Спуститься в подвал и набрать несколько мешков картофеля никогда не представлялось для меня чем-то тяжелым и непосильным, но наставляло на проведение под землей, во влажной и пахнущей сыростью полутьме порядка дюжины минут, где свет карманного фонарика безнадежно пытался пробить себе путь через сгустившуюся темноту. Этого погружения во мрак было вполне достаточно, чтобы воскресить в голове весьма забавный факт, что некоторые зажиточные люди запада передавали храмам, исполненным в великолепном готическом стиле, довольно кругленькие суммы денег, дабы забронировать себе место под божьим солнцем да еще и с чистым прошлым, когда-то переполненным разносортными грехами. Неужели они веровали, что эта афера с высшими силами при помощи смертных посредников осуществима? Неужто они не понимали, что их вложения оправдывались лишь толстением карманов тех, кому на это давал право четырехфунтовый крест на груди?
Я с презрением улыбнулся, преодолевая последние ступени лестницы и на ходу подготавливая первый мешок. Придя к вполне логичному заключению, что мой подвал никак не похож на храм за отсутствием подобающего оформления, я печально вздохнул, жалея, что на дворе далеко не шестнадцатый век, полный противоречий, абсурда и сталкивающихся граней жизненного опыта, знаний, добытых из рукописных источников, и мистицизма. Последнему в то неспокойное время оказывалось особое почтение, так как устоявшееся положение вещей требовало от человека не только удовлетворение естественных потребностей, но и трансцендентных. Проще говоря, телу – уют, душе – покой. Первое сегодня достать гораздо проще; пользоваться этим приятней, если забыть о существовании второго, настойчиво нежелающего полностью считаться с первым.
Боюсь, это слишком сложно для меня. Я ведь просто наполняю мешок картофелем, думая о том, что через пару часов десяток клубней будут дымиться на столе, смазанные сливочным маслом и посыпанные ароматной зеленью. Я не подумал о картофеле, как о богатом подношении земли или как о плате за труд. Я признавал в картофеле пищу. Я признавал, что тело будет чувствовать себя уютно, когда желудок окажется полным.
Я признал победу первого над вторым. Когда-нибудь придется признать, что второму никогда не выиграть без тесного союза с первым.
Холодно, влажно и слишком тихо, учитывая, что полипропиленовый мешок шуршит при каждом прикосновении. На языке остается неприятный привкус отсыревшей штукатурки, выбранной для красного кирпича в качестве укрепляющего и маскировочного материала. Потолок, который рассекает пятимиллиметровый лист железа, поддерживается тремя столбами, покрытыми стылыми капельками, приобретшими водянисто-коричневый оттенок многолетней ржавчины. Ничто не тревожит их покой, если не брать в расчет меня, собирающего их рукой с каким-то глуповатым наслаждением и наблюдающего, как дюжина ледяных капелек собирается в одну и мчится в рукав куртки. Я чувствовал, как она щекотала руку. Как крохотные оранжевые муравьи, мурашки бегут промеж лопаток к пояснице. Мне был интересен ее путь по указательному пальцу, через запястье и часть предплечья, чтобы в очередной раз удивиться, как такая незначительная связь способна заставить все тело как можно скорее избавиться от раздражителя. Что я и сделал, поежившись от холода.
Вскоре последний мешок был наполнен. Осталось дело за малым: перенести наверх, чтобы водрузить добро на двухколесную тележку, и доставить до конечного пункта. Но я не спешил уходить, так как прекрасно помнил о назначенной встрече и надеялся, что в этот раз дорогой гость потрудится не опоздать, чтобы не заставлять меня стучать зубами и дышать в сложенные лодочкой ладони всю ночь напролет. Конечно, помню, я тогда изрядно разозлился и даже пригрозил, что в следующий раз откажусь от его предрассветных посиделок. Но мне этого показалось мало и я в порыве гнева пробормотал, что его общество не стоит и часа сна в комфорте и тепле. И, как обычно это бывает, пожалел я о сказанном только тогда, когда он ушел.
Но те разногласия в прошлом. Ошибку я признал, хоть и не сразу, продемонстрировав пресловутую гордость и упорность. Лавер принял мои извинения с присущим ему недоверием и подозрительностью, будто ожидая от меня похожие постановки в будущем, несущие чисто эгоистичный характер.
Я обогнул подвал и устроился на возвышении около рва, в котором журчал извилистый ручей, с упорством пробивающий себе путь сквозь плотное покрывало багряно-желтой листвы дубов, тополей и старого орешника. У меня частенько проявлялось наплевательское отношение к собственному здоровью, поэтому, ни на секунду не сомневаясь, я уселся прямо на холодную землю. Мне было известно, что по ночам температура нередко опускается ниже нуля да и сейчас с последними лучами солнца начинало резко холодать. Но меня грела надежда, что Лавер окажется куда более ответственным и пунктуальным, чем в тот злополучный раз.
