По небу плыли облака. Ветер качал верхушки деревьев. На чугунной ограде палисадника против выхода из арки сидел мальчишка. Глядя вверх на друга, стоящего на балконе, и жмурясь от солнца он истошно вопил: – Трам, лей!
Две женщины, занятые разговором, не обратили на него внимания. Проходя мимо, одна из них рассеяно улыбнулась ему. За их спиной раздался шумный всплеск.
– Мазила ты Трам, – разочарованно протянул мальчишка. Вдруг он опять встрепенулся, как птица на ветке: – Давай, идет!
И новая порция воды попала бы точно на старика в шляпе, если бы ее не принял на себя черный, невесть откуда взявшийся ворон распластавший крылья, как зонтик, над головой старика. Озорника как ветром сдуло. Спрятавшись за угол дома, он стал наблюдать за необычной парой.
Ворон сел на ограду и принялся охорашиваться, поправляя клювом мокрые перья, а старик подошел к новому, недавно заселенному дому, и горестно покачал головой. Вместо цветного витража во входной двери зияла дыра и вокруг валялись разноцветные осколки. Старик подобрал несколько стекляшек и сунул их в карман.
«Интересно, зачем они ему? – подумал мальчишка.
Вдруг он почувствовал, что кто-то дернул его за рубашку и оглянулся. Это была его младшая сестра Люся.
– Гошка, ты от кого прячешься? – шепотом спросила она.
– Не приставай, – досадливо отмахнулся Гошка , но сестра не отставала: – пойдем домой, мама зовет, мы сейчас уезжаем.
– Ладно, пойдем.
Гошка взял сестру за руку и, позабыв про старика, побежал с ней домой. Проводив родителей, он допоздна гонял во дворе мяч. Вечером, ложась спать, он с наслаждением потянулся; завтра день полной свободы – делай, что хочешь.
Проснулся он от того, что кто-то громко всхрапнул у него над ухом. Гошка нехотя открыл глаза и посмотрел вверх, но привычного потолка не было. Вместо него синело небо. Гошка сел в постели и, протерев глаза, с испугом огляделся по сторонам. Все вещи в комнате стояли на своих местах; не было только стен, и кровать стояла прямо на лужайке. Вся она была заставлена и жильцы дома еще спали ни о чем не подозревая. А дом, их новый дом, в который они недавно переехали исчез.
Гошка собрал свою одежду и, загородившись дверцей шкафа, стал торопливо одеваться. Пока он одевался, поднялся шум: проснулись другие обитатели дома. Гошка выглянул из своего укрытия. Прямо на него смотрел сосед по лестничной клетке. Тощий, как циркуль, он сидел в постели и внимательно рассматривал Гошку, держа очки и близоруко щурясь. Вытянутое его лицо было полно отчаянного недоумения. Гошка не удержался и показал ему язык. Сосед дернул головой и сказал деревянным голосом: – Сейчас я проснусь, и все будет в порядке.
А вокруг, стыдливо прячась от посторонних, одевались люди. Никто ничего не мог понять, и все метались в страшном беспокойстве.
Вскоре все выяснилось. На высоком тополе, что рос у края лужайки, на ветку была наколота огромная записка, которую дом оставил жильцам:
– Никто не любил меня, – написал он, вы испортили мои бока безобразными рисунками, перебили лампочки в подъезде, сожгли кнопки в лифте, поэтому я ухожу себе новых хозяев, которые будут меня любить!
Между ошеломленными жильцами бродил перепуганный управдом и все порывался рассказать, что он видел, как уходил дом:
– Он, знаете, сначала прилег на бок, потом у него выросло много больших металлических рук, и ими он так бережно перенес все из дома, что никто даже не проснулся.
