- Максимушка пришёл! – обрадовалась бабушка, открыв дверь. – Раздевайся и иди на кухню, сейчас оладьи будут готовы. Варенья, тебе какого достать, клубничного или сливового?
- Давай, бабуль, клубничного, - сказал, снимая куртку, Максим. – Как мама?
- Только что заснула, не беспокой её, потом зайдёшь.
- Хорошо. А скажи, бабуль, есть у мамы кулон гранатовый?
- Откуда ты узнал?
- Да так, – уклонился от ответа Максим, - слышал недавно, как вы с мамой говорили...
- Этот кулон подарил маме твой отец, сказал, чтобы она его никогда не снимала, и никому не рассказывала про него. Как же ты узнал?
- Ну, услышал... – промямлил Максим.
- Что ещё ты слышал?
- Ну... про отца... Бабуль, расскажи мне про него.
Антонина Григорьевна беспомощно посмотрела на внука:
- Ты действительно хочешь знать о своём отце?
- Ну, да! А что здесь такого странного? Думаю, что любой на моём месте, поинтересовался бы своим происхождением. Мне стало интересно, каким был мой отец человеком, похож ли я на него, общем, хочу узнать про него как можно больше.
- Ты давно не спрашивал о своём отце, - вздохнула Антонина Григорьевна, - я уж думала и не спросишь...
- С двенадцати лет не спрашивал, - сказал Максим, - а теперь вырос и хочу знать про него всё. Ну, что тебе известно, конечно.
- Хорошо, - сдалась бабушка, - пойдём на кухню, а то стоим в коридоре, не ровен час, Анна проснётся.
На кухне она положила Максиму целую гору оладьев, поставила рядом тарелку с вареньем и наблюдала, как внук быстро расправляется с лакомством.
- Здорово! Спасибо, бабуль! – сказал Максим.
- Твой отец поляк, - провозгласила бабушка, трагическим шёпотом, и плотно притворила дверь кухни.
- Интересно... – протянул Максим, - а зачем надо было рассказывать о геройски погибшем лётчике?
- Ты был слишком юн, и совершенно не готов к правде...
- А сейчас, я значит, готов? Могли бы и раньше сказать, что у меня отец поляк!
- Ты не дослушал до конца, - строго сказала Антонина Григорьевна, - твой отец поляк, и он не знает, что ты существуешь.
- Это-то мне как раз и понятно! – горько сказал Максим. – Просто мой, так называемый папенька, не хотел ребёнка и поэтому...
- Ты не понял! – перебила его бабушка. – Он не знает о тебе, но и Анну он не помнит.
- Как же так? – ошарашено спросил Максим. - Разве так бывает?
- Он потерял память, уехал в Польшу, и там у него есть жена и дети, кажется – дочь и сын, я точно не знаю.
- Как же ты узнала,что у него есть семья?
- Ну, я тоже иногда читаю прессу. Не такая уж я у тебя отсталая. Фамилия у твоего отца известная, часто в газетах про него пишут.
- В польских?!!
- Ну и что? Не могу я польские газеты почитать что ли?
- Бабушка, так ты что – всё знала про его семью?
- Ну... не всё, и не всегда. Но, главное, то, что у него есть семья и дети, я узнала, а потом просто не стала интересоваться, да и маме твоей запретила. Зачем бередить рану?
- А как он потерял память?
- Когда он стал встречаться с Анной, я думала, что про такую любовь можно прочитать только в любовных романах. Он её носил на руках, говорил, что они никогда не расстанутся, он так бережно относился к твоей маме, с такой любовью смотрел на неё, что я, грешным делом, уже подумывала о свадьбе, но...
- Что же случилось?
- Приехали его отец, мать и дед. Старик был настолько дряхлым, что я удивлялась, как он вообще до нас доехал. Был такой скандал! До сих пор вспоминать стыдно. Старик оказался ещё достаточно в силе, чтобы закатить истерику в нашем доме. Что пережила Анна - я даже не буду говорить.
- А что отец?
- А ничего. Сначала он сказал, что никуда не поедет, останется здесь и женится на Анне, а на следующий день уехал. И больше мы ничего о нём не слышали.
- А почему его родственники были против его женитьбы на маме? – поинтересовался Максим.
- Они были знатного рода, да ещё и богатые, так что Анна им не подходила в роли невестки. Тем более что они уже подыскали ему невесту в Польше.
- А как же вы узнали, что он ничего не помнит?
