MИЛA НАРКОМАНКА
До станции было около получасу когда Макс, брат Аркадия Райкина, начал разговор о Миле.
Весь состав театра, около 30 человек, ехали на поезде на гастроли из Москвы в Кисловодск.
"Стоит вам только выйти на главную улицу и вы тут -же услышите смех Милы. Когда мы выступали здесь год тому назад, ей было всего 15 лет, а она уже держала всю кисловодскую милицию под страхом и никто ничего с ней не мог сделать. Она здесь руководит бандой 17 - 19 летних здоровенных парней и делает в городе что хочет, вплоть до убийства. Милиция её боится и не знает что с ней делать", говорил Макс другому актёру театра Ляховитскому. Я стоял рядом и внимательно слушал. То что говорил Макс меня заинтересовало. В этом было что-то интригующее.
Поезд остановился. Слава Ткачёв, наш директор театра, распределил нас по гостиницам и номерам. Гарик, мой друг детства, мим, и я, получили номер с актерами райкинского театра на втором этаже, а другие актёры в другой гостинице, на горе, немного дальше и в подвальных номерах.
Вечер был тёплый, но Гарик решил остаться в номере, а я с Фимой, другим приятелем. которого мне разрешил Райкин взять с собой в качестве оператора по свету, вышли на главную улицу подышать горным кисловодским воздухом. В поезде мы вдостоль выспались и отлежались так что походить по местному "бродвею" было хорошей идеей.
Возможно мы чем то выделялись от местной пожилой публики, привыкшей к тем же лицам, мелькавшим на этой улице изо дня в день, потому что мы ловили множество любопытствующих взглядов. Ну конечно, все здесь знают о появлении театра с Аркадием Райкиным.
Этим любопытство и было вызвано.
Главная улица шла под небольшим уклоном вниз. Около 8 вечера самый разгар гулянья. По вечернему одетые пожилые и молодые люди показывали себя и смотрели на других, встречались, шутили, болтали или просто шли "под ручку" как обычно ходят на Невском Проспекте в Лентнграде. Это здоровая связь, беспроволочный телефон, живой емаил, замена всех электронных почт, нормальное ЖИВОЕ общение людей. Группы людей шли навстречу и за нами освещённые зажжёнными вечерними фонарями, находящимися по правую и левую руку по обочинам улицы.
Сзади нас, почти рядом, вдруг раздался громкий неприятный смех. Было непонятно кому он принадлежал. Либо это был мальчик с меняющимся голосом, либо странная девушка. Смех где-то даже был похож на блеющего барана. Я вспомнил описание Макса. Конечно, это была та самая Мила. Я дал Фиме знак отойти в сторонку чтобы пропустить Милу и взглянуть, кто же она такая. Она и группа примерно в десять амбалов не торопясь, в развалочку, прошли вперед. Мила была в центре. Она была самая низкая. Все курили папиросы, включая её. При беглом взгляде на Милу трудно было бы сказать, это девочка или мальчик. Волосы были очень коротко пострижены, как если бы человек вышел из тюрьмы неделю тому назад. Худощавое, не женственное лицо с невыражаюшими эмоцию глазами, серая мальчишеская рубашка с открытым воротом и одетым поверх модным в тонкую полоску и хорошо сшитым пиджачком с талией, отглаженные остриём расклёшенные модные брюки правильной длины, так что складки на них были точно поверх легких полу-ботинок. Шла Мила как тюряга, слегка поворачивая верхнюю часть тела то вправо, то влево и слегка выпятив бедра вперед. Это чисто мальчишеская походка бандюг и хулиганов. Я такую походку знаю отлично. Она выражает наплевательство на всех и на всё, развязность и уверенность в себе. Мы предпочли идти сзади чтобы видеть всю группу. Они явно чувствовали нас и говорили о нас что-то.
Фима решил тихо прокомментировать группу. Это было очень неосторожно с его стороны. Я уже ожидал их реакцию. Как я и предполагал, Мила резко повернулась и подошла вплотную к Фиме, касаясь его тела своим, как бы наступая на него. Амбалы тут же окружили нас,
"Что ты сказал?" спросила Мила и, бросив папиросу раздавила ее протерев привычным движением ступней правой ноги. Даже при слабом освещении видно было как Фима побледнел. Я видел что если он начнет говорить, то это точно приведет к драке и нам побитым отсюда не уйти. Надо было ошарашить, сказать что-то неожиданное, чтобы разрядить атмосферу.
"Тебя зовут Мила, я тебя знаю. А мы будем выступать прямо в зтом театре после завтра. Ты прийдешь на наш спектакль?", спросил я, переводя разговор в другое русло.
Не останавливаясь я сказал Фиме, "А ты собирался идти домой, кажется?"
"Если ты не против, я очень хотел бы с тобой поговорить", я снова обратился к Миле.
Пока она была в замешательстве, я подмигнул окружающим нас парням как мы это делали на Урале. Это означало что мы все свои и у нас одна компания.
