Суд, да дело…
( На фото: мировые судьи)
После того, как сыскной отдел заканчивал следствие, папки с делами передавались в суд. В Самаре правовая реформа, начатая в 1864 году по всей империи, достигла своей кульминации 25 ноября 1870 года. В час по полудню по Высочайшему повелению господином Сенатором, Тайным Советником совершено было открытие Самарского Окружного Суда. Торжественное собрание проходило в здании на Алексеевской площади в присутствии губернатора, приглашенных всех высших чинов, представителей сословий, губернского земства и публики. В зале уголовных заседаний Суда Старший чиновник при Сенаторе зачитал Указ Императора от 26 июня 1870 года. Председателем новоиспеченного самарского окружного суда стал Н.М. Окулов.( ГАСО,Ф.8,оп.1,д.569).
Самара, конечно, не являлась последней юридической инстанцией. Отсюда апелляции летели в Саратовскую Судебную палату, а уж потом в северную столицу и лично к Императору. Однако большинство дел, конечно же, решалось в нашем городе. Здесь действовал целый институт присяжных поверенных, их помощников, судей, прокуроров. На первые заседания публика собиралась как в театр, где на сцене протекала настоящая жизнь. Такого обилия действующих лиц никто ранее даже не мог помыслить. Здесь истец со своим адвокатом, и ответчик тоже не без квалифицированного юриста, и суровый прокурор, поддерживающий обвинение, и судья, квалифицирующий его в соответствии со статьей российского законодательства. А присяжные заседатели, в которых самарцы узнавали своих знакомых, соседей. Вот привезли крестьянина в кандалах из тюрьмы. Он убил своего родственника, остались малолетние дети. Прокурор требует Сибири, а присяжные говорят - убийца виновен, но ведь остались сироты. Если его сослать - они останутся в нищете - и этим накажем несчастных детей. Пусть убийца всю жизнь выплачивает им за потерю кормильца. В зале шум, кто-то возмущается, а другие, глядишь, поддерживают решение народных представителей.
Но, конечно, суд не всегда оказывался таким мягким. Случалось, что после вынесения приговора наступала в зале тишина, и зрители молча расходились. Вот какие в то время предлагались наказания: в каторжную работу на рудники или заводы; в Сибирь в отдаленные места и места не столь отдаленные. Особым наказанием считалась отправка пешим этапом в кандалах, ножных колодках под охраной конвоя со штыками. В других случаях осужденных везли в арестантских вагонах по железной дороге и на пароходах, что являлось послаблением и считалось успехом адвокатов. Самарский архив хранит немало документов о ходе уголовных процессов. Так, в 1877 году прокуратура выдвинула обвинения по следующим видам преступлений: Богохуление и порицание веры - 6 дел, оправданы две женщины; отступление от веры - 3 дела, пять мужчин и одна женщина отправлены в Сибирь; святотатство, разрытие могил и ограбление мертвых - 4 дела, 21 подсудимый, оправдано 20, 1 - в Сибирь; неповиновение властям - 3 дела, осуждено два человека;неуважение к присутственным местам и чиновникам при отправлении должности - 42 дела, оправдано 14 мужчин и 2 женщины, осуждено 32 человека; присвоение власти и составление подложных указов - 15 дел, привлечено 20 мужчин, 7 оправдано; взлом тюрем, побег из-под стражи - 7 дел, привлечено 22 мужчины, 14 оправдано; превышение и бездействие власти - 6 дел, привлечено 7 мужчин, 5 оправдано. Под суд попадали и представители государственной власти по следующим обвинениям: проступки должностных лиц при хранении и управлении вверяемого по службе имущества - 16 дел, привлечено 19 мужчин, оправдано 17; медлительность и нерадение на службе - 1 дело; присвоение званий, титулов - 2 дела, все оправданы. (ГАСО,Ф.8,оп.1,д.587,с.25). Немало обвинений выдвигалось по статьям о преступлениях против личности, по присвоению собственности и так далее.
