Толстым. Делянов, по воспоминаниям Витте С. Ю., был очень милый, добрый, культурный, образованный человек, который всегда держался «направления графа Толстого». Докладная из «урочища Кустанай» наверняка вынудила обоих министров «встрепенуться». Полудюжины страниц – это надо прочитать! – были вопросом о судьбах Степи. Здесь, писал Алтынсарин, господствует чужая система религиозного образования, домашний учитель-мулла каждой байской семьи обучает всю округу. «Обстановка в экономическом и политическом отношении такая, что на каждом шагу ощущается нужда в знании, а, во-вторых, народ этот от природы любознателен и восприимчив. И будет очень прискорбно, если этот неиспорченный, практичный и способный народ окончательно подвергнется влиянию костенеющего в невежестве татарского религиозного фанатизма»...

Это мизерная часть написанного...

Министр Делянов утвердил проект с резолюцией: на соображения этого человека можно вполне положиться. Еще бы – Алтынсарин сам же брался за его финансирование: «не обременяя никого, киргизское общество готово на все расходы».

Теперь уже Проценко, несмотря на свою позицию, принял решение министра о волостных школах «к исполнению». Наши школьные дела и пререкания с губернатором, – сообщает Алтынсарин Катаринскому, – неожиданно приняли благоприятный оборот. Во время пребывания в Кустанае его превосходительство торопил меня и уездного начальника войти к нему с представлением об открытии в Николаевском уезде двух, в Тургайском, Иргизском и Илецком – по одной школе.

...Хотя Проценко и взял команду «под козырек», солдафоном все же он не был. Генерал входил в профессиональный круг военной элиты «верхнего эшелона». Как координатор военной разведки в Азии – до и после губернаторства, – он понимал геополитический расклад сил (до японской 1906 года генерал дожил, возможно, и до первой мировой тоже, формулярные списки его пока в тайниках). Теоретики коммунизма Маркс и Энгельс научно предсказали: мировая война грядет. А Ленин несколько позже расписал ее наперед, словно уже сыгранную шахматную партию: эндшпиль за большевиками... Встречавшийся за границей с вождем пролетариата Алиби Джангильдин преподал затем, по его словам, азы ленинской науки тургайским повстанцам и самому Амангельды Иманову, и те поняли, во имя чего они тут бьются...

Все это к тому, что одни оценивали международную обстановку на основе своей революционной теории, а другие –мировую войну «нюхом чуяли». Занимаясь делами области, дискутируя с Алтынсариным и открывая волостные школы, Проценко – ту японскую войну предчувствуя, сидел вечерами над стратегическим проектом «Великая русская Азиатская железная дорога к Восточному океану» (отпечатан книгой в Оренбурге в 1887 году).

...В договорах о присоединении казахских земель к России прописывалось положение о том, что кочевники освобождаются от воинской повинности. Одна из основных причин – в переводе на современный язык – объяснялась сложностями устроения кочевых военкоматов. На самом же деле – отсутствием острой необходимости. Подобная льгота имелась не только у казахов, но у половины населения империи: Пушкин сочинял, а служил Лермонтов. Впрочем, казахи тоже служили и воевали: офицером русской армии стал в свое время еще султан Младшего жуза Ширгазы Каипов. В генералы возведены Баймухаммед Айшуаков, внук Абулхаира, и Жангир Букеев, уже правнук того хана. Сабыр Сарыгожин был боевым генерал-майором, а Губайдулла Джангиров – тот самый завсегдатай петербургских земляческих собраний времен Валиханова – стал полным генералом от кавалерии армии Российской империи (приравнивается к теперешнему званию генерала армии). Потомок хана Жангира, полководец «генерал-князь Чингиз-хан» занимал пост начальника (министра) Департамента почты и связи России, после «заведовал отделением Министерства внутренних дел по вопросам казахского народа и являлся личным советником императора по азиатским проблемам». Его имя, как полного кавалера орденов Святого Георгия, по сообщению музея на родине героя, высечено в Георгиевском зале Кремля. Известно, по крайней мере, одно его письмо сюда, к нам, в котором идет речь о тургайском ремесленном училище и поддержке здешней инициативы по наименованию его «Яковлевским»... Конечно же, в свите всех этих высокопоставленных лиц находились земляки, иначе и язык свой забудешь...

Положение изменил Манифест 1874 года о введении всеобщей воинской повинности. Статус казахских подданных оставался прежним, однако явился предметом обсуждения специально созданного Комитета по пересмотру проекта «Положения о привлечении к воинской повинности инородцев Западной Сибири». (Ю. А. Лысенко. «Вопрос о воинской повинности для казахского населения 70-х годов XIX – начало ХХ века», РГНФ, 2012).

Первое заседание комиссии (1880 год) статус-кво сохранило: если военный губернатор Семиречья Фриде Алексей Яковлевич ратовал за создание казахских кавалерийских частей, то его коллеги Кауфман Константин Петрович (Туркестан) и наш Крыжановский Н. А. (Оренбург) побоялись протестных откочевок населения за границу. Но вскоре, в связи с учреждением Степного генерал-губернаторства, Военное Министерство вернулось к этому вопросу вновь, и на это раз он «завис» в неопределенности... Дабы не будоражить население – молва вызвала бы больше нежелательных последствий, нежели вразумительный документ, – все держалось в строжайшей секретности. Но генералитет в штабе и на местах понимал, к чему клонится дело.

Предложения Проценко в связи с годовым отчетом Алтынсарина по итогам 1883/1884 учебного года были следующие. Казахские дети (на уме губернатора – потенциальные призывники) не обучаются навыкам современных технических ремесел: строительного и слесарного, плотничного, столярного и кузнечного, кожевенного и обувного, технологической переработки сырья, хотя в здешних краях тогда заводились не только свои уже, но даже западноевропейские производства. В области нет ни одного женского училища, а это – «на уме» – не только грамота, но и швеи на оборудовании от «Зингера» (полвека спустя наша фабрика «Большевичка» будет строчить на нем форму для фронта). И медсестры: уже в ту эпоху продвижение санитарно-гигиенических норм в народный обиход считалось повсеместной жизненной необходимостью. В «Рапорте военному губернатору Тургайской области об обучении учеников русско-казахских училищ оспопрививанию» от 24 февраля 1883 года за подписью Алтынсарина сообщалось, что ученик Дощан Токтабаев отличился в ходе оспопрививания в своей волости, после чего приказом заместителя губернатора Давыдова юноша был премирован деньгами «в пример прочим».

...Яков Барабаш, до приезда в область послуживший и на посту начальника штаба войск Приморья, и в должности комиссара русского правительства в Японии на Сахалине и Курильских островах, при первой встрече с инспектором (попутно дав взбучку в каком-то из училищ за неимение в наличии глобуса) интересовался тем же, что и в свое время Проценко. «Губернатор, – пишет Алтынсарин, – соглашался во всем, что только не представлял я, а уезжая, просил представить соображения насчет устройства по одному техническому училищу в каждом уезде...» И продолжает: «мое убеждение теперь таково, что начальных классов пока достаточно... А было бы полезно подумать теперь об устройстве технических и промышленных училищ». (Катаринскому В. В., 8 июня 1888 года).

Все это дает представление как о природе изменения характера светского образования, так и о процессе коллективной выработки решений.

Вот такая история...

26. Руководящие географы

(Барабаш, Маслаковец)

До встречи с Алтынсариным в 1888 году генерал-майор Барабаш пребывал в должности военного губернатора Тургайской области всего лишь три месяца. Но прослужит почти двенадцать лет, а после возглавит Оренбургскую губернию, тесно с нами связанную. Там будут печататься наши газеты, там находилось руководство нашего учебного округа и организация наших географов – Оренбургский отдел РГО, председателем которого Барабаш избирался с 1900 по 1906 год.

Кстати, в такой же общественной должности – главного географа края – над кустанайцами с 1885 по 1892 начальствовал Оренбургский губернатор Маслаковец Николай Алексеевич, «происходящий из дворян Черниговской губернии с первоначальным образованием в Полтавском кадетском корпусе и в Дворянском полку». В память о нем, перепутав, правда, украинский «маслак» (мослак, мосол) с «маслом», названо село Маслоковцы в изумительных наших грибных местах. Мы, тогда денисовцы, до всеобщей еще автомобилизации отправлялись туда в выходные дни спецрейсами на автобусах. Потом, когда обозначили границы, то те леса, обозреваемые с Зааятского элеватора, оказались территорией другого государства. Во время губернаторства Маслаковца Н. А. (с 1881 по 1892 год) Тургайская область не входила в административное подчинение Оренбурга, однако оставалась связанной с ним многими нитями. Скажем, наша история и сейчас хранится в Оренбургском архиве, отцом-попечителем которого почитается Маслаковец. В ответ на предложение Императорского Архивного общества, им в 1887 году была учреждена Ученая архивная комиссия, первое время она заседала на квартире губернатора.

...При Барабаше в 1895 году наше трижды менявшее свое название поселение вернет свое прежнее имя – Кустанай, одноименное отныне уездное управление переберется сюда из Троицка. Область с двумя городками прирастет при нем вдвое: четыре города, новые волости и сельские общины, 95 учебных заведений, в том числе «аульные школы» нового типа. С 1891 года стали выходить «Тургайские областные ведомости», а с 1895 года «Тургайская газета», сохраняющие для нас бесценную хронику того времени. Учреждены городские публичные библиотеки, образован ветеринарный надзор, проведена врачебная реформа, всестороннюю поддержку имел врач Мухамеджан Карабаев, возведенный в чин статского советника. В свое время на учебу в Казанский пансионат при Троицкой мужской гимназии его рекомендовал Алтынсарин.

От Кустаная до Троицка проложили почтовый тракт, вдоль него провели телеграфную линию. Причем, по сведениям наших краеведов, линия эта была протянута чуть ли не за месяц, что и сейчас поражает воображение...

В семье Барабаша (об этом мы уже говорили) воспитывался Алиби Джангильдин. Такие сведения передаются упорно, хотя документальных подтверждений им нет. И в автобиографии на этот счет ни слова, но она составлялась для тех органов, где подобный факт был бы для красного комиссара компроматом...

От нас Барабаш Я. Ф. «будет смещен» на пост губернатора Оренбургской области, где прослужит с 1899 по 1906 год. В некрологе от 20 октября 1910 года «Оренбургская газета» цитировала слова покойного о себе при жизни: мол ему, Барабашу, слишком много приписывают, тогда как он «только человек и больше ничего». Мы, однако, можем добавить, что уроженец Полтавской губернии дворянин Яков Барабаш в здешней жизни свой исторический след оставил. Кроме всего прочего, он привнес в территориально-административное устройство вверенной ему территории то, что мы сейчас называем «инфраструктурой».

27. Область века двадцатого

(Ломачевский, Страховский)

Хорошо, что тот наш «простой человек» Барабаш умер в Оренбурге своей смертью еще до революции, поскольку два поочередных его преемника на посту руководителей Тургайской области до нее дожили, и...

Асинкрит Асинкритович Ломачевский (место рождения и национальность в опубликованных сведениях не указаны)... Так я написал было по инерции: такие несущественные сведения, как национальность граждан, в метрики времен царской России не вносились. А вот вероисповедание, с чем государство и общество должно считаться везде и всюду – указывалось обязательно. По логике, местом рождения Ломачевского могло быть родовое имение отца в Игуменском уезде Минской губернии, а национальность там формировали белорусы, русские, украинцы и поляки совокупно...

Ломачевский вернулся к нам (с 1885 по 1895 год он был вице-губернатором Оренбургской губернии) после великих сибирских свершений. Там он занимал пост Томского губернатора, а это земли нынешних Алтайского и Красноярского края, Кемеровской, Новосибирской и Томской областей России, а также Восточно-Казахстанской и Павлодарской областей Казахстана. О тех его делах стоит сказать особо, при нем вырос монументальный центр Томска – более 30 крупных административных и общественных строений по проектам столичных архитекторов Лыгина и Федоровского, – а на обводном участке Транссибирской железной дороги основан нынешний Новосибирск. Поскольку Ломачевский сидел в Томске, то новосибирцы величали его не «отцом города», а «дядюшкой».

Что же касается здешних дел Ломачевского, то его губернаторство – с января 1900 по январь 1908 – пришлось на время «столыпинского переселения». Если посмотреть на историю наших доцелинных сел, то подавляющее большинство из них возникли именно в этот период. И, конечно же, Асенкритовка (так она в честь Асинкрита Асинкритовича записана грамотеями) в нашем Тарановском районе.

Популяризацией его деяний занимается журналист костанайского еженедельника «Наша газета» Анатолий Тихановский (до этого сотрудничал с газетой «Печатный двор»), на которого я и сошлюсь. О шестом по счету Тургайском военном губернаторе, пишет он, «известно, к сожалению, не много. Однако даже то, что известно, впечатляет и говорит о том, что в свое время нашей территорией и городом Кустанаем в частности, руководили порядочные, знающие свое дело люди. Во времена губернаторства Ломачевского в Тургайской области и Николаевском уезде в городе Кустанае шел наиболее мощный экономический и сельскохозяйственный подъем, что и дало право называть наш растущий город по темпам развития русским Чикаго именно в тот период. На 1902 год, к примеру, в уезде и городе Кустанае насчитывалось 249 промышленных предприятий перерабатывающей отрасли, включая ветряные мельницы. В Кустанае появился первый стоматолог – Трахтенберг, построено первое городское училище, размахнулись знаменитые кустанайские ярмарки, дававшие колоссальные обороты, часть которых шла на нужды города и уезда. Наш современный центральный сквер в Костанае был заложен как раз в период губернаторства А. А. Ломачевского и с тех пор носил его имя, хотя об этом после октября 1917 года постарались быстро забыть».

Можно заметить автору, что Асенкритовка у нас таки осталась (просто до нее никому дела не было). Но вот что пишет коллега Тихановского, сибиряк Алексей Кретинин. «Ломачевский покровительствовал развитию посёлка Новониколаевска (ныне – Новосибирск)... Канул в историю. Ломачевский вообще не упоминается даже на страницах справочника «Сибирские и Тобольские губернаторы» (Тюмень, 2000 год). А в энциклопедии «Новосибирск» в его биографии вместо даты смерти печальной загогулиной торчит вопросительный знак. Отплатил город «дядюшке» доброй памятью. «Помер Охрим – и хрен с ним!»

Я говорил Анатолию Тихановскому – не об имени сквера забыли... Забыта и вычеркнута из памяти эпоха. Вычеркивало первое революционное поколение (да разве только одних губернаторов!), а два последующих уже ничего не знали... Вот нынешнее что-то уже узнает...

На Ломачевском институт военного губернаторства в Тургайской области закончился. В 1908 году должность упразднялась, первым здешним гражданским губернатором назначался действительный статский советник Страховский Иван Михайлович.

Это была та «смена вех», которая отражала реалии времени. Покидал пост даже не руководитель военного склада, а сугубо профессиональный военный, прошедший, как и все поколение предместников, войну – в его случае русско-турецкую... Принял дела представитель интеллектуальной управленческой элиты. Того требовало время – «мощный экономический и сельскохозяйственный подъем» был процессом капитализации отрасли: с акциями, биржами, банками, кредитами, аукционами, страхованием (нате Страховского!) и тому подобными явлениями.

Выходец из семьи потомственных дворян Черниговской губернии, Страховский в нашем крае давно уже был своим человеком. Пройдя школу жизни в уездных и губернских учреждениях в разных регионах империи, а затем и на министерском уровне, он с 1894 по1899 год продолжил службу в Оренбургском губернском правлении в чине надворного советника, был членом лесоохранительного комитета и отделения поземельного крестьянского банка, избирался почетным мировым уездным судьей,  что позволило ему накопить разносторонний опыт и уразуметь устройство машины государственного управления. Он обобщит его в ряде работ по проблемам губернского устройства и обстоятельных трудов по аграрному вопросу и крестьянской реформе в России, которые, кстати, недавно перепечатаны в московских издательствах. Во-вторых, новые явления российской жизни в его время вызывали необходимость – в широком смысле понятия – демократизации системы с ее «родимыми пятнами» крепостничества. И наш губернатор свое слово скажет, но об этом в следующей главе.

При Страховском численность населения удвоилась, область приобрела практически нынешнюю административную структуру.

Большевики – не народники, которые не сумели добить Трепова... Страховского застрелят в 1918 году при попытке пересечения финской границы. Его земляка и предместника во Вятке и Грузии Чернявского Андрея Гаврииловича, последнего губернатора екатеринославского (это уже моя родина), расстреляют сразу же в революционном девятьсот семнадцатом. Ломачевского (к сведению новосибирцев) большевики казнят в Крыму в 1921 году.

28. Рядом их поставила история

(Эверсман – Джангильдин)

Хорошо, что после Страховского пришел фон Эверсман, а не кто-то из очередных украинцев, традиционно занимавших должности генерал-губернаторов Тургайской области... И вдруг бы такой драматический финал с попыткой подавления национального восстания, имена вожаков которого носят улицы города, районы области, объекты и учреждения республики.

Кстати, о национальном факторе в кадровой политике. Туркестанский краевой губернатор Кауфман рекомендовал Колпаковского Герасима Алексеевича (1819–1896) генерал-губернатором Семиреченской области, как потомственного харьковского дворянина, владеющего казахским языком, и как знатока обычаев местного населения. Назначение состоялось с наказом обустраиваться на украинский манер, и тот старался – велел обсаживать беленые хаты садами и подсолнухами, а плетеные заборы (тыны) вьюнком «крученый паныч», занимался «апортом» и лично дарил поселенцам пасечные колоды, платил за каждый саженец и порол в Верном всякого, кто сломает дерево, несмотря «на его происхождение и положение».

Что же касается назначения Эверсмана... В честь его деда, великого российского естествоиспытателя и исследователя Эдуарда Александровича Эверсмана, названо семнадцать (!) видов животных и растений. В 1836 году губернатор Перовский В. А. упросил его написать книгу о природе Оренбургского края. Тот приехал из Казани, как оказалось, навсегда, и получилось у него (с нашими местами включительно) три тома... Информации же о внуке не так много – эта номенклатура просто никого потом не интересовала. Характеристика губернатора Эверсмана дается в повести Камиля Икрамова «Все возможное счастье», в основу сюжета которой легли события времен восстания Амангельды Иманова. Но это не документальный материал, а художественный, где соотношения с исторической правдой бывают всякие...

Автор книги – его отца, Акмаля Икрамова, одного из руководителей Узбекистана, расстреляли в 1938 году, а мать вскоре умерла в тюрьме – с пятнадцати лет мытарился в лагерях, в том числе казахстанских. В 1958 году «первоцелинник» Никита Хрущев всех «политических» реабилитировал, и Камиль Икрамов начал писать и публиковаться. Причем, как в жанре исторического романа, так и в жанре повести для детей и юношества. Это была, пожалуй, самая востребованная «читательская ниша» – спрос огромный, а удовлетворяющих «вкус» предложений мало. В качестве местного примера можно назвать случай со сценарием приключенческого спектакля для подростков недавно ушедшего кустанайца Анатолия Орехова «Горсть бриллиантов»: его, после дебюта в Костанае, поставили 28 других областных театров тогдашней страны. Словом, повесть Икрамова широко разнесла славу о восстании в Тургайской степи. Вслед за кинематографом: еще в 1938 году закончились съемки художественного фильма «Амангельды», обошедшего все кинотеатры СССР, образ вожака восставших на кустанайской земле воссоздал ее же уроженец Елубай Умурзаков, другой наш земляк, Серке Кожамкулов, снялся там в роли Бекета. Оба, кстати, почетные граждане Костаная.

При прежней лагерной жизни Икрамов не мог копаться в архивах, а вот «банк данных» на представителей власти-мучителя – и нынешней, и всей предыдущей – в тех местах наиболее полный, что, скорее всего, и определило литературный образ. «Тургайский губернатор Михаил Михайлович Эверсман в последнее время часто приглашал к себе начальника жандармского управления для совещаний, информации и откровенных бесед. Как и все штатские люди, Эверсман трусил сейчас, боялся осложнений на фронтах, бунта среди подведомственных киргизов... Эверсман происходил из интеллигентной семьи, и быть бы ему профессором или министром... Кабы на профессорство хватило ума или прилежания, а для большой административной карьеры – честолюбия».

В общем-то, все верно: герой, после юридического факультета – земский исправник в Орском уезде, с 1899 года – член Оренбургского губернаторского правления, с 1904 по 1910 год – вице-губернатор Оренбурга... Принадлежал ли он к «интеллектуальной элите», сказать трудно, но в должности вице-губернатора Страховского блок социально-культурных вопросов вел именно он. Однако чаще всего заместителями назначаются просто старательные исполнители...

Так или иначе, власть к тому времени измельчала: кабинетные выдвиженцы и последняя генерация тех боевых генералов, которые в изменившихся условиях не имели, кажется, понятия об элементарных основах психологии цивильного управления. Известно, что Кауфман, Крыжановский и Проценко без упредительных мер даже в мирное время вслух на тему службы местного населения не говорили: народ на колесах – ты им приказал, а они снялись с приветом... Если принять во внимание, что «общее количество населения составляло: оседлое – 250872, кочевое – 461743, а всего 712615 человек («Адрес-календарь Тургайской области на 1912 год»), то стоило ли их преемникам размахивать приказом: всех от 18 до 31 года отправить на тыловые работы?.. Тыл, конечно же, не тот, где мобилизуемые находились, а тот тыл, что на фронте...

Некоторые волостные правители и сходы аксакалов по ходу войны обсуждали возможности формирования добровольных кавалерийских отрядов. Производились также и выборочные полудобровольные наборы казахов для работ по устройству оборонительных сооружений в районе действующей армии, губернатор Эверсман 22 марта 1915 года даже получил высочайшую благодарность за труды по мобилизации в Первую мировую войну. Однако никакой серьезной предварительной работы с населением не было...

Мировой войной пахло задолго до ее «разжигания». Известны были противоборствующие стороны: блоки уже сколачивались. Всем было понятно и то, что отсидеться никому не удастся. Если министром почт и командующим родом войск империи были казахи, если уже было двенадцать упомянутых депутатов Государственной Думы, то, по крайней мере, институт вице-губернаторов на местах при такой ситуации следовало бы давно уже сформировать по принципу национального представительства. К тому же, губернатором у нас был М. М. Эверсман, в Степном крае – Е. О. Шмит, в Туркестане – Ф. В. Мартсон... Такая кадровая политика, с учетом вероятного противника, выглядела недальновидной: к революционному люду, откочевавшему не в Китай, как боялись, а в родной Тургай, пришлось выйти немцу Эверсману. И стал он мямлить (так пишут очевидцы): давайте поможем государю в беде – на него немцы напали... Немцы напали, немец просит казахов... Какая тут наука управления... (Это, кстати, будет стоить жизни некоторым сановным немцам, премьер-министру Штюрмеру, к примеру). Позже восставшие, правда, не те, что стояли под Тургаем, а в лице партии «Алаш», на своем съезде в марте 1917 года не пустят Эверсмана на трибуну для приветственного слова и объявят его низложенным.

Словом, та система управления работать перестала давно, поэтому обанкротилась...

Как может заметить читатель: додумывать историю через сто лет можно по-всякому... Поэтому вернемся еще раз к нашему губернатору. Страховский И. М. (в дополнение к информации о его научных наработках в главе предыдущей) имел также и собственное видение назревших административных реформ. Знал, конечно же, чиновник о положении дел в империи лучше нас, а посему считал, что никакой «коренной» аппаратчик, даже в должности вице-губернатора, как и все остальные в том штате сидящие, реального участия в управлении принимать не будет. На просвещенный взгляд Страховского, за время действия «Временного положения» взращена первая генерация казахского чиновничества, сформировано дееспособное низовое звено местного административного аппарата, потому логическим продолжением реформы была бы децентрализация власти в пользу именно этих структур местного самоуправления. «Уездные власти состоят из уездного начальника, волостных управителей и аульных старшин, последние должности замещаются исключительно киргизами, по выбору самого общества», а посему они и должны получить полномочное право на решение всех вопросов самоуправления. Но, кроме того, и возможность в обсуждении и решении вопросов общегосударственных. В складывающейся на таких принципах вертикали власти права губернаторов по отношению к коллегиальным решениям снизу предполагалось регулировать законом, согласно которому они, губернаторы, становились бы чиновниками центра, а не правителями на местах. Словом, выдвигалась идея автономизации регионов.

А писал этот проект Страховский – в числе отобранного круга экспертов – для Председателя Совета министров, того самого Штюрмера Б. В. Тот, проанализировав мнения, изложил на их основе предложения по выходу из «кризиса государственности». Официальная записка на имя императора «Областное начало внутреннего управления империи» была подана им в июле 1916 года. Как подытожил для нас ученый С. В. Любичанковский (компетентным современникам это было известно), она основывалась на мыслях Страховского И. М. и Крыжановского С. Е. (Сергея Ефимовича, государственного секретаря Российской империи), а не на проектах тогдашних авторитетов – министров Горемыкина, Плеве, Урусова и Столыпина. Резолюция Николая II последовала незамедлительно: «Разработать теперь же законопроект об областном управлении и внести на рассмотрение законодательных собраний ко времени осеннего созыва их».

Но было поздно. Жаль, не хватило как раз тех, зря потраченных думцами 1906 и 1907 годов, дабы можно было завести разговор на эту тему хотя бы до начала мобилизации... И Штюрмера жаль, он пал жертвою вышеупомянутого кадрового перебора с немецкой обоймой во время войны с Германией. Эверсман, тот хоть выехал в Японию подлечиться после Тургая, а потому помер своей смертью в 1929 году в Берлине и похоронен на православном кладбище Тегель. А Штюрмера арестовали на второй день февральской революции (чуть вперед Николая ІІ), и не большевики даже, а новая власть, оформлявшаяся как раз во Временное правительство. Заточили бывшего премьера в Петропавловскую крепость, как прогермански настроенного чиновника. Настроен же он был в свое время против Столыпина, который трагически погиб, но его «партия» осталась... За два месяца до Октябрьской революции Штюрмер скончался в тюремной больнице. Жаль, потому что в его лице ушел географ и почетный председатель общества исследователей истории земли Ростово-Суздальской. При ярославском губернаторстве Штюрмера было отмечено столетие Пушкина и полуторавековой юбилей русского национального театра, организован сбор средств на памятник его основателю Федору Волкову, а также Некрасову Николаю Алексеевичу в имении Карабиха под Ярославлем (а родом поэт из города Немирова Винницкого уезда на Подолье).

...О проекте Страховского современник написал следующее. «Итак, речь идет о смене парадигмы в вопросе управления регионами, произошедшей на заключительном этапе существования Российской империи в среде высшего руководства государства. В условиях Первой русской революции власть пошла на частичное изменение формы правления и политического режима, в результате чего в России произошло становление конституционной монархии и партийно-парламентской системы. Так и в экстремальных условиях Первой мировой власть готова была встать на путь изменения государственного устройства империи. Конечно, речь не шла об одномоментном полномасштабном переходе к федерализму (это было просто невозможно в тех условиях), однако планировался крупный шаг именно в этом направлении. Но запоздалость принятого в 1916 году решения не оставила времени на его практическую реализацию».

Это пишет тот самый Буторов Николай Владимирович, которого мы уже цитировали выше по поводу наличия в одном городе двух губернаторов. Он, 1884 года рождения и умерший уже в брежневские семидесятые, осенью 1912 года, по поручению Сенатской комиссии, был в Оренбурге и в Тургайской степи, оставив свое мнение о Страховском как о человеке незаурядном, выделявшемся из числа своих коллег-губернаторов. А он эту номенклатуру знал: миссионерство Буторова от Сенатской комиссии состояло в помощи страждущим от очередного голода в очередном месте. На сей раз, и не первый уже – в наших краях.

...Знакомясь с биографией великих казахов, то и дело сталкиваешься с этой жуткой неизбывной драмой степного народа. Мы упоминали о жесточайших бедствиях зимы 1855-1856 годов, об их повторении в материалах о поездке Алтынсарина в Троицк... В той или иной географии голодные годы уничтожали скотину и косили людей раз в пять-шесть лет, а всеобщие повальные джуты следовали с интервалом в десятилетие... Недавно попались на глаза материалы советского «голодомора» тридцатых годов прошлого века в Казахстане. «Исследование» – видимо, одного из наших обладателей «ихнего гранта» – жестокое и страшное, поскольку голод тот был искусственно организован коммунистами с понятными целями... Есть там масса цифр, обилие фактов, есть там все прочее, но напрочь отсутствует тема стихии циклического природного катаклизма... Но здесь нам, коммунистическому поколению, в полной мере «воздалось»: как мы навесили в свое время все на царя-батюшку, так и теперь всё вешают на нас – такой безыскусный тип мышления мы надолго насадили обществу сами.

...Да, за политикой чуть было не упустили главного. С 1911 по 1916 год Эверсман Михаил Михайлович, видимо, в дань памяти деда, избирался председателем Оренбургского отдела Русского географического общества.

29. Сабля батыра

(Джангильдин – Амангельды)

Что же касается общего исхода восстания, то тут с мнением участников об изменении его природы – от стихийного протеста до предтечи Октября – приходится считаться. Алиби Джангильдин пишет следующее. «В 1916 году я все еще работал в Крыму. Я получил письмо от Амангельды Иманова. Это было после объявления указа о мобилизации казахов и других народов Средней Азии на тыловые работы. Амангельды спрашивал, как быть. Баи поддерживали царское правительство и в то же время сами откупались, вносили деньги, чтобы не идти в армию. Молодежь, вместо того, чтобы идти на сборные пункты, стала формироваться в повстанческие отряды.

Выехал в Тургайскую область. Когда прибыл в Тургайский уезд, армия восставших насчитывала несколько тысяч человек. Когда я приехал, у нас был Военный Совет. Узнал, что восставшие собираются напасть на Тургай. Мне рассказали о плане нападения. Я знал, что нужно выступать организованно, потому что царизм – это давний враг. На Военный Совет приехал Амангельды Иманов. У него в это время было несколько тысяч человек. Наступление на Тургай было началом восстания. Потом национально-освободительное восстание распространилось по всему Казахстану и не затихало вплоть до февральской революции»...

Февральская революция была инцидентом на разъезде перед конечной станцией.

В феврале 1917 года штаб Тургайского восстания направил Джангильдина в Петроград, там он выступил в Государственной Думе и Петросовете, был в Смольном, где позже свой кабинет займет Ленин. Военный комиссар уезда Амангельды устанавливал Советскую власть в области... Джангильдин, после победы большевиков в Октябрьской революции 1917 года, вернется на родину и станет первым председателем Тургайского облисполкома.

В мае 2012 года пресс-центр отдела культуры опубликовал следующее сообщение.

«В Костанайском областном историко-краеведческом музее прошла акция – День дарения: «Наше кредо – сохранить и приумножить». На мероприятие пришли люди, которые по зову сердца преподнесли в дар музею уникальные свидетельства эпох – старинные вещи, семейные реликвии. Эта акция дает возможность пополнить фонды музея, еще раз встретиться со старыми друзьями, обрести новых помощников. Давним другом музея является Тарасенко Анатолий Владимирович – почетный консул Украины по Костанайской и Актюбинской областям, директор Печатного Двора. Анатолий Владимирович передал музею большое количество книг, портативный патефон периода освоения целины. И в этот раз Анатолий Владимирович пришел не с пустыми руками и подарил музею саблю периода гражданской войны».

Та сабля была чьей-то личной собственностью (в пограничном с южными районе), холодным оружием времен гражданской войны, точно таким же, как и выставленные в экспозиции музея тесаки сарбазов Амангельды, но приведенное предыдущим владельцем в коллекционный вид: лакированная рукоять и патинированный клинок. Я приобрел ее и передарил, заметив краеведам: – «Ваша экспозиция на тему восстания начинается и заканчивается Тургаем 1916-го, а на моей сабле, явно бывшей в употреблении по прямому назначению, выбито заводское клеймо 1917 года».

...Искра Октября, костром озарившая мир, выкресана здесь. В советское время нам так далеко заходить не советовали, понятно: все началось с пролетарского Питера, с исторического, по команде вождя, залпа крейсера «Авроры», а не из далекой полукочевой степи... А теперь мы и сами рассматриваем то свое восстание лишь как событие местного, а не всемирно-исторического значения, дабы не нести ответственность перед всем человечеством за содеянное: Великая Октябрьская революция сегодня оценивается неоднозначно. Хотя лишь только после нее стала реальностью автономия Казахстана... Декларации на этот счет, в виде заявлений с мест, были и раньше, но принятие подобных судьбоносных решений основывается лишь на согласии и солидарности субъектов...

В общем, время рассудит – то было переломное в мировой истории событие. Великая Французская революция лишила абсолютной власти монархов и дала свободу капиталу. Великая Октябрьская революция лишила абсолютной власти капитал и дала свободу народу. Правда, в военных условиях, «свободу» декларативную, и с «капиталом» получился перебор... Но главное в том, что буржуазия тогда, в семнадцатом, заплатила должную цену за преподанный ей урок на тему собственной роли, места и ответственности в современном обществе.

...Мы до сих пор пытаемся постичь ту революцию. Рано беремся – французы пока что не определились у себя с подобным вопросом от 1789 года.