- Он должен был тем вечером прийти на свидание, но не пришёл. И Анна, волнуясь за него, побежала к нему. Он открыл ей дверь, поинтересовался, по какому поводу она пришла, затем сказал, что её не знает и закрыл дверь. Он смотрел на мою дочь, как на незнакомую женщину, и, когда она начала рыдать, заявил, что никогда её не встречал. Теперь понимаешь?
- Да что уж тут не понять? – усмехнулся Максим. – Просто папенька решил не идти против воли своих родителей, испугался, что его лишат наследства, поэтому и сделал вид, что ничего не помнит. Оригинально, не правда ли?
- Нет, тут что-то не то... – задумчиво проговорила Антонина Григорьевна, - он любил мою дочь, такие чувства не сыграешь. Поэтому мне и странно вспоминать про всё это. Анна долго страдала, хотела ему написать, но я её отговорила. Ну а потом появился ты, и стало просто некогда думать о чем-то другом.
- Бабушка, а кулон... – напомнил Максим. – Покажи мне его.
- Да, да. Сейчас, посмотрю, спит Анна или нет, - заторопилась бабушка и скрылась за дверью.
- Интересно, как цыганка узнала об этом кулоне... – пробормотал Максим, - значит, и про ангела она не соврала? Как же мне найти этого ангела?
Через несколько минут бабушка вернулась, протянула Максиму кулон из зелёного граната, нажала на незаметную кнопку и он раскрылся. С фотографии на Максима, улыбаясь, смотрел юноша, примерно такого же возраста. Это был очень привлекательный блондин, глаза его искрились синевой, и в них тоже гнездилась улыбка. Максим внимательно смотрел на фотографию, а юноша улыбался ему лёгкой и доброй улыбкой.
Утром Максим бежал в университет через парк, внимательно оглядываясь по сторонам, в надежде встретить девушку Олю, но сегодня никто не гулял по тропинкам. Погода была промозглая, накрапывал мелкий противный дождик, скорее всего, люди появятся в парке во второй половине дня, когда немного потеплеет и появится солнце. Разочарованно вздохнув, Максим подбежал к университету. На ступеньках, переминаясь с ноги на ногу, стоял его сокурсник, Олег Головин. Увидев Максима, он безумно обрадовался и бросился к нему навстречу.
- Слушай, Волохов! Ты курсовую сделал?
- Сделал.
- Слушай, дай списать!
- Конечно, бери, а успеешь? До начала занятий осталось десять минут, и на первой паре нам надо сдать эту курсовую.
- Не боись! Прорвёмся! – пробормотал Головин, и добавил: - Вот за что я тебя уважаю, Максим, это за то, что ты никогда не спрашиваешь, а просто помогаешь. Ну, давай, встретимся на кафедре, там тебе и отдам курсовую.
День помчался по заведённому кругу – учёба, затем разнос почты и пакетов в фирмы, в общем, когда Максим добрёл усталой походкой до своего дома, он сначала не обратил внимания на машину «скорой помощи», стоявшую рядом с подъездом. Поднявшись на лифте на свой этаж, Максим увидел открытую дверь и выходивших из неё людей в белых халатах. Двое мужчин выносили носилки с его матерью, рядом суетилась заплаканная бабушка.
- Максимушка! – бросилась она к нему. – С мамой плохо, потеряла сознание, и до сих пор не очнулась. Что делать, что делать? – причитала она, заламывая руки.
- Гражданочка, освободите проход! – высказался один из мужчин. – Носилки не проходят!
- Сейчас, сейчас! – запричитала бабушка, и отошла от двери. – Максимушка, поезжай с ними, узнаешь куда повезут маму, а у меня что-то сердце прихватило.
- Конечно, бабушка, как же иначе? – ответил Максим, с тревогой глядя на лежавшую, на носилках мать, бледную словно полотно. – А ты приляг на диван, я всё узнаю и позвоню тебе, чтобы ты не беспокоилась.
Антонина Григорьевна, безостановочно охая и вздыхая, отправилась в комнату, а Максим побежал вниз по ступенькам, вслед за уходившими медбратьями.
Анну Юрьевну положили в реанимацию, подключили аппарат искусственного дыхания, поставили рядом капельницу с каким-то лекарством, доктор проверил пульс, измерил давление, написал что-то в блокноте, и собрался уходить.
- Скажите, - спросил дрогнувшим голосом, Максим, - что с моей мамой? Она очнётся?
- Пациентка впала в кому, такие случаи непредсказуемые...