Современного читателя больше всего удивит обилие зафиксированных оправдательных приговоров. В те времена благодаря деятельности блестящих адвокатов и чистосердечию присяжных, Фемида проявляла не слабость, а гуманность. В российской адвокатуре существовало два принципиально различных направления защиты: одно представлял Плевако, депутат 3 Государственной думы, член партии октябристов, а другое князь Урусов. Разночинец Ф.Н. Плевако, как выходец из народа строил защиту, как говорил А.Ф. Кони таким образом: « Для него они (присяжные заседатели) были указанные судьбою носители народной мудрости и правды. Он был далек от поучения их и руководства ими. Не отделяя себя от них, он входил своим могучим словом в их среду и сливался с ними в одном, им возбужденном чувстве, а иногда и в вековом миросозерцании». Некоторые процессы, выигранные Федором Никифоровичем, вошли в мировую классику юриспруденции. Так судили попа, присвоившего церковную кассу. Присяжные заседатели – в основном купцы. Настрой жесткий – вора посадить. Плевако спросил – ходят ли они исповедоваться? Получив положительный ответ, он резко высказался - этот священник много раз отпускал вам грехи, так неужели же вы не можете отпустить один раз его грехи? Вот другое дело. Мальчик-служка убил ножом своего хозяина. Во время выступления защиты адвокат вышел к публике и молчал. Прошло 3 минуты, 5 минут, затем 10. Тишину нарушили крики в зале - Чо, молчишь, язык проглотил. Свист. Топот. Тогда Плевако сказал – мой подзащитный 5 лет молчал и терпел издевательства, а вы 10 минут помолчать не можете…
Князь А.И. Урусов, как представитель белой кости, действовал, по воспоминаниям А.Ф. Кони иначе: « В его речах к присяжным всегда сквозило широкое образование человека, знакомого в главных чертах с правовыми вопросами, который популяризировал свой взгляд на дело в целях влияния на собравшихся пред ним случайных людей, к низшей степени разнообразного развития которых он искусно приноровлял изложение хода своего мышления». Князь брался защищать любого негодяя, лишь бы была зацепка блеснуть остротой своего ума и красноречием. За защиту террориста Нечаева Урусова даже подвергли административной ссылке.
Среди зищитников самарского суда действовали последователи обоих направлений. Кто же работал в самарском окружном суде, кто наполнял пустые циркуляры и бездушные статьи, поправки и приложения смыслом - жизненным и правдивым? Все в городе знали уважаемого купца владельца гостиницы “Биржа” и ряда доходных домов Федора Вощакина. Своему сыну Сергею он дал блестящее образование юриста в Казанском университете. В аттестате, выданном 11 августа 1890 года, говорится: ”Находился на собственном содержании, при поведении весьма хорошем, прилежность отличная, успехи отличные. Утверждается в 12 классе, предоставляется право получить степень кандидата под условием предоставления в срок кандидатской диссертации .» Его отец, потомственный почетный гражданин Федор Васильевич Вощакин, мог только гордиться сыном, которого сразу же приняли в самарский окружной суд кандидатом на судебные должности в возрасте 29 лет. Самарские купцы, выходцы из крепостных крестьян и городской голытьбы, считали для себя долгом чести дать детям лучшее европейское образование. Это касалось и таких семейств, как Шихобаловы, Ильины, Летягины, Сапунковы. Именно из этого слоя и формировалась местная интеллигенция.