Дело ведь еще и в том, что на одну сторону с Амангельды Имановым и Алиби Джангильдиным встали не только угнетенные и колонизируемые, но и масса угнетателей и колонизаторов. Да не всяких там штатских карьеристов, а людей, к примеру, из числа высшей военной верхушки, для которых честь была дороже жизни. Причем, сделали они это в условиях первой мировой... Перешел к большевикам и возглавил Особое совещание при главнокомандующем всеми вооружёнными силами Советской Республики легендарный Брусилов Алексей Алексеевич, до отставки императора являвшийся главнокомандующим Юго-Западного фронта. Его именем – «Брусиловский прорыв» – названа самая успешная операция против немцев в ходе первой мировой войны. Умер при советских почестях, похоронен у стен Новодевичьего монастыря...

Примкнули к восставшим начальник Омского военного округа барон фон Таубе Александр Александрович (замучен белогвардейцами), командир фронтовой дивизии генерал Станкевич Антон Владимирович (повешен ими же, но перезахоронен с почестями «рабочими, работницами, красноармейцами и матросами Петрограда»), командир фронтовой дивизии генерал Соболев Александр Васильевич (расстрелян белогвардейцами). Террор того времени был тотальным, это мы свели теперь все к большевизму.

Всего на службу Красной армии перешло 380 царских генералов различных родов войск, в том числе высшая военная элита – 48 генерал-лейтенантов Генерального штаба (полные поименные списки всех трехсот восьмидесяти есть на сайте А. Викторовича).

30. В БСЭ их нет

Перовский Василий Алексеевич  (1795–1857 гг.). Один из семнадцати соучредителей Русского географического общества. Генерал губернатор Оренбургской (1833–1842), Оренбургской и Самарской (1851–1857) губернии, в границах которой находились земли нынешней Костанайской области. Его отец, граф Разумовский Алексей Кириллович, министр народного просвещения из дворян побочной ветви графа К. Г. Разумовского, последнего гетмана Малороссии и Запорожского войска.

Будучи Оренбургским и Самарским генерал-губернатором, состоял членом Государственного Совета и доверенным лицом императора по выполнению его важнейших поручений.

Катенин Александр Андреевич  (1800–1860 гг.). Оренбургский и самарский генерал-губернатор в 1857–1860 годах, при котором был учрежден «проект Григорьева по открытию четырех национальных школ для казахов Оренбургского ведомства и подготовки для них учителей-казахов из числа выпускников оренбургской казахской школы». Именно Катениным, по представлению Григорьева, был определен учителем будущей школы в Тургае Ибрай Алтынсарин, одновременно назначенный переводчиком тургайского коменданта. Член РГО, снарядил научные экспедиции Бутакова Алексея Ивановича для завершения исследований Аральского моря и Дандевиля Виктора Дезидеровича для описи берегов Каспийского моря и полуострова Мангышлак. Еще до восшествия на престол Николая І входил в круг самых близких его друзей.

Безак Александр Павлович (1801–1869 гг.). Оренбургский и самарский генерал-губернатор с 29 июля 1860 по 18 января 1865 года. Соученик Пушкина по лицею, участник русско-турецкой и польской кампании, Крымской войны, начальник артиллерийского департамента, командующий армейским корпусом. Его «Руководство для артиллерийской службы» целую эпоху было настольной книгой у служащих этого рода войск. При нем построены первые четыре школы для казахских детей, в том числе тургайская, торжественно открытая Алтынсариным 8 января 1864 года. Вошел в историю края как проводник политики «седентаризации», то есть оседлости, в его время на территории нашей области появились первые аульные поселения. Впоследствии генерал-губернатор Киевский.

Увековечение. Именем Безака до революции называлась Безаковская улица в Киеве (в советское время – улица Коминтерна, с 2008 года улица Симона Петлюры).

Крыжановский Николай Андреевич  (1818–1888 гг.). С 9 февраля 1865 по 30 марта 1881 года – генерал-губернатор Оренбургской губернии с Тургайской областью в ее составе. Родился в дворянской семье, окончил артиллерийское училище. Участвовал в Крымской войне, встретился в Севастополе со Львом Толстым, их знакомство переросло в пожизненную дружбу. После исполнял обязанности варшавского генерал-губернатора.

В 1865 году Крыжановский получил назначение на должность Оренбургского генерал-губернатора, оказавшееся пожизненным. При нем был учрежден губернский статистический комитет, начат выпуск «Справочной книжки Оренбургской губернии», а также газеты «Губернские ведомости». В 1867 году губернатор добился открытия Оренбургского отдела Русского географического общества.

В 1871 году губернатор распорядился насчет будущего центра Николаевского уезда, направив письмо военному губернатору Тургайской области: «завести в степи городское поселение, но не земледельческое, дабы не отнимать земель, находящихся в пользовании у местного населения». Закладка его состоялась 1879 году в урочище Кустанай.

Похоронен в родовом имении Матвеевка Золотоношского уезда Полтавской губернии.

Научные и литературные труды. Кроме учебников по военному делу для дивизионных артиллерийских школ (СПб., 1858 –1864 гг.), Крыжановский Н. А. опубликовал записки «Севастополь и его защитники в 1855 году», а также роман «Дочь Алаяр-Хана» («Русский вестник», 1884), сочиненный довольно искусным слогом.

Баллюзек Лев Федорович (1822–1879 гг.). С 1869 по 1876 год – председатель Оренбургского областного киргизского управления, а со 2 января 1869 по 19 февраля 1877 года –первый военный губернатор вновь созданной Тургайской области. Участник венгерской кампании, Крымской войны 1853–1856 годов и обороны Севастополя, член военно-дипломатической миссии в Японии, первый посланник России в Китае. С января 1868 стал первым председателем Оренбургского отдела Русского географического общества. Внес весомый вклад в развитие образования и здравоохранения, при нем полковник Тилло выбрал первоначальное место под будущий город Костанай.

Увековечение. Баллюзек – полуостров, мыс и маяк в заливе Японского моря.

Труды. Баллюзек Л. Ф. Новое административное деление Тургайской области. (Записки Оренбургского отдела Императорского русского географического общества. Казань, 1870 ).

Баллюзек Л. Ф. Народные обычаи, имевшие, а отчасти и ныне имеющие, в Малой киргизской орде силу закона. (Казань, 1871).

Баллюзек Л. Ф., И. А. Козлов и др. материалы по обычному праву казахов. (Алма-Ата, 1948).

Гейнс Александр Константинович  (1833–1893 гг.). С 19 февраля 1877 по 14 сентября 1878 года – военный губернатор Тургайской области. Председатель Оренбургского отдела Русского географического общества в 1877-1879 годы. При нем произведена привязка к плану местности уездного центра Урдабай, неподалеку от окончательного места выбора под поселение в урочище Кустанай.

В 1854 году окончил кадетский корпус. Участвовал в Крымской войне, обороне Севастополя и походах на Туркестан. Член комиссии по подготовке реформы управления Туркестанским краем. После Тургайской области был Одесским градоначальником и Казанским генерал-губернатором.

Увековечение. Его именем назван мыс и полуостров в Северном море. Имя Гейнса ученые дали двум новым биологическим видам Ovis’а (Ovis Heinsii) и Hemiptera (Palethrocoris Heinzii).

Труды. Большое письменное наследие губернатора вошло в «Собрание литературных трудов» Гейнса, «с биографией и портретом его (два тома и приложение)». В первом томе напечатаны: «Киргиз-Кайсаки (в Зауральской степи)» и «Дневник 1865 года (путешествие по Киргизским степям)», во втором томе: «Дневник 1866 года. Путешествие в Туркестан» и труды, касающиеся Туркестана и Тургайской области (кроме «Очерка Туркестана»), в третьем томе опубликованы «Мемуары о польском восстании 1863–1864 годов» и публицистические материалы.

Константинович Александр Петрович  (1832–1903 гг.). Военный губернатор Тургайской области с 10 октября 1878 по 30 июля 1883 года. Родился в Полтавской губернии, в дворянской семье Петра Константиновича, бригадного генерала. По окончании артиллерийского училища в Санкт-Петербурге оставлен учителем в офицерском классе. Участник второго Хивинского похода объединенных российских войск во главе артиллерии Оренбургского войска. После Академии Генерального штаба направлен в Тургайскую область. В 1879 году застолбил место и после изначальных работ доложил министру внутренних дел Игнатьеву Николаю Павловичу «об основании поселения на возвышенном берегу Тобола между двумя логами (Кустанай-сай и Абиль-сай)».

После был губернатором Бессарабии, похоронен в семейном склепе кишинёвского предместья вместе с женой Софьей Ильяшенко. Племянником Константиновича был знаменитый академик В. И. Вернадский, а сын Константин состоял в браке с внучатой племянницей Пушкина – Верой Анатольевной.


Проценко Александр Петрович (1836 – не ранее 1906 года). Губернатор Тургайской области с 30 июля 1883 по 22 декабря 1887 года. Выходец предположительно из полтавских дворян, генерал-лейтенант. После окончания кадетского корпуса проходил службу по Генеральному штабу старшим адъютантом для особых поручений штаба Отдельного Сибирского корпуса, штаб-офицером при штабе войск Западной Сибири. После заведовал Азиатской частью Главного Штаба (1868–1878 гг.), был военным губернатором и командующим войсками Семипалатинской, а затем Тургайской области, после чего вернулся в должность заведующего Азиатской частью Главного Штаба (1891–1898 гг.). Генерал-лейтенант, член Военно-ученого комитета Главного штаба (1903–1906 гг.).

Труды. Проект «Великая русская Азиатская железная дорога к Восточному океану» (отпечатан книгой в Оренбурге в 1887 году).

Маслаковец (Маслаковець) Николай Алексеевич (1833–1908 гг.). Губернатор Оренбургской области с 12 августа1884 по 2 мая 1892 года. Председатель Оренбургского отдела Русского географического общества в 1885-1892 годах. Выходец из дворян Черниговщины, окончил Полтавский кадетский корпус (1854 г.) и Николаевскую академию генерального штаба (1859 г.), после чего переведен в Генеральный штаб с назначением на службу в отдельный оренбургский корпус. По окончании губернаторского срока был произведен в генерал-лейтенанты (1893 г.), затем в генералы от инфантерии. В 1906 году уволен «за болезнью, от службы, с мундиром и пенсией».

Увековечение. Поселок Маслоковцы Челябинской области.

Барабаш Яков Фёдорович (1838–1910 гг.). Губернатор Тургайской области с 6 февраля 1888 по 3 октября 1899 года. Председатель Оренбургского отдела Русского географического общества в 1900-1906 годах. Уроженец дворянской семьи на Полтавщине. Генерал-лейтенант... Окончил кадетский корпус, служил в лейб-гвардии Литовском полку, был начальником Иркутского пехотного юнкерского училища, начальником штаба войск Приморской области, военным губернатором Забайкальской области. После Тургайской области назначен губернатором Оренбургским, с 1906 года – сенатор.

В 1891 году по инициативе Барабаша начали выпускаться «Тургайские областные ведомости», а с 1895 году стала выходить «Тургайская газета». Напомним, что при нем в 1895 году город получит свое прежнее название – Кустанай.

Увековечение. Именем Барабаша названо основанное в 1884 году поселение, ныне поселок Барабаш Приморского края с населением 5691 человек (2010 г.). С 1972 года тамошняя река также получила название Барабашевка .

Труды. Барабаш Я. Ф. Сунгарийская экспедиция 1872 года. (Военный сборник № 3, 1874).

Барабаш Я.Ф. Записка о Маньчжурии. (Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии. Выпуск 1. СПб., 1883).

Барабаш Я.Ф. Записка об условиях, способах и средствах, обеспечивающих успех военных столкновений с Китаем в Приамурском военном округе. (Сборник географических топографических и статистических материалов по Азии, СПб, Выпуск 30, 1888).


Ломачевский Асинкрит Асинкритович  (1848–1921 гг.). Губернатор Тургайской области с 30 января 1900 по 14 января 1908 года. Родился в семье действительного статского советника и получил наследственное имя Асинкрит (гр. несравненный). Отец, в конце карьеры управлявший почтовым ведомством Минской губернии, писатель-публицист Асинкрит Иванович Ломачевский владел имением в Игуменском уезде Минской губернии.

После русско-турецкой войны 1877–1778 годов Ломачевский был назначен вице-губернатором Оренбургской губернии, с 1895 года по 1900 год возглавлял Томскую губернию, которая включала в себя территории нынешних Алтайского и части Красноярского краев, Кемеровской, Новосибирской и Томской областей России, а также Восточно-Казахстанской и Павлодарской областей Казахстана. Основатель Новосибирска на ветке Транссибирской магистрали. После вернулся в Оренбург на должность военного губернатора Тургайской области.

В 1908 году вышел в отставку, проживал в Петербурге, в годы гражданской войны оказался в Крыму, где в 1921 году был расстрелян красноармейцами.

Увековечение. Именем губернатора названо село Асенкритовка («Асинкритовка») Тарановского района Костанайской области.

Страховский Иван Михайлович  (1866–1918 гг.). Родился 21 июня 1866 года в семье потомственных дворян Черниговской губернии. Губернатор Тургайской области с 14 января 1908 по 2 ноября 1910 года, председатель Оренбургского отдела Русского географического общества в 1910–1911 годах. При нем открылось четырехклассное казахское городское училище в Тургае, реальное училище и женская гимназия в Кустанае.

Автор проекта преобразования административной системы и методов управления страной, который стал основой концепции, одобренной Николаем II. Но в связи с начавшейся мировой войной идея осталась нереализованной. В ноябре 1910 года был определен вятским губернатором, в июне 1914 года назначен губернатором города Тифлиса. Расстрелян в 1918 году при пересечении финской границы.

Труды. Страховский И. М. «Крестьянские права и учреждения» (СПб., 1903). Издание второе («ЛитРес», 2010).

Корнилов А. А., Страховский И. М. «Крестьянская реформа 19 февраля 1861 года. Крестьянский вопрос в законодательстве и в законодательных комиссиях после 1861 года» (СПБ, 1905). Издание второе (Москва, 2013).

Эверсман Михаил Михайлович  (1868–1929 гг.). Исполняющий обязанности и губернатор Тургайской области со 2 ноября 1910 по 11 апреля 1917 года. Председатель Оренбургского отдела Русского географического общества в 1911–1916 годах. Окончил юридический факультет Санкт-Петербургского университета. Служил в Департаменте уделов, делопроизводителем Вологодского уездного суда, земским исправником. В 1899 стал членом Оренбургского губернского правления. По рекомендации Барабаша Я. Ф. был назначен вице-губернатором Астраханской губернии, поле чего вернулся вице-губернатором назад, в Оренбург (1904-1910 гг.). В декабре 1916 – январе 1917 года подавлял восстание казахов против их призыва на тыловые работы. Уволен с должности губернатора распоряжением Временного правительства по болезни, умер в Германии.



31. Казахское географическое общество

Шла гражданская война, продолжались революционные преобразования. В 1920 году Оренбургская губерния вошла в состав автономной Казахской ССР, а Оренбург стал ее столицей. Бывший отдел Российского географического общества был официально зарегистрирован 1 ноября 1920 года как «Общество изучения Киргизского края» (ОИКК).

В 1924 году (после окончательного разграничения территорий) столица республики была перенесена в Кзыл-Орду (бывший Перовск), а Оренбургская губерния возвращалась в состав РСФСР. Вскоре Оренбургский отдел там восстановился как филиал Российского географического общества.

А «Общество изучения Киргизского края» переехало в новую столицу. Организация, как пишет Чиликова Е. В., главный эксперт Архива Президента, после революции сохранилась, среди членов Общества были А. Байтурсынов, А. Букейханов, С. Садвокасов, Х. Нурмухамедов... И Алиби Джангильдин, один из немногих своих коллег совершивший кругосветное путешествие. Пешком.

В 1939 году Казахское географическое общество становится филиалом Всесоюзного при Академии Наук. С 1968 Казахское географическое общество восстанавливается в прежнем статусе юридического лица, президентом его избран академик Пальгов Николай Никитич. Позже его сменит Жандаев Макатай Жандайулы («Жандаевские чтения» проводятся поныне).

На учредительном собрании 7 ноября 2006 года был утвержден новый Устав Казахского Географического Общества, а 20 ноября 2006 года состоялась государственная регистрация Общества как ныне действующего юридического лица.

В наше время Казахское географическое общество – «общественная некоммерческая организация в Казахстане, занимающаяся развитием географических и смежных наук, пропагандой научных достижений, организацией и проведением экспедиций различного характера, в том числе и международных».

Совсем недавно КГО громко заявило о себе лыжной экспедицией на Северный полюс. По заявлению члена президиума Казахского географического общества Толегена Тастанбекова, ее участники установили там флаги Казахстана и Ассамблеи народа Казахстана. На ее юбилейной сессии, которая состоялась 23 апреля 2015 года, путешественники Бодров Сергей, Керимжанов Бахыт и Орлов Константин отчитались (в нашем, между прочим, присутствии) о своем походе перед Нурсултаном Назарбаевым и передали эти флаги в музей Президента Казахстана.

А два года тому, в 2013-м, в Астане прошел первый учредительный съезд Республиканского общественного объединения «Казахстанское Национальное географическое общество». Оно, как говорится в сообщении пресс-центра, «объединит все организации, заинтересованные в развитии географической и экологической науки».

Дело географов живет...

2010–2015 гг.

Параллельный корпус переводов «Слова»:

членение по Якобсону ломает членение по автору *

* Письмо учредителям сайта «Параллельный корпус переводов «Слова о полку Игореве» (http://nevmenandr.net/slovo) вызвано тем, что каждый включенный в него оригинальный авторский текст переложения древней поэмы перекроен там «на 218 фрагментов в соответствии с членением «Слова…», предложенным Р. О. Якобсоном».

5 марта 2010 года

Прежде всего скажу, что замысел вашего проекта вызывает уважение. На подобные акции в отношении своего национального достояния должны были бы решиться три славянских постсоветских государства – если не вместе, то хотя бы поодиночке. Вначале я подумал, что ваш сайт и есть то самое похвальное российское академическое деяние, подкрепленное бюджетом. Ан нет, все идет своим чередом – третий уже век изучение и популяризация «Слова о полку Игореве» движимы личной инициативой.

А замечания мои касаются «членения по Якобсону», которое, я думаю, не даст вам развернуться. По причине существенного отличия «члененного» текста от копии первоисточника, отсутствия в нем всяких признаков стихотворной строки, а главное – из-за нарушения авторских прав переводчиков при укладке их трудов в «прокрустово ложе» взятого вами шаблона. Если по первым двум позициям можно дискутировать, то авторское право прописано законодательно. Публикация чужого произведения, в том числе и электронной его версии, относится к весьма деликатным проблемам. С этого, видимо, следовало начинать проработку концепции проекта, не заводя дело в еще более дремучие юридические дебри, связанные с вторжением в подлинный текст. Его «членение по Якобсону» ломает «членение по автору», разрушает ритмику и структуру переложения, а именно они во многих случаях ставятся сочинителем во главу угла. Вариант членения нужно было определять не по принципу личного предпочтения, а по наличию возможностей для сравнения текстов безо всякого вмешательства в материал. Пока что в области соблюдения авторских прав на постсоветской территории царит правовой нигилизм, но ваше начинание рассчитано на цивилизованную перспективу, к тому же включает зарубежный раздел, а там этот вопрос отнюдь не дискуссионный...

Предвидя все же «pro et contra», расскажу о том, как нашел ваш сайт. На встрече со студентами нашего университета я объяснялся, почему оставил неизмененными в своем переводе «Слова о полку Игореве» целый ряд архаизмов. Отвечал, к примеру, что строку «вступил Игорь князь в злат стремень» сохранил в переводе на современный язык не только я, но и сам Евгений Евтушенко в пятой главе своего переклада... Потом, дома уже, решил справиться, правильно ли я на него сослался. Компьютерный поисковик сразу же переправил меня на ваш сайт. Но материал мэтра нашей поэзии, который он презентовал с акцентом на удачно найденную в недрах русского фольклора ритмику для каждого куска текста, оказался полностью искаженным членением «по Якобсону», весьма далекому от искусства версификации, к тому же не имел нумерации глав. Мне даже понадобилось время для выяснения, а есть ли эта нумерация у самого автора или я что-то путаю… И если уж ваш корпус предназначен «читателю», хотя бы, скажем, для использования его материала на школьном уроке, то позволительно спросить, каким образом оттуда можно что-либо процитировать? Не говоря уже о более серьезных вещах: с подобным собранием нет возможности ни работать, ни на что-то там сослаться... Членить позволительно было не авторское произведение, а, применительно к нему, указывать параллели в «базовом тексте», но об этом далее...

Вы пишете, что выбрали «разбиение по Якобсону» субъективно, так как иных критериев не существует, поскольку весь древний текст повести написан слитно. Я согласен с наличием тут субъективизма, потому что плохо представляю себе хоть какую-то долю объективности в логике любого «фрагментарного членения» в обход естественной структуры повести. И абсолютно не согласен с вашим неприятием строки в качестве возможного структурного элемента фрагментации. Речь ведь все-таки идет о  поэтическом произведении, организация текста которого «на уровне цепочек слов» начинается как раз со строки.

Повесть имеет свою поэтическую структуру. Когда-то ее уплотнили «архивированием» в формате пергаменов, а впоследствии воспроизводили, как умели. Процесс закончился результатом, который в материаловедении называется «эффектом памяти формы» – в заданных условиях даже видоизмененные вещи из металла способны возвращаться в исходное состояние. По заданному автором свойству вернулось в свое исходное состояние и «Слово о полку Игореве». Сплошной буквенный монолит этой сугубо материальной Вещи, извлеченной из монастырского архива, сразу же рассыпался на слова.

Столь же закономерно слова песни (жанр обозначен автором!) улеглись затем в ритмические строки. А далее проявилась мозаика композиционных кусков текста. Возвращением песенной повести в исходное состояние можно считать ту самую «ритмическую реконструкцию», подготовленную Дмитрием Лихачевым. Его версия в определенном смысле хрестоматийная, она включена в наиболее массовое, миллионное по тиражу издание «Слова о полку Игореве» (поэтическая библиотека «Классики и современники», М., 1985 г.).

Расчлененный на звенья «слово – строка – композиционная часть» текст обобщает двухсотлетний опыт поэтического прочтения произведения, имеет фольклорную природу, логическую структуру и, словно нотная партитура, визуально воспринимается для исполнения, то есть для прочтения.

И для песнопения (многие утверждают, что повесть все же напета) тоже существует свой, хотя и несколько вольный вариант. Либретто оперы «Князь Игорь» писал сам Александр Бородин. Оно у него, как и у Лихачева (да и у большинства поэтических перелагателей «Слова»), выписано той оптимальной строкой, на которую «духу хватает» у исполнителя длинной песни.

Строки реконструированного столбцом текста Лихачев, к сожалению, не пронумеровал. Скорее всего, не видел необходимости включения арифметики в органику поэзии. В результате мы до сих пор не имеем единой методологии ссылок на дошедший до нас текст. Это создает массу проблем, с ними столкнулся в свое время Борис Рыбаков, взявшись исправлять «путаницу» листов, фрагментов и строк произведения. Только из-за отсутствия нумерации, – пишет он в своей книге «Слово о полку Игореве» и его современники» (Изд. «Наука», М, 1971 г., стр. 53), – «пришлось отказаться от хорошего ритмического перевода Д. С. Лихачева». На той же странице им также отвергнуто и членение Якобсона на 218 смысловых элементов, ибо «обилие спорных мест в этом переводе исключает возможности его использования». В результате ему пришлось взять поэтический перевод В. Стеллецкого от 1965 года, разбитый на 504 строки. Именно их «нумерация на полях» предопределила такой выбор, хотя при этом Рыбаков отмечает, что сама строка «у Стеллецкого субъективна и не всегда оправдана». Думаю, что Рыбакову все же лучше было бы остановиться на том «хорошем» лихачевском ритмическом изложении  древнего текста «колонкой», пронумеровав его «заметками на полях» собственноручно, ибо ученому нужно работать с оригинальным лексическим наполнением, а не «поэтическим переводом». Причина тут, как мне кажется, в том, что академики, стоявшие во главе своих школ, просто ревностно относились друг к другу… Впрочем, результаты перекройки материала повести Рыбаковым по Стеллецкому (с позволения последнего) можно оценить негативно даже безотносительно к качеству текста…

Рано или поздно, я уверен, мы придем к нумерации строк по выстроенному Лихачевым ритмическому порядку. Для служебного, так сказать, пользования в исследовательских целях, поскольку другого корректного варианта просто не существует. Это, кстати, не будет нарушением авторских прав и в отношении самого «базового» текста. Как известно, ни граф Мусин-Пушкин ранее, ни Лихачев после, результаты коллективных усилий по восстановлению древнего списка за плоды своего труда не выдавали. Всякие работы по приданию презентабельного вида откопанной старинной вещи под эту юридическую норму, кажется, не попадают, реставратор получает взамен лишь исключительную честь – в вышеупомянутом издании «Слова о полку Игореве» 1985 года за Лихачевым значится «подготовка древнерусского текста». Некоторые грехи академик на душу взял, переставив, к примеру, в другое место строки «и въ море погрузиста, / и великое буйство подасть хинови», но Якобсон наследил так уж наследил...

В целом, работа Лихачева стоит в ряду тех исходных материалов, которые заменяют нам утраченный первоисточник. Это практически тот же самый текст, который вы взяли из первого тома энциклопедии «Слова о полку Игореве» в качестве «эталонного» (академик и там тоже был в числе «реставраторов»), но не с размахом строки на ширину листа, а «столбиком» или «колонкой» в версии стихотворной песни. Различия вариантов заключаются преимущественно в орфографии – один в особенностях двенадцатого века, другой в правилах девятнадцатого. В конце концов, в таком виде, то есть «колонкой» по Лихачеву, можно расположить и сам «эталонный текст», как общий знаменатель разночтений и опечаток в дошедших до нас «канонических текстах» – копии для Екатерины Второй и Первого издания 1800 года, фрагментарных выписок Н. Карамзина и А. Малиновского (относительно истории Щукинской рукописи я сведений не имею). Но это не изменит сути дела, разве что займут свое законное место те две переставленные Лихачевым строки. И его песня «колонкой», и «эталонный текст» прозой являются академической реконструкцией пропавшего списка. Попытки реконструкции протографа – это уже совершенно иной уровень исследований «Слова». Он выражается в том нашем коллективном подвижничестве вокруг него, конца-края которому нет…

Вы положили в основу структурирования текста не исходный материал, а вариант одного из подвижников. Однако, «разбитие текста на 218 фрагментов («звеньев») в соответствии с членением, предложенным Р. О. Якобсоном» вовсе не является текстом СПИ. Это есть СПИ в понимании (представлении, реконструкции, предположении) Якобсона. Далее, вы указываете, что поэтические переводы вашего корпуса лишаются своего традиционного облика колонки, но такое фундаментальное свойство стихотворной речи, как деление на строки, в нем сохраняется при помощи специального знака – вертикальной черты. Но у самого Якобсона ею просто нечего делить! Отсутствует там это фундаментальное свойство стихотворной речи. Его членение если и достойно внимания, то лишь в силу того, что во многих местах только он один – и никто более – не додумался перекраивать грамматически и литературно оформленные предложения текста в алогичные куски («Дълго ночи мьркнеть заря. Светь запала, мьгла поля покрыла», «Давечя рано предъ зорями Игорь пълкы заворочяеть», «Которою бо бяше насилие отъ земле Половьчьскые на седмомь веце земли  (?) Трояни»). И теперь под такое своеобразное понимание памятника вы взялись подгонять все культурное наследие, связанное с изначальным произведением литературы нескольких славянских народов.

Я думаю, что любой субъективный авторский вариант членения неприемлем, столь масштабный проект, с вовлечением в оборот противоречивого по своей сущности материала, возможен лишь на базе упорядоченного первоисточника. В отличие от Лихачева, который остался в тексте незамеченным, Якобсон персонализировался с первых же строк перестановками кусков текста. Это непозволительное действо, как показывает опыт постижения «Слова», было бы корректным разве что на уровне примечаний к тексту. Но оно абсолютно недопустимо в целях «улучшения артефакта» и вхождения перелагателя в соавторство с Бояновым учеником – существуют ведь вполне разумные обоснования логики именно авторского порядка строк.

Ссылки на авторитет Андрея Зализняка при подаче «членения по Якобсону» не совсем корректны, насколько мне известно, наш, получивший государственную премию ученый занимается исключительно вопросами хронологической атрибуции памятника на основе его лексических особенностей. А то, что за «членением по Якобсону» будто бы стоит, по вашим утверждениям, вся западная исследовательская рать, вовсе не основание для следования закордонным манерам. Не думаю, что сами они там изучают свои песни о Роланде с оглядкой на славянский опыт. К тому же заграница, которая не впитала речь Руси с молоком матери и не ощущает ее на генном уровне, изрядно поднадоела дезориентацией тамошней публики своими сомнениями относительно подлинности «Слова». Но дело не в этом.

Дело в том, что вариант произвольной фрагментации текста по Якобсону плохо сочетается (я бы даже сказал, что не сочетается вообще) с теми целями, ради которых, собственно, параллельные переводы затеваются. Таких целей, насколько я понимаю, две. Одна из них заключается в предоставлении возможностей для сравнения особенностей поэтических переложений. Как пишете вы, «читателю удобнее всего иметь нужные тексты перед глазами».

Несмотря на то, что произведение оценивается целостно, исследователи анатомируют его сюжетные куски (или строфы, коль уж это произведение автором названо песней), фразеологизмы и прочие детали, поэтому подобная параллельная навигация тут может быть полезной. Но рваная фрагментация Якобсона для этого не годится совершенно – одна часть текста у него поделена на куцые песенные строки в несколько слов, а другая – на куплеты в десяток строк (фрагмент 89 «Своими сильными пълкы и харалужьными мечи наступи на землю Половьчьскую, притъпъта хълмы и яругы, възмути рекы и озера, исуши потокы и болота, а поганого Кобяка из луку моря, отъ железныхъ великыхъ пълковъ Половьчьскыхъ яко вихрь вытърже: и паде ся Кобякъ въ граде Кыеве, въ гридьници Святославли»). А ведь фрагмент 89 как раз и является одним из тех мест, которые служат ключом к расшифровке построчной ритмики произведения: наступи…/ притъпъта…/ възмути… / иссуши…

По бессистемному членению Якобсона приходится блуждать так же, как и по всякому иному подобному – оно не разворачивает перед читателем строку, ту основную ячейку произведения, которая его выстраивает и где отражаются все разночтения и толкования. А именно это является той самой второй, более важной целью параллельных переводов, которая заключается в обеспечении новых возможностей для постижения самого «Слова» и расширении горизонтов его, как вы пишете, «стереоскопического» восприятия. А также для сопоставления вариантов толкования и отслеживания процесса углубления наших представлений о сущности Вещи, ибо мы пока не имеем и, видимо, не будем иметь единого мнения и по поводу «темных мест», и даже самой идеи древней повести. При такой постановке цели подборка переводов, кстати, должна строиться хронологически, без этого она просто лишается всякой научной ценности.

Если бы вы положили в основу фрагментации не произвольный, а подлинный древний текст в его ритмическом делении по Лихачеву, с пронумерованными строками «на полях», которые составляют его же строфы (предложения) в интервале этих номеров, то дополнительных технических проблем, сравнительно с членением по Якобсону, у вас бы не возникло. Лихачевские предложения – это те же самые фрагменты строк (1-4, 5-8 и т. д., всего их у него вроде бы 182). Но в таком случае можно было бы верстать материалы корпуса наоборот: не препарируя, а сохраняя подлинные авторские тексты, лишь обозначая его параллели с номерами строк древней «матрицы». Навигация в таком случае сводилась бы к синхронизации текста оригинала и первоисточника, всякий перевод сохранял бы авторскую структуру, имея лишь вспомогательные «заметки на полях». Так, как в Старом и Новом Завете… Возможности для корреспонденции любого произведения с оригиналом через эту оцифровку позволяли бы подавать и всякие иные авторские включения вне «канонической» нумерации под обозначением дополнительного авторского текста.

В таком случае, то есть при воспроизведении чужого оригинала, речь относительно авторского права сводилась бы лишь к правомерности его публикации. Но в такой ситуации можно продолжать работать – основатель электронной библиотеки Мошков (он подавал только аутентичные тексты) из подобного положения, как известно, долго выходил, но вышел. И к вам, я думаю, авторы в большинстве своем претензий иметь не будут, кто-то даже скажет «спасибо». Какая-то часть произведений по истечении срока уже перешла «в общественное достояние», хотя каких именно – еще надо выяснять. В конфликтном случае дело можно урегулировать миром, сославшись на нахождение перевода в «гражданском обороте», то есть на тех сайтах, где вы его нашли, хотя это не будет юридическим оправданием. Но, в конце концов, от несговорчивого автора можно просто избавиться. Если он еще и не со славянского раздела, то вряд ли кто такую потерю заметит.