Управдом снял записку с дерева и попросил жильцов подписаться, но желающих не было. Все возмущались, что он отпустил дом, и требовали его вернуть. Управдом стал защищаться:
– Разве я виноват, что наш дом находится рядом со стадионом, и болельщики отводят на нем душу. Я уже наизусть знаю, что может нарисовать любой из них. Мне эти Т, Л, С уже ночами сняться.
В это время, смяв кусты, к ногам управдома подкатился клубок дерущихся тел. Когда их разняли, все с удивлением увидели, что это огромные буквы Т, Л и С.
– Я сильнее, – кричала буква Т.
– Нет, я – старалась перекричать ее С.
В ответ на это буква Л нагнула, как бык голову, и упрямо бросилась опять в драку. Когда их разняли, буквы стали озираться вокруг. Вдруг буква С бросилась с радостным воплем к Гошке, который стоял, разинув рот. Он уже узнал собственноручно написанную буковку.
С подбежала к Гошке, бросилась ему на грудь и прилипла к его футболке, как эмблема. Она радостно улыбнулась Гошке с футболки и сказала:
– Ты так любишь рисовать меня. Теперь мы будем неразлучны. Я буду переходить с одной твоей вещи на другую. Ты счастлив, правда? – нахально спросила она.
« Ну и уродина» – ужаснулся Гошка, – зачем я только нарисовал такую.
Он бросился бежать от разъяренных жильцов.
– Пока не найдешь дом, не возвращайся! – крикнул ему вслед управдом.
– Как будто я один виноват, – бормотал Гошка, – другие тоже хороши. Он порадовался, что родители уехали и не видят его позора.
II
Фонтан на площади был окружен плотной стеной колючего, декаративного кустарника. В сквере стояло несколько скамеек. В середине площади был фонтан. Он был обычный: женщина держала кувшин из которого струилась вода в подставленные ладони малыша. Уже давно у малыша одна ладошка была отбита, и вода лилась мимо.
Гошка, во дворе его звали Сэйм, присел и затаился у одной из металлических ножек скамейки.
Осторожно выглянув, он увидел , что мимо с топотом улепетывают два знакомых пацана – Поус и Трам , вообще-то это были Вадик и Митя, но для интереса они сами придумывали себе необычные имена. На груди у них кривлялись буквы Т и Д. Значит не только он попался. Гошке стало жалко ребят. Он привстал, тихонько свистнул и призывно махнул рукой. Вадик и Митя, как по команде, повернули к нему.
Теперь у них было надежное укрытие: с одной стороны плотная стена кустарника, с другой высокая изогнутая спинка скамейки.
Гошка хорошо знал этих ребят. Он жил с ними в одном доме, но болели за разные команды, и постоянно спорили: чья команда лучше. Сколько раз Гошка приходил домой с разбитым носом и прятал от родителей свою бело-красную шапочку, испачканную в драке. Но, вспоминая как они шли после матча плотной стеной, как бесстрашно задирали других болельщиков, он опять чувствовал себя героем.
Когда Митя с Вадиком отдышались, всей командой стали решать, что делать дальше. Решили, что надо смыть с футболок буквы. Немного переждав, они разделись и подошли к фонтану. Но только Митя протянул руку с футболкой под струю, как статуя женщины ожила и прижала кувшин к груди.
– Такие бездушные, как вы, отшибли ладонь у моего малыша, – сказала она. У меня нет для вас воды.
– Нет воды, нет воды, – запрыгали и захихикали буквы, которые до этого испуганно затаились.
– У меня есть для вас вода, – жалобно сказал кто-то густым басом. Они оглянулись; за ними стоял мужчина, и руки у него были спрятаны за спину.
– Кваскин я, – сказал он, заискивающе. – Только ребята уговор: я отведу вас домой, но прежде вы развяжите мне руки.
– Почему они у вас связаны? – удивились ребята.
– Да так вышло, – сконфуженно пробормотал мужчина.