- В кому? Это очень серьёзно? Что это означает? Она, что, может пролежать в коме очень долго? И ничего нельзя сделать?
-Всё что нужно, мы уже сделали. Остаётся только ждать. Пациентка, только что поступила, так что будем обследовать... Вы ей кем приходитесь?
- Сыном.
- Ну, вот что... Поезжайте-ка вы, лучше домой. Сейчас вы ей ничем помочь не сможете. Сестрички у нас хорошие, так что уход за вашей мамой будет специализированный, не волнуйтесь. Всё будет в порядке, насколько это возможно. У нас отличная больница, хороший медперсонал, так что не беспокойтесь. Приезжайте лучше завтра, анализы уже будут готовы, и я попытаюсь определить, отчего произошла кома.
- Спасибо, доктор, - сказал Максим, подошёл к маме, нежно погладил её по руке, и отправился домой.
Открыв дверь своим ключом, чтобы не беспокоить бабушку, Максим, неслышно ступая, направлялся в комнату, и вдруг из кухни послышались голоса. В основном, говорил незнакомый женский голос, а Антонина Григорьевна лишь изредка вставляла короткие реплики.
- Бабушка! – окликнул Максим. – Я пришёл!
- Да, да! Я слышу! – ответила бабушка. – Иди на кухню, у нас гости.
Максим направился на кухню, там, на стуле сидела незнакомая женщина в чёрном траурном платье, и с кокетливой, чёрной же, вуалью. Ей было около шестидесяти лет, но фигура у неё была как у юной девушки, с осиной талией. Её стройные ноги обтягивали колготки, а элегантные туфельки тоже были чёрные. На столе стояли чашки, чайник благоухал заваркой, а в центре воцарился торт, и вазочка с конфетами. Бабушка, сидела, поджав губы, искоса поглядывая на гостью, перед которой на блюдечке лежал кусок торта. Она его аккуратно отламывала ложечкой и также аккуратно отправляла в рот. Увидев Максима, гостья, резко побледнев, вскочила со стула, и, прижав руки к груди, воскликнула:
- Матка Боска! Как же он похож на деда! Просто одно лицо!
- Знакомься Максим, - недовольно произнесла Антонина Григорьевна, - это твоя бабушка, из Польши.
- Катажина Ковальская! – представилась женщина и заметила: - хотя у меня такой взрослый внук, я ещё совсем не старая, так что прошу – не называйте меня бабушкой.
- Хорошо, - ответил Максим, думая, зачем приехала эта женщина, и что ей нужно.
- Я приехала поговорить... – начала Катажина, - хотела поговорить с Анной, предупредить её, но не успела...
- Что уж, теперь-то предупреждать! – сварливым тоном высказалась бабушка. – Анна в больнице, в коме, когда очнётся – неизвестно. Да и очнётся ли?
- Бабушка! – воскликнул Максим. – Зачем так говоришь? Маме скоро станет лучше, она очнётся!
- Да как же ей станет лучше, если твоей маме сделали порчу на смерть? Что она вам плохого-то сделала? Зачем заставили страдать?
- Порчу?!! На смерть?!! Бабушка, да разве так бывает? – удивился Максим. И вспомнил, как цыганка тоже говорила что-то такое про порчу, но он пропустил её слова мимо ушей. Мало ли что может наболтать цыганка?
- А ты вот у неё спроси! – Антонина Григорьевна кинула неприязненный взгляд на женщину. – Её родственничек постарался!
- Мы с мужем ничего не знали! – попыталась оправдаться Катажина. – Дед моего мужа Стефан Ковальский изъявил желание отправиться к вам, в Россию, чтобы наставить на путь истинный правнука.
Она так и сказала: «изъявил желание», словно речь шла о знатной особе, впрочем, как понял Максим, род Ковальских был очень древним, знатным и богатым. Ковальские очень боялись браков на стороне, старались, чтобы чужая кровь не примешивалась к их голубой. У Ковальских было несколько ветвей родового древа. Вот с ними они и поддерживали отношения. С рождения дети уже были помолвлены. И когда они вступали в пору зрелости, их, не спрашивая согласия, женили. Сколько трагедий произошло из-за неукоснительного соблюдения обычаев рода Ковальских! Но, если в старину можно было соблюдать эти обычаи, то в наше время наследники пошли слишком своевольные. Вот таким и оказался Иржи, отец Максима. Сначала он настоял на своём желании учиться в России, а затем огорошил родных известием о женитьбе.