Однако вы усугубляете проблему авторского права гораздо более серьезным нарушением – внесением изменений. Предъявит ли кто-нибудь вам свои претензии по этому поводу – значения не имеет, хотя исключать ничего нельзя – затрагиваются ведь имущественные авторские права, а вы сообщаете о финансовой поддержке своего проекта. Многих переводчиков уже нет в живых, но труды их унаследованы. Вдобавок, вы выходите на заграничных авторов. Даже без всяких претензий извне вы будете иметь внутреннюю проблему корректности подачи материала, то есть авторитета своего сайта.

Продолжая тему авторского права, не советовал бы вам включать в свой корпус те изыски, которые не опубликованы или не изданы официально со знаком библиотечной кодификации. Именно эта процедура (знак ISВN) такие права регистрирует, а без них можно нажить неприятностей. Сошлюсь для примера на фрагмент из текста перевода А. Азиата в вашем собрании (присланного, как там сообщается, самим же переводчиком, дата первичной публикации отсутствует).

Бусурмане спрашивают:

«Знаешь, как вернуть свой разум?

Пять железных пут омой –

И сватам не мсти».

Подаю теперь это место по книге Олжаса Сулейменова «АЗ и Я» (Издательство «Жазушы», Алма-Ата, 1975, стр.71), изложенное прозой: …бусурмане: «знаешь, как вернуть разум?» Пять железных пут омой – (инес) мстливый ты…» Никакие ваши «стрелки» не переводят Азиата на Сулейменова. Я не буду комментировать эту работу, видимо, человек, прочитав книгу своего казахского кумира, взял ее название псевдонимом да некорректно поупражнялся на давних открытиях аксакала. Но ведь нужны хоть какие-то критерии, дабы ставить всякого автора в антологию рядом с самим Жуковским!

А еще, кроме обязательной хронологии, желательно было бы указание на характер перевода. Он определяется теми целями и задачами, которые ставят перед собою авторы, порождая две различные по характеру наработки. Одни из них продолжают мусин-пушкинское дело «переложения повести на употребляемое ныне наречие», к чему, кстати, «благонамеренных читателей» сами же первопроходцы и призывали. Это и есть, собственно, переводы древнерусского текста, которые по своему характеру ближе к исследованиям. Ничего общего с ними, как правило, не имеют  поэтические переложения. Коллизия «Слова о полку Игореве», с которым каждый наш гражданин знаком со школьной скамьи, является весьма привлекательной для упражнений с пером, подобно натюрморту при упражнениях с кистью. Известный сюжет предоставляет великолепные возможности для самовыражения, там есть пространство и время, светлое и темное, вечное и мимолетное… В поэтических переводах, как правило, не ставится задача реконструкции или исследования текста. Их авторы используют уже наработанный материал, нередко сдабривают его той или иной порцией домыслов, все это весьма подходит под обозначение музыкального жанра, именуемого переложением, то есть новой аранжировки старой мелодии. Но не знаю, насколько это пожелание выполнимо, ибо авторы всякой подобной «отсебятины» упорно именуют ее «переводом на современный русский».

И еще об одном преимуществе построчного членения. В отличие от фрагментарного, оно даст возможность выхода на «сравнительный корпус конъектуры строки». В ваши планы это не входит, но не исключено, что по мере отработки русской части проекта (мне известно о наличии примерно до полутора сотен переводов) такая мысль появится. Ради того самого стереоскопического взгляда на это уникальное произведение. Дело в том, что далеко не все исследователи «Слова» сделали его собственные переводы, но в процесс понимания текста внесли свой неоценимый вклад. Упорядочение этой подборки не так уж трудоемко, так называемых «темных мест» в семистах строках не более пятидесяти. Систематизация конъектур по хронологии и авторам, по крайней мере на начало нынешнего века, в исследовательской литературе имеется, но электронная версия была бы более динамичной в смысле пополнения этого, крайне необходимого для понимания повести материала.

С уважением, Анатолий Тарасенко.



Каким быть украинскому курултаю

Готель «Казацкий», где расположились делегаты V Всемирного форума украинцев, входит в архитектурный ансамбль, обрамляющий известный всему свету с недавних «оранжевых» времен Майдан Незалежности. Последний день работы Форума пришелся на сам День этой Незалежности – юбилейный, двадцатый уже по счету. Над колышущимся людским морем Майдане с трибуны в центре под овации собравшихся праздничные поздравления слал стране президент Янукович. На дальних подступах, оттесненная спецотрядом, бунтовала непримиримая оппозиция из числа националистов и сторонников находящейся под судом Юлии Тимошенко. Все происходящее мы, вместе с почетным гостем Форума, секретарем Костанайской областной Ассамблеи народа Казахстана Багитуром Дандыбаевым, могли комфортно наблюдать из окон номера, который нам в этой казачьей гостинице предоставили – Майдан оттуда просматривался полностью, словно подконтрольная территория со стратегических высот. Кстати, по сведениям моего напарника, мировые форумы казахов также собираются один раз в пятилетие и называются курултаем.

В заголовке выше это слово завершает риторический в общем-то вопрос о предназначении Форума как общественного института, ибо всем понятно, что даже и не задачей, а выражением сущности его является естественное проявление кровной связи рассеянных по миру детей со своей матерью-родиной. А поскольку, как писала в предисловии к одной из моих книг журналист Людмила Фефелова, неэмигрантов в мире ныне, пожалуй, меньше, чем эмигрантов, то и казахи, и украинцы тут не исключение. Последних судьба раскидывала кого куда весьма щедро миллионами: перепутье евразийских дорог, оккупационная зона обеих мировых войн, приграничье двух мировых систем. Одних гнали насильно, другие сами искали, где лучше, третьи перемещались в пределах единого государства, не подозревая, что однажды проснутся чужеземцами… Однако, после развала СССР политика в отношении самоценного самим собою людского ресурса в наших братских государствах стала диаметрально противоположной. Если в Казахстан только за последние пять лет из-за границы вернулись тысячи соотечественников-оралманов, то из Украины очередной, четвертой уже теперь волной массовой эмиграции молодой народ покатился по миру в поисках заработка и пропитания. Связь с родиной при такой ретроспективе украинского расселения нужна, прежде всего, для решения необъятной кучи накопившихся вопросов – начиная от предоставления возможностей для беспрепятственного входа через калитку родительского подворья, чего, как известно, пока еще нет, до юридической и социальной защиты соотечественников за рубежом, чего пока, кажется, и не будет... Тем не менее, все четыре предыдущих мировых Форума украинцев посвящались вовсе не этим житейским вопросам. Делегаты от разбежавшихся по миру детей дружно наведывались на свою историческую родину, кажется, только лишь для того, чтобы высказать свое гневное возмущение здешнему опекунскому совету по поводу скверного содержания своей старушки-матери да образумить его своими разумными наставлениями. Всемирная Координационная Рада украинцев (далее Координационная Рада), созывающая Форум соотечественников иностранного в большинстве своем подданства, придала ему функцию некоего наднационального собрания, которое дает оценку общественно-политическим процессам внутри государства и общества, прямо вмешивается в них, оказывает поддержку определенным партиям, движениям и даже кандидатам на президентский пост, хотя все это является делом граждан Украины, к которым мы, обладатели иноземных паспортов, не принадлежим.

Все это было как-то объяснимо на первых порах. В демократические девяностые, когда Украина взорвалась массовыми социально-политическими акциями, умные украинские головы (Иван Драч и другие) организовали свою митинговую площадку с участием зарубежных земляков так, что она привлекла к себе всеобщее внимание. Местным гражданам Форумы представлялись эдаким распахнутым в мир окном, через которое свежий демократический дух Запада врывался в затхлые апартаменты оставшихся у власти «функционеров-партократов». Но по мере становления государства и его собственных демократических институций все это превращалось в собрания заезжей публики, которая «не знает печали и боли отчизны своей», не имеет ее гражданства, но вмешивается во все и вся, включая выборы президента. О том, что в таком виде Форум полностью себя изжил, стало ясно уже во времена Виктора Ющенко. Стратегическая платформа этого президента по многим позициям практически совпадала с основными радикальными требованиями заграничных украинских организаций, однако IV Форум, исполняя отведенную самим себе мессианскую роль в судьбах Украины, его освистал, чем продемонстрировал всю ограниченность этой «вещи в себе» – кроме функционеров, для всех остальных она стала практически бесполезной. В том числе и для многих украинских диаспор на постсоветских территориях, которым на всех прошедших форумах отводилась роль наблюдателей. Ненужным подобное собрание оказалось и для новой власти – по отношению к команде Виктора Януковича оно выступало уже не наставником с менторскими замашками, а организованной оппозицией, с пухлым, от западных спонсоров, кошельком, да к тому же еще и финансируемой из бюджета государства…

В повестке дня V Форума (19-21 августа 2011 года), собравшего триста делегатов из более сорока государств мира, как и на всех четырех предыдущих, значилось двадцатиминутное приветственное выступление президента. До последнего момента организаторы заверяли делегатов, что он уже в пути… Не знаю, почему они лукавили, ибо еще до начала регистрации было видно, что высокого гостя не будет. Делегаты, приглашенные, корреспонденты и, говорят, даже просто желающие гурьбой валили в зал Национального театра оперы и балета имени Шевченко с его многоярусными ложами (сто лет назад где-то там убили главу российского правительства и зачинателя целины Петра Столыпина), но при всем этом на элементарные для таких случаев меры безопасности не было даже намека…

Виктор Янукович форум демонстративно проигнорировал. Конечно же, он был информирован и насчет порядка работы, и состава его участников. Расклад был таков: по сто делегатов от восточной и западной диаспор и сто от самой Украины. Итого триста человек. Однако вся тысяча с лишним мест в зале была заполнена за счет приглашенных, то есть клакеров от президиума Форума, не скрывавшего своего неприятия нынешней украинской власти. Примерно такой же состав делегатов и приглашенной публики на предыдущем IV Форуме практически не давал, как уже говорилось, закончить приветственную речь тогдашнему главе государства Виктору Ющенко. Бывший на то время президент Всемирного конгресса украинцев Аскольд Лозинский обвинил его и в «засилье русского языка», и в том, что «два вице-премьера демонстративно игнорируют государственный язык», и прочих «антиукраинских» грехах. Но если Виктор Ющенко был ставленником «оранжевого» Майдана, то чего следовало ожидать нынешнему ставленнику «олигархов-регионалов». Лютых его противников в зале было большинство, вместе с приглашенными оно создавало общий шумовой фон и не дало возможности министру иностранных дел Константину Грищенко (до этого – посла в России) толком огласить адресованное участникам приветствие президента. Из зала доносилось «геть Януковича», «ганьба президенту», а кто-то из верхней ложи (им оказался основатель Демократической крестьянской партии мой однофамилец Игорь Тарасенко) через рупор ладоней кричал: «Українці! Чи довго ще ми будемо слухати цього московського москаля?» Затем на авансцену вышли два дюжих хлопца в вышиванках с плакатом «Бандократію – геть». Развернув его углом и к залу, и к оратору, они замерли в этой инсталляции до конца выступления представителя президента. А закончить ему удалось лишь благодаря гневному обращению к залу председателя этой организации, автора знаменитой, ставшей народной песни «Два кольори» Дмитрия Павлычко: все наши национальные беды оттого, что мы не способны слышать друг друга.

Еще одна причина нежелания Виктора Януковича почтить своим присутствием Форум выяснилась в ходе выступлений делегатов от западных, точнее заокеанских диаспор, входящих в состав учрежденного ими Всемирного конгресса украинцев. От имени этой организации они солидарно, за подписью Евгения Чолия, уже нынешнего ее президента, письменно направили унизительное для главы государства условие: в своем выступлении обязательно доложить собранию о том, что этой самой речью он освобождает от должности министра образования, молодежи, науки и спорта Дмитрия Табачника за «антиукраинские» действия. Несомненно, дошли до ушей украинского президента и другие претензии, которые пан Чолий собирался предъявить лично ему с трибуны Форума –  подрыв суверенитета Украины и наступление на достижения демократии, подписание украинско-российских соглашений по газу и пребыванию Черноморского флота РФ в Крыму, принятие закона об использовании Красного Знамени, открытое преследование политических оппонентов – Юлии Тимошенко и двенадцати бывших чиновников ее правительства.

Таких внутренних противоречий с примесью внешних в Украине много. Знает о них и кавалер ее наград Олжас Сулейменов, куда дорогим гостем ездит на презентацию переводов своих лингвистических трудов последних лет, которые нам, Казахстану, уже пора презентовать Нобелевскому комитету, ибо в них есть открытия мирового значения. Так вот, в одном из своих интервью он сказал примерно следующее: социально-политические проблемы Украины, определяющие особенности региональной ментальности ее граждан, подобны итальянским, некоторым другим, в том числе и нашим казахстанским: это индустриальный север и аграрный юг, хотя в Украине они в иной полярности – индустриальный восток и аграрный запад... Тут я хотел бы Олжаса Омаровича поправить: та самая золотая нива, что на украинском национальном прапоре под синим небом реет, она также на том самом индустриальном востоке располагается. Удельный же вес горно-лесистого запада, с его лоскутным парцеллярным земледелием, в совокупном национальном продукте, как и численность населения, не идут ни в какие сравнения с остальной частью страны.


Ментальность – она в ином. В современных границах Украина существует чуть более полувека, она тогда, в результате проведенного Москвой административного передела, приросла Крымом. А за каких-то пятнадцать лет до этого усатый кремлевский картограф в геополитическом чине, предаваемый ныне анафеме, восстановил ту историческую несправедливость, с которой украинцы со времен распада Киевской Руси не смогли управиться сами, а посему жили по двум сторонам границы, пролегшей по их исторической земле. Объединение произошло в пламени Второй мировой войны со всеми вытекающими последствиями: западные украинцы, на то время семьсот лет жившие (а жившие, значит, и служившие) в странах недружественных – некоторые из них вместе с Вермахтом напали на СССР, притом как раз на Украину, – перешли как бы в противоборствующий лагерь. Этим и только этим, в сочетании с законами военного времени да суровыми советскими порядками, объясняется проявление на воссоединенных землях коллаборационизма и русофобии, ибо до того, то есть до начала двадцатого века, Россия не имела к Западной Украине ровно никакого отношения. Разве что избавила когда-то (к счастью или огорчению) ее европейские национальные меньшинства от Наполеона.

В начале послевоенных пятидесятых годов прошлого века западные украинцы стали оседать у нас на востоке, в каждом селе, как я замечал, обосновалось по три-пять семей, затем появились строительные бригады, потрясающе работящие, я не помню случая, чтобы люди там выпивали или ругались меж собою. А к концу пятидесятых, когда разруха уже ушла в историю, стали прибывать учителя, артисты и даже футболисты, те, что теперь именуются легионерами. Переселенцы были людьми общительными и добродушными, мы, по их меркам, были богатыми и беззаботными, потому что у нас много земли и работы. Никто из них не страдал тут никакими «фобиями», я бы сказал, что недовольство Москвой выражали вслух и даже на плаху шли как раз представители нашей восточной левобережной интеллигенции: и полтавчанин Василь Симоненко, убитый службой слежения, и Иван Светличный из Луганска, умерший сразу же по отбытию длительного срока, и харьковчанин Борис Мамайсур, не вылезавший из психбольниц, и выросший на Донбассе Василь Стус, заморенный в пермском лагере…

Людей объединяет жизнь, но разъединяет политика, которая, к сожалению, чаще всего является чьим-то бизнесом. Ценность прошедшего Форума украинцев заключается в том, что он подтвердил этот древний постулат. Он был подготовлен и проведен так, что углубил все имеющиеся в украинском обществе противоречия, а именно между Востоком Украины и ее Западом, между народом и властью, между церквями и национальностями и, наконец, между самими его участниками. Он показал, что вопросы консолидации на основе компромиссов невозможны и пока что не востребованы ни изнутри самого украинского общества, ни извне, со стороны мирового украинства. Словом, это было малопродуктивное мероприятие с набором резолюций от запрещения на законодательном уровне двуязычия в стране до требования финансовой поддержки украинцев за рубежом, выполнение которого без участия освистанной ими же власти нереально.

Судя по отдельным здравым выступлениям, зарубежным украинцам есть что обсуждать. Есть что советовать руководству страны, а последнему есть к кому прислушиваться – умные украинские головы не перевелись. С особым почтением зал приветствовал канадца Богдана Гаврилишина, который со времен незалежности состоит на общественных началах советником украинских президентов и премьер-министров. В свое время он преподавал в Женеве курс «Управление государством», при нем и при его участии, и во многом благодаря ему, на базе этого института в 1970-х годах зародились те самые всемирные форумы в Давосе, на которые теперь ежегодно собираются первые лица бизнеса и политики. Этот благообразный рассудительный старичок тихим голосом советовал нынешним властям Украины не следовать слепо западноевропейской модели, ибо на Западе человек – никто, там он просто обыкновенный товар. Слушая его, меня пронимала гордость за нацию, за разумных ее сынов – теоретик рыночной экономики не гнушался повторять известные марксовы истины, игнорирование которых уже привело мир к катастрофе в начале прошлого века…

Запомнились кричащие проблемы эмигрантов «четвертої хвилі» («четвертой волны»), то есть современных постсоветских гастарбайтеров. По официальным данным, на Западе и в России их по три миллиона. По неофициальным – в два раза больше. Никаких межгосударственных правовых договоренностей по их статусу не имеется, есть масса проблем со страхованием и лечением, работа за границей вряд ли будет учитываться при выходе на пенсию. Относительно молодой возраст этой волны эмиграции создал проблему брошенных дома нуждающихся семей и малолетних детей. Представители «четвертой волны» настояли на принятии резолюции с требованием отменить закон о земельной реформе, который вступает в действие с 2012 года. Суть опасений в том, что земли в некогда многолюдных, а теперь в опустевших селах будут дешево раскуплены нынешней украинской правящей олигархией и дорого перепроданы иностранцам, в результате чего этой «волне» просто некуда будет откатиться назад.

Колорит Форуму придали известные люди – первый президент Украины Леонид Кравчук, советник нынешнего президента Анна Герман, кто-то, говорят, видел бывшего президента Виктора Ющенко… Присутствовал и основатель этих самых Форумов, мэтр поэзии и политики Иван Драч, я ему передал привет от Кустаная, где он в целинные годы побывал. Его почему-то не усадили в президиум, но слово дали, и он выступил – умно и толково. Призвал между прочим «отямытыся» (очнуться) уважаемому президиуму, меньше раскатывать по миру туристами да заняться неотложными делами. А властям посоветовал выпустить из-под ареста Юлию Тимошенко, но не из-за симпатий к ней, а из-за того, что негоже борьбу со злоупотреблением высшими должностными полномочиями начинать с женщины, которым вообще не место в тюрьме…

Но в целом дискуссия на Форуме шла в русле националистических постулатов и менторских нравоучений златоустых руководителей западных эмигрантских структур. Местная пресса заметила, что украинцев восточных, из нынешнего СНГ, не было ни видно, ни слышно... Но мы там были просто не интересны – ни подавляющей массе делегатов, ни тем более специально приглашенным, ни функционерам Координационной Рады, которая созывала нынешний Форум. Я, к примеру, выступил, рассказал о вкладе украинцев в земледелие Казахстана, позвал земляков в Таможенный союз... Какой у меня был резон говорить украинцам «идите в Европу», если они и так там... А вот в перспективном и необъятном казахстанском регионе, где украинцы целый век являлись основными поставщиками (в аграрной отрасли монопольными) техники и оборудования, промышленных, строительных, авто- и железнодорожных, пищевых и перерабатывающих технологий, разработчиками инфраструктурных проектов, они еще со времен «кучмовских» остались не у дел... Кучме было все равно, но вот украинский производитель, давний наш партнер, до сих пор тут пороги обивает. А порогов этих понаставлено... От Киева до Костаная шесть таможен.

Но, повторяю, украинцы Казахстана высокое собрание не интересовали. Делегаты и докладчик Павлычко с первых минут работы обеспокоилось украинцами российскими. Вопрос об их положении в повестке дня пленарного заседания, а также на специальной секции был инициирован не самой российской диаспорой, а именно Координационной Радой. И выступивший от имени украинцев России Тарас Дудко (внук Александра Довженко) сказал то, что от него требовалось, принеся в жертву себя, ибо моментально упал в глазах: «Как же можно было столь беспомощных людей выдвигать руководителями самой крупной в мире многомиллионной диаспоры?»

Сетовал Дудко в русле развития тезисов доклада Дмитрия Павлычко об удушении украинских традиций в России, игнорировании там потребностей в украинских школах, насильственной русификация украинцев, приостановке из-за отсутствия средств работы музея Шевченко в Санкт-Петербурге и прочая, и прочая…

Когда я писал эти свои строки, то время от времени поглядывал на бегущую строку теленовостей. Валентина Матвиенко (по официальным анкетным данным, урожденная города Шепетовка Хмельницкой области, окончила Черкасское медицинское училище, родной язык украинский) стала третьей, после Медведева и Путина, персоной в российской государственной иерархии, уступив свое место губернатора Санкт-Петербурга не кому-нибудь, но Георгию Полтавченко… Министр образования Андрей Фурсенко… Мелькают десятки фамилий других российских министров, парламентариев и градоначальников из числа украинцев…

Говорят, что и россияне в Украине тоже не последние люди, но я не об этом. А о том, почему Дудко вместе с Павлычко не обратились к Матвиенко во время ее продолжительного там губернаторства по поводу того же музея Шевченко? Конечно, она и сама должна была бы, но известно, в каком режиме ей там работалось… Или почему Дудко, сидя на вершине тамошнего украинского айсберга, не поговорил с Фурсенко насчет хотя бы одной украинской школы? Если Дудко и ходил, и говорил, а власти навстречу не пошли, тогда нужно бить во все колокола. В других случаях просто не нужно шуметь, на опыте Казахстана мы знаем, что все это зависит больше от нас самих, нежели от кого-то сверху.

В Казахстане украинские школы есть, но не общеобразовательные, а по изучению родной «мовы». Нами отслежена следующая тенденция ; количество желающих учиться на родном языке зависимо от состояния межгосударственных отношений. В своем выступлении на V Форуме я говорил о том, что товарооборот между нашими странами с 4,1 миллиарда долларов США в 2008 году (пятое место среди 185 торговых партнеров Казахстана) в прошлом году снизился до 1,8 миллиардов. Если раньше Кустанайская область была ежедневно связана с Украиной тремя поездами и двумя авиарейсами, то теперь курсирует лишь прицепной плацкартный вагон до Киева (дважды в неделю), но и он с нового года ликвидируется. А потенциальных пассажиров – сто тысяч украинцев, плюс коэффициент семейственности при смешанных браках, да вдобавок никем не считанное число выходцев из Украины других национальностей... Одним словом, если отношения в области экономических, культурных и бытовых связей будут сворачиваться, то рвения к украинскому образованию вряд ли следует ожидать.

Всем отечественным трубадурам пора, наконец, понять существо дела. Владение родным языком родившимися за кордоном – это патриотический долг каждого и обязанность родителей перед детьми. Окончить же там, вдали, национальную школу – это родительский выбор способа последующей самореализации ребенка в украинской среде. Ясно, что на месте такие возможности будут весьма ограничены. Касательно же перспективы самореализации на земле отчей, то сидел я тогда в том киевском зале среди представителей покатившейся по миру многомиллионной молодежной волны четвертой постсоветской эмиграции и думал...

В 2008 году, на астанинской встрече Нурсултан Назарбаев и Виктор Ющенко, в присутствии киевской делегации и представителей диаспоры здешней, откликнулись на вопрос главы мирового украинства Дмитрия Павлычко об открытии в Казахстане полноценной национальной средней школы. Президент Ющенко брался обеспечить заведение педагогами, учебниками и методическими пособиями. Президент Казахстана ответил примерно так: – Определяйтесь с контингентом, а мы сразу же возведем здание в удобном для учеников месте столицы и там же предоставим жилье учителям...

И вот местные украинцы до сих пор определяются... Точнее, давно уже об этом проекте забыли. Будет ли востребован на своей исторической родине выходец из Астаны, если украинский ВВП составляет менее трети казахстанского, при населении 54 и 17 миллионов соответственно? Каждому ведь понятно, что в Украине своих «лишних людей» в разы больше... В советские же времена показатели валового внутреннего продукта были обратно пропорциональными, рабочие руки и разумные головы родина-мать тогда жаловала...

Закончилось пленарное заседание Форума концертом. Такого зрелища я, честно говоря, в своей жизни не видел. Дандыбаев тоже. Но если это можно списать на наш костанайский провинциализм, то этого не скажешь о заместителе главы правительства Сербии. Он извинился за опоздание из-за задержки рейса из Белграда, но заметил, что везучий: «успел-таки на это изумительное представление, которое выпадает раз в жизни». Кстати, шестым номером концертной программы было выступление вокально-танцевального ансамбля «Боярыня» под руководством Шалгымбаевой Гульжан Жумагалиевны из костанайского Затобольска, который там выступал под названием «Панночка».

Вне программы Форума мы с Багитуром Алимбаевичем проведали семью моего друга Николая Кучерявенко и его супруги Августы. Когда-то они проживали в поселке Крымском Денисовского района нашей Кустанайской области, позже Николай работал инженером-электриком в Перелесках, а Августа Ивановна – учительницей. Затем хозяин с семьей вернулся в отчий дом по улице Бузницкого в райцентре Мироновка под Киевом. Когда-то и этот город, и сам Александр Бузницкий гремели на всю страну, тут он создал образцовый советский колхоз-миллионер, вспоминая о котором здешние обыватели говорят, что жили при коммунизме. Но все это в прошлом, ныне украинское село и вся аграрная отрасль в целом переживают далеко не лучшие времена.

На пути к Николаю я задал Дандыбаеву (в недавнем прошлом он служил начальником областного управления сельского хозяйства) такой вопрос: «Как вы думаете, сколько земли в густонаселенной Украине, к тому же в условиях города, нарезается под приусадебный участок?» Этого я и сам не знал, поскольку навещал друга тут впервые, но как уроженец этого государства был уверен, что намного больше, чем в необъятном своими просторами Казахстане. Я всегда изумлялся казахстанской скупости в этом отношении не только в городе, но и в разбросанных по бескрайней степи селах, где тоже наделяется каких-то несчастных пять-десять соток, и аполитично острил насчет того, что земли мы бережем для своего великого южного соседа…

; Соток десять? ; предположил Дандыбаев.

; А полгектара не хотите?

Как сказал Николай Кучерявенко, земли у него чуть меньше, потому что огород в пруд упирается. Но, тем не менее, кормит его семью, а в придачу ежедневно свежий карась имеется.

На следующий день, проездом через Чернигов, удалось побывать в Новгороде-Сиверском по приглашению музея и супругов Петровых (тоже из денисовских «крымчан»)... Но это отдельная история...

* * *

Осмелюсь сделать вывод, что голос восточной диаспоры на V Форуме мирового украинства прозвучал громче, нежели на предыдущих. Все это, в сочетании с демонстрацией высшей власти своего отношения к Форуму в его нынешней сущности, и в связи с обновлением руководства, вселяет в нас надежды на более конструктивную деятельность украинского курултая. Эти же тенденции вызвали совершенно противоположную реакцию внутри западной диаспоры.

Как отметил координатор гражданского движения «Спільна Справа» («Общее Дело») Александр Данилюк, Форум утратил свое значение борца за возвращение Украины на демократический путь развития, продемонстрировал полную политическую вторичность и аморфность по всем наиболее острым вопросам, а посему нужно сформировать более действенную альтернативную структуру.

Касательно изменений в руководстве, то обнадеживающее обстоятельство заключается в том, что видного представителя национальной интеллигенции Дмитрия Павлычко на посту председателя сменил профессиональный политик Михаил Ратушный, способный, как мне кажется, перестроить деятельность этого собрания в более сбалансированном спектре интересов всех диаспор и осуществить, по его словам, «перезагрузку». Свою деятельность в этом направлении Михаил Ратушный начал со знакомства с положением дел именно в казахстанской диаспоре, посетив Астану уже в сентябре нынешнего года, то есть через полмесяца после своего избрания.

Ну что же – поживем, увидим. А пока пожелаем ему плодотворных успехов, ибо в любом случае нам, заграничным украинцам, Форум, как естественное проявление кровной связи со своей матерью-родиной, безусловно, нужен.

сентябрь, 2011 г.



Тот самый Новгород-Сиверский...

Пребывание на древней черниговской земле для нас, казахстанцев (в отличие от выросшего в своей привычной обстановке местного населения), превращается в череду легких потрясений: мы свою историю знаем по учебникам да в виде легенд и преданий, здесь же тысячелетие восстает перед изумленным гостем воочию на каждом шагу в любом здешнем уголке...

Менее чем трехтысячный по населению городок Любеч (даже не районный центр) сам по себе памятник-топоним, он впервые упоминается в «Повести временных лет» еще в 882 году, когда его присоединил к себе Олег Киевский. Почти два века спустя, в 1079 году, там состоялся исторический съезд древнерусских князей, на время прекративший усобицы согласно принятой ими резолюции: «Каждо да держит отчину свою». Участники присягнули на кресте: если кто посягнет на чужое, то идти на него всем миром вместе... Нынешний райцентр Прилуки известен по «Поучению» великого князя киевского Владимира Мономаха как место его встречи в 1085 году с половцами, недавно появившимися по соседству на восточных рубежах Руси. Семитысячный Остер впервые упоминается в летописи под 1098 годом как город, заложенный тем же Мономахом и перешедший затем к его сыну, основателю Москвы князю Юрию Долгорукому. А храмовые и монастырские комплексы Черниговщины в наиболее полном виде представляют ныне архитектуру периода Руси Киевской...

Батурин, трехтысячный городок Бахмачского района – это уже иной исторический срез. Бывшая ставка гетманов Левобережной Украины второй половины семнадцатого века сохранилась с дворцами и парками... Многие слышали о городе Нежин скорее в связи с тем, что в тамошней гимназии семь лет учился Гоголь. Но вряд ли знают, что та гимназия была совсем не чета нынешним, а со статусом университета, в которую ее возвел основатель, здешний уроженец Александр Безбородько, впоследствии госсекретарь Екатерины II и державный канцлер при Павле I. Город сохранился в планировании и застройке XVII – XVIII веков, на государственном учете там состоит более семидесяти памятников и около 300 зданий, имеющих большую культурную и историческую ценность. Восьмитысячный райцентр Козелец известен уникальным собором, его строили с 1752 по 1763 год по проекту архитекторов Андрея Квасова и Ивана Барского. Высота иконостаса, который украшают ныне 50 икон из 80 изначальных, достигает 27 метров. Изготавливали его вообще-то для Санкт-Петербургского Смольного монастыря, но братья Разумовские (один из них был фаворитом Екатерины II) перекупили его в свое поместье.

А в дендропарке Тростянца общей площадью 204 гектара со всего мира собрано 770 пород и разновидностей деревьев и кустарников. В нем насыпаны холмы свыше 35 метров с ротондами на вершинах (Дедову гору охраняет половецкая баба), образовавшиеся котлованы запружены, все остальное обустройство также выполнено по аналогии с парком Ротшильда во Франции. Наш постсоветский олигарх наверняка попытался бы перекупить приглянувшееся за кордоном диво либо плюнуть на затею при несговорчивости, а вот Иван Скоропадский подобным образом навеки украсил свою родину...

А наш с Багитуром Дандыбаевым путь лежит на северо-восток древней Киевской Руси, на ту самую ее тогдашнюю границу моих и его предков – киевских русичей и кипчаков-половцев.


Отсюда князь Игорь пошел в свой эпический поход во Поле половецкое, здесь, на территории старинного монастыря, теперь находится государственный музей «Слова о полку Игореве». Я, как один из многочисленных авторов исследований на эту тему, имел переписку и с его персоналом, и с людьми, с этим уникальным учреждением сотрудничающими. Собственно, музею меня представила Валентина Алексеевна Петрова, в девичестве Осипенко, и ее муж Виктор Васильевич Петров из находящегося поблизости Гремяча: когда-то, в безмятежной молодости, мы жили в целинном кустанайском Крымском... А посему имел от музея давнее приглашение, поэтому в нерабочее, вечернее уже время нас ожидали его научные сотрудники – Елена Радченко и Виктор Халиман. Они ознакомили нас с монастырским комплексом, его укреплениями и подземным ходом, повели на сторожевую башню...

Среди экспонатов музейной экспозиции выставлены и наши дары: книги да с десяток картин – иллюстраций к ним – костанайского художника Георгия Сокова. (Такой же материал мы с Соковым передали и в Ярославский государственный историко-архитектурный и художественный музей-заповедник, в монастыре которого была обнаружена рукопись «Слова о полку Игореве»).

* * *

По сообщениям СМИ, 2 июля 2010 года в России, на Украине и в Белоруссии одновременно стартовала литературно-историческая экспедиция, посвященная 825-летию «Слова о полку Игореве».

Союз писателей России под председательством его руководителя В. Н. Ганичева посвятил событию специальную конференцию. Организатором мероприятий в Новгороде-Сиверском, по сведениям печати, стал прибывший из Подмосковья писатель Юрий Сбитнев, «который написал серию книг о черниговских князьях, во многих случаях он доказательно спорит с академиком Д. Лихачёвым и выдвигает ряд неожиданных теорий». (Его письмо автору книги приводится в последнем разделе этого издания).