Одним из старших кандидатов на должности по судебному ведомству работал Николай Никанорович Муморцев, так же имевший блестящий диплом I степени, но уже Императорского Московского университета. В его досье читаем: « Родился 26 января 1880года, православный, холост, Проживает в каменном доме родителей, стоимостью 5 тысяч рублей».(ГАСО,Ф.9,оп.1,д.30). Все в Самаре знали музыкальный магазин Бема на Дворянской, а его молодой родственник, Николай Александрович Бем после окончания Императорского университета Святого Владимира, также с дипломом I степени, работал в этом примечательном здании на Алексеевской площади с окладом на 1898год в 2300рублей.(ГАСО,Ф.8,оп.1,д.49,с.7,44).Диплом того же класса и место в суде в1893году получил Константин Андреевич Мясников, представитель рыбной династии.(ГАСО,Ф.8,оп.1,д.830,с.4). Уважаемыми сотрудниками окружного суда являлись судебный следователь надворный советник И.П. Бойко, мировой судья надворный советник и кавалер орденов Святой Анны 3 степени и Святого Станислава 2 степени А.Ф .Войцеховский, нотариус надворный советник Н.О. Высоцкий, секретари при прокуроре А.В.Вейсман, М.А.Козырев и другие.(ГАСО,Ф.8,оп.1,д.21,с.11,д.61,с.11). Члены суда постоянно ездили по губернии, где проводили уездные, волостные заседания, разбирая дела на местах. Любопытны отчеты за командировки: “45 копеек в сутки. До Бугуруслана 172 версты, 169 верст по 2,5 копейки и 3 версты по 4 копейки и за лошадь. Итого 9 рублей 14 копеек. Отчет составил С. Вощакин. 1890 год”.( ГАСО,Ф.8,оп.1,д.68,с.4)
Каково же было жалование служищих Окружного суда? Перед нами отчет за 1911год: « секретарь при прокуроре, колежский секретарь Б.Н. Невдачин – 1200 рублей за год, писцы по вольному найму Петр Иванович Ульянов –30 рублей в месяц, Мария Ивановна Кувардина –40 рублей в месяц, товарищи прокурора, колежский советник Савелий НазаровичЭдельман- 3300рублей в год и надворный советник Владимир Петрович Башкиров-3300 рублей в год.(ГАСО,Ф.9,оп.1,д.69,с.8). Последнего наградили орденом Святой Анны 3 степени.
Мы может быть нарисовали слишком идиллическую картинку. На самом деле горожане здание суда старались обходить стороной, говоря шепотом: ”Был бы человечек, а статью подыщут” или “Закон, что дышло - куда повернул, туда и вышло”. Столкнувшись с бюрократизмом юристов, обычно повторяли такую фразу: ”Ну, пошла писать губерния”. А наиболее злые языки, проходя по Алексеевской площади, кивали на это здание со словами: ”Смотри - ка суд, где собаки ссут “.
В кон острым народным язычкам судебный следователь Я.Л. Тейтель пишет весьма критично о местной юриспруденции: «…судебные уставы были не к лицу тогдашней России; там, где внутренняя политика пер¬венствует, слепой Фемиде нет места. О законности смешно говорить. Губернаторы смотрели на вмеша-тельство прокурорского надзора в дела полиции как на урон престижа их губернаторского величия. Все остальные ведомства, даже самые будто бы независи¬мые, как ведомство юстиции и даже военное, должны были приспособляться ко взглядам и мнениям губер¬натора. Лицо, получившее назначение в прокуроры, на¬путствовалось инструкцией министра юстиции: «ладить с администрацией», то есть с губернатором. За весьма редкими исключениями, прокуроры ста¬рались ладить и, в свою очередь, рекомендовали так поступать товарищам прокурора и судебным следова¬телям. Таким образом, все зависело от взглядов гу¬бернатора и личных его отношений к прокурору. Лег¬ко представить себе положение судебных следователей большей частью молодых, только что расставшихся с университетом, ярых поклонников судебных уставов, полагавших, что они призваны «очистить храм от мытарей», когда они должны были действовать в контакте с полицией и щадить «священную работу», то есть дознание.»
Наши современники про нынешнюю юриспруденцию, занимающую те же площади, сказали бы и хуже, да смелости стало меньше.