Ветра не было. Звуки поселения утихли с быстрым наступлением ночи. Только редкий лай собак стал еще более отчетливым и визгливым. По близко расположенной трассе прошумел одинокий автомобиль. Фонарный столб на противоположной стороне рва предупреждающе мигнул, будто приветствовал две сумбурные эпохи. Я тоскливо посмотрел на него и до самого носа зарылся в теплый воротник. Время ползло мучительно медленно. Тысячи организмов рождались и умирали каждую секунду, автомобили выбрасывали миллиарды кубов углекислого газа, пока я сидел и ждал запоздалого друга.
Когда я глянул в телефон, то обнаружил, что Лавер задерживается на добрых сорок минут. Это заставило меня изрядно забеспокоиться. Встреча не состоится? Он обещал и на минуту не опаздывать в этот раз. Он так доверчиво и умоляюще смотрел мне в глаза, что мне пришлось лишь уступчиво закивать. Кроме того на мне лежала ответственность за доставку картофеля. Беспокойные родственники могли в любую минуту начать засыпать тревожными звонками, которые действуют на нервы своей отличительной назойливостью. И даже такая отговорка, что я мог встретить по дороге знакомого и разговориться, подействовала бы на них так же, как и дробинка на слона. А объясняться по телефону – так это бессмысленная трата времени и денег.
Удивительно, что о деньгах я не сказал в первую очередь. Быть может, еще не все потеряно и я подлежу спасению? От этой мысли смех напрашивается сам по себе. Хоть как-нибудь согреюсь.
Лавер не стал пугать меня внезапным появлением или шипением над самым ухом. Он считал это идиотской забавой, достойной одной лишь Физалис. Я заметил драконий силуэт на другой стороне оврага. Его появление моментально выдал фонарный столб, сыгравший для меня в эту ночь роль преданного и бдительного стражника. Лавер приветливо помахал мне лапой и одним мощным прыжком пересек преграду, сделав короткий взмах полусогнутыми крыльями. Ко мне он приблизился, когда я отчаянно пытался расстегнуть карман куртки, чтобы спрятать телефон и не дать Лаверу повода съехидничать над всем людским родом, зависящим от виртуальных игрушек. Мне так и не удалось спрятать проклятый мобильник, так как "молния" отказалась расстегиваться. И даже в полутьме я видел иронично настроенные глаза пернатого друга, выглядывающие из полуопущенных век и обманывающие теплой синевой радужек.
– Привет! – радостно выпалил он и энергично потряс мою холодную руку. – Что на этот раз? – Он уселся на хвост и насмешливо наклонил голову на бок. – Социальные сети? Новости в мире политики? Недопустимый контент с порнографическим содержанием? Сайты знакомств для тех, кому за сорок? – Он удивленно поднял надбровья, видя, что я никак не реагирую и не даю ему повода уцепиться за мой выбор. – Фотографии... позирующей Физалис?
Тут я рассмеялся.
– По мне уж лучше порнографический контент.
Лавер усмехнулся и пересел, чтобы быть по правое плечо от меня и не загораживать свет фонарного столба, легко пробивающегося через голые ветви. Я старался внушить себе, что его опоздание как-то связано с Физалис, которую Лавер предпочел не столько высмеять, сколько оскорбить.
– Наверно глупо говорить, – извиняющимся тоном сказал он, – почему я опоздал.
Я пожал плечами.
– А других причин в природе просто не существует. Если бы я попросил тебя ее придумать, то ты не управился бы до рассвета. – Я перевел взгляд на него и тут же наткнулся на тусклое свечение его укоряющих глаз, от вида которых мне стало не по себе. – Или?
– В этот раз я задержался из-за тебя.
Я хмыкнул. Что значит "из-за меня"? Что он имел ввиду, если я лишь частично влияю на его появление, занимая свою голову образом бордового дракона с нестандартными перьевыми крыльями да еще и с продолговатым телом на восточный мотив? Или же я виноват в том, что подобрал неподходящее место встречи? Или...
– Это все из-за картофеля в тележке? – Я рассмеялся. – Он лишает тебя сил?
Лавер выпустил струйку дыма из ноздрей и нахмурился.
– Да, – съязвил он. – Так же, как и тебя мобильник. Только он лишает не всех сил, а всего лишь нормального рассудка.
Я поднялся с земли и заслонил собой свет далекого фонаря, став перед ним и скрестив руки. Чего-то я явно не совсем понимал, но был настроен довольно решительно. Лавер – результат моих долгих стараний. Я не собирался вот так просто оставлять незаполненным этот пробел.
– Что я должен сделать? – твердо осведомился я, будто заключал какую-то мелочную сделку. – Что от меня требуется?
Лавер саркастично улыбнулся.
– Внимание и скрупулезность.
Я усмехнулся. Кому, если не Лаверу выставлять меня посмешищем?
– Первое ты получаешь прямо сейчас, общаясь со мной, – пояснил я, – а второе...
– Применимо только к Физалис, – вставил Лавер и быстро отвел взгляд, чтобы я не увидел, что он нарочно издевается надо мной. – Ей повезло.