Но на этом все как-то сразу и затихло.

Ничего не слышно из Украины, где эта дата официально значится в дюжине наиболее важных памятных событий. В средствах массовой информации, включая их электронные версии, и даже в самом Интернете никаких известий о мероприятиях по этому поводу нет. И российская «Литературная газета», на которую я давний подписчик, этой темы не касается. Ожидалось, что выйдет специальный выпуск газеты – как-никак первый письменный памятник ее литературы, а точнее литературы трех братских народов – украинского, русского и белорусского... Да не просто памятник, а столь изумительное художественное творение древности, что даже в собраниях более поздней эпохи средневековья мало чего отыщется такого, что можно было бы поставить вровень.

В недавнем прошлом, в те самые «лихачевские времена», все даты, связанные с судьбой «Слова», сопровождались должным публичным резонансом: проводились заседания и «круглые столы», издавались сборники, обсуждались новые идеи. Общество прикасалось к своей родословной, к своим генеалогическим корням в недрах мировой цивилизации.

Увы, сегодня как бы ни до того… Возгласы о временах и нравах у всех на слуху потому, что они раздаются в открытой и гласной ругани поколений по поводу подлинных ценностей общества. Бранится обычно старшее в адрес подрастающего, но если молодое племя удается не таким, как хотелось бы отцам-дедам, то последним следовало бы больше  сосредоточиться на себе. На своей миссии в этом деле. Пока оно еще в состоянии…

* * *

И уж неудивительно то, что тема «Слова о полку Игореве» обойдена вниманием в Казахстане, хотя она представляет огромнейший интерес для его истории и литературы. В повести упомянуты имена половецких династий, ханов и конкретных событий с их участием. В тексте множество тюркизмов, то есть воспроизведенной в письме исконно казахской лексики, перекочевавшей в древнерусскую речь во времена того самого общего пограничья в причерноморской лесостепи. Казахстанец Олжас Сулейменов прочитал и истолковал «Слово» по-своему, издав еще в середине семидесятых свою книгу «АЗ и Я», ставшую и бестселлером в СССР, и той бомбой у крыльца российской академической науки, детонатор которой нейтрализовать невозможно. В те времена я много ездил по стране и должен сказать, что своей книгой Олжас Сулейменов так «возвысил степь, не унижая горы», что тогдашняя интеллектуальная интеллигенция стала смотреть на далекий ей Казахстан под новым углом зрения.

И, наконец, «Слово о полку Игореве» интересно для нас тем, что в основе ее сюжета лежит, как ни странно, романтическая история любви русского и половчанки, из-за которой весь сыр-бор разгорелся… В школе такое не проходят, там учат «высокому». Внушают, как родину любить на примере беззаветности пращуров наших. Сам безымянный автор «Слова», собственно, именно к этому и хотел подвести соотечественников на примере полка Игорева, хотя не столь примитивно, как это у нас трактуется. Автор подталкивал читателя к выводам философски, взывая к душе, чувствам и к Богу, ибо родина его – Киевская Русь – тогда рушилась как государство из-за внутренних княжеских раздоров. Ему было не до любовных историй, в Игоре его привлекало лишь то, что князь за свои походы – и в степь, и на русский Глебов, истребленный им ранее, покаялся (покаяние его сохранилось в летописях). В этом и виделось автору единственное спасение Руси – покаяться, зачехлить мечи и начать мирную жизнь по заветам дедов…

…А в той реальной истории женихом был княжич Владимир, а невестой – дочь хана всей степи Ярсулу. Отец Владимира, Новгород-Сиверский князь Игорь (сам с изрядной примесью половецких кровей), отправился к свату Кончаку. С боевой дружиной, конечно же. Но в стычке с отрядами встречных кочевий попал в плен вместе с сыном-женихом. Кончак выкупил пленников и доставил в свою ставку, где они жили, охотились с соколами и даже молились по-церковному – им попа своего прислали. А молодежь любилась… И тогда-то неким образом князь Игорь из плена убежал. Так, во всяком случае, объяснил своим соплеменникам Кончак. Он же затем и молодых в Новгород-Сиверский отправил, где те повенчались. Говорят, даже на свадьбу приезжал... Сам же князь Игорь тогда домой «убежал» через Киев, дабы в храме Святой Софии замолить вину за гибель дружины, отслужить ей заупокойную да покаяться в горячности своей – русские ведь первыми мечи обнажили. Кручинится вместе с ним и автор, пафосная и пламенная кульминация повести обличает княжеский эгоизм, межусобицы и призывает к всеобщему покаянию.

Тем не менее, Русь пала. Пала, обескровленная внутренними распрями нераскаявшихся накануне монгольского нашествия. Половецкие ханы в этих разборках участвовали наравне с русскими князьями, у них тогда, как бы мы теперь сказали, сложилось «единое экономическое пространство». Половцы, по утверждению С. Плетневой (ученой коллеги весьма почитаемого у нас «евроазиата» Льва Гумилева), были в статусе тринадцатого княжества Руси.

Подтверждением этого тезиса служит и летописная хроника первого сражения с татаро-монгольскими завоевателями 31 мая 1223 года на реке Калка (ныне река Кальмиус в степи Донецкой). Русские и половцы оборонялись вместе, войска степняков возглавляли ханы Юрий Кончакович и Данила Кобякович (дети персонажей «Слова»). И потерпели сокрушительное поражение, после которого уже не оправились. Полегло шесть русских князей и семьдесят великородных «буйтуре» из ханской и родовой знати, а также «неисчислимое количество воинства».

* * *

Толкование смысла «Слова о полку Игореве» по-прежнему остается актуальным. Согласно официальной версии (так называемой лихачевской, по имени покойного академика Дмитрия Лихачева), смысл этот заключается в прославлении беззаветной храбрости и жертвенности удельных князей во имя земли Русской. На самом деле, повесть взывает их к покаянию за эгоизм, разбой и иные великие перед родиной прегрешения. Это неофициальное толкование, на стороне которого и сулейменовская книга, и мнение других исследователей, его публично отстаиваю и я. Думаю, что официальное «переосмысление смысла» ; дело времени и новых умов, в расчете на которые, собственно, все это и пишется.

Второй актуальный вопрос «слововедения» для «новых умов» ; дальнейшая расшифровка древнего текста. При всем критическом отношении к Дмитрию Лихачеву, не могу не оценить его подвижничество на этом поприще. С уходом академика все намертво застыло: молчание в год юбилея памятника – красноречивое тому подтверждение. Не обобщаются новые наработки, практически ничего не слышно о труде А. Зализняка по доказательству подлинности «Слова» на основе его сравнительного лингвистического анализа со всеми известными письменными памятниками той эпохи. И это при том, что автор удостоен за свой труд государственной премии России.

Какие тайны еще хранят строки «Слова», покажет время...

И памятная дата появления шедевра Древней Руси пока еще впереди. Есть время для того, чтобы, как говорили раньше, «работу активизировать». Одно из мест, где работа активизирована всегда – Новгород-Сиверский музей. Впечатление потрясающее... А из той самой сторожевой башни открывается поражающий воображение вид на здешний край: утопающие в изумрудной зелени излучины и заводи Десны в кудрявых, до самого горизонта березовых лесах, с неясными, не говорящими о современности очертаниями прилегающих и вклинивающихся туда строений переносят вас в Древнюю Русь... Все на месте, на небе то же солнце, нет лишь людей, оставивших восемь веков назад незабываемую о себе память...

сентябрь, 2011 г.



Тарасенко и образование государства Израиль.

(О директоре моего отца)

Редко кто из нас при упоминании об однофамильцах (за исключением, может быть, притчевых Ивановых, Сидоровых да Козловых) остается равнодушным: а вдруг речь идет о корнях общего династического древа. О тех единокровных родичах, которые в генеалогических побегах уже затерялись. А, быть может, даже о людях иного рода-племени, но привлекших к себе такое общественное внимание, которое лишний раз даст повод гордиться своей фамилией. И вы своего однофамильца запоминаете.

Ну как не запомнить, если, к примеру, благодаря Наркизу Ивановичу Тарасенко-Отрешкову – издателю, литератору и экономисту (1805–1873), потомки Тарасенко имеют право полагать, что каким-то боком их родовая ветвь с самим Пушкиным соприкасается. Это по поручению Александра Сергеевича в сентябре 1832 года наш однофамилец учредил «Дневник. Политическая и литературная газета», выпустил первый номер в одном экземпляре…

Впоследствии Пушкин почему-то от издания газеты отказался, а Тарасенко-Отрешков основал «Журнал общеполезных сведений», наставляя граждан Российской империи на жизнь в реалиях накатывающейся рыночной экономики капитализма. Кроме того, издал полдюжины книг: «Беседы с землевладельцами и торговцами», «О золоте и серебре», а также исследование по такой, доныне животрепещущей теме, как «Причины нынешнего безденежья в России и средства к ослаблению их действия». (Санкт-Петербург, 1861 год).

Незабываемое впечатление еще со времен учебы в школе осталось от неотправленного предсмертного письма лейтенанта Тарасенко Григория Алексеевича к сыну. Перепечатанное всесоюзной газетой «Правда», оно потрясло страну. И нас: до войны земляк работал учителем на нашей Гуляйпольщине в селе Любимовке, а на фронте при подступах к Ростову-на-Дону получил смертельное ранение. В медсанбате он успел написать восьмилетнему сыну Гарику (названному в честь Джузеппе Гарибальди). Письмо умершего сохранила и передала семье воина медсестра А. В. Худякова. В Интернете этой драматической истории нашего земляка посвящен информационный сайт.

А в самом Гуляй-Поле в довоенное время жил и работал Тарасенко Василий Якимович, основатель тамошнего педучилища, которое позже было преобразовано в техникум, а перед самой войной – в учительский институт. Там учился мой отец, Тарасенко Владимир Антонович, но ушел оттуда не в школу, а на фронт. Как-то я спросил у него – не по родственным ли связям он поступил учиться в это заведение, но отец ответил, что директор, к счастью, был просто однофамильцем. Иначе вместе с ним и он сам бы загремел в репрессивном 1938 году, как буржуазный националист…

Недавно история с директором Тарасенко В. Я. всплыла вновь. Пару лет тому назад известные в Украине исследователи махновского движения и прошлого Гуляйпольщины, краеведы Иван Кушниренко и Владимир Жилинский занялись историей образования в районе. Первый том (авторы прислали мне оба в знак благодарности за спонсорскую помощь в издании их трудов в Украине) была посвящена его организатору и вдохновителю... барону Корфу Николаю Александровичу. «Вот тебе самостийная и незалежная! – подумалось тогда. – Мало того, что барон, что родственник президента Императорской Академии Наук, что не украинец, наконец…» Тем не менее, довольно толстая книга – вся о нем. Об открытых им народных школах, о нынешних там музеях, о его мемориальном комплексе в бывшем имении Нескучное близ Донецка, о ежегодных корфовских чтениях, о написанных бароном учебниках, и даже о недавно воздвигнутому ему там памятнике…

Второй том – в шестьсот страниц – своего рода летопись всех учебных заведений района, со сведениями об их педагогических коллективах и известных выпускниках. В том числе и об отцовской альма-матер. При работе над нею Иван Кушниренко спросил, нет ли у меня фотографий тех лет – в Украине после военных пожарищ от системных ведомственных, архивных и музейных фондов даже пепла не осталось. Я отправил ему материалы из хранящегося у меня в Костанае отцовского наследия, и все они, по образованной авторами сюжетной линии, легли в книгу – Тарасенко Владимир Антонович студент, Тарасенко Василий Якимович – директор, затем оба – фронтовики…

– Так разве директора не репрессировали в тридцать восьмом? – спросил я по телефону у издателей.

– Прочитаете далее, – ответил Кушниренко, – впоследствии он даже известным дипломатом стал…

– Мне известны два дипломата с нашей фамилией, – сказал я. – Один из них служил в украинском министерстве, а недавно прочитал материал о втором – главе делегации Украины в Организации Объединенных Наций. Мелькнула даже мысль о братьях-дипломатах, но инициалы по отчеству были разными.

– Да то один и тот же человек...

* * *

Этого главу делегации история запечатлела крупным планом. В Интернете уже давно «висят» развернутые статьи Иосифа Тельмана «Как украинский дипломат Израиль создавал», а также Григория Лошкарёва «Василий Тарасенко – основатель государства Израиль».

Процитирую их с позволения...

«В ноябре 1947 года на второй сессии Генеральной Ассамблеи ООН решался вопрос о судьбе Палестины. Там, в ближневосточном регионе, тесно переплелись интересы крупнейших государств, трансконтинентальных корпораций, финансовых объединений, еврейского народа и арабов. Великобритания, которая много лет чувствовала себя хозяином в подмандатной Палестине, внесла в ООН предложение о создании на ее территории арабо-еврейского государства. Однако был представлен и другой проект – советско-американский. Бывшие союзники во Второй мировой войне, СССР и США, выступили совместно. Их интересы совпали: они стремились ослабить влияние Великобритании на Ближнем Востоке, оттеснить ее от огромных источников нефти. Советско-американский проект предусматривал создание на территории Палестины двух государств – еврейского и арабского. Борьба шла за каждый голос, так как за резолюцию должно было проголосовать не простое большинство, а две трети всех делегатов. 29 декабря 1947 года, в шестом часу вечера председательствующий на Генеральной Ассамблее Освальдо Аранха (Бразилия) объявил результаты голосования: за раздел Палестины – 33, против – 13, воздержалось – 10. Две трети голосов удалось набрать.

Однако голосование не было окончательным решением проблемы Палестины. Сессия установила, что указанная резолюция остается в силе, если на следующей сессии Генеральной Ассамблеи, а именно — 14 мая 1948 года до 18.00 не произойдет никаких перемен.

А перемены не заставили себя ждать. За полгода в расстановке политических сил на международной арене произошли большие изменения. США были озабочены ростом советского влияния в Европе и других регионах. Начался период «холодной войны», гонки вооружений, острой конфронтации СССР с США. И в этих условиях Соединенные Штаты резко изменили свою позицию. Американцы решили на Генеральной Ассамблее ООН в мае 1948 года поддержать предложение Великобритании о создании на территории Палестины единого арабо-еврейского государства. За Соединенными Штатами шли страны Латинской Америки, а они тогда составляли половину членов ООН. Группа стран входила в сферу влияния Великобритании. Таким образом, свыше 40 стран были готовы поддержать британский проект о создании единого арабо-еврейского государства.

И вот настало 14 мая 1948 года, последний рабочий день сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Было всеобщее убеждение, что принятие англо-американского проекта резолюции предопределено. Дипломаты устали от длительного заседания, от речей и предвкушали скорый отдых. Председательствующий на сессии доктор Арсе (Аргентина) прервал очередное выступление заместителя министра иностранных дел СССР Андрея Громыко и объявил о начале голосования. До решающих 18.00 оставалось 30 минут. И вдруг с места поднялся глава делегации Украины Василий Тарасенко и попросил слова. Не обращая внимания на отказ председателя, он быстрым шагом направился к трибуне. И тут произошло недоразумение. Английское словосочетание «хочу высказать другую точку зрения» прозвучали у украинского дипломата как «хочу поговорить о вас». Председатель воспринял это как угрозу в свой адрес и направился к двери, ведущей в комнату отдыха. Он так и не вернулся во время выступления Тарасенко, которому необходимо было затянуть время, чтобы сорвать голосование. Представитель Украины покинул трибуну, когда стрелки часов показывали начало седьмого. Вернувшийся на свое место председатель доктор Арсе заявил: «Поскольку внеочередная сессия Генеральной Ассамблеи не смогла принять к установленному сроку альтернативную резолюции генассамблеи 29 ноября 1947 года, то решение последней об образовании на территории Палестины двух независимых государств – еврейского и арабского – остается окончательным решением палестинской проблемы».

...А вскоре премьер-министр нового государства Давид Бен-Гурион запросил от Тарасенко В. А. согласия на присуждение ему звания почетного гражданина Израиля, отметив, что это будет первый случай предоставления почетного гражданства иностранцу. Однако, обсудив с Тарасенко неизбежные для него последствия за такое согласие, стороны решили воздержаться. А полвека спустя, на 50-летие образования государства Израиль правительство и Кнессет пригласили Тарасенко посетить страну в качестве почетного гостя. Вместе с Василием Акимовичем приехали его сын и дочь, гости побывали в Иерусалиме, Тель-Авиве, Нетании и Хайфе, посетили торжественные мероприятия, встретились с земляками из Украины и ветеранами Отечественной войны.

Да, с отказом от почетного гражданства Тарасенко В. А. поступил мудро. Решение ООН было политическим актом, сам дипломат выполнял подписанную Сталиным директиву, а политика – вещь непредсказуемая. Ближний Восток и поныне кровоточит, в очередном конфликте гибнет мирное население… Но досталось дипломату по высшему разряду как раз не от антисемитов, а от своих – СССР видел в еврейском государстве будущего союзника, а оно пошло в фарватере проамериканской политики.

«Хрущев крепко ругал меня, – вспоминал дипломат. – Так и сказал: «Какого черта ты полез? Пусть бы Громыко и выступал, так нет – нашел тебя, дурака». Я же возьми да и ляпни: «Я выступил по собственной инициативе, Никита Сергеевич». Тот только рукой махнул: «Тем хуже для тебя». Дело закончилось обвинением в «тенденциях к украинскому сепаратизму» и отзывом от дипломатической службы в США.

Для однофамильца это было не впервой: – «За время пребывания в партии, – а я вступил в ВКП(б) в 1926 году, меня трижды исключали за украинский буржуазный национализм. В первый раз в Новомосковске на Днепропетровщине как правого оппортуниста. Это решение отменил секретарь райкома Зайченко, которого позже самого расстреляли как американского шпиона. В Таджикистане в 1935 году в газете «Коммунист Таджикистана» вышла разгромная статья о том, что я украинский буржуазный националист, недостаточно борюсь с хаджибеевщиной и в частных беседах высказываю симпатии к Украине. Спас меня секретарь ЦК Шадунц, он тоже потом погиб. В третий раз исключали меня в Гуляйполе. Был уже приказ министра просвещения, я был уволен, обвинили меня и в правом, и левом, и буржуазном национализме, в создании группы. Вместе со мной сняли с работы человек пятнадцать. К счастью, у меня были товарищи в ЦК, и решение отменили».

Вот это «Гуляйполе» в воспоминаниях дипломата и засвидетельствовало, что именно сей Тарасенко Василий Акимович был директором моего отца-студента в Гуляйпольском педагогическом техникуме. «Два дипломата Тарасенко», как оказалось, действительно были одним и тем же человеком, различие в инициалах получалось из-за языка написания – Акимович и Якимович…

После гуляйпольской политической «разборки» Тарасенко В. Я. отправился на фронт, затем был демобилизован в связи с ранением. В 1943–1945 годах работал директором Запорожского педагогического института. С мая 1945 года – политик и дипломат: помощник министра иностранных дел Украины, с 1948 года – руководитель делегации Украины на Генеральной Ассамблее ООН и член Совета Безопасности. После был заместителем министра иностранных дел. С 1950 по 1984 год – заведующий кафедрой новой и новейшей истории зарубежных стран Киевского государственного университета, доктор исторических наук, профессор. Судьба отвела Тарасенко В. Я. многие лета, умер он в первом году нынешнего уже тысячелетия, в Киеве, на девяносто пятом году жизни. А мы были рядом и не знали: хотя Интернет уже тогда имелся, но еще не такой, как ныне...

Вот такая семейная история всплыла…

Ближнему же Востоку пожелаем мира, добра и справедливости…

«Печатный двор», № 26-27

от 15 ноября 2012 г.



Мой первый тренер

Был в моей биографии такой факт – стажировка при юношеской команде запорожского «Металлурга» под руководством настоящего специалиста, тренера и замечательного человека, недавнего тогда еще игрока киевского «Динамо» Петра Тищенко, а такое в жизни не забывается.

Я даже сделал тренера одним из героев своей повести «Целинная хроника». И посвятил ему страницу: запорожские и грузинские футболисты встречались на первенстве Советского Союза среди студенческих команд в шестидесятых годах прошлого века. Гости тогда поразили нас интеллигентной и артистичной игрой, казалось, что они вышли на поле не биться, как наши, насмерть, а радоваться любимой игре.

«Грузины, они играют в футбол не так, как мы: любой ценою результат. Мы под командой разумеем машину сокрушительного действия. В стратегическом видении некоторых конструкторов игры – это вообще неодолимой инерции товарный состав из десяти мощных пульманов, или, на худой конец, плоских тяжелых платформ с пыхтящим капитаном-паровозом в голове. Наши мастера кожаного мяча лукавят, заявляя, что на публику не играют. Еще как играют, но бездарно – гладиаторами напрягаясь, дыбясь взмыленными конями, корячась, корёжась и упираясь, выторговывая этим вроде бы моральное право психовать и грязно ругаться. Словом, лепят образ таких отверженных сизифов, что иногда смотреть противно…

Между прочим, тренер наш, Тищенко, запрещал нам выражаться… Под страхом отчисления. Он, вообще, не только свои принципы имел, но и неограниченную власть для того, чтобы их насаждать. И насаждал… Водил нас в театр для постижения искусства смежного жанра. Добровольно без него туда никто бы не пошел. Даже при нем поначалу незаметно улизнуть некоторые пытались… А там, оказывается, есть что посмотреть… Вот там актерам нельзя сказать, что они играют не на зрителя. И молодцы, выкладываются… Экспромтом, чувствуя зал, они неутомимо корректируют образы, их дух, характер и манеры в каких-то нюансах и, что примечательно, планку искусства держат, на междометия подворотни не сбиваются. Не приняты такие импровизации там, на подмостках, – и все! И одежда для театра – не штаны и кепи для бейсбола…– Навязанные, от не хрен делать, условности, – возразил кто-то. – Будто на кепи мир держится…

– За несколько условностей-заповедей, которые он так и не навязал людям, ибо кое до кого очень долго доходит, Христос на Голгофу возошел. За их забвение все наши грехи принял,– ответил тренер. И повел нас на булгаковское «Собачье сердце», дабы посмотреть на мораль революционной эпохи без заповедей, без всяких условностей старорежимных, ограничивающих, скажем, естественное право каждого человека на отправление физиологических потребностей непосредственно по подъездам.

…Грузин выходит на поле с набором известных ему условностей, как на театральную сцену. Он виртуозно исполняет роль и импровизирует, он механически землю носом рыть никогда не будет и не даст повода публике подтрунивать над собою: умения да ума тебе бы, мол, соколик ты наш, так и цены бы не было… Оттого грузины нам всегда и проигрывали…»


Отправленные мною на родину книги попадают не только друзьям и родственникам, но, через них, в руки иных любопытствующих читателей, в одном из таких случаев я заочно познакомился с запорожским писателем и киносценаристом Виталием Шевченко. И как-то нынешней весной он мне по телефону сказал: – А тренера Тищенко из вашей «Целинной хроники» я знаю. Более того, иногда встречаю его на различных общественных мероприятиях…

– Вот здорово! А нельзя ли дать ему как-то знать и о книге, и о себе?

– При первой же возможности попытаюсь, – ответил Виталий Иванович…

Нынешнее небывало знойное лето оказалось еще и до предела загруженным всякими мероприятиями да поездками, и только к зиме удалось вернуться в тишину кабинетных дел. И оказалось, что возможности выхода на связь с тренером больше нет, 27 июля он умер на восемьдесят восьмом году жизни… Родной клуб откликнулся извещением по этому поводу и глубоким соболезнованием родным и близким: «Не стало Петра Тищенко».

«Перестало биться сердце ветерана запорожского «Металлурга» Петра Григорьевича Тищенко. Легендарный игрок, а затем тренер, свои первые шаги в футболе делал в 1939-1941 годах как игрок юношеской команды «Сталь» завода «Запорожсталь». Участник Великой Отечественной войны, имеющий 15 боевых наград.

С 1946 года он три года играл в команде «Локомотив» (Запорожье), в основном составе киевского «Динамо» в 1949-1950 и 1952-1954 гг. провел 32 игры, став вице-чемпионом СССР в 1952 году. Мастер спорта по футболу, заслуженный тренер Украины (в 1957 году юноши «Металлурга», а в 1960 году – студенческая сборная области – чемпион СССР, в 1962 году – мелитопольская команда «Буревестник» – финалист первенства СССР среди команд-коллективов физкультуры, затем команда запорожского «Металлурга» – чемпион Украины 1970 года).

Память о Тищенко Петре Григорьевиче, о его вкладе в развитие украинского футбола навсегда останется в памяти общественности.

Футбольный клуб

«Металлург».

Жаль, что мы часто не успеваем сделать то, что нужно было бы сделать…

«Печатный двор», № 30-31

от 15 декабря 2012 г.



День в Форте-Шевченко

(о том, что не вошло в пресс-релизы)

26 сентября, накануне отъезда в Мангыстау, мне из Тбилиси позвонил Василий Цыбенко, многим у нас известен тем, что в свою бытность украинским Послом в Казахстане учредил здешнее почетное консульство Украины по Костанайской и Актюбинской областям, рекомендовав к тому же меня на эту внештатную должность. Теперь он возглавляет Посольство Украины в Грузии, откуда интересовался, где меня искать через два дня в связи с юбилеем. Я ответил, что встречать его буду в Форте-Шевченко на семидесятилетии тамошнего музея Кобзаря (с музеем мы оказались ровесниками) и считаю это подарком судьбы.

; Правильно, там будет с кем встретить! ; поддержал Василий Григорьевич. ; Передавай от меня привет украинской делегации, приедут большие люди.

; А вы передавайте привет Михаилу Саакашвили, нашему киевскому свату, больше никого там у вас я, к сожалению, не знаю.

; Хорошо, ; ответил Цыбенко.

* * *

Большие люди – это Чабан Анатолий Юзефович, советник главы администрации Черкасской области, где родился Тарас Григорьевич Шевченко. Всего несколько лет назад Чабан А. Ю. был ответственным работником украинской дипломатической миссии в Астане, какое-то время даже исполнял обязанности Посла. А вообще-то он большой ученый, не видел, какие у него там профили в дипломах вписаны, но такого знатока глубинной философии духовных отцов нации, феномена ее культурных памятников и истории родной мне Запорожской Сечи я назвать не могу. Конечно, они есть, Украина талантами щедра, так и должно быть, дабы их слушали другие, мне же довелось слушать Чабана…

Чередник Николай Иванович – глава Звенигородского района, это там находятся оба села – Моринец и Кириловка, где родился и рос Тарас. В том разговоре со мной Цыбенко хвалил Николая Ивановича особо – и талантливый хозяйственник, и способный управленец, да к тому же щедрой украинской души человек…

Коломиец Василий Васильевич стал генеральным директором Каневского национального музея-заповедника «Тарасова гора» недавно. В комплекс входит место захоронения Кобзаря – приднепровский курган – в точном соответствии с его «Завещанием»: «Як умру, то поховайте / мене на могилі, / серед степу широкого / на Вкраїні милій». Музейное дело для Василия Васильевича оказалось новым (до этого был мэром Канева), но то, с каким интересом он изучал здешнюю его организацию и как благодарил судьбу за представившийся случай, говорит о том, что новое его назначение оказалось не случайным.

Гости привезли музею подарки и сувениры с родины Кобзаря и – сюрпризом для всех участников празднеств – трио «Вербену» из города Черкассы в составе народной артистки Лидии Зайнчковской, заслуженной артистки Натальи Мамалыги и артистки Инги Михаль. Исполнительницы мелодичных украинских песен – под бандуры и флейту – очаровали жителей форта, они их просто не отпускали со сцены.

Неожиданно к делегатам из Украины присоединился Владимир Филиппов, генеральный кинопродюсер киевского «Insightmedia Producing Center», который приехал сюда самостийно в связи со съемками художественного фильма «Прощание с пустыней».

Казахстанское украинское землячество, кроме обозначенного в официальном пресс-релизе Чрезвычайного и Полномочного Посла Украины в Казахстане Олега Демина, представляли депутат Мажилиса Парламента, председатель Рады украинцев Казахстана Тимощенко Юрий Евгеньевич, первый заместитель председателя Рады украинцев Казахстана Ширмер Тамара Викторовна, сопредседатель общественного совета украинцев Казахстана Скрыпник Владимир Николаевич, председатель украинского центра Атырауской области Павленко Ольга Дмитриевна, представители из Костанайской области, а также многочисленные участники международного фестиваля творческих коллективов, организованного Радой украинцев Казахстана.

Со стороны хозяев в Актау и Форте-Шевченко нас встречали, опекали и сопровождали заместитель акима области Нургалиева Халила Хабижановна, аким Тупкараганского района Темирбек Тыйылович Асауов, заместитель начальника областного управления культуры Базаралиева Гульнар Жананбаевна и другие. Особо хочется поблагодарить местных школьников и педагогов, музейных работников во главе с директором Нурсулу Суин, моей давней знакомой, несколько лет назад, по случаю Года Украины в Казахстане, нам довелось вместе быть на приеме у двух президентов – Нурсултана Назарбаева и Виктора Ющенко.

Столь авторитетное присутствие позволило, кстати, провести в здании местного филиала партии «Нур-Отан» совещание в связи с предстоящим двухсотлетним юбилеем Кобзаря, а также обсудить киевский кинематографический проект. Дело в том, что местные администраторы, партийцы и общественность не просто вынашивают, но уже конкретно определились с планами сохранения своего исторического прошлого, ландшафтной и архитектурной реконструкции здешних исторических зданий и фортификаций. В связи с этим Владимир Филиппов предложил не тратить денежные средства кинокомпании на воссоздание «фанерного» бутафорского укрепления шевченковских времен за околицами современного города, а на совместный кошт воссоздать в самом городе фрагмент архитектурного ансамбля середины того, позапрошлого века. В ходе непродолжительного обсуждения выявилось то, что в таких случаях выявляется – для местной власти финансовая привязка к созданию фильма стала неожиданностью. И дело тут не в способности брать ответственность на себя: часть здешних планов реконструкции города уже утверждена бюджетом. Но интерес участников совещания к предложению Филиппова был искренним: реалистически воссозданное прошлое, растиражированное фильмом по безбрежному украинскому зарубежью, наверняка привлекло бы сюда туристов, благо дорога теперь накатанная – в Актау международный аэропорт, а от него до форта – сто тридцать километров асфальта. Так что не исключено, что коррективы в уже имеющиеся планы могут быть внесены.

Сам фильм, кстати, также еще в планах, хотя его прокат приурочен к 200-летию Кобзаря, а это февраль через год грядущего 2014-го. Пока что имеется сценарий победителя конкурса на лучший фильм о Кобзаре, написанный Александром Денисенко – сыном того самого режиссера Владимира Денисенко, который в 1964 году снял фильм «Сон» о казахстанском изгнании Тараса Шевченко с Иваном Миколайчуком в роли главного героя. Кроме него, там снялись другие потрясающие актеры, кумиры старшего поколения – Ефим Копелян, Владислав Стржельчик, Иван Кононенко, Михаил Державин и другие, а сценарий написал ни кто иной, как большой друг Казахстана Дмитро Павлычко, только в прошлом году сложивший свои полномочия Председателя Всемирной Рады украинцев.

В новом фильме речь также пойдет о периоде ссылки поэта, но сценаристы, как передают украинские телеканалы, обещают показать Шевченко без пафоса. Относительно пафоса предыдущих лент, а точнее, почти всего того, что было ранее написано о казахстанском бытии Тараса Шевченко, я с Владимиром Филипповым говорил, время у нас нашлось. Пафос той эпохи всем нам памятен: прославлялись борцы с самодержавием, они изображались праведниками, а праведники – это уже из сонма святых. А святые – они выше всего мирского. И в этом пафосе мы мирскую сущность Шевченко утеряли. Казахстанский период жизни Кобзаря изображен черной полосой и его личной трагедией, хотя на самом деле именно здесь им была создана б;льшая часть своего творческого наследия.

– На экране штампа не будет, – заверил меня Филиппов. – Накануне отъезда из казахской пустыни Кобзарь размышляет как раз о том, что он стал здесь другим человеком.

Словом, это будет и детектив, и мелодрама одновременно, сценаристы прислушались к местным преданиям о взаимных симпатиях украинского изгнанника и здешней казашки Кати и боли разлуки с нею (потрясающий портрет девушки «Молитва по умершим» Шевченко нам оставил). Кстати, роль Тараса Шевченко в новом кинофильме исполнит Остап Ступка, сын Богдана Ступки, сыгравшего перед смертью гоголевского Тараса Бульбу...

* * *

Не входят в официальные пресс-релизы и непротокольные мероприятия: обеды, ужины, всякие там посиделки в гостиничных номерах и за их пределами. Не остался без внимания и скромный юбилей автора этих строк. «Вербена» ему даже застольную здравицу пропела в присутствии всей украинской делегации и представителей диаспоры, а Темирбек Тыйылович Асауов одел на него убористо расшитый чапан и борик. Хочется от души поблагодарить и главную местную украинку Лисниченко Татьяну Степановну – председателя национального центра области и ее мужа Анатолия, предоставивших нам свое уютное кафе в центре города, а также Исмурзину Гульжан Максутовну, секретаря областной Ассамблеи народа Казахстана, неотступно нас сопровождавшую.