Гошка впился зубами в узел и с трудом развязал его. Но когда он разматывал веревку, то заметил, что на ней написаны какие-то слова. Одно слово он даже успел разобрать – «обещаю». Тут мужчина свернул веревку и, спрятав ее в карман, быстро зашагал прочь по аллее, забыв даже поблагодарить Гошку.
– А как же мы? – удивились ребята.
– Он только обещает, обещает, но ничего не выполняет, – обрадовались буквы.
Мужчина уже было завернул за угол, но неожиданно вернулся, передумав, и снова руки у него были связаны за спиной.
– Простите, ребята, развяжите меня еще раз; теперь я вам обязательно помогу, – виновато пробасил он.
«Так вот оно что, – догадался Гошка, – невыполненное обещание связывает ему руки» – догадался Гошка.
Дядя Кваскин жил совсем рядом с фонтаном. Но ничего стирать ребятам не пришлось. Как только зашли они в подъезд , буквы, поняв, что сейчас им придет конец, сбежали. С напоследок оглянулась и погрозила Гошке кулаком.
– И не мечтай, мы не простим, мы вам ужасно отомстим! – крикнула она.
– Как они могут отомстить? – озадаченно спросил Гошка.
– Ловить и давить надо было, – мрачно ответил Митя.
– Ага, задавишь ты их, если они нарисованные, – нервно хохотнул Вадик.
– Раньше думать надо было, – назидательно сказал Кваскин, и посоветовал им найти Кузьму Прокофьевича.
– А кто это? – спросил Гошка.
– Очень умный человек, ответил Кваскин, и потер выразительно не совсем отошедшие руки.
– Должен помочь, а заодно ему и веревочку передайте с приветом от меня.
Ребята охотно согласились. Кваскин объяснил им как найти Кузьму Прокофьевича.
Аллея вывела их к старинному парку в центре которого белел дворец.
По широкой , мощеной серым булыжником дороге, они прошли к парадному крыльцу.
– Тройки, наверно, прямо сюда подъезжали, – восхищенно сказал Гошка.
У входа поблескивала вывеска «Музей архитектуры». Гошка тронул рукой холодный бок колонны. Первозданная ее белизна была испорчена безобразными рисунками. У Гошки привычно зачесались руки, и он уже было сунул руку в карман, но, вспомнив обо всем, передумал.
В это время из-за угла выбежал пес. Каштановая, волнистая шерсть его была тщательно расчесана, а уши болтались на бегу, свисая почти до земли. Вслед за ним шел дворник. А одной руке у него было ведерко с краской, в другой он нес киски.
– Вы к кому , ребята? – спросил он. – Сегодня наш музей не работает – санитарный день.
– А Кузьма Прокофьевич?
Гошка морщил нос-кнопочку и с надеждой посмотрел на дворника.
– Ну, если вы лично к Кузьме Прокофьевичу, тогда надо с черного хода, – объяснил он им и сделал плавное движение рукой, словно огибая здание.
В светлой комнате дворца было прохладно, и ребята быстро продрогли, но не обращали на это внимание; так их поразило убранство дворца.
В зеркальной мозаике паркета отражались мраморные скульптуры, стоящие по стенам в ряд со светильниками в руках. С потолка свисали хрустальные люстры с подвесками в виде листьев. У стены был огромный камин. В одной из комнат Гошка увидел макет маленькой деревянной избушки, красовалась она посреди стола. Сделанная по всем правилам, только из маленьких бревнышек. Ее даже проконопатили, и из щелей кое-где торчал мох, а у окна мигала крохотная настольная лампа. В полумраке дворца свет ее притягивал к себе.
Рядом с избушкой высилось современное здание, которое, как две капли воды, было похоже на их дом. Только в миллион раз меньше. Гошка попробовал открыть дверь подъезда, но Митя дернул его за рукав.
– Слушай, мы это рассмотрим в другой раз. Пойдем, поищем лучше Прокофьевича. Надо свой дом выручать, что толку на чужие любоваться.