Только теперь до меня дошло, о чем он пытается сказать. И я никогда не подумал бы, что именно Лавер пожалуется на относительную яркость образа Физалис по сравнению с остальными. По правде говоря, я ожидал это услышать от кого угодно, но только не от него. Стоит признать, что он прав. И стоит позаботиться о том, чтобы исправить эту ошибку. И в следующую секунду я с ребяческим восторгом выпалил, дружески хлопнув вздрогнувшего Лавера по плечу:
– Что сделаем, чтобы развеять этот вечер?
Лавер расползся в добродушной улыбке. Он испытывал неприкрытое чувство радости, что я, как оказалось, все еще не промах и кое-что способен улавливать на лету.
– Ну, – задумчиво протянул он, – если ты угощаешь, то я бы не отказался от парочки соседских гусей...
Я уступчиво пожал плечами.
– Чего тебе стоит самому их поймать?
– Так ты не угощаешь? – Он расстроенно вздохнул.
Я колебался. Воровство – подсудное дело, но куда более незначительное в деревнях, где того же бедного гуся могла утащить лиса. Лавер не отводил от меня пристальных глаз под полуопущенными веками, поэтому я еще больше истязал себя размышлениями, что ему гораздо важнее узреть мою реакцию, нежели исполнение его просьбы.
– Идем, – сказал я, не веря собственным ушам, что согласился. – Я собью с двери замок, а ты выберешь себе парочку жертв.
– Выберу? – удивился он, легкой поступью следуя за мной. Видимо, он хорошо подготовил себя к этому, раз старался избегать лишнего шума.
– Да, – бросил через плечо я. – Кто знает, быть может ты предпочитаешь гусынь.
– Не смешно. – Я улыбнулся, услышав его пренебрежительное фырканье. – Я не ел несколько дней.
– Дай угадаю, – продолжал измываться я, – это моя вина?
– Разумеется.
Мы достигли ближайшего хозяйства и, не встретив на пути забор, через который и мне было несложно перепрыгнуть, обошли ветхий, но кирпичный домишко и, как партизаны, знающие, что это их последняя вылазка, подобрались к сараям, даже не позаботившись о том, чтобы пригнуться и не попасть в желтую лужицу света одинокой лампочки. Я подобрался к нужной двери, как только уловил знакомое гоготание встревоженной птицы, услышавшей нас, скорее всего, еще возле подвала. Перекосившаяся дверь, слепленная из того, что попало под руку, была снабжена ржавым замком с такой тонкой дужкой, что даже Лавер совладает с ней при помощи зубов.
– У нас будет немного времени, чтобы убраться, – предупредил я, будто убежденный в том, что человек намного проворней дракона. – Выбирай быстро.
– И самых крупных, – весело добавил Лавер, предвкушая щедрый пир.
Я осмотрелся. Лом стоял около сложенных в два ряда березовых дров, будто ждавший, что я им воспользуюсь. Вот уж не думал, что придется когда-нибудь участвовать в этом гнусном деле! Но что ж теперь-то? Я пообещал накормить Лавера. В этом обещании теперь я видел оправдание и моей задержки возвращения домой, и ответственности за то, что создал, и своей ветрености, что начинаю принимать решения, когда проблема подступила совсем близко. И ведь совсем не важно, что теперь я еще и вор.
Улыбка напрашивается сама по себе от подобных суждений.
– Может мне помочь? – предложил Лавер, наблюдая за тем, как я замер с ломом в руках в нерешительности. – Ты ведь помнишь, что у меня особенное, очень горячее огненное дыхание. Ты выбирал его под стать моей бордовой чешуе?
Я пропустил его колкость мимо ушей. Меня сейчас гораздо больше заботило, сколько я произведу шума, попытавшись сломать замок. Мысль, что уже стемнело настолько, что хоть глаз выколи, придала мне сил, и я вставил лом под дужку замка и поднатужился. Замок оказался куда в более плачевном состоянии, чем мне показалось на первый взгляд. Он буквально разошелся по шву и грохнулся на землю, брякнув, как связка старинных ключей. Гуси подали голос, дав понять, что совершенно не рады приветствовать незваных гостей в столь позднее время суток, а когда Лавер шмыгнул внутрь с плотно прижатыми крыльями, которые в ином случае просто не влезли бы в проем, они испуганно захлопали крыльями и закричали.
– Поторопись! – бросил я вдогонку пернатому, который чуть не угодил хлестким хвостом с кожистыми гребнями по моему животу. Я то и дело пытался уловить признаки шевеления занавесок. Сердце как сумасшедшее колотилось в груди. Только бы не сбежать раньше времени! – Первых попавшихся забирай!
– Да тут выбор не велик, – донесся приглушенный голос Лавера.
К счастью, он управился быстро. Лавер не пробыл и двадцати секунд (да, от страха быть пойманным я считал про себя, сколько ему потребуется на отлавливание ужина), выскочив, как и зарекался, с двумя гусями в пасти, безжизненно болтающимися на длинных шеях. Лом я бросил себе под ноги и даже не позаботился о том, чтобы закрыть дверь. Обменявшись с Лавером глуповато-сбитыми взглядами, мы со всех ног и лап помчались обратно.