«Печатный двор»,

№ 30, октябрь, 2012 г.



Бешбармак руками

В последней передаче «Кулинарный поединок», когда Оскар Кучера с соучастниками готовили бешбармак, несколько раз объяснялось происхождение названия блюда – «пять пальцев».

Столь незамысловатую этимологию подтверждают и словари. «На киргизском языке это блюдо исторически называлось и сейчас называется «бешбармак». В казахском языке помимо названия (lang-/бес бармак), может использоваться и название (ang-/е) – буквально «мясо» с применением слова (lang-/курiш, рис) в качестве синонима слова (lang-/палау) (плов). Название «бешбармак» образовано от слов «беш», что в переводе с киргизского языка означает пять и «бармак», что означает «палец»/«пальцы». Кочевые племена не использовали вилки, а брали еду руками (пальцами). В современном русском языке (Словарь Даля) используется название «бешбармак». Это название в разговорной речи именуется «мясо по-казахски», несмотря на то, что оно, строго говоря, бешбармаком не является, а слово «пять» звучит на казахском как «бес», а не «беш».

Должен заметить, что на этот счет давно уже высказался Олжас Сулейменов, предположив, что при такой логике все казахские блюда должны были бы именоваться бешбармаками, поскольку раньше всё без исключения елось руками. И не только казахами, но и узбеками своего плова. А вот пальцы, как природное орудие счета, во всех языках имеют еще и значение «счетных палочек»: детей у него – пальцев загибать не хватает… В таком смысле слово «бармак» в казахском языке может иметь значение слова «штука». Следовательно, название «бесбармак» может означать блюдо, состоящее из пяти штук, то есть видов (наименований) мясных продуктов в разном сочетании: казы, жая, шужук, карта, жанбас...

Добавлю, что в «счетный инструментарий», кроме пальцев, в свое время входили «палочки» (приписывались «палочки к трудодням») и «косточки» на бухгалтерских счетах, а касательно чисел в названиях блюд, то они тоже не редкость (двойной чизбургер, тройная уха)… В нашем же случае разнообразие продуктового набора, зафиксированное в названии, носит вовсе не количественную информацию, но качественную: «отборное», «лучшее из лучшего», «праздничное», «благодарственное»…

Так что к мнению мудрого Олжаса прислушаться стоит.

«Печатный двор» № 30, октябрь, 2012 г.



Памяти кустанайца Роберта Дитриха

В связи с годовщиной гибели команды ярославского «Локомотива», от имени нашей газеты хочу выразить соболезнования всем родным и близким жертв той трагедии, в том числе родителям погибшего Роберта Дитриха ; Генриху и Марии, ; с семьей которых более пятнадцати лет мы проживали рядом в Денисовском районе. В 60-80 годы хоккей в том целинном крае, что называется, прижился. Первая хоккейная коробка под открытым небом, но с добротными лиственничными бортами, трибунами и освещением (подобные на то время были лишь в Рудном и Карабалыке) появилась в Крымском в 1968 году. Появилась по инициативе местных комсомольцев в ознаменование пятидесятилетия своего ВЛКСМ, в связи с чем тамошняя команда была жалована еще и хоккейной амуницией со складов Реутовской спортивной базы для участников первенства СССР. Вскоре крымские школьники на чемпионатах Казахстана стали обыгрывать тех своих сверстников, которые содержались при профессиональных командах мастеров и тренировались в ледовых дворцах… Затем на арену вышли антоновцы и денисовцы: отец Роберта, Генрих Дитрих, играл за сборную команду района в первенствах области и чемпионатах Казахстана среди любительских команд.

В начале девяностых Дитрихи переехали в Германию, где Роберт сделал профессиональную хоккейную карьеру. Играл в низшей немецкой лиге, а с 2006 года – в клубах высшего уровня. Выступал за национальную сборную Германии на чемпионатах мира 2007, 2010 и 2011 годов, играл в клубах профессиональной лиги США, а с 2010 года выступал за ярославский «Локомотив».

Огорчают больше всего причины страшной катастрофы: когда же мы станем цивилизованным пространством? Опять полнейшая безответственность за судьбы людей, летчики не знали машины, жали не те педали… Их тоже жаль, как и речного капитана «Булгарии», принявшего смерть по чести мундира ; мыкающихся специалистов на работу ведь берут выполнять команды, а не рассуждать… Лишь небольшое число лиц, поднадзорных, кстати, компетентным и всесильным органам власти в центре и на местах, несет прямую ответственность за создание преступных аварийных ситуаций, но безотрадная констатация классиков марксизма «верхи не могут, а низы не хотят» остается пока незыблемой.

«Печатный двор»,

№ 20, сентябрь, 2013 г.


Тарас Шевченко –

общечеловеческая, национальная и казахстанская миссия

(выступление на Третьих Шевченковских чтениях в Евразийском Национальном Университете имени Л. Н. Гумилева в Астане 17 апреля 2014 года)

«Тарас Шевченко! Достаточно было

одного человека, чтобы спасти целую нацию».

Остап Вишня

На сегодняшних чтениях, после пленарного заседания, первым из зарубежных гостей перед нами выступил Шишкин А. Б., заведующий кафедрой русской литературы Университета им. Сольери (Италия). Основное внимание – в контексте общей информации о деятельности русской кафедры в дальнем зарубежье – гость уделил опыту изучения и популяризации «Слова о полку Игореве». Тема актуальная, к тому же и «шевченковская», и «казахстанская» – Кобзарь, надолго освободившийся от своего уплотненного петербургского графика, именно здесь нашел время для занятий с шедевром древнерусской литературы.

А мы тут, в местах его ссылки, занимаемся изучением как общечеловеческой и национальной, так и непосредственно казахстанской миссии нашего знаменитого земляка. Используем наличную ресурсную базу публицистики и книгоиздательства, располагаем собственной полиграфической базой, газетой и интернет-ресурсом, выходим на определенную аудиторию, поскольку имеем свою, казахстанскую точку зрения относительно некоторых насущных вопросов общей проблематики шевченковедения.

Как, впрочем, и относительно проблематики «Слова о полку Игореве» (СПИ), коль уж о нем зашла речь. Нам эту тему грешно не поддержать – наши чтения проходят в Евразийском Национальном Университете, который носит имя Л. Н. Гумилева. Если русская официальная литературная доктрина гласит, что СПИ – это ода патриотизму нашим древнерусским предкам за их борьбу не на жизнь, а на смерть с «погаными половцами», предками нынешних казахов, то этот ученый, напротив, рассматривал соседство двух древних этносов чем-то вроде нынешнего единого экономического пространства. Иначе, с чего бы там и тогда утвердилась повсеместная традиция межнациональных династических браков между дворами князей Киевских и князей удельных с верховной и родовыми ставками ханов Степи? И князь Игорь, этот беспредельный, по академику Дмитрию Лихачеву, патриот – тоже русич половецких кровей по бабушке Тугорхановне, и при мачехе-половчанке, пошел со своего Новгород-Сиверского удела в Степь сватать Ярсулу за своего сына Владимира. То есть, за дочь самого Кончака, хана не отдельного рода, как удельный князь Игорь, а хана всей Степи, равного по статусу великому князю Киевскому... По дороге сватья с княжеской дружиной наткнулись на стойбище родового князя Гзака и попали к нему в плен. А дальше Кончак выкупил пленников, некоторое время спустя известил соплеменников о том, что Игорь сбежал, затем отправил молодых в Новгород-Сиверский и, по некоторым сведения, сам был там на свадьбе.

Такова сохранившаяся летописная история. Но этот случай, как факт обычный, бытовой и сам собою разумеющийся, автора «Слова» не занимает. Ему не до романтических любовных историй, у него не летопись, а публицистика, у него манифест, он криком кричит поименно всем князьям Киевским и удельным: зачехлите мечи свои, ибо Русь разваливается от усобиц и гибнет как государство.

Материалы своих исследований – книги и иллюстрации нами переданы, по их просьбе, в Новгород-Сиверский (Украина) и Ярославский (Россия) музеи «Слова о полку Игореве», где находятся в экспозициях. Наш взгляд на СПИ и вклад в дешифровку текста получил положительную оценку виднейшего философа современности Олжаса Сулейменова. Тем не менее, в школьных программах, в том числе наших казахстанских, «Слово о полку Игореве», то есть поэтическая версия событий, изучается в полном отрыве от документальных источников. Подается коллизия шекспировской вражды родов Монтекки и Капулетти вне всякого упоминания о том длительном добрососедстве и генеалогическом родстве, при котором древнерусские Ромео и степные Джульетты не счеты с жизнью сводили, а династии продолжали... Вот такое у нас реальное «гумилевство»: со школьных лет мы формируем в детских головах искаженное понимание истории цивилизации.

Теперь о Тарасе Шевченко.

«Отказаться от шаблонных трактовок творчества и жизненного пути великого украинца», – такая мысль накануне 200-летия Кобзаря была высказана общественной гуманитарной радой при Киевской городской госадминистрации. – «В советское время нашего Кобзаря представляли исключительно как революционера. А теперь его превратили в пророка, в икону украинской идеи».

Очень интересно было бы узнать о последующем смысловом наполнении этой концепции и методах ее реализации, но никаких сведений об этом из Киева нет, все там затихло как раз в юбилейные и одновременно «майданные» дни. Впрочем, у нас концепция противоположная: Кобзарь – и наша икона, и наш пророк, и мировая величина. И казахстанец со здешней «пропиской» (в зв’язку з чим ми викладаємо текст російською мовою)...

Тарас Шевченко – наша икона. Но – всякому понятно – не церковная во храме, а в образе патриарха «великої родини у світлиці». Народ Кобзаря всегда боготворил. Я вырос на Гуляйпольщине, у наших бабушек, вдов махновцев, его портреты висели неподалеку от богоматери. А почему? Вот что писали мы в предисловии к костанайской «Хрестоматии книгохранилища» (Костанай, 2013 г.): «Как-то так испокон веков повелось, что поэты землю свою представляют, народ свой олицетворяют, дух нации выражают. Абай и Казахстан, Шевченко и Украина, Пушкин и Россия... А почему, собственно, поэты? Не вторим ли мы Библии: «В начале было Слово...» Вторим, вторим, притом и верующие, и неверующие. Менталитет, применительно к обозначению свойства национального духа, дается природой и проявляется внешне, но выражается в слове и эволюционирует согласно кодексу нравственности народа, наилучшей редакцией которого являются национальные эпосы и творения классиков».

А вот из другой нашей книги «Диалог поэзий» (Костанай, 2011 г.): «У каждого народа есть свои монументальные фигуры, которые открывают национальные хрестоматии. Маститые основоположники украинской литературной критики Владимир Державин и Юрий Шевелев (Шерех) высказывались в том смысле, что духовность нации формируют не государственные деятели и не политики, не чиновники и не всякие там клерикалы, тем более, не какие-то конторские клерки, а те самые фигуры, которые стоят у истоков национальных литератур – творцы духа, поэты и мыслители. И приводят в пример Данте, замечая при этом, что наш Данте – это Шевченко.

«Народность» поэзии Кобзаря проявляется в том стихотворном его слове, которое возвращено нации через освоенный мировой литературный опыт. «Программа самообразования» Кобзаря – это, в первую очередь, величины античной литературы – Гомер, Вергилий, Овидий Назон, Федр, Плутарх, Геродот, Тит Ливий. Их сочинения юноша изучал как в русских переводах (Жуковского, Гнедича), так и в польских, и французских, для чего, как известно, брал уроки этого языка. Затем штудировалось раннее средневековье – Данте, Тассо, Ариосто и Боккаччо. И, наконец, просвещенная Европа: Шекспир, Мольер, Свифт, Дефо, Скотт, Голдсмит, Диккенс, Дюма, Гете, Гейне, Шиллер, Байрон, Бернс, Ричардсон, Гюго, Юнг, Барбье, Беранже, Бальзак, Жорж Санд… И, конечно же, Россия...

Книга «Диалог поэзий» посвящена переводам на русский язык украинской классической поэзии и – главное – литературоведческих трудов наших корифеев литературной критики, профессоров отечественных, а в последующей эмиграции – европейских и американских университетов Владимира Державина и Юрия Шевелева (Шереха). Такого уровня этой науки в их лице на постсоветском пространстве не было, российская литературная критика, к примеру, все семьдесят лет занималась исключительно «социалистическим реализмом», безнадежно отстав от понимания мирового общелитературного процесса. А поэтому такими оценочными категориями этих корифеев, как исследование Державина «Національна література, як мистецтво», статьи Шевелева «Другий «Заповіт» української литератури» («Заповіт» Шевченка та «Моісей» Франко), «Про палімпсести» (Стус і Шевченко) и т. д. – и нужно бы обставлять все церемониальные мероприятия, связанные с Кобзарем. Вместо этого мы видели, как при попустительстве харьковских властей (Кернеса и Добкина), в канун 200-летия Кобзаря в городе разбили мемориальную доску на бывшем доме Юрия Шевелева (Шереха), причислив не так давно умершего в Штатах мыслителя к коллаборационистам.

Тарас Шевченко – пророк. Шевченко отбыл из Казахстана, когда будущему здешнему классику Абаю шел тринадцатый год. Их разъединяла разница в возрасте, но объединяла эпоха. Эпоха, главной необходимостью которой становилась задача «пробуждения народа» и «роста национального самосознания». Иди с этой миссией к людям пушкинским Пророком, «глаголом жги сердца людей»... Но услышат ли они? Отвечая на этот вопрос, Абай сожалеет: «Но не внемлет мне собеседник, тугих на ухо доля дала». Смысл «Пророка» шевченковского сродни абаевскому огорчению в связи с глухотой и непонятливостью народа. По дороге отсюда, из Казахстана в Нижний Новгород, на плаву еще, Шевченко написал свое знаменитое: «Коли ми діждемося Вашингтона з новим і праведним законом? А діждемось-таки колись!» («Дождемся ли мы Вашингтона / с новым и праведным законом? / Дождемся! Хоть и не сейчас!»)

Вот это самое «не сейчас» и казахского, и украинского классиков раздражало... У Абая «критика общественных пороков» – главная тема наряду с идиллическим воспеванием родной природы: вопиющая дисгармония миропорядка в итоге представлялась драмой. И он «жег сердца людей» своим национальным словом, пытаясь искоренять в людях порок главный – равнодушие... Как и Кобзарь своим «Пророком». А за равнение на Америку – в ту монархическую евразийскую эпоху, когда она примером мало кому еще служила, – ему столетие спустя в Вашингтоне памятник поставили, с выбитыми на постаменте вышеприведенными строчками.

Политические воззрения Тараса Шевченко на будущее демократической Украины оказались единственно верным вариантом исторического прогноза и провидением через века. Они должны учитываться непреложным фактом его философии, не оставляя места для многочисленных политических спекуляций на его имени.

Общечеловеческая миссия Тараса Шевченко. Один из стереотипов состоит в том, что слава Кобзаря стала всенародной лишь при Советской власти. Но это не так. В годы северной столичной жизни – и до и после казахстанского периода – Шевченко входил в круг тех известнейших людей России, которые пользовались неимоверной популярностью в тогдашнем обществе, входил, можно сказать, в клуб прогрессивно настроенной интеллектуальной элиты. Он был близко знаком или дружил с Жуковским, Крыловым, Добролюбовым, Чернышевским, Кольцовым, Аксаковым, Плещеевым, Тургеневым, Некрасовым – словом, даже всех тех, кого мы знаем без инициалов, тут не перечесть… По возвращении из казахстанской ссылки Шевченко участвовал в благотворительных литературных вечерах, где вместе с ним были Тургенев, Гончаров, Белинский, Писемский, Достоевский, Островский, Майков и Полонский. Некоторое время спустя он вместе с Достоевским, Бенедиктовым и Майковым присутствовал на литературном вечере в Пассаже. Один из его участников, Николай Обручев, в письме к Добролюбову писал: «Шевченко приняли с таким восторгом, какой бывает только в итальянской опере». «Санкт-Петербургские ведомости» об этом сообщали так: «Публика громкими рукоплесканиями встретила малороссийского поэта, которого давно знает».

Каким же это образом российская интеллигенция столь близко знала малороссийского поэта? Дело в том, что Кобзарь был человеком публичным. Во-вторых, печатался в русских переводах. В-третьих, факт признания мастерами русской литературы и, следовательно, российской публикой нашего Тараса Шевченко заключался в тех самых его демократических воззрениях, весьма актуальных в ту эпоху. Признание Кобзаря именно литературой русской, к тому времени элитарной, как бы приобщало его имя к той когорте известных, которая обозначилась не только такими фигурами первого ряда, как Пушкин, Гоголь, Островский, Гончаров, Достоевский, Тургенев, Толстой, но также и выдающимися литературными критиками – Добролюбовым и Белинским. В итоге, Шевченко-демократ прошествовал через все исторические эпохи ХІХ, ХХ веков и триумфально вошел вместе с нами в век ХХІ.

Тарас Шевченко – казахстанский исследователь и художник. Вот что писали мы в недавно изданной «Хрестоматии книгохранилища» (составитель А. Тарасенко, Костанай, 2013). «...Гостям был дан обед в Костанае. И там, за столом, глава украинской делегации, заместитель председателя Совета ассоциации «Лига машиностроителей и работодателей Украины» Наталия Григорьевна Сущенко попросила нас повторить для членов их делегации то, что в течение всего дня мы рассказывали только лишь ей одной.

...Десять казахстанских лет Шевченко – это более пятисот двадцати недель. И если бы он рисовал здесь одну картину  в неделю, то было бы 520 работ. И они были, но в сохранившемся наличии осталось где-то за 450 – одна в десятидневку. Среди них «Казахи в юрте» и «Казахи», «Казах-всадник» и «Казах на двугорбом верблюде», «Казахское стойбище на Кос-Арале» и «Казахский мальчик с кошкой», «Казахи у огня» и «Казашка над ступой», «Казашка Катя» и «Песня молодого казаха», «Казахские дети-байгуши»... Впервые в истории, и единственно во времени, в обширной серии рисунков и множестве эскизных набросков Шевченко запечатлел быт и природу Казахстана, степи и Арал, придорожные поселения... То была первая, по сути, казахстанская коллекция живописи и графики. Нам, продуктам своего времени, трудно представить тогдашнюю роль и значение художника. Скажем лишь, что больше никаких фото- или изобразительных материалов той эпохи нет.

В последнем советском четырехтомнике Тараса Шевченко (М., 1977) казахстанское содержание составляет почти три тома. Только за время зимовки на Кос-Арале поэт сочинил более пятидесяти стихотворений: ни до, ни после того такой «продуктивности» у него не было. Но это между делом: в экспедиции А. Бутакова 1848-1849 годов Тарас Шевченко участвовал от начала и до конца, вместе со всеми занимался «рекогносцировкой моря на основе съема данных из одиннадцати созданных астрономических пунктов, разведкой каменноугольного месторождения, обмером вновь открытых, не известных даже местным жителям островов, сбором геологических коллекций и ботанических гербариев». Экспедиция «по первому полному научному изучению и описанию моря» была даже по нынешним временам грандиозной: 2500 человек с экипажами двух шхун, 565 погонщиков-казахов с лошадьми и тремя тысячами верблюдов, полторы сотни уральских казаков с оружием для прикрытия от хивинцев. Кстати, уже тогда, на основании изучения береговых ракушечных пластов, «не принадлежащих к нынешним видам», экспедиция установила факт постепенного обмеления моря. Процесс, ускоренный усилиями среднеазиатских хлопкоробов, Арал загубил, но до сих пор масштабы его последствий соизмеряются по картам той экспедиции. Затем была мангышлакская экспедиция, и еще одна результативная промышленная разведка месторождений каменного угля. При знакомстве с материалами экспедиций напрашивался вопрос: зачем столько угля в пустыне, где ни заводов, ни котельных?.. Делалось это для будущих магистралей Казахстана – ни до Арала, ни до Каспия по пескам, в отличие от просеки в кедровой тайге, паровоз без угля не дотянет. И для будущих городов...

Украинские гости – управленческая бизнес-элита – с удивлением слушали обо всем этом. Нет, они знали, что десять лет Кобзарь здесь «гнил», но это же «вычеркнутые из жизни годы!» Они знали те самые постулаты советской пропаганды, которой национальный классик нужен был в качестве узника «тюрьмы народов», империи, на месте которой была построена страна, «где так вольно дышит человек»...

Поэтому с совершенно другими уже чувствами гости провозгласили в конце здравицу за Казахстан и за нас, казахстанцев...»

Казахстанская миссия Тараса Шевченко Согласно примитивной, но могучей советской пропаганде, оставившей глубокий рельефный след в памяти поколений, Шевченко в Казахстане был всего лишь каторжником. Все это мешает воссозданию истинной статусности и полноценному социально-значимому позиционированию Кобзаря в Казахстане. Каторжник не может стать ни полноправным гражданином, ни полноценным субъектом общественной жизни, ни тем более деятелем литературы и искусства в полном смысле этого слова... Нужна реабилитация, ибо на самом деле Шевченко был на то время здешним гражданином, с местной «пропиской» (первые два года в Оренбурге, но находясь в Кос-Аральской экспедиции). У него не было судимости, его просто-напросто срочно – за сатиру на монаршую чету – призвали в армию на общих началах и с правом выслуги.

Конечно, это было жестокое наказание, человека вышибли из интеллектуального окружения, сломали судьбу и надорвали здоровье. Обставили запретами и ограничениями. Но мы героизируем украинца именно с учетом этих обстоятельств и оперируем фактами. Объявленный в мае 1847 года «высочайший» приговор гласил: «Художника Шевченко за сочинение возмутительных и в высшей степени дерзких стихотворений, как одаренного крепким телосложением, определить рядовым в Оренбургский отдельный корпус, с правом выслуги, поручив начальству иметь строжайшее наблюдение, дабы от него, ни под каким видом, не могло выходить возмутительных и пасквильных сочинений». К этому приговору Николай собственноручно добавил: «Под строжайший надзор с запрещением писать и рисовать».

Запрет не касался права переписки, относительно же других ограничений уместно привести ехидное замечание Салтыкова-Щедрина о том, что «строгость российских законов смягчается необязательностью их исполнения». И писал Шевченко, и рисовал, а уезжая из казахстанской службы навсегда, занес в свой дневник строчку о том, что печатать солдатский шаг за десять лет его так и не принудили.

* * *

Азиатский период жизни Кобзаря должен быть переосмыслен. Не только нами, казахстанскими украинцами, а академическим Киевом. Это будет посыл, воспринимаемый и здесь, и всем миром для осмысления уже на ином уровне фигуры великого украинца... Об этом, в соавторстве со Станиславом Мастеровым, известным в Казахстане «шевченковедом» – в молодости он работал санитарным врачом в местах ссылки Кобзаря на Мангышлаке, – мы написали в книге «Не исчез в степной полыни» и «Не щез у полиновому степу» (2003-2009 гг.) О ней, между прочим, как и в случае со СПИ, положительно отозвался в своем письме авторам Олжас Сулейменов. В Интернет-ресурсах книга размещена на обоих языках. Книга небольшая, но несколько отличительная от всей остальной «шевченкианы». Для нас самих лишь в процессе работы над нею пришло понимание того, что Шевченко в Казахстане не ссылку отбывал. Это была миссия.

Литература.

А. Тарасенко, С. Мастеров. «Не исчез в степной полыни». (Костанай, 2003 г.)

А. Тарасенко. «Задонщина» и «Слово». (Костанай, 2004 г.)

А. Тарасенко. «Українські студії над «Словом». (Костанай, 2006 р.)

А. Тарасенко. «Студії над «Словом». (Костанай, 2007 р.)

А. Тарасенко, С. Мастєров. «Не щез у полиновому степу».(Костанай, 2009 р.)

А. Тарасенко. «Він надав нам незгладимої слави». Виступ на V Всесвітньому Форумі українців 20 серпня 2011 року.Тижневик «Печатный двор» № 8. (Костанай, 2011 р.)

А. Тарасенко. «Диалог поэзий». (Костанай, 2011 г.)


А. Тарасенко. «Украинцы в Казахстане. Из прошлого в настоящее». Украинская восточная диаспора в контексте современных культурно-исторических и общественно-политических процессов в постсоветских государствах. Сборник материалов, выступлений, докладов и сообщений участников «круглого стола» в Евразийском Национальном Университете имени Л. Н. Гумилева, состоявшегося по программе Первых Международных Шевченковских чтений 16-18 марта 2012 года. (Астана, 2012 г.)

А. Тарасенко. «80-летие музея Т. Шевченко г. Форт-Шевченко 29 сентября 2012 года», еженедельник «Печатный двор» № 22-23, № 24-25. (Костанай, 2012 г.)

«Хрестоматия книгохранилища». Составитель А. Тарасенко. (Костанай, 2013 г.)

А. Тарасенко. «200-летие Кобзаря. Тарас гранитный говорит», еженедельник «Печатный двор» № 3-4. (Костанай, 2014 г.).

 

История Костаная: заметки на полях не поместились

На днях купил толстую, увесистую и дорогую в цене вторую книгу двухтомника «Кустанай-Костанай: очерки истории с 1936 по 2013 годы». Написана она коллективом авторов, членов общественного объединения «Ассоциация историков Костанайской области», печаталась в ТОО «Полиграфия» с конца прошлого года, а сейчас поступила в продажу. Пока ехал домой из магазина «Атамура», листал глянцевые страницы, останавливаясь там, где цеплялся взгляд...

Честно говоря, столь небрежного книжного текста я не видел. А это ведь не беллетристика, это научный труд, рассчитанный на просвещенную публику. Но не было даже мысли говорить об этом вслух, все мы тут друзья-товарищи по месту жительства и коллеги по роду занятий. Однако по мере чтения уже за рабочим столом зашкалило: неужели взявшихся за такое дело людей совсем не волновала судьба плодов их труда, адресованного «широкому кругу читателей, учителям, преподавателям, студентам, учащимся», – ведь с таким количеством бросающихся в глаза ошибок он возымеет репутацию некорректного источника.

Реальные персонажи таких книг – отнюдь не художественные литературные образы, а герои местной истории. Но их широко известные имена порою изувечены до неузнаваемости даже на фотографиях, лично им посвященных: Мацупа Л. В. – Мацуко (страница 556), Дирксен А. Я. – Дарксен (449), Полищук С. Я. – Плещук (580), Шаповал Н. И. – Шаповалов (572), Темирбаев Ермек Балтабекович – Ермек Балгабекович (575), экономист Панневиц А. Ю. – Паннивец (470). Герой Труда Исмагулов Нариман Газизович – Исмагулов Н. Т. (530)... Одним из патриархов кустанайского спорта середины прошлого века называет «незабвенного Владимира Ивановича Литуновского» наш журналист Владимир Максименко. Его книга «Эстафета поколений. Страницы истории Костанайского спорта: события и люди» («Костанайский печатный двор», 2000) приводится авторами очерков в разделе использованной литературы и источников на странице 760. Тем не менее, на фото (стр. 487) патриарх подписан Летуновским. Была такая личность в истории Кустаная – председатель горисполкома времен военного лихолетия Летуновский А. А., – но это отнюдь не однофамильцы.

Большое огорчение вызывают подписи под подборкой фотографий на 639-641 страницах, представляющих областной драматический театр имени Горького. На первом снимке известный публике актер Олег Прядко назван «Предко О.», а следующее фото подписано так: «Сцена из спектакля С. П. Кольдерона «С любовью не шутят». Спектаклем заняты артисты Краситель Т. Олейникова А. И., Пожилов В. И., Пустяков А. С.»

Во-первых, спектаклем обычно заняты зрители, артисты же труппы «заняты в спектакле». Далее, кто такой актер Краситель? Олег Бабанов в какой-то из наших газет недавно вспоминал: «Я впервые вышел на сцену в одной из главных ролей, а вокруг такая плеяда мастеров – Колпаков, Кристель, Полухина...» Так что все же актриса Кристель, а не Краситель. А что касается А. Олейниковой, то заслуженная артистка республики листом раньше (638) указана как А. Оленикова. И наконец, кто такой С. П. Кольдерон? Автор широко известной постановки, о которой идет речь (из 150 своих остальных), – и не Кольдерон, и не С. П., а Педро Кальдерон де ла Барка (1600-1681).

В центре третьего фото, как гласит подпись, народный артист Казахской СССР Кокпанов В. Б. «Если на клетке слона прочтешь надпись: буйвол, – не верь глазам своим», – советовал Козьма Прутков. Так и здесь: в центре снимка колоритная личность мастера нашей сцены Вячеслава Борисовича Колпакова, которого знают в лицо многие нынешние костанайцы и почти все старожилы: на главных советских праздниках актер в кепке характерным ленинским жестом приветствовал горожан с уличной сцены в образе вождя.

Подпись под следующим фото – Валентина Кинарова в спектакле «Кассе-маре»... На самом деле пьеса Иона Друце называется «Каса Маре», так именуется горница в молдавском доме. В то время этот спектакль не обошел, кажется, ни один драматический театр. В Кустанае его поставила москвичка Марина Зотова, член Союза Художников и член Международного Художественного Фонда, которая, кстати, удостоена грамоты местных властей «за оформление к 100-летию города Кустаная».

В этом же разделе (страница 638) упоминается о гастролях Челябинского театра оперы и балета в 1988 году, который представил кустанайскому зрителю оперу Моцарта «Свадьба Федора» (на самом деле «Свадьба Фигаро»).

Раз уж речь зашла об уважении к фотоматериалу, то следует сказать и о нетактичной персонификации лиц, на них запечатленных. Под снимком 1987 года на странице 564 стоит подпись: «Работники горисполкома, Кустанайского горкома КП Казахстана, секретари первичных партийных организаций города». Из 12 человек поименно названы (одни с инициалами отчества, другие без него) четверо – Шибаршин Е. В. (ныне журналист «Нашей газеты»), Абенов М. (на самом деле вечной памяти наш товарищ Абенов Дулат Телгарович), Бредихин С. (Бредихин Сергей Николаевич, впоследствии депутат Мажилиса Парламента Республики Казахстан первого созыва) и тогдашний «мер города» Биктибаев Я. Н., из архива которого фото воспроизведено. Но ведь рядом запечатлены Антонина Маркова, с 1999 года и посейчас бессменный председатель областного избирательного комитета, Раиса Завгородняя, работник нынешнего областного акимата, Раиса Юрьева (заместитель председателя горисполкома, затем директор облкниготорга), Валентина Михайлова (заместитель секретаря парткома железной дороги), Галина Кормакова (впоследствии одна из первых «бизнес-леди» Костаная) и другие известные лица.

А в восьмисотстраничном основном тексте искажения и вовсе несчетны: Герой Советского Союза Парадович А. И. вписан как Пародович (549), заслуженный работник транспорта водитель Туяк Бейсенов на следующей странице – Туян Бейсенович (553-554), член-корреспондент Академии Наук Казахстана, бывший глава нашей «Севказгеологии» Едигенов Беккужа Абилевич подан с инициалами Едигенов Б. Б. (654), автором герба города Кустаная, удостоенного в этой связи специальной премии, значится некто Ф. Кулин (790), на самом же деле им является Кулик С. Ф.

Под отчетом на страницах 444-445 стоит подпись секретаря Кустанайского горкома комсомола В. Гринкевича, однако на следующей странице 456 он уже указан как Гриннович Василий Данилович. Комсомольский активист Рудской с родовым именем Иван, сын Героя Социалистического Труда Ивана Ивановича Рудского, записан Иваном Васильевичем (457), а Михаил Медведок там же значится Медведко...

Да что там молодежь: когда бывший руководитель Республики, олицетворяющий для потомков Казахстан советский, Дінм;хаммед (Димаш) Ахмед;лы ;онаев (Динмухаме;д Ахме;дович Куна;ев) под фотографией подписан Ахметовичем (544). Удивило и отчество академика Манаша Козыбаева, с которым я был лично знаком, – Коблашевич (496). Подумалось, что авторы из ассоциации историков – для некоторых из них он учитель и наставник – знают лучше меня. Но посмотрел еще раз в справочники: нет, там значится Манаш ;абаш;лы ;озыбаев (Мана;ш Каба;шевич Козыба;ев). А есть еще в этой книге приложение № 4 «Почетные граждане города Кустаная» на страницах 772-776, где академик под номером 51 значится как Козыбаев Манаш Кабышевич. Кстати, первый городской глава новых времен, аким Корнев В. Е. оказался «дважды почетным гражданином города», он занесен в этот список под номерам 46 и 87 с одними и теми же персональными сведениями. Ветеран кафедры истории Кустанайского пединститута Джантурин Галихан Джантурович, бывший коллега большинства соавторов, в книге упомянут как Джантурин Г. Т. (494). Главный в недавнем прошлом физкультурник области Кадырбек Успанов представлен с отчеством Бузагалиевич (684). По документам он «Бузаугалиевич», хотя в печати его чаще именовали «Бузавгалиевич» (сайт «Известные люди Казахстана»), но и в том, и в другом случае это варианты казахской ономастической традиции, к которой «буза» никакого отношения не имеет. Еще один спортивный деятель тех времен, ныне наш казахстанский наблюдатель за выборами в странах СНГ от ОБСЕ, Коржиков Петр Никифорович впечатан как Каржиков (633).