По узкой винтовой лестнице они поднялись на второй этаж откуда раздавались неясные звуки.
– Ой, что это? Озадаченно прошептал Вадик.
Навстречу им по коридору шла старушка и заливалась кудахчущим смехом. Следом за ней погромыхивал по полу, как живой пластмассовый футлярчик для яиц, разделенный на ячейки. Футляр был пуст. Это ребята видели ясно, но когда старушка кудахнула в очередной раз, в угловой ячейки футляра забелело яйцо.
– Снеслась, – восторженно заорал Гошка.
Старушка глянула на него злыми глазами и сказала:
– Идите, голубчики, идите; он вас как меня наградит!
– Кузьма Прокофьевич, – ахнул Гошка. – За что он вас так?
Вместо ответа старушка опять засмеялась. Лицо ее страдальчески сморщилось, и морщинки собрались к носу, а ребята невольно посмотрели на футляр. Заметив это, старушка быстро, быстро засеменила дальше.
– Может, не пойдем? – Гошка прислонился к стене спиной.
– А куда тогда, – вопросом на вопрос ответил Митя.
Гошка боязливо просунул голову в дверь.
– Ой, ребята, как интересно: тут какой-то робот.
Они вошли. В огромном зале было тихо. Лучи солнца, пробиваясь сквозь стеклянную крышу, высвечивали на паркете яркие желтые квадраты.
Справа на подставках стояло множество горшочков с цветами, и стена до потолка была увита зеленными лианами.
Слева в глубокой нише стоял робот. Ребята с интересом стали рассматривать его. Блестящее, квадратное тело робота прочно стояло на ногах обутых в роликовые коньки. Весь он был на шарнирах. На голове на трех тонких антеннах светились крохотные лампочки.
– Три волосинки в четыре ряда, – хохотнул Вадик.
Как будто в ответ на эти слова, робот подмигнул ребятам ярким глазом лампочкой.
– Интересно, зачем он здесь? – спросил Митя.
– Может это уборщик, – предположил Вадик.
– А тогда зачем ему этот баллон?– возразил Гошка.
В руке робота алел баллон ярко-красного цвета.
– Чего гадать, давайте лучше у Кузьмы Прокофьевича спросим, сказал Митя.
В комнате похожей на кабинет никого не было. Только на верху на жердочке сидел черный ворон. Увидев ребят, он втянул голову в плечи и грозно сверкнул глазами. Гошка узнал ворона – это он защитил старика, когда они хотели его облить. Так значит этот старик, что приходил к их дому, и есть Кузьма Прокофьевич. Ему стало не по себе.
У входа на журнальном столике лежала записка: – «Скоро буду».
– Как же он прошел, что мы его не заметили. У него только что была бабушка – удивились ребята.
Они сели под веерной пальмой в уютном уголке зала недалеко от робота. От нечего делать, Гошка достал из кармана маленькую линзу и, взяв из кучи паркетную плашку, которую еще не убрали после ремонта, принялся на ней выжигать свое имя. Вадик и Митя, скучая, смотрели , как поднимается вверх сизоватый дымок.
Вдруг раздалось тихое жужжание, и одна из антенн на голове робота развернулась в сторону Гошки. Робот как будто принюхивался к запаху. Гошка бросил выжигать, и ребята стали ждать, что будет дальше. Робот резко задвинул антенну внутрь и медленно выехал из ниши в сторону ребят. Лампочки на его голове приняли угрожающе фиолетовый оттенок. Робот остановился, не доехав до ребят, и замер, как будто в нерешительности.
Ребята осмотрели его со всех сторон. «Автоматический тушитель пожаров» было написано у него на спине. Робот постоял немного под палящими лучами солнца, падающими сквозь стеклянный потолок, и вдруг начал медленно поднимать руку с баллоном.
– Кати его назад, – испуганно закричал Митя, – сейчас он солнце тушить начнет!