Мила перевала взгляд на меня. Я улыбнулся невинной и дружеской улыбкой и сказал Фиме, " а ты поднимайся и иди к дому, пока"
Повернув в напрвлении прежнего пути я этим показал что мы можем идти рядом и разговаривать. И мы пошли рядом. У меня было масса к ней вопросов: чем она хотела бы заниматься помимо ширяния, что значит на жаргоне колоть в руку наркотики, кто её родители, каковы её мечты и масса других.
Понемногу, видя мою искренность, она вошла в тему, потом приостановилась, обернулась. Её охрана шла позади.
"А вы все можете идти домой, мы сами разберемся".
Её ребята тут же растворились в ночной темноте.
Мила рассказала мне что родители разошлись когда ей было три года. Оба были пьяницы а мама стала проституткой и постоянно водила мужиков в дом и клала их в постель и трахалась с ними в её присутствии. Мужчины и вообще все люди ей опротивели. Её любимое занятие шить. Брюки и пиджак она сшила сама. Милиция и вправду её боится, потому что за её спиной вся хулиганская молодёжь, а уж если сажать в тюрьму, то весь молодежный город пойдет в тюрьму. Она мечтала стать актрисой в театре но сейчас она зашла далеко в своем хулиганстве и таком поведении и никто её не хочет никуда брать на работу. Она чувствует, что она в безвыходном положении. Было около часу ночи. Я сказал, что завтра у нас репетиция и я должен идти спать. На этом мы расстались.
Мои актёры пришли на репетицию в страшном расстройстве. После приезда все трико и цветные верха, и даже обувь для выступления и репетиции, украдены. Оказывается всё это вместе было положено на окна, а окна полу-подвальных номеров снаружи на уровне колен и костюмы было легко украсть. Погода днём жаркая. Окна открыты. Бери что хочешь, пока никто не видит. Наше участие в выступлении было под серьезной угрозой.
Есть ещё один день подумать что делать, но никому из актёров пока ничего нельзя говорить, пока точно не будем знать что все костюмы потеряны навсегда.
Прорепетировали в чём были. Аркадий Исакович удивился что мы не переоделись, но промолчал. После репетиции вся моя группа пантомимы пошла в местный кинотеатр посмотреть итальянский фильм "Ключ" с Софи Лорен и Марчелло Мастрояни.
Прямо передо мной, молча, шла Мила. Она демонстративно прошла в кино театра без билета и села рядом со мной. Всё молча. В общем-то у нас было короткое знакомство, так что я могу в какой-то мере понять её поведение.
Свет гаснет. В темноте Мила достает папиросу и без раздумья, не обращая ни на кого, закуривает, сильно дымя вокруг. Кто-то подкашливает. Я сам страшно недоволен.
"Ты можешь не курить? Невозможно дышать", шепчу я ей, как если бы я знал её много лет. Возможно что-то было в моей интонации такое, что было убедительно и неопровержимо, и в то же время не враждебно. Ни слова не говоря, Мила пересела далеко от меня, но продолжала курить.
Когда фильм закончился, она снова демонстративно шла впереди меня и Гарика. Из заднего кармана ее брюк торчала сложенная в толстую полоску газета. Постепенно, от ходьбы, газета упала на асфальт и я тут же машинально подобрал её, и, похлопав Милу по плечу, протянул газету в её руку. Это снова был знак примирения.
Мы выровнялись и я спросил: "Ты сможешь мне помочь? У всех моих актёров, кто поселился в гостинице на горе, украли костюмы для выступления, и нам не в чём работать. Если каким-либо образом тебе удасться их найти, я достану тебе билет на наше выступление и познакомлю с Райкиным".
"Я постараюсь всё выяснить", сказала она.
Вечером мои ребята пришли ко мне и сказали что все костюмы вернули, и мы можем завтра работать на спектакле.
Утром на репетиции я подошел к Аркадию Райкину и рассказал историю с костюмами.
"Я хотел спросить у вас, если можно устроить бесплатный проход в театр для этой Милы. Она мечтает познакомиться с вами и она очень хотела быть актрисой".
На следующем спектакле все актеры слышали неповторимый хохот Милы с балкона, а после спектакля я познакомил её с великим Райкиным.
Наши гастроли закончились. Мы садились в поезд идущий обратно в Москву.
Раздается гудок оповещающий что через минуту поезд отходит. Аркадий Исакович стоит недалеко от меня у окна и готов мысленно попрощаться с Кисловодском.
Вдруг я вижу вдалеке бегущую от вокзала девушку с букетом цветов. Это была Мила. Первый раз за воемя прибывания в Кисловодске я увидел её в платье. На голове был по-стариковски повязан платок, как обычно носят в России бабушки. Вот она уже рядом. Поезд трогается очень медленно. Она просто рвется догнать окно где стоит Райкин и в последний момент успевает передать ему её букет цветов.
Я помахал ей рукой но она, я думаю, меня не увидела.
Через год я и Гарик приехали в Кисловодск поездить на лошадях и случайно встретились с Милой. Она получила работу в Таганрогском театре как швея.
Григорий Гуревич
Написано в 2006 году. Описываемое событие происходило в 1968 году во время гастролей Театра Райкина в Кисловодске, Советском Союзе.
Все права автора.
Помещено на "ПРОЗА.РУ" 12 ноября, 2015 года.