Далее, директором горпромторга в середине 80-х действительно был Михаил Андреевич, но не Середа, как указано на странице 510, а Сегеди. Композитор и педагог Заберезников С. А. значится в тексте как Я. Заберезник, композитор и дирижер Заруба А. В. – как С. Заруба (630), Томиловский Петр Петрович, один из организаторов первого в городе и области (после госмонополии) коммерческого телевизионного «25 канала», указан как Томиловский В. В. Досталось по полной и предкам, и гостям города. Упомянута, скажем, фамилия «Ламачевский А. А.» (717). Дореволюционный радетель Кустаная, заложивший в его центре и выходивший поливом вручную нынешний наш городской парк, более известен как отец-основатель града Новосибирска, где его именем была названа улица. У нас он тоже увековечен: звали его Асинкрит Асинкритович (по-гречески – несравненный), одноименное село Асенкритовка (точнее было бы Асинкритовка), как известно, есть в Тарановском районе. Но фамилия у генерал-губернатора все же не Ламачевский, а Ломачевский...

Скульптор памятника покорителям целины, современник уже наш, россиянин Смирнов Михаил Боянович на фото подписан как Баянович (567). Впрочем, об открытии монумента и памятника целинникам сообщается еще и на странице 478 , где ваятель уже значится как Смирнов Н. Б. Дважды Герой Советского Союза, генерал-майор авиации, заслуженный лётчик-испытатель СССР Владимир Константинович Коккинаки указан как Кокеники (560), а мэр английского города-побратима Кирклиза – мером Терклиса (563). А еще китайская провинция-партнер Ганьсу обозначена как Гансу (795), а город Хаддерсфилд (Huddersfield) – как Хадерсфильд (574).

В книге применены непозволительные для такого рода литературы сокращения «Климов В. П. зав. горотд. культуры» (479), к тому же в ряде случаев с искажениями – «секретарь парторговли (?) В. И. Шлычков». На самом деле Валерий Иванович Шлычков в то время имел должность секретаря парткома завода химического волокна (350). Кушмурунец В. Вовричук представлен в непонятном статусе «групкомсор» (580), на самом же деле это «групкомсорг», то есть комсомольский организатор группы, низшего структурного звена ВЛКСМ.

А чего стоит информация об ударных делах комсомола на странице 579: «Был заслушан вопрос о работе производства ПАН-НИТИ по достойной встрече ХVІ съезда ЛКСМ Казахстана и ХХ связей (вместо «съезда» – прим.) ВЛКСМ. Здесь отмечалось, что в ОПП ПАН-НИТИ работало 4 КМК, и все они шли с перевыполнением планового задания, КМК смены № 4 химического цеха производства взяли шефство над группой АПХ-8с в подшефном СПТУ-6».

С прописных, то есть заглавных литер в ряде случаев поданы в книге названия партийно-советских учреждений Народных депутатов (564), Обкома и Горкома Партии, Горисполкома (566), должность республиканского Министра, хотя по правилам того времени все это писалось обычными строчными буквами.

Если фамилии и старые термины уникальны, то, скажем, «дерективность» (589, 17 строка снизу) – это обычная грамматическая ошибка, незнание знакомой со школы морфологии как «учения о формах отдельного слова», в данном случае морфемы от общеизвестного – «директор», «директива»... А еще есть синтаксис, как учение о формах словосочетаний. Хрестоматийный пример неграмотного письма приведен в одной из миниатюр А. П. Чехова: «Подъезжая к сией станции и глядя на природу в окно, у меня слетела шляпа». Эта фраза буквально повторена в истории с транспортной развязкой по дороге в аэропорт: «Подъезжая к переезду на железной дороге, начались маневровые работы, и мы (руководство города с министром автомобильных дорог Бекбулатовым Ш. Х. – прим.)  простояли здесь около тридцати минут» (566). После чего и было принято решение о строительстве путепровода. (Дело было, правда, не так: новый глава области Демиденко В. П. дал команду железнодорожникам заблокировать переезд кортежу прилетающего с визитом министра, дабы тот понял всю остроту неразрешенной его конторой городской проблемы. Но тут винить авторов нельзя, об этой «секретной» операции ее ответственный исполнитель Бертран Рубинштейн до сих пор особо не распространяется).

А еще есть стиль, логика изложения и культура текста. На странице 541 сообщается, что «в городе имелось общеобразовательных школ – 26 штук, восьмилетних – 6 штук, средних – 20 штук». Штуками, не беря во внимание значение лексемы в словосочетании «выкинуть штуку», словари называют «отдельный предмет из числа однородных, считаемых», скажем, тех же счетных палочек, но никак не учреждений. Не говорят ведь: «в области 20 штук районных и городских акиматов». Далее, при обозначении предметов, явлений и людей, цифры (арабские) до десяти рекомендуется подавать прописью – не «открытие 1 спортивного сезона» (480), а «открытие первого спортивного сезона» (это не касается дат, номерных обозначений и т. д.), – в связи с чем весь цифровой ряд этого предложения, из-за «шести школ», следовало бы для однородности подать прописью... Но, кажется, мы коснулись слишком высоких материй.

Опустимся к элементарным тавтологиям, которыми пестрят отдельные места книги: «В городе важнейшим вопросом оставался продовольственный вопрос, в связи с этим на сессии был рассмотрен вопрос»... (568). К небрежности: в подписи под снимком на странице 606 сообщается, что «Кустанайский вокзал был крупным перевалочным узлом грузов в области и Казахстане», хотя вокзал, как известно – здание-зал сугубо пассажирское, перевозками грузов занимаются станционные службы. К неосведомленности о сути предмета: на странице 473 сообщается о том, что «на перекрестке улиц Привокзальная – Ленина, возле городской больницы, построен 12-14-ти этажный (?) жилой дом с кафе на первом этаже». Да, был такой проект высотной гостиницы в районе железнодорожного вокзала, который так и не был реализован: в советское время – не знаю, как сейчас, – пределом высотности была девятиэтажка, на большее «не тянули» водопроводные и тепловые коммуникации города. Проектные девятиэтажки тогда умудрялись наращивать десятым, без лифта уже, этажом... Видимо, на глаза историкам в архивах и попался тот самый проект Генерального плана с объектом в варианте 12 или 14 этажей, и они (поскольку в книге все планы претворяются в жизнь) решили, что «двуглавый» дом построен.

На странице 441 сообщается о присуждении комсомольско-молодежной бригаде каменщиков Геннадия Гурьянова первого места в соревновании «на приз ордена Октябрьской революции Колошаева Иосифа Дмитриевича» (видимо, «на приз кавалера ордена Октябрьской революции Колошеева Иосифа Дмитриевича».

В тексте на странице 662 об августовском (1991 года) мятеже ГКЧП в Москве разъясняется, что организовали его «наиболее реактивные правящие круги», на странице 650 – о проводах в ряды Советской Аармии... Это опечатки, в которых можно обвинить корректоров. Большинство же предшествующих ошибок никакая корректура не исправит, ибо там не грамматика. И никакая типография теперь не исправляет, ей передают компьютерный набор или готовый оригинал-макет. Полиграфисты, если это обусловлено, печатают сигнальный экземпляр книги, который визируется авторами материалов. Был ли он и была ли его читка? Коллегиальная, так сказать, экспертиза коллективно подготовленного и столь важного для города проекта, коль уж бывший в то время аким Костаная Нурмухамбетов Г. Т. согласился написать заключительную ХV главу книги о Костанае сегодняшнем. Хотя бы ради уважения к нему кто-то проверил титульную, то есть первую после заголовка страницу с персонификацией авторского коллектива, где указано, что эту главу и не глава города написал, а известный наш журналист А. Тихановский. Да отделил бы от основного ее текста краткие сведения об авторе – получается, что аким, после обзора действительно впечатляющих дел дня нынешнего, переходит к характеристике самого себя от третьего лица...

* * *

Существенный методологический изъян книги исторических очерков заключается в том, что история города в эпоху кризиса советской экономики и, в конечном счете, советской власти, изложена с большой передозировкой канцелярщины. Передан дух кабинетов, содержание служебных бумаг, но никак не реальной жизни. Мы знаем цену документам того времени: бодрые рапорты, агитки, «планов громадье», которое далеко не всегда претворялось в реальность. Перенесенная на страницы книги «политическая трескотня» – так она тогда называлась – тушевала признаки начавшегося экономического коллапса, разрушившего в конечном счете систему, на что в научном издании нет даже намека.

Социально-экономическое развитие области подано, естественно, через показатели выполнения обожествляемых тогда планов, с которыми мы то справлялись, то нет. Конечно, никак иначе эту тему не подать, но не об этом речь. Речь о том, что само изложение ситуации накануне пережитого нами исторического потрясения, слишком уж гладкое. Ведь и сам план, верой-правдой служивший стране в свое время, в эпоху интенсификации стал неэффективным инструментом – живой и динамично развивающийся экономический организм был закован им в железный панцирь...

И если ныне все соизмерять с его выполнением, то это вовсе не дает достоверного отображения той самой реальной действительности... По-другому об этом можно сказать так: даже если бы все недовыполненные тогда планы были перевыполнены, советская экономика рухнула бы в то же время и в тот же час. Пороков у плановой системы имелось много: она, без наличия частного предпринимательства, финансово не обеспечивала в полном объеме воспроизводство аналогичных товаров и услуг в госсекторе, не улучшала качество, а даже ухудшала его («план любой ценой»), не реагировала на потребительский спрос и переложения снизу, и так далее. Это одна сторона дела, другая же заключалась в том, что злоупотребления с плановыми цифрами (не буду сравнивать их с нынешней коррупцией) были явлением повсеместным и привычным. Скажем, со сданным в эксплуатацию к первому января жильем и промышленными объектами возились в течение всего следующего квартала, а то и полугодия, все это из года в год накапливало критическую массу...

Если бы авторы книги, ничего, как говорится, не развенчивая, наряду с опубликованными рапортами процитировали «тревожные сигналы» из архива городского комитета народного контроля, справки партийной комиссии или же протоколы откровенных и честных дискуссий рядовых коммунистов на собраниях тех первичных партийных организаций, которым посвящены безликие многостраничные статистические таблицы, то нынешний читатель смог бы иметь представление о сгущающихся на горизонте тучах. Да и поразился бы фактам бесхозяйственности, расточительства и хищений, а как следствие, тем самым «припискам к плану» и «очковтирательству».

Я прошу прощения за это «очернительство» подвига своего поколения (мы не привыкли брать ответственность на себя даже за такую «прозу жизни», а продолжаем вешать все мыслимые и немыслимые грехи на своих отцов и дедов), но историческая правда одна. Без нее следующая глава книги (у каждой из них свой автор), посвященная истории города уже во времена независимости, никак не вытекает логически изо всей предшествующей социально-экономической идиллии. Там история Кустаная советского периода завершается последним ее 1990 годом последней советской двенадцатой пятилетки, которая (стр. 604) «входила в жизнь как пятилетка научно-технического прогресса, её заповедь – получать максимальную отдачу от имеющегося технического потенциала. За годы пятилетки в развитие народного хозяйства города вложено более 300 миллионов рублей капиталовложений». Но вот какая получена отдача – ни слова, итогов года нет, пятилетия тоже, в продолжении цитаты лишь мельком сообщается о том, что планы первого квартала 1990 года не выполнены по большинству основных показателей.

Поэтому и начинается следующая ХІV глава истории города с Кремля, августовского (1991 года) путча ГКЧП в Москве и разразившегося политического кризиса, как факторов причинности разрушения всего советского пространства. Но ведь понятно, что это всего лишь наружная картина необратимых глубинных процессов: всякие политические потрясения – это тектоническое возмущение внутренних социально-экономических противоречий. Президент СССР Михаил Горбачев понимал, что нужно все коренным образом менять, но не знал, что и как. Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП) посчитал, что тот далеко зашел. В обстановке воцарившегося хаоса на политической арене восстала фигура председателя Верховного Совета Российской Советской Федеративной Республики Бориса Ельцина, который до этого реформировал Москву, опираясь на уникальный столичный интеллектуальный и научный потенциал, а несколько ранее заведовал той несметной уральской кладовой, за счет ресурса которой еще Ломоносов предрекал приращение мощи России. А посему, по совокупности, гораздо больше Горбачева понимал, отчего приращение страны прекратилось вообще. С именем Ельцина связаны поворотные в судьбе СССР и его республик соглашения в Беловежской пуще, начавшееся там дело завершилось на Алма-Атинской (декабрь 1991 года) встрече лидеров беловежской «тройки», «ашхабадской пятерки» и Армении, где была принята Декларация об окончательном прекращении существования СССР. Однако сосуществование в рамках образованного Союза Независимых Государств (СНГ) с единым экономическим пространством продолжилось на прежней кризисной советской модели хозяйствования и управления, что к осени 1993 года обострило ситуацию до предела. Повторив прием крейсера «Авроры» в том же большевистском месяце октябре танковым выстрелом по отечественному «Белому дому», Ельцин известил Россию о попятной смене эпох. Таким образом, 4 октября 1993 года вошло в историю России как дата «прекращения существовавшей с 1917 года советской модели власти вместе с ее экономической системой». Закон «О досрочном прекращении полномочий местных Советов народных депутатов Республики Казахстан» был принят 9 декабря 1993 года в Алма-Ате.

...Модель нашего «государства-фабрики» по Марксу эффективно работала в СССР на разборке завалов после первой мировой и гражданской войн, затем в условиях экономической блокады «всем врагам назло», а дальше снова по тому же кругу – вторая мировая, восстановление на пепелищах... Те поколения более полувека жили в условиях чрезвычайного положения, понимали ситуацию и иного выхода не видели. В шестидесятые страна полностью демобилизовалась, наша область и город Костанай по некоторым социальным позициям вышли на такие рубежи, которые и сейчас впечатляют – двести тысяч квадратных метров жилья в год, Дома культуры по микрорайонам, 92 городских детских сада. Материальный уровень жизни... Впрочем, об этом позже... Но цивилизованный мир тем временем вступил в эпоху высоких технологий, интенсификации и автоматизации производства, ресурсосбережения, и мы это мирное соревнование капитализму, в том числе, естественно, и здесь, в Кустанае, начали проигрывать вчистую. Западные страны стремительно превращались в «общества потребления» и «всеобщего благоденствия», так заявляли тогдашние их правительства. А мы, завидуя им там, «за бугром», надрывались в базовых отраслях «группы А», к удовлетворению первейших материальных потребностей населения («группа Б») руки не доходили. Флагманы кустанайской индустрии основательно буксовали из-за бюрократических издержек жесточайшего регламентирования сверху и бесхозяйственности снизу.

Мучительно возводился в начале восьмидесятых «Завод дизельных двигателей» на основе технологической линии западногерманской фирмы. В нее, по ходу дела, вставлялись более дешевые отечественные и восточноевропейские аналоги, из-за чего лицензиар «Клекнер – Хумбольдт – Дойц» от проекта открестился. Процесс тянулся до начала девяностых, когда, наконец, был изготовлен первый мотор (фото на стр. 599). Нам, помню, его показал известный ныне в республике человек, а тогда инженер Дедерер А. Ф., но на поток изделие не шло, некоторые детали в нем были изготовлены вручную. Откуда-то взявшиеся японцы, что-то доделывавшие на заводе, поведали: такие линии, которую мы никак не пустим, они уже списали в утиль, вместо мельтешащих по цехам сборщиков с гаечными ключами там теперь все делают роботы-манипуляторы...

Заложенный весной 1964 года (стр. 352) камвольно-суконный комбинат вступил в строй лишь в семидесятом. Это при том, что процесс был ускорен тогдашним способом дополнительной помощи сверху, в 1966 стройку посетило высшее руководство страны и республики – Л. Брежнев, Н. Подгорный и Д. Кунаев (356). Огромный станочный парк текстильщиков к моменту пуска заметно устарел, а в восьмидесятые годы уже настоятельно требовал замены. Помнится, директор Капкаев Ш. М. вернулся со шведской выставки в расстройстве: костюм из тамошней шерстяной ткани весил 600 граммов, а из костанайской – полтора килограмма...

Серьезные технологические проблемы имелись на заводе химического волокна – отечественное оборудование давало как свойственные ему технологические сбои, так и дополнительные из-за отечественной же расхлябанности: от постоянных скачков напряжения у громадного конвейера то и дело случался «останов», в его подающих трубах и фильерах намертво застывал полимер. Были случаи выброса наружу вредных химических веществ, о которых знали далеко не все...

Не случайно, ни одно из этих предприятий не вписалось затем в рыночную экономику, что констатируется в главе о постсоветском уже Костанае (675-680). А до этого все было как бы безоблачно и нормально, только вот прилавки магазинов стремительно нищали. Если Европа не знала, куда девать излишки товаров, то у нас для нового супермаркета по улице Темирбаева, 39, введенного в 1991 году (с последующим выходом на Привокзальную площадь в третьей очереди дома), нужной «товарной массы» не оказалось вообще. А посему там тогда благополучно разместился «Кустанайский печатный двор» (упомянутый в книге на страницах 310 и 684, за что мы весьма благодарны), а в той «третьей очереди» обосновались страховые и транспортные фирмы...

Закупорка вен кровеносной системы социалистической экономики нашего образца, сумевшей в свое время нарастить могучую мускульную плоть мировой сверхдержавы – СССР, – началась еще в начале семидесятых. У меня сохранились записи, сделанные на научно-теоретической конференции «Привлечение трудящихся к управлению производством», которая проходила в 1974 году в городе Лисаковске, о чем полезно было бы знать и упомнить авторам книги. Председательствовали на ней (были, по-нынешнему, модераторами) партийные руководители области и города Кустаная Козыбаев О. А. и Жаныбеков Ш. Ж., а с обзором экономической ситуации в стране выступил Белоусов Рэм Александрович, доктор Академии общественных наук при ЦК КПСС (отец, кстати, недавнего министра экономики России Белоусова А. Р.). Доложил он следующее. «Рост производительности труда на девятую пятилетку 1971-1975 годов планировался и финансово-технически обеспечивался на уровне сорока процентов, но ожидается ниже тридцати (в начале 1980-х по Кустанаю он составлял уже всего лишь 2,2 процента в год, эту цифру авторы книги приводят на странице 474 в числе очередных трудовых достижений. – Прим.). Причина в том, что трудящиеся, которые по действующей Конституции являются фактическими совладельцами своих предприятий, как части общенародной собственности, этого не ощущают, ибо полностью отстранены от управления. В результате мы не имеем настоящего хозяина производства. Назначенные управляющие – директорский корпус – часто не в состоянии единолично обеспечить в коллективе обстановку того трудового прилежания, которое появляется у человека при работе на личном участке. В итоге, коэффициент использования имеющегося огромного технического парка заметно уступает показателям США, из-за чего мы ежегодно теряем треть национального дохода. С открытых стройплощадок растаскиваются дорогостоящие материалы, значительная часть их превращается в строительный мусор и отходы. Если мы не сделаем рабочих хозяевами, а оставим и дальше поденщиками, то очень скоро прохозяйнуемся».

Картина на стройплощадках была, действительно, удручающей. Не было такого понятия – паковать и фасовать: вагонный цемент и известь перегружались на автотранспорт, откуда ссыпались на открытые площадки или прямо на землю при любой погоде. Самосвалы с грохотом и несметным ломом вываливали кирпич без поддонов. Все это, естественно, не укладывалось ни в какие сметы. Повсеместное удорожание плановой стоимости укрывали и списывали, как могли, на местах: порча, стихия, недогруз, но огромные перерасходы выкатывались на вышестоящие финансовые органы, где потери возмещались за счет социальной части бюджета, урезания товаров и услуг «группы Б»... Сами же рабочие или строители объекта-банкрота на себе ничего не ощущали. Спасение, по Белоусову, было в том, чтобы «цепочку убытков замкнуть на коллективе: сэкономил – возьми деньги себе, растранжирил – погаси со своего кармана»...

Намерения государства сделать трудящихся хозяевами производства за счет «щекинского метода», «злобинского бригадного подряда» и иных полумер, о которых упомянуто в книге, не удавались. Качество продукции и производимых работ где-то с середины семидесятых пытались поднять в ходе «всенародного соревнования» с удостоверением соответствия «Знаком качества», но в Кустанае, как и в целом по стране, оно должного развития не получило. Радикальные же меры по передаче собственности трудовым коллективам в виде кооперации и акционирования именовались реставрацией капитализма, о чем даже думать тогда было запрещено...

Но именно к этому, хотя роковым образом поздно, о чем уже говорилось выше, нас привела жизнь. Привела после освобождения от прежних идеологических догм под лозунгом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Привела в процессе болезненной ломки всей сложившейся прежде экономической системы, которая объединяла пролетариев собственной многонациональной страны. Исторические объединительные факторы оставались и останутся нашим потенциалом на будущее, но тогда в бывших республиках СССР солидарно, и тоже болезненно, уразумели, что каждый отныне должен полагаться исключительно на себя...

Об экономической подоплеке политического кризиса социализма авторский коллектив не сумел ничего сказать читателю. Большой хронологический раздел, посвященный этому периоду, набит несущественной статистикой и политрапортами, настоящего анализа действительности он, к сожалению, не содержит.

* * *

Книга названа «Очерками истории». Очерками... Я извиняюсь, но раз уж наличие такого количества небрежностей и бесспорного характера ошибок заставили взяться за перо, то нужно сказать и об этом, вовсе не дискуссионном вопросе.

Жанр стал весьма популярным после «Очерков истории цивилизации» Герберта Уэллса, известного собеседника Ленина о будущем России, враз ставшей советской, и это советское будущее пророчески привиделось английскому писателю «во мгле»... Некоторые главы костанайской книги требованиям обозначенного жанра соответствуют, иные (при дюжине авторов материал не может быть однородным) профессионально справились с задачей в своем индивидуальном стиле, однако некоторые ее места напоминают скорее «Сборники документов» наших органов статистики. Ну, предложили бы читателю одну-две таблицы, но не пятнадцать же подряд (страницы 391-406), не считая других мест...

У жанра очерков есть свои особенности, он вовсе не предполагает какого-либо вольного подхода к изложению – черкнуть о том да о сем... В нем строго соблюдается непрерывность и логика исторического процесса, отличительным признаком является подача исторического материала преимущественно в виде конкретных примеров при иллюстрации всеобщих и типичных явлений. Обобщение, так сказать, характера эпохи через отдельные события и судьбы. Статистические отчеты, сводки и таблицы в этой беллетризованной истории не используются вообще, все количественные параметры выражаются в обобщениях после иллюстрации явления... В итоге, описание такого всемирно-исторического события, как Великая французская революция, которое иной раз занимает толстый том, у Герберта Уэллса по этой схеме уместилось буквально на нескольких страницах. Начинается оно с появления в «Великой монархии» либеральных мыслей, протестных речей и настроений, с тех французов, которые влияли на умы – глашатая демократических свобод и поборника трех ветвей власти Монтескье; «энциклопедистов» и Дидро с их видением «нового мира» как сообщества промышленных государств, а не династических вотчин; «моралиста» Руссо и предтечи нынешних европейских социал-демократов Морелли... Но «дрожжи» мыслителей и просветителей брожения умов не вызывали: «можно было говорить что угодно, потому что казалось, будто ничего никогда не произойдет». Произошло: министр финансов Калонн, ставленник Марии Антуанетты, «взбалмошной жены малообразованного монарха Людовика XVI», объявил, что Франция стала финансовым банкротом и никто в Европе денег ей больше в долг не дает... И вот тогда, как говорил незабвенный наш Ленин, революционные идеи стали «овладевать массами», стихийный всенародный бунт сословий начал форматироваться в рамках видения именно того «нового мира», который им пророчили мыслители. Короля и королеву повели на гильотину – вообще-то за подготовку интервенции и войны с собственным народом, но безо всякого сожаления потому, что ни в каких мыслимых моделях будущего государства эта династическая единовластная институция не усматривалась... Такой вот лаконичный, запоминающийся мировоззренческий исторический ряд... А затем уже «количественная сторона»: хроника – как монархии, по принципу домино, попадали по остальному цивилизованному миру и откуда три ветви власти в американской конституции...

Классически в рамках этого жанра написано пособие для учителей «Очерки истории СССР» в девяти томах (М., 1953-1958). Скажем, Россия накануне петровских реформ характеризуется как огромная аграрная страна от Балтийского моря до Дальнего Востока с меньшим, чем во Франции, населением – около 15,5 миллионов. Господствующие формы землевладения – субъекты экономики того времени в виде поместных вотчин и монастырских хозяйств – подробно описаны на конкретных примерах. Дворянину Андрею Безобразову принадлежали более 20 тысяч крепостных в селениях 11 уездов, дом в Москве, хотя он обретался в деревне. На дворе барского дома стояли амбары, погреба, конюшни, жили конюхи, повара, сапожники, портные, имелся даже свой хор и оркестр... Соловецкий монастырь не только владел землями и крепостными, но имел также соляные варницы и занимался переработкой сельскохозяйственного сырья для своих нужд – таковой была тогдашняя промышленность страны. Все это скрупулезно «разложено по полкам», после чего приводятся сведения – сколько по России таких вот Безобразовых да подобных монашеских обителей и какой экономический потенциал страны складывается из них в совокупности. В отличие от всяких таблиц, эта, единожды схваченная читателем «визуальная картинка» остается в его памяти на всю жизнь...

Я пишу об этом подробно в контексте отзыва о книге, в которой уже ничего не изменишь. Пишу потому, что мы до сих пор воссоздаем свою историю не ретроспективно, а с позиций участника и современника тех событий, словно та жизнь еще кипит на улице за окном. Мы атакуем читателя шрапнелью цифр, окунаем в неизвестный ему, канувший в Лету мир, но он не понимает его сущности. Именно в жанре исторического очерка можно было ввести новое поколение в те времена, более того, многим там его удивить или даже изумить хотя бы в тех же обзорах экономики города. Картина «по-Безобразову», с описанием типичного кустанайского предприятия времен ее подъема, помимо прочего, дала бы представление о том, чем же все-таки был привлекателен миллионожертвенный за идею социализм.

У современной молодежи понятие о «крутизне фирмы» складывается по уровню зарплаты да корпоративам, и вряд ли кто при поступлении на работу задает вопрос – а как тут у вас дела в социальном плане?.. Крупные, средние и даже некоторые мелкие советские предприятия (филиал НИИ «Целингипрозем» и другие) строили для своих рабочих жилье, имели собственные общеобразовательные и специальные школы, детсады и ясли, больницы и поликлиники, столовые, магазины и кафе, подсобные сельские хозяйства, дома культуры, спортивную базу, загородные дома отдыха (для рабочих и пенсионеров), кроме этого, они являлись совладельцами республиканских санаториев и пансионатов, готовили для себя на свои стипендии будущих специалистов, в том числе учителей и врачей в вузах страны... Если у некоторых предприятий имелось не все из вышеперечисленного, то у флагманов экономики, к примеру, у Кустанайского отделения железной дороги (перечень взят оттуда) имелось все, их называли «государствами в государстве».

Такого конкретного примера в «книге очерков» нет, лишь в эпизоде о достижениях камвольно-суконного комбината мельком сообщается о наличии у него «производственного быта» из ряда объектов вышеприведенной внепроизводственной инфраструктуры. Но цельная городская картина отсутствует, нет обобщения подобного явления, как типичного.

В пространном обзоре дел и забот молодежи поколения семидесятых-восьмидесятых (444-445) приводятся сведения о массовости участников «Ленинского зачета» и «комсомольских педагогических отрядов Кустаная» (485), дважды упомянут «Клуб капитанов» при Дворце культуры профсоюзов – по итогам 1975 года на странице 448 и повторно еще раз далее о нем же на 480-й... за 1972 год. Ну, бог с ним, а вот что это за формы работы – непонятно. На каких, скажем, «капитанов» тренировали подростков – военных на плацу или флотских с заплывами на Тоболе, дорожного патруля или спортивных, а может быть, местных клубов КВН... А вот в жанре исторического очерка каждое из таких явлений было бы прежде показано на конкретном примере, а затем уже «в сумме», после чего читатель смог бы представить и качественную, и количественную его сторону.

Обширная комсомольская статистика, как и вся история этой молодежной организации вообще, завершается оправданием перед читателем: несмотря на все усилия исследователей «точную дату ликвидации Кустанайского горкома комсомола установить не удалось» (590). Ну, что это за наука, что за предмет изыскания? Что за ликвидация, которой не было?.. Воспроизведу и эту местную хронику по своим записям.

После августовских событий 1991 года авторитет Коммунистической партии рухнул окончательно – как в лице проигравших «гекачепистов», так и в лице вроде бы выигравшего «говоруна» Горбачева. Казахстанское руководство в той ситуации действовало весьма грамотно: нужно было удерживать «бразды» (в Джетыгаре, к примеру, уже бастовали водители) и сохранить квалифицированные управленческие кадры (горбачевская «демократизация производства» привела к тому, что «рудненская толпа», по словам секретаря обкома партии Ивана Давыдова, пыталась сменить руководство тогдашнего многотысячного коллектива треста «Соколоврудстрой»). На пленуме обкома партии 29 августа было объявлено об отставке всех его выборных органов, в том числе и руководства, которое возглавлял Николай Князев. А назавтра сессия областного Совета народных депутатов избрала его главой исполнительной власти области. Этот талантливый человек и принципиальный коммунист (жил в кустанайской пятиэтажке) до того работал в Целинограде, а после министром в правительстве нашей республики и в Министерстве СССР, между этим побывал советником по аграрным вопросам руководства Монголии, где с ним находились и двое кустанайцев – Александр Нагайцев (в новые уже времена работал акимом Денисовского района) и Валентин Романов (директор известного ныне селянам «Урал-ЛТД»). А тогда, 30 августа, Князев перебрался в дом Советов (теперь там университет), с ним ушли некоторые «отставные обкомовцы», имевшие депутатские мандаты. По такой же схеме произошла смена властей в городах и районах, а также во всех регионах республики. После чего, 7 сентября 1991 года, состоялся внеочередной съезд Компартии Казахстана, принявший решение о самороспуске, преемницей ее становилась социалистическая партия. Руководство республикой, таким образом, перешло исключительно в руки государственных органов, в состав которых были своевременно введены опытные партийные кадры.

Делегат съезда Н. Князев вернулся 8 сентября, на следующий день началась «реализация решений». Прежнее здание (нынешний областной акимат), где располагались областной и городской комитеты партии, а также областной и городской комитеты комсомола – официальный «резерв и помощник партии» – вместе с потерявшими полномочия партийными аппаратчиками покидали и комсомольцы. У молодежной организации, в отличие от коммунистов, не было возможности предпринять какие-либо маневры, поговаривали, было, насчет «социалистического союза молодежи» при той самой «партии-правопреемнике», но то были скорее жесты приличия – социалисты, после нескольких попыток, сами смогли зарегистрироваться лишь в конце февраля 1994 года... Поэтому молодежные лидеры просто бросили знамена и ушли, ликвидатором была разве что та самая «Мацуко» – Людмила Владимировна Мацупа, в то время секретарь облисполкома, которая подобрала реликвии и сохранила их у себя дома...

Вернемся, однако, к переизбыточной статистике. Непонятно, зачем было занимать целую страницу 422 служебной справкой о составе всех 56 городских участковых избирательных комиссий по выборам в Верховный Совет Союза СССР 4 марта 1979 года. По мнению авторов, она свидетельствует «о хорошем уровне работы горсовета». Ну шла бы речь, скажем, о кандидатах в депутаты – там были интереснейшие личности... А какой резон вовлекать читателя в «выборную кухню», если выдвижение в избиркомы проводилось в коллективах и организациях равноправными, скажем так, советскими гражданами. И сколько там оказалось женщин – 45 или 55 процентов – какая разница, примерная половина там их везде и всегда. Но если материал подан с целью привлечения внимания к этой «кухне», то, вопреки замыслу авторов, нынешнее поколение в нем удивит, конечно же, полная политическая ангажированность избиркомов в результате того самого старания народной власти города: почти семьдесят процентов состава комиссий приходится на коммунистов и комсомольцев, тогда как в структуре тогдашнего населения они в общей сложности не составляли и двадцати процентов. Словом, приведен чисто внутренний документ для отчета «наверх», дабы там знали, что «все в порядке». Причем, это была вовсе и не политика, рейтинг кандидатов накануне выборов всегда выглядел убедительно «победительным». То была «показуха» – соревнование организаторов кампании за обеспечение явки избирателей в пределах пресловутых тогда 99, 99 процентов (см. стр. 416-417), для чего и требовались свои люди в избиркомах, поскольку «люди с улицы» не понимали, зачем задирать и без того довольно высокие реальные цифры...


К сожалению, ничего невозможно понять, тем более соизмерить с днем сегодняшним из тех статистических данных, которые должны были дать современникам представление, как уже говорилось, о жизненном уровне горожан в советское время, их торгового и бытового обслуживания. Это вопрос и социальный, и политический, и нравственный, на него надо было давать ответ, поскольку то был урок на многие лета, в том числе и на день сегодняшний: еще на конференции в Лисаковске предупреждали – чтобы хорошо жить, надо хорошо хозяйновать, иначе прохозяйнуемся.