Но было уже поздно: стеклянный колпачок на конце баллона с треском лопнул, и мощная струя забила вверх. Гошка попытался вырвать баллон у робота, но получилось еще хуже – теперь пена заливала зимний сад у стены.
Ребята в панике бегали вокруг робота и пытаясь что-то сделать нажимали кнопки на его корпусе. Робот от напряжения весь дрожал и баллон в его руках трясся, как живой. Наконец запасы в нем иссякли.
Ошеломленные оглядывались вокруг ребята. Покатый стеклянный потолок был заляпан пеной, и белые ее хлопья медленно сползали вниз, оставляя за собой мутные полосы. На полу валялись горшки с цветами, и земля ярко чернела на паркете.
– Вот это да, – выдохнул Митя. Бежим отсюда скорее, нам этого в жизни не простят!
Стремительно скатились они по винтовой лестнице и пулей пронеслись мимо дворника, который, стоя на специальном помосте, красил колону. Рядом с ним, поджав задние лапы, примостилась собака. Дворник проводил ребят удивленным взглядом, и махая кистью продолжал беседу с собакой.
– Десять лет мы с тобой здесь работаем. Хоть один год ты помнишь, когда я колоны не красил? Кому нужны эти графитти? Собака, словно что-то понимая, озадаченно почесала за ухом.
– То-то и оно, – заключил дворник. – А все они – бездельники, физкультурники бескультурники. Главное, ни кого мы ни разу не видели, и когда успевают? То-ли плохо мы с тобой смотрим, а?
Он вопросительно посмотрел на собаку. Та, как будто понимая упрек, конфузливо опустила голову.
III
А ребята в это время были уже далеко от музея. У какой-то полуразрушенной сторожки в самом углу парка они умылись в металлической бочке, где вода скапливалась после дождя, и решили вернуться к своему дому, посмотреть, что там.
Осторожно прокрались ребята к знакомой лужайке и затаились в кустах. Совсем близко от них весело поблескивал костерок и бабушка Мити совсем близко от них деловито помешивала в кастрюле ложкой. Время от времени она прикладывала ко лбу руку и сердито звала:
– Митя, а Митя, обедать пора!
Митя хотел уже выйти на зов бабушки , как вдруг глаза его округлились, и он молча указал ребятам на что-то вдали. Приглядевшись, они замерли. Все шкафы, серванты, стенки были разрисованы знакомыми рисунками. От прежних они только отличались тем, что везде стояли имена С – Гоша, Т – Митя, Л – Вадик.
Так вот она страшная месть, которой грозили обиженные буквы.
– Вон они, – сказал шепотом Гошка. – Пошли сдаваться на милость победителя. – Сотрем это безобразие, пока все не вернулись с работы. И они вылезли из кустов навстречу буквам, которые с радостными криками побежали к ним. Теперь ребята разговаривали с буквами серьезно.
– Что вы от нас хотите, – спросили они.
– Уважения и высокого положения, – хором ответили буквы.
У них этот вопрос, видно, давно уже был решено.
– А как это? – заинтересовались ребята.
– Где-то же есть наше законное место, где на нас никто не будет коситься, а будут даже любить, – застенчиво ответила буква С.
– Конечно, есть такое место, – радостно крикнул Гошка. – На стадионе, там есть огромный стенд, где всем вам место хватит.
И они побежали на стадион, который был рядом с их домом. Помогая С взобраться на стену, Гошка спросил у нее:
– А где же наш дом?
– ы от него сбежали в белом дворце, где нас пытались смыть, – возмущенно разом закричали все буквы.
– Объясните толком, какой стол, – заволновались ребята, и Гошка попытался удержать букву С , но она ловко увернулась от него. Быстро протопала по полю, влезла в нарисованную раньше, потолкалась там плечами, устраиваясь поудобнее, махнула Гошке рукой и пропала.