- Ну что нам оставалось делать? – ломая руки, спрашивала Катажина. – Пришлось ехать сюда, а дед, Стефан Ковальский, тоже требовал к себе внимания, ведь ему уже тогда было сто двадцать лет.
- Сколько? – не поверив, переспросил Максим.
- Сто двадцать. Но никто ему не давал и пятидесяти, так молодо он выглядел.
- Я помню, - сказала бабушка, - он бегал по всей квартире, заглядывал во все углы, искал внука, что-то грозно кричал, я так и не поняла – что. Неужели ему и, правда, было сто двадцать лет?
- Да. А умер он совсем недавно, даже не умер, а просто исчез.
- Как исчез, испарился что ли? – удивился Максим.
- Упал в реку с обрыва и, словно растворился, сколько не искали его тело, так и не нашли.
- Что же это, получается, - задумчиво сказал Максим, - вашему деду было сто сорок три года? Так долго не живут!
- Наш дед был уникум! – с некоторой гордостью ответила Катажина. – Он вёл здоровый образ жизни, как сейчас модно говорить, голодал, занимался йогой и был колдуном.
- Кем, кем? – изумился Максим.
- Колдуном,- повторила Катажина. – Он занимался чёрной магией. Знания передавались из поколение в поколение, поэтому дед и не хотел, чтобы они ушли на сторону. Он так сердился, говорил, что проклянёт Иржи, а на его невесту наведёт порчу. А потом решил нашего сына лишить памяти, чтобы он ничего не помнил.
- А... мой... э-э-э... Иржи до сих пор ничего не помнит? – спросил Максим.
- Нет. Живёт со своей женой и детьми в родовом замке, и никогда, ни слова, не сказал о том, что был в России. Не вспоминает мой сын и о том, что оставил здесь любимую девушку. Но вижу я, страдает мой сын, очень страдает. Вот и я с того времени потеряла покой. Всё вспоминала угрозы деда и боялась, что он всё-таки навёл порчу на Анну. Хотела её предупредить, но не получалось.
- Можно было написать письмо, - сказала Антонина Григорьевна, - вот и предупредили бы...
- Вы не понимаете... – с отчаянием воскликнула Катажина, - дед был всевидящим, он всё знал, он даже мог читать мысли. Он запретил мне не то что бы делать, но, даже и думать об этом. Если бы я его ослушалась, он бы меня проклял.
- А что нам теперь делать? – спросил Максим. – Можно как-то снять эту порчу?
- Можно, но это будет очень трудно. Порча была сделана на камни, я не знаю какие, но постараюсь узнать. Дед вёл дневник, где записывал все важные события, когда я приеду домой, я проверю все тайники, но найду этот дневник. Ваша дочь, Антонина Григорьевна, и так сильно настрадалась. Она сильная духом, поэтому долго сопротивлялась болезни, но, всё-таки, не выдержала и сломалась.
- Да, мама у меня очень сильная! – сказал Максим. – Скажите, Катажина, а вы расскажете ... э-э-э-э... Иржи о том, что приезжали к нам?
- Нет, мы с мужем решили, что пока рано говорить об этом сыну. Да и он ничего не помнит. Как только проклятье снимется, Иржи всё вспомнит и поймёт, что всю жизнь жил с нелюбимой женой. Это будет трагедия и для Евы, его супруги, и для детей. Но я не смогу жить спокойно, зная, что здесь погибает невинная жертва колдовства. Я очень виновата перед вами, я знала, что сын очень сильно любит твою маму, Максим, но ничего не смогла изменить. А ведь Иржи страдает до сих пор. Он, конечно, не понимает, отчего у него депрессия, ходит каждый день как в воду опущенный, улыбается через силу, есть перестал, у меня сердце начинает болеть при взгляде на него.
Катажина посмотрела на Максима полными слёз глазами:
- А ты... ты так похож на деда, если бы он сейчас тебя увидел, он точно бы снял порчу и признал бы тебя. Ты наш первый внук, твоя кровь очень важна для продолжения рода, но не за это ты мне симпатичен. В тебе есть сила твоей матери, несгибаемость духа и, если у тебя есть способности к магии, то...
- Нет, нет, - испугался Максим, - мне это совершенно не нужно! Главное для меня сейчас, это чтобы маме стало легче.
- Да, да... – согласилась Катажина, - как приеду домой, сразу же начну искать бумаги. Так что, в скором времени ждите письма. Как же обрадуется муж, когда узнает что внук у него красавец и умница.