Статистика вопроса занимает несколько убористых страниц (511, 539-540), а страницы издания, нужно сказать, габаритные (формат 170х240 обычно используется для журналов). Таблицы предложены читателю с целью иллюстрации тогдашнего курса центральных и местных властей «на неуклонный подъем материального и культурного уровня горожан». Но скорее для того, чтобы заполнить обязательное место на хронологическом срезе эпохи. Читателю из этих таблиц, с перечнем производственных показателей более чем полусотни фирм, ничего понять нельзя, ими невозможно манипулировать, дабы самостоятельно вычислить хотя бы несколько тех цифр, которые действительно определяют жизненный уровень населения по общепринятым расчетам. Приведенный (плановый, кстати, а не фактический) объем торговых и бытовых услуг на 1976 год, стартовый в десятой пятилетке, нужно еще поделить на число горожан, привести сведения о средней зарплате и размере пенсий, учесть цены того времени по методике нынешней «продовольственной корзины», но таких данных, и даже самой динамики роста численности населения в книге нет (за исключением сведений в годы редких всесоюзных переписей). Если в архивах в готовом виде на этот счет ничего не нашлось, то авторам следовало бы обработать материл по исходным данным самостоятельно, привлечь на помощь здравствующих пока еще специалистов-экономистов того времени... А как иначе пишется история? В аннотации ведь заявлено о том, что «в книге исследованы его (Кустаная) параметры в период построения социализма». Исследованы, а не переписаны из подвернувшегося...

А параметр этот, пожалуй, наиважнейший при воссоздании истории города того времени, его социальной атмосферы и общественного настроя людей. К тому же это одна из самых интересных наших исторических тем: каким образом с такими издержками хозяйствования наша страна обеспечивала достаточно высокий уровень жизни. Он настолько впечатлял натерпевшихся и измотанных людей, что они верили в коммунизм, а пенсионеры, которые получали максимальную пенсию 132 рубля (1978 год), считали, что он уже наступил. Средняя зарплата по стране составляла тогда 174 рублей 75 копеек в месяц, при цене булки хлеба двенадцать-тринадцать копеек, а килограмма картофеля – десять. Обед в столовой из трех блюд обходился минимум тридцать две, максимум – в шестьдесят копеек.

Недавно пришлось колесить по местам молодости в Денисовском и Джетыгаринском районах. Попутчик Багитур Дандыбаев вспоминал: бытие на обжитой к семидесятым годам целине в корне изменилось. Резко выросла оплата труда, только дополнительные доплаты и премии по итогам года достигали половины или даже полной стоимости нового легкового автомобиля... Все это сказалось на психологии людей. От былого пролетарского равенства и солидарности не осталось и следа, образ жизни, поведение человека, принцип выбора друзей и самооценка стали зависеть исключительно от уровня благосостояния. У жителей поселка хозяйства имени Тохтарова, имевшего 650 дворов, на счетах в сбербанке к середине семидесятых имелось около полутора миллиона рублей (1,2 миллиона долларов по тогдашнему курсу). Крестьяне держали в неограниченном количестве скот, обеспеченный зелеными кормами и зерновыми отходами. По селам стали шумно и массово отмечаться всякие личные и семейные события, о которых раньше никто и не вспоминал. То, что не всем сразу удавалось купить тогдашний дефицит – автомобиль, холодильник, стиральную машину и даже ковер, волновало немногих: деньги целее будут, на них проценты идут... Кстати, все крупные платежи населения, к примеру, за автомобиль, и практически весь межхозяйственный финансовый оборот предприятий осуществлялся путем безналичного расчета по банковским платежным поручениям.

Кустанай и село... Село к истории города вроде бы отношения не имеет, как, впрочем, и море тоже, но о теплоходе «Кустанай» в книге кое-что рассказано, а вот о корабле-регионе имени капитана на мостике – ничего. Второй том истории города, начинающийся с того, что заштатный городишко стал центром огромной области, следовало бы снабдить ее социально-экономическим паспортом, как исходным документом для представления о весе обретенного статуса. И им же, паспортом области, следовало бы закончить советский период истории Кустаная – для иллюстрации пройденного пути, ибо история города и области новейших времен измеряется уже совершенно иными параметрами в паспортах. И хотя бы раздел в одной из глав, а не абзац на стр. 469, все же следовало посвятить теме взаимоотношений Кустаная с селом, и вот почему.

Немногие города тогдашней эпохи «зрелого социализма» находились в окружении столь зажиточных изобильных сел, как Кустанай. Он был спаян с ними производственно и связан родственно, это был (и остается поныне) единый социально-экономический организм. Большинство предприятий областного центра работало на селе, значительная часть горожан ежегодно отправлялась на уборку урожая, Кустанай шефствовал над Наурзумским районом (о чем мельком упоминается в главе ХІ, 353), построил там в восьмидесятые годы поселок бывшего совхоза «Авангард», первым директором которого был Шамшиев А. К. (впоследствии работавший заместителем акима Костаная). То есть, значительное число горожан получало те самые щедрые аграрные доплаты, а продукция сельских хозяйств и деревенских подворий поступала на рынки Кустаная, а чаще мимо них – горожане и селяне знали друг друга в лицо.

Начало экономическим преобразованиям в сельском хозяйстве, наиболее кризисном участке советской экономики, положили реформы 1965 года нового Генсека КПСС Леонида Брежнева, прошедшего «школу целины» в Казахстане. Планы по интенсификации отрасли в народе именовали «подъемом села». Общая сумма капиталовложений в сельское хозяйство за 1966-1980 годы составила гигантскую цифру в 383 миллиарда рублей, что по среднему курсу того времени доходило до 300 миллиардов долларов США. Это совсем не те, боготворимые ныне нами доллары, за полторы тысячи которых можно купить одну тройственную унцию золота (примерно 31,1 грамм чистого металла высшей пробы). Тогда – с 1968 по 1975 год – средняя стоимость унции составляла 38,61 доллара, следовательно, село озолотили 2665,7 тоннами благородного металла...

С модернизированных и запущенных «на всю катушку» заводских конвейеров в область эшелонами шли тракторы, комбайны и прицепной к ним инвентарь, прежние машинные дворы на околицах сел разрослись до машинных поселков, там были свои улицы: комбайновая, тракторная, прицепная... Избыточная ржавеющая или разбираемая на запчасти техника разлагала вековую психологию крестьянина – прежде себя беречь лошадь...

Одним словом, экономические отношения на селе ничем не отличались от промышленного производства и строительства – сельхозартели были поденщиками на ниве, но не хозяевами земли. Вышеупомянутое сельскохозяйственное предприятие имени Тохтарова, вступившее в реформу с государственным долгом по кредитам в 16 миллионов рублей, в последующем довело его до 26 миллионов... Таким образом, движение реформы обеспечивалось, по сути, тем, что предприятия безразмерно кредитовались, а люди щедро авансировались... Вопрос, конечно, из каких источников, если в промышленности дела обстояли почти также... Ответ: не следует недооценивать возможности столь огромного государства, – в мире таких мало. А еще, как сказал однажды на совещании один из наших экономистов, «в прошлом году мы хорошо качнули из Запада...» После чего многие в зале тогда впервые услышали удачно найденное американцами слово «нефтедоллары»... Но бесконечно продолжаться все это не могло. Обнуленные в девяностых накопления населения в сберегательных банках снова сделали всех пролетариями. Возможно, на счетах вкладчиков реальных денег не было уже давно, не зря еще к началу восьмидесятых так усилено внедрялся тот самый безналичный расчет...

Таким образом, экономическая несостоятельность страны социализма приобрела всеобъемлющий кризисный характер со всеми известными последствиями. «Очерки истории» в этом отношении весьма реалистически передали дух той эпохи: как тогда люди в основной своей массе не знали истинного положения дел, так и теперешние читатели книги не получают об этом абсолютно никакого представления.

* * *

Какие неординарные события и люди, вошедшие в историю города, в книгу не попали или же упомянуты мимоходом? Нужно сказать, что руки не дошли до многого. В восьмистраничном (!) обзоре истории футбольного клуба «Тобол» (701-708) лишь тремя строчками упоминается его предшественник – «Энергетик» (1982-1989 годы). Но ведь то было переломное событие всей нашей спортивной и культурной жизни: любительский, дворовый, как тогда называли, статус кустанайского футбола поднялся до профессионального, команда становилась участником первенства СССР и выходила на международный уровень. Вскоре, впервые за всю его историю, в город пожалуют национальные сборные из других стран мира – Лаоса и Афганистана, – для упоминания о чем в книге также не нашлось места.

В разбросанных по главам «спортивных обозрениях» я так и не нашел имени первого в истории города и области и одного из первых в Республике международного шахматного гроссмейстера, трехкратного чемпиона Казахстана Петра Костенко. Нужно сказать, что в Казахстане советском такого титула не имел ни один шахматист. Не случайно костанайцу посвящено несколько страниц вышедшей на Украине книги «Спортивная слава Гуляйполя», там потомственные корни гроссмейстера, родившегося уже на целине.

А вот, скажем, Уфимцев А. Г., учитель, кстати, Петра Костенко, указан и на групповом фото (174), и в перечне лучших кустанайских спортсменов того времени (274, 384, 636). Но разве можно такого человека, как Анатолий Гаврилович, подавать под инициалами да в общих перечнях... Одиннадцатикратный чемпион Казахстана! Но даже не в этом дело, есть в шахматах теория дебютов, это первые 15-20 ходов партии, которые обеспечивают обороняющимся «черным» сбалансированное положение для дальнейшего продолжения игры в силу уже собственных способностей. В справочниках расписано около полусотни таких дебютов, они столетиями нарабатывались коллективным умом, не случайно многие из них именуются по происхождению: староиндийская защита, русская партия, английское начало, французский гамбит... Но наряду с плодами коллективного ума целых стран, в теории дебютов увековечилось шестнадцать шахматных гениев: знаменитый Филидор, имя которого стало нарицательным для появляющихся талантов, и целый отряд россиян – чемпион мира Алехин, известные мастера и теоретики Нимцович, Рагозин, Сокольский, Чигорин... А рядом – ежедневно прогуливающийся по парку наш кустанаец. Долго его дебют именовался «Защита Уфимцева», но где-то в восьмидесятых Всемирная шахматная федерация откопала записи шахматной партии 1930-годов и добавила в алфавитном порядке перед именем земляка еще и югослава Пирца, игравшего подобным образом. Так возникла «Защита Пирца-Уфимцева», по поводу чего здравствующий маэстро (автор имел честь состоять с ним в президиуме областной шахматной федерации) заметил: «честно говоря, о таком даже не слышал». Кстати, на «Костанайском печатном дворе» готовится к переизданию великолепная книга Валерия Вишниченко и Ивана Сербина «Защита Уфимцева» о кустанайских шахматах, спрос на нее из стран бывшего СССР, и даже дальнего зарубежья, предложение не удовлетворило...

Заодно уж стоит сказать и о книгах. Для характеристики культурного и интеллектуального уровня общества история использует традиционные тематические разделы, в том числе «Литература и искусство». В очерках истории города искусство представлено, чего не скажешь о литературе. В них ни слова нет о действующих в Кустанае городских, областных и региональных литературных объединениях, не названы лауреаты местных и международных премий, действующие члены Союза писателей Казахстана, не упомянуты выпускаемые в городе литературные альманахи. Обойдены вниманием такие знаковые явления, как появление в городе собственного книгоиздательства («Костанайполиграфия» и «Костанайский печатный двор», 1993 год), выход на «Костанайском печатном дворе» первой в истории города книги на казахском языке. Сборник поэзии Ж. Баязида (1995 год) был выпущен с помощью закупленной в начале девяностых американской компьютерной редакционо-издательской системы, причем поставщик, по нашей просьбе, адаптировал клавиатуру под казахский алфавит. У нас тогда даже понятия не было, с кем мы имели дело: ни о самом «Эппле» («Apple Macintoch»), ни о его основателе Стиве Джобсе тогда тут никто ничего не знал.

Несколько месяцев назад на «Костанайском печатном дворе» вышла книга «Хрестоматия книгохранилища», в ней по материалам накопленного архива, где «отметилась» вся наша «поэтическая рать», в том числе пишущие с конца тридцатых, то есть с тех самых времен образования области, с которых данные очерки истории начинаются, набралось более двухсот имен, мы готовимся передать книгу школам, поскольку у их выпускников нет представления о собственной «домашней» литературе, которая ни в чем не уступает хрестоматийной столичной. Учебный курс знакомства с нею не предусматривает, для внеурочных или кружковых занятий нет обобщенного материала... И вот здесь, в «Очерках истории» города, в этом пособии «для учителей», тоже практически ничего. Виктор Корытный, не так давно ушедший, вскользь упомянут на странице 503, но не как бывший председатель областного литературного объединения, а, с какой-то стати, как лауреат Ленинской премии...

Людей, удостоенных этой премии, в регионах считают по пальцам. У нас он один, зато какой... Участник запуска космического корабля с первым в мире космонавтом на борту Юрием Гагариным, уроженец Камышного Журавлев Михаил Федорович. С Кустанаем его тесно связывала общественная работа в моложавом таки еще возрасте отставного военного, он подолгу находился здесь, а может даже временно проживал. Увидев его фото на странице 502, я внутренне обрадовался: наконец-то появилась возможность рассказать о заслугах этого, при жизни засекреченного человека, о его вкладе в космическую науку. Он был заместителем начальника космодрома «Байконур» по научно-исследовательской работе в 1959-1964 годы, разрабатывал методы выхода космических ракет и кораблей, спутников Земли на заданную орбиту, вычислял параметры облета Луны и возвращения к Земле. Но, помимо подписи под фото, никакой другой информации о земляке в книге не оказалось, кроме еще одного мимолетного упоминания в общем перечне да пары строк о его встрече со школьниками, где и он, к досаде, тоже ошибочно указан как Журавлев И. Ф. (477).

Стоить заметить и по поводу 100-летия Кустаная. В содержании событию отведена отдельная глава ХІІ «Навстречу 100-летию города» (в самом тексте она озаглавлена «На встречу 100-летию города»), что очерчивало ее рамки 1970-1979 годами. Это нарушило общепринятую в официальной истории СССР периодизацию, которая была, кстати, соблюдена в предыдущем двухтомнике «Костанайская область: «Прошлое и настоящее» (изд. «Костанайский печатный двор», 2003-2006 гг.), вышедшем под той же редакцией, что и нынешний. И, видимо «по колее» прежнего двухтомника областного, глава двухтомника городского затянулась до 1985 года, то есть до логического конца брежневской эпохи. В итоге, столетие города оказалось проходным событием в середине раздела, о самом праздновании, навстречу которому, как объявлялось, все дружно пошли, не упомянуто вообще.

А напрасно, событие для Кустаная стало в определенной мере переломным... Правда, никакого движения «на встречу» не было и близко. То был «экспромт» Валерия Шлычкова, который лишь за год до этого возглавил городскую партийную организацию. С ним, инициатором и режиссером празднования (его памяти посвящен материал на соседней полосе этого номера), мне довелось некоторое время работать. Этот человек мог многое. Ожидалась награда на знамени Кустаная, но «верхи» юбилей не признали: история городов начинается со времени обретения ими соответствующего статуса, а это у нас случилось лишь 1 октября 1893 года. Так что в 1979 году, вопреки заявлениям, мы отпраздновали столетие поселения, хотя теперь уже эта дата, как «День города», утвердилась прочно.

А «верхи», хотя и не признали даты, но и не остались в стороне: сказался авторитет столицы всесоюзной житницы и факт личной дружбы Андрея Михайловича Бородина с Леонидом Ильичем Брежневым: я сам слышал при дежурстве в приемной их разговор по телефону, они общались на «ты»... В итоге, планы развития города были основательно скорректированы, Кустанаю, кроме прочего, давали троллейбусную линию, однако это благо жаловалось лишь тем городам, которые имели не менее двухсот тысяч жителей.


Город моментально перевыполнил норму за счет прилегающих поселков, сам же троллейбус, правда, по советской традиции, поехал ровно через десять лет (фото на странице 603), заехал в иную уже эпоху и сразу же на утильбазу: вся ценность затеи стала измеряться стоимостью многокилометровой паутины медных проводов...

Не нашел, сколько не листал книгу, жителя города по фамилии Жанбаев Сагалбай. Легендарный послевоенный руководитель Костанайщины (1948-1954 годы) занимался развитием города «в поте лица и опоре на собственные силы», дальше уже шла Целина. Без ведома областных властей никто и никогда в городе «шагу не ступал», поэтому и предшественники, и преемники С. Жанбаева в книге упомянуты.

Ну, и наконец, в двухтомной истории, написанной «с любовью и уважением к городу», не нашлось места для тех, кто сформировал его нынешний облик, ведь еще к началу шестидесятых Кустанай выглядел все-таки большой деревней. Даже не упомянуты Почетный архитектор Казахстана Николай Касатов, городской зодчий Александр Тимошечкин, соавтор проекта монумента целинникам, и другие талантливые специалисты...

* * *

На вышедший первый том очерков истории города живо откликнулась газета «Наш Костанай» (№ 61 от 26.07.2012 и № 84 от 16.10.2012), назвав его «уникальным трудом» и «подарком городу». Одна из статей носит заголовок «Вышла в свет первая книга об истории Костаная», хотя надобно было бы сообщать о «первом томе книги», поскольку в местной библиографии она далеко-далеко не первая. Любопытно, однако, там интервью с главным редактором издания: «Я очень надеюсь, что те, кто будут читать нашу книгу, почувствуют тот интерес к истории Костаная, то уважение и любовь к родному городу, которые испытывали мы, готовя материалы и статьи. Тираж издания, к сожалению, невелик – 1200 экземпляров, и в продаже его нет. Я знаю, что многие учебные заведения, школы, библиотеки хотели бы иметь эту книгу, тем более что со следующего года в числе школьных предметов появится краеведение. Надеюсь, что к 135-летию Костаная руководство города и области сделает возможным более широкое издание нашего исторического труда».

Значит, проект бюджетный, затратный, на второй том денег руководство города и области не добавило, цены возросли, в итоге тираж уменьшился до 1100 экземпляров. «Основной вопрос философии» тут заключается в том, а зачем тогда, при дефиците средств, обычному исследовательскому труду, к тому же рассчитанному на массового читателя, столь роскошное подарочное оформление? Я уже говорил в самом начале о купленном втором томе: по рыночным меркам это очень дорогое издание – 4600 тенге. Средняя цена книги в России – 300-350 рублей, то есть 1500-1750 тенге, в США она составляет 6,1 доллара, или 1150 тенге. Это значит, что 575 тенге стоят дешевые издания и 2300 – дорогие, что ровно вдвое дешевле мною приобретенной.

Стоимость издания определила полноцветная печать на мелованной бумаге, самой дорогой в печатном ассортименте, поскольку получается она за счет технологической переработки уже готовой обычной бумаги, на которую наносятся слои мела, каолина и связующих веществ. Такую бумагу в обиходе называют «глянцевой», так она и указана в выходных данных книги. Но это профессиональный жаргон от продукта, для которого бумага в основной массе предназначена – глянцевые рекламные журналы. Иллюстрации в них передают тончайшие цветовые тона: у кинозвезды виден оттенок кожи, а рядом, на коммерческом предложении для поклонников, вся палитра колеров для макияжа... Если в рекламе цель оправдывает средства, то нашем случае с научным исследованием это чисто провинциальный шик. Тот самый адресат, «широкий круг читателей», вряд ли такую книгу раскупит. Не случайно, в редакторском интервью выражается надежда на приобретение части тиража местными библиотеками. Значит, бюджет еще раз изыщет деньги, дабы купить «подарок городу» по столь высокой его стоимости. Это, как говорят, не наши проблемы, если бы не одно «но»...

Цель применения мелованной бумаги не оправдала (бог с ними, средствами) расчета на тот самый «шик». Во-первых, более трех четвертей объема книги занимает обычный черно-белый текст, читаемость которого на обычной офсетной бумаге лучше, он ни днем, ни при лампе, в отличие от «глянца», не «бликует». К тому же, вес фолианта «меловка» повышает до веса физкультурной гири. А если говорить о том, что в этой книге напечатано в цвете... Все то, что печатается в цвете, как и все черно-белое тоже, должно быть отснято и обработано на профессиональной технике. Придирчивый читатель наверняка обратил внимание, что с наилучшим качеством воспроизводятся черно-белые фотографии времен царствования последних Романовых, тогда фотоаппарат был машиной. Теперешние цветные снимки всякими «мыльницами», равно как советские любительские черно-белые (иногда заказчики приносят даже их ксерокопии), также лучше печатать «на офсете»: как полагали оценщики икон, простота оклада умножает благочестие образа.

Поэтому я говорю здесь о качестве иллюстративного материала с точки зрения отбора его оригиналов, а не плохой печати (производственное объединение «Костанайполиграфия» в этом плане оснащено лучше остальных своих конкурентов, большая часть фотографий в книге и сама ее обложка довольно высокого качества). Какое, к примеру, представление о «КЖБИ» может дать снимок на странице 673 – размытая серо-зеленая чащоба с двумя трубами на горизонте, смутный ромбик плоской крыши посередине и фрагментом двора на первом плане с мелкими силуэтами припаркованных легковых авто. На странице 717 – «Праздник Наурыз в городе Костанае». Под белым небом сочная темная масса с тремя белыми пятнами головных уборов. На странице 747 – групповое фото с предыдущим акимом города и соавтором книги в центре. Так подписано, без подписи не узнать... Так что ответственность за погрешности в иллюстративном материале, как и в случае с материалом текстовым, лежит на заказчике: нужно было придирчиво перебирать снимки при работе с сигнальным экземпляром...

Если бы эта книга была напечатана в черно-белом варианте, а обычно так издается серьезная историческая литература, то стоимость бы ее упала минимум второе и тираж, следовательно, поднялся бы до трех тысяч. Вот тогда бы она попала на полку каждой библиотеки... Но после всего сказанного, кажется, достаточно и этого количества...

«Печатный двор», № 13-14 (261-262), 2014 г.



Два академика

Иметь по жизни в друзьях двух академиков-односельчан дано не всякому... Горпинич, Товстик и я – варваровские, это под Гуляйполем, что в Запорожской области. Заканчивали гуляйпольские средние школы. Я – школу № 1 при директоре Самойленко Александре Степановиче, фронтовике от первого и до последнего дня войны, и при его жене, учительнице русского языка Степаниде Захаровне... За полвека до меня в начальных классах этой школы учился Нестор Махно, а полный ее курс прошел Леонид Юхвид, будущий автор сценария «Свадьбы в Малиновке», всех текстов песен и «крылатых выражений» в ней. Нашим современником был также кинооператор Вилен Калюта, снявший полтора десятка известных советских фильмов, в том числе «Утомленные солнцем» Никиты Михалкова. Некоторое время город пребывал в составе Пологовского района, а там родился Александр Сацкий, соавтор сценария еще одного советского киношедевра «В бой идут одни старики»...

Это типичный, жалованный богом, а потому щедрый талантами уголок украинского юго-востока. Единого края: наш родительский дом покрыт черепицей, на каждой из них, если смотреть из чердака, стоит клеймо города Славянска. До Донбасса отсюда менее сотни километров, сколько же в другую сторону до областного центра – Запорожья, и полторы сотни до исторического центра края – бывшего Екатеринослава, теперь Днепропетровска. А от них – до сопределов уже – порядочно...

Земляки остались в тех местах, а я, отбывший когда-то во временную кустанайскую командировку, вот уже полвека поддерживаю с ними связь.

Горпинич Владимир Александрович (Горпинич Володимир Олександрович), дядя, кстати Горпинича Бориса Архиповича, который в советское время лет двадцать возглавлял Кустанайское областное аптечное управление. Академик – как информирует Википедия – родился 26 ноября 1927 года в селе Варваровка Гуляйпольского района Запорожской области. Украинский языковед, доктор филологических наук, профессор, заслуженный деятель науки Украины, академик АН Украины. В 1946 году окончил Днепропетровский университет, учительствовал, преподавал а затем заведовал кафедрой русского языка Николаевского педагогического института; после был ректором Запорожского, Полтавского и Кировоградского педагогических институтов, в последнее время – профессор Днепропетровского университета.

Так вот, во время его ректорства в Полтавском педагогическом институте по целевому набору готовились кадры для Кустанайской области из числа наших абитуриентов (врачей нам готовила Караганда). За все годы в Украине обучилось несколько сотен учителей, при Горпиниче дипломы там получили известные в Костанае люди Мухаметкали Шипин, Кеулимжан Нурмухамедов и многие, многие другие. Руководство Кустанайской области выражало ректору благодарность...

Что касается научной деятельности. Академик Горпинич – автор монографий: «Теоретичні питання відтопонімного словотвору східнослов'янських мов» (1973), «Відтопонімні прикметники в українській мові» (1976), «Назви жителів в українській мові» (1979), «Слов'янська ад'єктонімія і катойконімія» (2003). Кроме того, автор учебных пособий: «Сучасна українська літературна мова. Морфеміка. Словотвір. Морфонологія» (1999), «Географічні назви в українській мові» (1999, в соавторстве), «Українська морфологія» (2002); учебников для педагогических училищ: «Русский язык» (1981-1986), «Українська мова» (1976-1977, в соавторстве); методических пособий: «Будова слова і словотвір» (1976); словарей: «Русско-украинский орфоэпический словарь» (1992), «Словник відтопонімних прикметників і назв жителів України», «Прізвища степової України» (оба – 2000), «Словник географічних назв України» (2001), «Прізвища Дніпровського Припоріжжя» (2003, в соавторстве). Статья о нем помещена в книге «Кто есть кто в современной русистике» (Москва – Хельсинки, 1994).

Поняли?.. Академик всю свою жизнь посвятил проблемам словообразования, топонимии, оттопонимических существительных и прилагательных славянских языков, антропонимики... То есть – что это за наука! – занимался в основном незаметными и не очень престижными проблемами правописания географических названий и имен...

Теперь о том же самом популярно.

Такое вот безответственное мнение об этой важнейшей дисциплине дорого обошлось обществу и стоило головной боли множеству рядовых граждан в пору незалежности. Признание украинской топонимо-ономастической документации едино государственной выявило там такое... В один миг Горпинич Володимир Олександрович стал самым востребованным ученым Отечества, в его редакциях принимались государственные документы...

Продолжает работу в альма-матер – Днепропетровском университете. Не отпускают... Утром 26 ноября 2014 года я, к удивлению, впервые нашел академика дома.

– Почему в день рождения, как обычно, не на работе?

– Университет не отапливается, объявили каникулы...

– Так у вас же там областью управляют люди из списка Форбса... Говорите – режим экономии?.. Понял... Буду звонить Товстику в осажденный Донецк – там-то тогда что творится?..

Товстик Василий Антонович (Товстик Василь Антонович) родился 26 июня 1938 года в селе Варваровка Гуляйпольского района Запорожской области. Академик Академии наук Украины, доктор философии в педагогических науках, почетный член Нью-Йоркской академии наук.

Работал в колхозе и на шахте, после окончания Донецкого государственного университета (1967) шесть лет учительствовал, затем был директором школы, заведующим районным отделом образования. С 1986 года – преподаватель кафедры, декан факультета Донецкого университета. Основанный им, первым его ректором, Макеевский экономико-гуманитарный институт является членом Ассоциации учебных заведений Украины негосударственной формы собственности. В штате вуза 25 докторов наук и профессоров, 70 кандидатов наук и доцентов. Столь впечатляющая учебная база и научный потенциал вуза объясняется тем, что город является частью единой Донецко-Макеевской агломерации с населением более полутора миллиона человек.

...Дозвонился.

– Не волнуйся за нас, у нас тут топится, – успокаивает доктор философии, – занятия идут по расписанию. Вчера был в Совете Министров...

– Что еще за Совет Министров? Киевский, что ли?..

– Свой донецкий, вновь созданный. Повторение прежнего, мой дорогой земляк, возможно лишь в новом качестве, таков один из основных законов философии...

декабрь, 2014 г.


Николай Ковтун

Анатолий Тарасенко

Костанайская областная община украинцев

(для книги к ХХ-летию Ассамблеи народа Казахстана)

По последней советской переписи, в Костанайской области насчитывалось сто восемьдесят тысяч украинцев, по последней казахстанской – сто двадцать. По текущим данным служб миграции, ныне еще меньше, с распадом Советского Союза как единого многонационального государства тенденция возвращения граждан на свою историческую родину коснулась и украинцев области. Вызывалось оно большей частью новыми житейскими реалиями: за разделительными кордонами некогда единого государства у части его граждан оставались престарелые родители, недвижимость и наследство, многие же просто были отозваны из здешних подразделений и филиалов в свои головные конторы и министерства. Вдобавок, в нынешних переписях есть такая особенность, как необязательность указания своей этнической принадлежности, чем часто пользуются дети от межнациональных браков.

Но, как сообщали не так давно киевские миграционные службы, костанайская украинская диаспора по-прежнему остается самой многочисленной в Казахстане и самой крупной в мире по числу документально зарегистрированных относительно своей этнической принадлежности граждан. Хотя для нас, украинцев здешних, важно не столько количество земляков, сколько само явление, которое имеет место быть в результате присутствия той или иной нации на обретенной для себя родине. К тому же мы свою общину как раз и не считаем сугубо этнической, еще изначально она объединила – безотносительно к происхождению – выходцев из Украины, а также тех людей, которые связаны с нею своей судьбой или личным интересом.

Первые украинцы-поселенцы появились на территории нынешней области еще во второй половине ХVІІІ века. Это были ссыльный и беглый люд, искавший лучшей доли на новых плодородных землях, а также часть запорожского казачества, переселяемого после присоединения Крыма на новые кавказские (Кубань) и восточные границы империи. Массовые же волны переселения, приведшие к формированию здешних украинских землячеств, покатились уже после открытия на рубеже веков Сибирской железной дороги и последовавшей столыпинской аграрной реформы. Переселенцами в основном были земледельцы Левобережной Украины: Полтавской, Харьковской, Херсонской, Екатеринославской и Таврической губерний.

Затем последовала массовая эвакуация украинцев в Казахстан с началом войны 1941 года. В Кустанай прибывали уже не телеги отдельных переселенцев, а эшелоны с оборудованием производственных предприятий «под ключ» – например, херсонская швейная фабрика «Большевичка» – с коллективом производственного персонала и членами их семей...

Та война, семидесятилетие Победы в которой мы отмечаем в нынешнем году, скрепила историческую память украинцев и казахов не только общими тыловыми судьбами, но и великим множеством братских фронтовых могил. На берегу эпически воспетого еще в древности порубежного для русичей и половцев Северского Донца, под селом в Харьковской области похоронен кустанаец Еркимбаев Султан, выросший в Черниговке Семиозерного района. В школах и украинского, и казахского села есть музеи, посвященные герою, в год 65-летия Победы они обменялись делегациями. При финансовой поддержке Умирзака Ихтиляпова, племянника казахского солдата, поездка украинских гостей на Костанайщину была дополнена еще и посещением Астаны. Там делегацию встречали представители Посольства Украины в Казахстане, а также председатель «Рады украинцев Казахстана» Тимощенко Юрий Евгеньевич, в то время заместитель председателя Ассамблеи народа Казахстана. Они ознакомили школьников с новой столицей, а по отдельной программе – с культурой, обычаями и традициями казахского народа, что произвело и на детей, и на учителей, их сопровождавших, неизгладимое впечатление.

Гордимся мы теми своими земляками, кто отправился отсюда на передовую: костанайский мемориал Победы и более двадцати томов наших местных Книг памяти пестрят украинскими фамилиями. Сформированная в Кустанае 151 стрелковая бригада, преобразованная затем в 150 стрелковую дивизию, вписала, пожалуй, самый яркий эпизод в историю Великой Отечественной войны: она взяла Рейхстаг и водрузила там Знамя Победы. Руководил этой операцией командир полка Фёдор Матвеевич Зинченко, впоследствии Герой Советского Союза и почетный гражданин города Кустаная. Вместе с ним были Рахимжан Кошкарбаев, Илья Сьянов, Георгий Гаркуша, Архип Энна и другие. Героями Советского Союза из числа кустанайских украинцев стали Анищенко Александр Михайлович, Беляндра Василий Яковлевич, Головченко Василий Евстафьевич, Грушко Василий Семенович, Журба Иван Макарович, Кирпиченко Иван Платонович, Михайлевич Михаил Иванович, Нечипуренко Сергей Васильевич, Понамарчук Семен Трофимович, Собко  Максим Ильич. Боевой летчик и крупный впоследствии военачальник Беда Леонид Игнатьевич, родом из нашей узункольской Новопокровки, удостоен этого звания дважды.

Кавалерами трех орденов Славы (этот наградной ряд неофициально приравнивается к званию Героя Советского Союза) в той войне стали Клименко Григорий Ефимович, Михайленко Николай Леонтьевич, Науменко Василий Дмитриевич и Пипчук Василий Иванович. А также знаменитый Михаил Савич Яровой, который к этому ряду добавил еще и звание Героя Социалистического Труда (такое сочетание наград в тогдашнем СССР имели всего лишь восемь человек, из них шестеро украинцев)... Но то случится уже в послевоенные годы освоения костанайской целины, когда здешняя украинская диаспора увеличилась более чем вдвое.

Эшелоны с первоцелинниками из Украины на станцию Кустанай стали прибывать с февраля 1954 года. В марте на станции Тобол высадилось руководство будущего совхоза «Орджоникидзевский» Денисовского района (46 тысяч гектаров угодий) во главе с Кухтиным Федором Павловичем. В апреле туда же были перемещены из Крыма и других регионов тракторные, строительные и ремонтные производственные бригады в полном составе (бригадиры Анатолий Клименко, Владимир Климов, Александра Зубенко, Вениамин Михеев, Евгений Сергиенко и другие), а также обслуживающий персонал – всего почти 300 человек. Целый поселок! Кстати, любопытная деталь: крымчане выехали на целину как россияне, а встречали их уже тут как украинцев – именно в это время произошло переподчинение полуострова... Проложить первую борозду в ленинский день рождения 22 апреля прибывшие не успели, распашка – десантом прямо из Тобола – началась к Первомаю. Целинники нарезали поля, затем разбили палатки на берегу озера Караколь, отстроили зерноток, стадион «Авангард» и главные улицы поселка Крымский (ныне там ТОО «Крымское»), осенью собрали «на семена» первый урожай. В ту первую весну 1954 года хозяйство (какая еще деревня или даже обычный город СССР могли похвастаться подобным) вместе посетили три высших государственных руководителя: действующий – Никита Хрущев, будущий – Леонид Брежнев и казахстанский – Динмухамед Кунаев. Причем, впечатление у высоких гостей от увиденного в «Орджоникидзевском» и от настроя его коллектива было таким, что Никита Хрущев в своей записке Президиуму ЦК КПСС по поводу поездки в Казахстан употребил слово «исключительное». А Леонид Брежнев описал ту поездку в своих мемуарах, изданных отдельной книгой «Целина».

Через год тока центральной усадьбы и двух отделений хозяйства – Озерного и Майского – оказались доверху заваленными зерном рекордной «Жатвы-56». Ее валовой сбор, по словам ветеранов хлебных нив, не превзойден и до сих пор, в то время его попросту не удалось обсчитать полностью. Половина рабочих и служащих хозяйства надела медали и ордена, а механизаторы Левченко Федор Васильевич, Сосов Иван Власович и директор Кухтин Федор Павлович удостоились звания Героя Социалистического Труда. Через несколько лет целинный Крымский умножит свою славу в области и республике: приобщенные к спорту на самодельной базе дети целинников уже в шестидесятых несколько раз станут призерами чемпионата Казахстана среди школьников по хоккею с шайбой, оттеснив от пьедестала почета сборные команды из ледовых Дворцов областных центров с их титулованными тренерами...

На земле костанайской, кроме Крымского, выросли такие села и одноименные совхозы, как Харьковский, Севастопольский, Весело-Подольский, Барвиновский, Черниговский и многие другие, основателями которых были преимущественно первоцелинники-украинцы. Прибывали они во все области северного Казахстана, но все-таки большей частью на Кустанайщину. Что их сюда привлекало? Наверное, родственные и земляческие связи с переселенцами прежних времен да осведомленность о казахских черноземах еще со времен дедов-прадедов. Народная молва о тех, кто уехал и живет в своих Малороссийках, Миролюбовках, Федоровках, Шумных и Новошумных, почти сплошь украинских, передавалась из поколения в поколение...

На необъятной целине в полной мере проявились такие качества украинцев, как любовь к земле и умение на ней хозяйствовать. Подтверждением тому является обширный «звездный ряд» Героев Социалистического Труда. Звание это присваивалось лишь истинным профессионалам с безупречной репутацией: даже один голос «против» на любой инстанции рассмотрения представлений – от областей и республик до столицы – лишал возможности кандидата стать кавалером... Но именно такое единодушное одобрение, навсегда вписав свое имя в здешнюю историю созидания, вместе с высшей наградой за труд получили украинцы Гноевой Николай Васильевич, Берлин Дмитрий Иванович, Братышев Иван Филиппович, Демченко Михаил Прокофьевич, Довгаль Василий Павлович, Дьяченко Мария Ивановна, Клименко Иван Аверьянович, Кравченко Григорий Артёмович, Костенко Петр Ильич, Косьма Григорий Александрович, Крыжановский Степан Фёдорович, Кулик Михаил Сергеевич, Левченко Фёдор Васильевич, Максименко Константин Иванович, Михайлевич Михаил Иванович, Могилко Иван Сергеевич, Петренко Артем Анисимович, Политкина Александра Ивановна, Полтавец Нина Гавриловна, Романченко Николай Иванович, Рудской Иван Иванович, Савчук Андрей Никонович, Сарафинюк Анатолий Александрович, Пицина Дмитрий Людвигович, Сахно Алексей Андреевич, Свистуля Иван Степанович, Сергиенко Михаил Васильевич, Слепченко Григорий Никитович, Степанец Василий Степанович, Стрижаченко Иван Аврамович, Татаренко Анатолий Алексеевич, Хоцкий Илларион Степанович, Цурлуй Сергей Григорьевич, Шумара Каленик Тимофеевич.

К героям труда высших степеней отличия следует причислить также геологоразведчика Соколовско-Сарбайского месторождения Иванченко Николая Ивановича, который в 1959 году стал лауреатом Ленинской премии, а также директора Соколовско-Сарбайского ГОКа Онищенко Александра Емельяновича, лауреата Государственной премии СССР в области науки и техники за 1985 год.

Высоких правительственных наград и почетных званий, а главное, доброй памяти людской удостоились как уже ушедшие, так и ныне здравствующие здешние «великие украинцы», ставшие руководителями крупных промышленных и сельскохозяйственных предприятий, общественных и государственных организаций, видными специалистами образования, здравоохранения и культуры. Это Авдиенко Николай Тарасович, Брусник Дмитрий Яковлевич, Басов Иван Архипович, Бакай Семен Петрович, Буц Яков Петрович, Горбенко Иван Акакиевич, Горпинич Борис Архипович, Громченко Николай Владимирович, Даниленко Олег Владимирович, Денисенко Василий Федорович, Дорошко Виктор Иванович, Дядик Николай Моисеевич, Есипенко Павел Ефремович, Игнатенко Алексей Корнеевич, Зайченко Владимир Семенович, Касатов Николай Иванович, Коваленко Дмитрий Корнеевич, Крамаренко Александр Алексеевич, Кулиш Владимир Александрович, Макаренко Геннадий Николаевич, Мирошниченко Александр Викторович, Мирошниченко Виталий Иванович, Николенко Григорий Филиппович, Онищенко Александр Емельянович, Рец Василий Федорович, Руденко Григорий Никитич, Середенко Александр Ефимович, Сизоненко Анатолий Моисеевич, Сизоненко Виталий Моисеевич, Степаненко Адольф Сергеевич, Стороженко Леонид Васильевич, Сытенко Анатолий Васильевич, Хоменко Алексей Петрович, Шебеда Валерий Иванович, Ярмоленко Алексей Игнатьевич, Яременко Николай Арсентьевич, международный гроссмейстер Костенко Петр Евгеньевич, спортивная династия Матвиенко – Владимир Петрович, Сергей и Валерий, и многие, многие другие.

Мы сейчас уже забываем о том, что наряду с украинцами укоренившимися, на Костанайщине регулярно высаживались многочисленные «десанты» украинских механизаторов «откомандированных». Завершив дома более раннюю по срокам жатву своих озимых, они эшелонами, вместе с техникой отправлялись на наши нивы: урожай в здешних краях «рискованного земледелия» нужно снимать не летом, а осенью, да в ударные оптимальные сроки, не дав хлебу в наших непредсказуемых условиях «уйти под снег», как это случилось, скажем, в прошедшем 2014 году. Поэтому на Украине говорили: – «Раньше у нас не было семьи, в которой бы кто-то не был бы на войне, а теперь у нас нет семьи, в которой кто-то не был бы в Казахстане».

В период обозначившейся постсоветской миграции, собственно, и встал вопрос координации потребностей здешних украинцев, как этноса казахстанского, в поддержке родного языка, национальной культуры и традиций, передаваемых из поколения в поколение. Появилось предложение об объединении соотечественников в свою «громаду» (от сообщества громадян, то есть граждан), что в примерном русском переводе обозначает «общину». Была сформирована инициативная группа, в которую вошли: Дмитрий Яковлевич Брусник, бывший руководитель Урицкого (ныне Сарыкольского) района, председатель областного Совета профсоюзов, глава областного Совета ветеранов войны и труда, депутат Верховного Совета Казахстана; Андрей Михайлович Кирилюк, целинник из Кировоградской области, бывший тракторист, партийный и профсоюзный работник, депутат Верховного Совета Казахской ССР и Парламента Республики первого созыва, председатель общественного фонда «Ардагер»; Николай Матвеевич Ковтун, с 1955 года целинник из Донецкой области, тракторист-комбайнер, а после службы в армии – шофер, заместитель начальника автоколонны, сотрудник Урицкой районной газеты, член Союза журналистов Казахстана и Ассоциации литераторов Северного Казахстана; Станислав и Тамара Давыденко, преподаватели учебных заведений; Владимир Васильевич Рыдченко, директор областной филармонии, направленный на целину после окончания консерватории; Михаил Андреевич Сегеди, прошедший путь от товароведа до председателя областного Совета профсоюзов работников торговли; Сподин Анатолий Иосифович, бывший директор целинного совхоза в Денисовском районе, а затем руководитель районного и областного масштаба; Валентин Дмитриевич Граб, основатель и бессменный в то время руководитель областного народного хора «Кустанайские зори»; Сергей Васильевич Харченко, бывший партийный работник, главный редактор областной газеты «Костанайские новости»; Андрей Васильевич Заика, директор музыкальной школы в городе Костанае; Анатолий Васильевич Заруба, руководитель оркестра русских народных инструментов в областной филармонии, композитор; Петр Алексеевич Шекетера, преподаватель Костанайского кооперативного техникума.

Именно эта группа подготовила и провела организационную конференцию украинцев Костанайской области, которая прошла в декабре 1993 года. На ней был утвержден статут общины, избран Совет, а также его председатель. Эта хлопотливая общественная должность единогласно была доверена Андрею Кирилюку. Его заместителями стали Дмитрий Брусник, Михаил Сегеди, Николай Горбач и Николай Ковтун. На этой же конференции была создана украинская община города Костаная, как филиал областной, председателем ее был избран Петр Шекетера, ставший впоследствии руководителем украинской воскресной школы. В состав Совета вошли Виталий Иванович Фролов, который долгое время возглавлял отдел культуры в Урицком (Сарыкольском) районе; Любовь Ивановна Фролова, там же руководила районным Домом культуры, а после – академическим народным хором ветеранов войны и труда Костаная, а также Сергей Красиворон, в то время студент университета, затем преподаватель украинской воскресной школы.

В 2005 году кустанайская община вошла во вновь созданное Республиканское объединение юридических лиц «Рада украинцев Казахстана», в котором состоят этнические украинцы и представители других национальностей из девяти областей Казахстана. Одной из первых акций объединения стало участие в презентации книг Президента Нурсултана Назарбаева «Казахстанский путь» и «Политика мира и согласия», вышедших на украинском языке.

Организация общины имеет большое значение в решении житейских проблем украинцев области – люди стали получать необходимые консультации, содействие в связях с Посольством Украины, помощь в переводе документации, оформлении гражданства, а также другие услуги. Существенную поддержку оказала община, и лично Андрей Кирилюк, в оформлении получения немецких выплат за моральный ущерб тем нашим соотечественникам, которые в военное время были насильно угнаны в Германию. Нужны были подтверждающие документы, а это масса запросов в украинские учреждения, архивы и даже сбор свидетельских показаний... Причем, помогали «остарбайтерам» всех национальностей, немало усилий при этом пришлось приложить для преодоления всяких бюрократических препон. Кроме того, община стала ежегодно направлять молодежь на учебу в украинские ВУЗы за счет тамошнего бюджета.

Позднее в состав Совета вошли известные в области спортивные организаторы и молодежные тренеры Довбыш Юрий Ростиславович и Меляник Ярослав Тарасович, профессор Бондаренко Юрий Яковлевич, секретарь консульства Милокумова Ирина Петровна, а также Тарасенко Анатолий Владимирович, почетный консул Украины в Казахстане по Костанайской и Актюбинской областям, с августа 2011 года член Украинского всемирного координационного совета (УВКР). Консульство в Костанае открылось 20 мая 2004 года и явилось значительным событием в отношениях между дружественными государствами: за прошедшее десятилетие его услугами и консультациями воспользовалось свыше девяти тысяч граждан. Причем, граждан обеих стран – далеко не все у нас знают, что в Украине проживает так много казахов, что в Киеве, а также в Днепропетровской, Донецкой и Харьковской и других областях действуют их общества с одинаковым названием «Бірлік». И что земляки сюда приезжают, уезжают и, случается, нуждаются в помощи.

Как известно, 2008 год был провозглашен «Годом Украины в Казахстане». Консульство обратилось к украинскому Послу Николаю Селивону с предложением дополнить список запланированных мероприятий еще и конкретной человеческой судьбой. А именно – пролечить кустанайского паренька Асхата Сейдалина, который знает про клинику львовского Трускавца и грезит встать на ноги, но это для него несбыточная по средствам мечта. В ответ Посол лишь спросил из Астаны: знают ли в Кустанае, какая там очередь на лечение из богатой Европы и даже Соединенных Штатов?.. А на следующий уже день сообщил, что профессор Владимир Ильич Козявкин дал согласие: принять вне очереди, в сопровождении одного из родителей и бесплатно. Когда Асхат с матерью Нурией вернулись, паренек прошелся без коляски… Событие имело широкий резонанс в Казахстане, руководство клиники даже намеревалось посетить Республику на предмет возможности открытия тут своего филиала, но разразился экономический кризис…

Украинская областная община – подраздел областной Ассамблеи народа Казахстана. Филиалы общины образованы и работают в городах Костанае, Рудном, Лисаковске, Житикаре, в районных центрах Тарановское, Сарыколь, Затобольск, Федоровка, Мендыкара, Карасу и других. Наша задача: хранить и поддерживать те процессы, которые воспроизводятся как естественные проявления жизни этноса, выражаются в его языке и культуре, традициях и обычаях как повседневного быта, так и сферы духовной – фольклоре и самодеятельных ремеслах. При этом мы не ставим перед собой цель замыкаться в своих национальных рамках. С давних времен украинцы жили в Казахстане в дружбе и согласии с представителями других национальностей, все радости и трудности мы делим вместе, с уважением относимся и к коренному населению, и ко всему многонациональному народу республики. Ныне в украинских коллективах художественной самодеятельности более трети участников – это представители других национальностей, в первую очередь, казахской молодежи.


С образованием общины проведено уже восемнадцать областных фестивалей украинского народного творчества, последний из них в 2014 году был посвящен сразу двум юбилеям: Целины и Тараса Григорьевича Шевченко. Одиннадцать фестивалей были проведены при непосредственном участии Андрея Михайловича Кирилюка, который был их организатором и вдохновителем. За значительный вклад в укрепление двусторонних отношений, развитие культуры, традиций и обычаев украинского народа за пределами исторической родины Андрею Кирилюку было присвоено звание «Заслуженный работник культуры Украины». А несколько лет спустя Кирилюк А. М. и Тарасенко А. В. были награждены орденами «За заслуги» третьей степени, которые им вручил прибывший с визитом в Астану президент Украины Виктор Ющенко.

С каждым годом возрастает мастерство участников фестивалей, их лауреатами становились академический хор ветеранов войны и труда (Любовь Фролова, Костанай), народные хоры «Костанайские зори» имени Валентина Граба (Татьяна Ивлева), «Мрия» (Раиса Гордиенко, Рудный), «Барвинок» (Наталья Слепцова, Лисаковск), коллективы Сарыкольского, Федоровского, Карасуского и других районов. А вокальная группа из Костанайского района «Панночка» (руководитель Шалгымбаева Гульжан Жумагалиевна) в 2011 году была приглашена и выступила в Киевском национальном театре оперы и балета имени Лысенко. Большой интерес во время проведения фестивалей вызывают выставки прикладного искусства – вышивки Валентины Даниловой, Лидии Довгой, Веры Васильевой, поделки участников кружков из Карабалыкского, Денисовского, Житикаринского и других районов области. Одновременно проходят также и выставки украинской кухни.

Активными пропагандистами украинской народной песни на протяжении многих лет являются бывший директор областной филармонии Владимир Рыдченко и певица Ольга Квитка, супруги Надежда и Анатолий Заруба, которые вместе с Андреем Заикой прилагают немало сил для повышения мастерства участников художественной самодеятельности. Кроме того, композитор и дирижер Заруба А. В. написал несколько песен на стихи местных авторов.

Особо следует отметить продуктивную работу украинского объединения по изучению и пропаганде общности исторических судеб казахского и украинского народов. В собственном книгоиздательстве «Костанайский печатный двор» и в одноименной газете регулярно публикуются научные труды и литературные исследования вопроса с древних времен «Слова о полку Игореве» и до наших дней, о которых похвально отозвался Олжас Сулейменов. Тема рассматривается (профессор Бондаренко Ю. Я., литературовед Тарасенко А. В.) с позиций «евразийства», для которого в Казахстане есть благодатная почва – Национальный Университет в Астане не случайно носит имя его апологета. Лев Гумилев, как известно, считал своего рода «евразийским союзом» не выстроенное нами ныне образование (до него он не дожил), а давнее – десять веков тому – соседство Руси Киевской и Поля Половецкого, скрепленное тесными экономическими и культурные связями, а также династическими брачно-семейными узами. Ведь и сама коллизия древнего «Слова», запечатлевшего стычку в Степи и осуждающего «силовые методы решения вопроса», основана на реальной истории романтической любви ханской дочери Ярсулу Кончаковны и княжича Владимира Игоревича, закончившейся браком в Новгороде-Сиверском, сведения об этом сохранились в  казахских преданиях и киевских летописях...

Община ведет постоянную работу, направленную на переосмысление судьбоносной миссии Шевченко в Казахстане (исследования Бондаренко Ю. Я., книга Тарасенко А. В. и Мастерова С. А. «Не исчез в степной полыни» (Костанай, 2003). Дело в том, что прежняя пропаганда, с ее «классовым подходом», сформировала устойчивое общественное мнение о патриархе украинской литературы как о здешнем каторжнике. Гостящие у нас украинские делегации с удивлением узнают о казахстанском цикле его поэзии, составляющим ровно половину классического издания «Кобзаря», о том, что здесь написаны все его повести, а в казахстанском альбоме живописи и рисунков – около 450 работ. Не говоря уже о таких «деталях», как участие в сезонной Мангышлакской и полуторагодичной Аральской экспедиции, установившей, надо заметить, еще в середине позапрошлого века, что Арал мелеет. И в той, и в другой экспедиции найдены месторождения угля, проведены топографические съемки местности, что со временем положит начало здешним паровозным железным дорогам...

Интересные сведения об украинцах с середины ХІХ и до конца ХХ века (в общем контексте проблем переселения, кампаний по выселению и эвакуации) содержатся в трудах члена общины, профессора КГУ Легкого Дмитрия Максимовича, а также в «Очерках истории Кустанайской области» и книгах по истории ее отдельных земледельческих районов, автором которых является наш земляк Черныш Петр Максимович, в числе первых, кстати, удостоенный звания «Почетный гражданин Костанайской области», учрежденного в прошлом году. Предисловие к «Очеркам» написал доктор исторический наук, профессор КПИ Макотченко Василий Семенович. «Достоинством книги, – пишет он, – является то, что в ней многие документы вводятся в научный оборот впервые. Большинство из них нигде не публиковались, о них не знают даже исследователи, ранее работавшие в архивах».

Скудный «научный оборот» собственной истории, кроме прочего, объяснялся еще и пресловутым «классовым подходом», который три четверти века господствовал в советской исторической науке. Лишь во времена независимого Казахстана в школьных и вузовских курсах появились темы «Реформы 1867-1868 годов» и «Столыпинская реформа», положившие начало «распространению капиталистических отношений в Степи», персонализированные именами их разработчиков и проводников. Среди них было немало украинцев: Перовский В.А., Крыжановский Н. А., Константинович А. П., Проценко А. П., Барабаш Я. Ф., Страховский И. М. поочередно возглавляли Оренбургскую и Тургайскую губернии, куда в то время входила территория нынешней Костанайщины.

Изучение прошлого продолжается. И жизнь продолжается. Продолжается многовековая история дружбы наших народов и наших стран. Украинская община Костанайской области представлена в Ассамблее народа Казахстана с момента ее основания. Она является неотъемлемой созидательной и патриотично настроенной частью здешнего общества, с большим уважением и поддержкой относится к взвешенному курсу в области внутренней политики страны на основе единства и консолидации гражданского общества, как фактора обеспечения стратегических задач социально-экономического развития. С учетом теперь уже четверть векового суверенного опыта продвижения в этом направлении, здешние украинцы воспринимают и ценят все то, что для этого в Республике делается, и уверенно смотрят в будущее.

декабрь, 2014 г.



ПИСЬМА

От Патриарха Алексия II.

Уважаемый Анатолий Владимирович!

Сердечно благодарю Вас за книги, написанные Вами и изданные к 625-летию Куликовской битвы. События, ставшего славой русского народа, переломом в борьбе Руси против ига Золотой Орды и оказавшего решающее влияние на утверждение русского национального самосознания, на создание единого русского государства.

Выражаю Вам искреннюю благодарность за Ваш труд, несомненно, нужный и полезный всякому заинтересованному читателю.

От души желаю Вам крепости душевных и телесных сил и благословенных от Господа успехов в Ваших дальнейших трудах.

С уважением,

Патриарх Московский и всея Руси.

25 ноября 2004 года.

От Олжаса Сулейменова

Уважаемый Анатолий Владимирович!

Получил обе Ваши книги. Начал читать, естественно, с той, что о «Слове». И опять дела отрывают, уезжаю в очередную командировку. Но то, что успел прочесть, очень интересно! По возвращении (в декабре) постараюсь отписаться подробнее.

Спасибо Вам за то, что Вы продолжаете вчитываться в «Слово». Крепко жму руку.

Ваш О. Сулейменов.

27 октября 2003 года.

Олжас Сулейменов: «То, что написал о «Слове о полку Игореве» Тарасенко, наиболее продвинуто из этой литературы. Это искренний и честный исследователь. Очень симпатичен он мне, чувствуется, не для защиты диссертации написал – просто делится с читателем своим пониманием «Слова». Оно близко к моему пониманию. И другое важно: появление таких работ свидетельствует о культуре в Казахстане в целом, о том, что Костанай – не духовная провинция».

(«Алтын Дала», составитель Дильдяев Г. Г., издательство «Корпорация Атамура», 2005 год, стр. 83).

От Виталия Шевченко *

...Несколько слов в отношении Ваших изысканий о «Слове». Убедительны Ваши предположения о словах, неясных, расшифрованных с помощью украинского языка. «Папорзи» – «поворозки», «зверин вста зби – звериные умолкли крики»…

Если одно неясное место расшифровать – уже большой успех. А у Вас сразу несколько. Поздравляю!

19–20 января 2006 года.

* Шевченко Виталий Иванович – украинский писатель и киносценарист, город Запорожье.

От Давида Маркиша **

Дорогой Анатолий, получил Вашу бандероль. Большое спасибо. Вам посылаю свою книгу...

** Давид Маркиш – председатель Союза русскоязычных писателей Израиля (1982-1985), автор книги о Несторе Махно «Полюшко-поле» (Liberti Publishing House, New York, 1989). Отец его, известный советский литератор Перец Маркиш, был расстрелян по делу Еврейского антифашистского комитета, а семья до 1954 года находилась в казахстанской ссылке.


Я думаю, что историческая судьба Махно обязательно взойдёт – ведь он, истинно, был одним из самых замечательных людей своего времени. Грязь, которой его забросали большевики, должна быть смыта. И каждый, кто причастен к «махновской теме», обязан этому способствовать.

Для меня, израильтянина, грязный слух о том, что Махно был погромщиком евреев, просто оскорбителен. Махно был справедливым и чистым человеком – насколько это было возможно в условиях той войны. Он верил в простое детство человечества, отстаивал свою веру с изумительной отвагой и неудивительно, что у него было столько сторонников: кто из нас не хочет вернуться в детство?

А меня с Казахстаном связывает давняя приязнь: мальчишкой я отбывал ссылку в районе станции Джусалы, в степи, и полюбил этот край.

С уважением, Давид Маркиш.

Израиль, 6 февраля 2006 года.

От Юрия Сбитнева *

Уважаемый Анатолий Владимирович!

В Новгороде-Северском, да-да в Новгороде-Северском, том самом, подарили мне два тома «Студии над словом». Одну «на мове», другую «на языке». Буду краток, потому что не уверен в точности адреса. Если мой голос в какой-то степени заинтересует вас, подтвердите свой электронный адрес. Вы всю жизнь работали над «Словом». Я – шесть десятилетий. Лихачевскую диктатуру и очень коротенькую любовь испытал на себе лично. Сейчас хочу сказать вам единственное: Ваш перевод считаю лучшим из всех прочитанных мною, а прочитал я несть числа. И это несмотря на то, что мой взгляд на «Слово» во всем расходится с Вашим. Но перевод блистательный.

Буду рад поговорить с Вами на эту, как я понимаю, дорогую для нас обоих тему.

Искренне Ваш Ю. Сбитнев.

8 сентября 2008 года.

* Сбитнев Юрий Николаевич – лауреат Всероссийской историко-литературной премии «Александр Невский» (книга «Великий князь» (2007–2008), г. Москва.

От Николая Литошко *

Многоуважаемый Анатолий Владимирович!

В связи с Вашей книгой «Долгий путь в Лукоморье». Я очень рад, что смогу и помочь, и прибавить Вам хлопот относительно пребывания Тараса Шевченко в городе Екатеринославе (Днепропетровске) и Александровске (Запорожье). То есть, в родных краях нашего детства и отрочества...

Поищите карту Крюкивського шляха от Кременчуга до Екатеринослава, это тогдашний наторенный путь в ту сторону: в те годы Кременчуг строился, а Екатеринослав, как-никак, имел статус города губернского...

Этим же Крюкивським шляхом ехал 17-18 мая 1820 года Александр Пушкин. Он заинтересовался жизнью запорожских казаков. Посетил Романково (так называлось старинное запорожское займище), в административном отношениии оно было волостным селом. Побывал в Успенской церкви, построенной в 1737 году, история возведения церквей Днепродзержинска есть у директора городского музея Натальи Николаевны Булановой, она автор книги «Строительство церквей города Днепродзержинска». Место, где стояла церковь, сохранилось. Это улица Толстого, № 76. Здания нет. На месте, где был алтарь, Микола Чаюн густо-густо высадил бузок (сирень), чтобы там никто не ходил.

А еще, Анатолий Владимирович, на Украине есть книга Олексы Стороженко – «Споминок про Микиту Леонтійовича Коржа». Этот старик в возрасте 101 год при здравом уме жил где-то в районе Пятихаток. Из его слов писатель воссоздал уникальный исторический материал. Кроме того, в газете «Днепровская правда» от 22 января 1989 опубликована статья краеведа Юрия Немченко, в которой он пишет следующее. «Выехал Тарас Шевченко из Яготина (ныне Киевской области). Дальше его путь пролегал через Пирятин, Лубны, Хорол, Кременчуг, где он переправился по наплавному мосту на правый берег Днепра. Потом его дорога пошла по Екатеринославской губернии: Верхнеднепровск – Карнауховка – Романково – Екатеринослав – развилка дорог (Канцерополь) – Александровск (Запорожье) – Хортица.

С уважением, Литошко Николай Ильич.

10 декабря 2009 года.

* Литошко Николай Ильич (1940–2011), земляк автора книги. Металлург, жил и учился вместе с Нурсултаном Назарбаевым в Днепродзержинске, а в девяностые годы по его приглашению переехал в Казахстан (сайт объединения украинцев «Оберег», Астана).

От Иона Дегена *

Дорогой Анатолий! Одно из самых нелюбимых у меня – ощущать себя должником. Должен был поблагодарить Вас за переводы. Но главное – меня радовало, что в любимой мне украинской литературе появился такой литератор. Трудно передать, какой подарок, да ещё именно сейчас, на фоне всего происходящего, Вы преподнесли мне. Спасибо!!!

Будьте здоровы, счастливы, благополучны.

Крепко жму Вашу руку! Ваш Ион Деген.

19 марта 2014 года.

* Ион Лазаревич Деген – известный поэт-фронтовик, в настоящее время живет в Израиле.


О ПРОЧИТАННОМ.

Живая картина прошлого

Процитирую автора удивительной, надо сказать, книги, которую Вы, уважаемый читатель, только что закрыли, прочитав от корки до корки или хотя бы просмотрев те главы, которые лично Вам интересны. Анатолий Владимирович Тарасенко пишет так: «…фамилия за фамилией, личность за личностью воссоздали живую картину прошлого». В этой короткой фразе отражаются и цель, и средства, которыми должен оперировать историк, исследователь, гражданин, принимаясь за работу. Которыми Анатолий Тарасенко и сам ни разу не пренебрег – кто следит за его творчеством, тот может говорить об этом уверенно. И все-таки эта его книга, этот незаурядный труд отличается от всех предыдущих. Если найдется читатель, который скажет, что на костанайской земле вообще впервые появилось такое емкое исследование, прочно увязанное всей конструкцией своей с землей – в философском ее значении, – с личностями, оставившими яркий след на своей орбите, с размышлениями и многообразной информацией, далеко не всякому ведомой, то с этим читателем надо согласиться. Книги такой не было, хотя сегодня в активе наших историков, писателей, журналистов немало интересных работ. Но Тарасенко пошел своим путем, вызвав к современному читателю не духов, не призрачных персон, а живых людей, которые очень близки нам, очень дороги и которые очень много для нас сделали.

У всякого писателя есть свои вольные или невольные хитрости. По наитию ли, по трезвому и прагматическому расчету ли, но чтобы дойти до читательского если не сердца, то хотя бы любопытства, надо «пристреляться», то есть попадать точно в цель, а не «в молоко». Надо приблизить героя, персонажа к читателю. Только тогда появляется доверие, искренний интерес и желание читать дальше. Приведу пример из «Партии патриотов» (название сократила намеренно):

«Губернатор Тургайской области Проценко Александр Петрович в 1883 году подписал Алтынсарину документы на открытие поныне действующей в Костанае школы-интерната…»

«Поныне действующей» – это как раз то, что нужно современному недоверчивому читателю. Он хочет видеть сейчас и сегодня подтверждение тому, что Просветитель жил и что он жив сегодня – в делах своих, в учениках своих. И в этом смысле участь его для потомков более созидательна и притягательна, чем «какого-то там» губернатора. Но это если читать сквозь пальцы, а если внимательно и участливо, то явная симпатия к губернаторам Тургайской области у Тарасенко просматривается. Симпатия эта основана на многих факторах. Во-первых, это фактор власти. Власти, которая может быть разумной, а может – наоборот. И если Проценко, как могущественный чиновник на окраине Великой Империи, подписывает документы на открытие школы-интерната, а это куда больше, чем просто школа, так как сюда приедут дети из аулов, дети способные, талантливые, от которых зависит будущее, то хвала этому губернатору. Второй фактор – фактор развития. Сегодня находятся витии, которые говорят, что лавины переселенцев в Кустанай подкосили благополучие коренного населения. Но если иметь в виду живую картину прошлого, во многом схожую с живой картиной настоящего, то и тогда, и сегодня хватало всякого. Но и тогда, и сегодня мы не можем не видеть, что развитие было и есть, иначе сегодня просто бы не о чем было говорить, попросту не было бы почвы для разговора. И Тарасенко это объективно показывает, разворачивая перед читателем богатый и ладно в смысле логики подобранный материал.

Третий фактор – земляческий, украинский. Анатолий Владимирович, хотя и скромно подступает к формулировке: «отдать дань тем кустанайцам, в том числе, украинцам и выходцам из Украины», но продолжает ее в полный голос: «которые оставили не только созидательный след на нашей благодатной земле, но и в назидание потомству примеры товарищества, дружбы и солидарности». Таких примеров много, очень много. Их бы надо растиражировать, показать широкому кругу. Как то фактическое опекунство Якова Барабаша над Алиби Джангильдиным. Сходятся личности в этой книге. Сходятся и не расходятся, а как бы цементируют историю, от самого нижнего горизонта до верхнего.

Есть такая похвала пишущему, во всяком случае, в журналистике: «плотный материал», когда пишут без словоблудия, хорошо и четко зная, что надо сказать. И как сказать. У Анатолия Тарасенко получилось сказать многое – интересно, ярко, дискуссионно и, я бы сказала, упрямо. Потому что факты упрямы, и с этим надо считаться.

Остается поздравить с окончанием большой и сложной работы, поблагодарить Анатолия Владимировича и пожелать ему внимательных читателей, которых, увы, сейчас не так много. Но их надо искать, находить всеми способами, чтобы живая картина прошлого стала достоянием многих. Она того стоит, она того заслуживает.

Людмила Фефелова