Пришлось ребятам вернуться в парк. Но к дворцу они идти побоялись и побрели, куда глаза глядят. Так они наткнулись на полуразрушенную сторожку. Только теперь дверь ее была открыта, и ребята увидели старушку. Она мыла пол. Бабка обернулась на шум и ребята узнали в ней ту, что кудахтала во дворце. Старушка тоже узнала их и, хитро прищурившись, спросила:
– Что вас ко мне привело, молодцы-красавцы?
– Хотим мы узнать, бабушка, – ответил ей Гошка, – чем вы так не угодили Кузьме Прокофьевичу, что он вас кудахтать заставил?
– Да вы хоть знаете, кто такой Кузьма Прокофьевич? – спросила бабушка. – Он сразу разговаривать не будет, пока не узнает, что за люди перед ним. Я давно его знаю, а все равно на эту удочку попалась. С детства болтлива была без меры. Вот он мне и указал: мол курица кудахчет, когда яйцо снесет, а ты раскудахталась без дела. Так пусть хоть яйца будут, что пустую болтовню слушать. Да я сама виновата, видела же, что у него дурное настроение, а сунулась под горячую руку.
В это время из Гошкиного кармана выскочила веревка, и как гусеница быстро поползла по дорожке. Потом, замерла на миг, скрутилась в кольцо и в таком виде закатилась опять в карман к Гошке.
– Что это? – побледнев, спросила бабка.
– Да дядя Кваскин просил отдать веревочку Кузьме Прокофьевичу, а сам чуть опять не обманул, – засмеялся Гошка.
– Хитер Кваскин, да от нее так видно не отделаешься. Хорошо что он вовремя одумался, – заметил Вадик.
– Ой, заболталась я с вами, – испугалась бабушка и посмотрела на футляр, лежащий на подоконнике
Она домыла пол, накормила ребят, и глубоко вздохнув, сказала:
– Ну, слушайте, молодцы-красавцы. Кузьма Прокофьевич давно живет в нашем городе и работает архитектором. Я то тогда его не знала, а в молодости, говорят, очень веселым был, и так уж любил строить, так любил.
Была у него привычка: построит дом и превое время все ходит на него любоваться, пока глаз не привыкнет. Да только стала замечать, что год от года он все мрачнее делается. А не мог он пережить того, что люди не любят дома, в которых живут. Нет, свою-то квартиру каждый любит, но в лифтах, на лестницах… И решил он бороться с этим, а как? Вот и пошел на выучку к Добрознаю. Чудак есть один, так все думают, а он и не чудак вовсе, а владеет тайной предметов: все большое может сделать маленьким и наоборот. Многому у него еще можно научиться. Видно очень рассердили вы Кузьму Прокофьевича, если он забрал от вас дом.
Только теперь Гошка понял, о каком столе в белом дворце говорили ему буквы и чем так поразил его макет здания в музее. Это был вовсе не макет, а настоящий их дом, только в уменьшенном виде.
– Да мы всех жильцов созовем и заставим его вернуть дом, – возмутился Митя.
Бабушка засмеялась, всплеснула руками.
– А чем докажите? И продолжила : – Вы Кузьмы терпение использовали, над его творением издевались, так теперь добром и умением действовать надо. Вы просить и виниться не привыкли, а на поклон идти придется, да урок первый не забудьте.
Бабушка проводила их до дороги. Когда они уже отошли на приличное расстояние, бабушка крикнула им в след:
– Ребята, поторопитесь, главное то я забыла вам сказать, до захода солнца может Кузьма вам дом вернуть, а потом и он не поможет.
– Все рассказала, а как сделать не научила, сердито сказал Митя.
– Она бы может и научила, да футляр на подоконнике начал подрагивать, вот бабушка и испугалась – заступился за нее Гошка.
– Что она выбросить его не может? – спросил Вадик.
– Кваскин отдал веревку, а что толку? Видел как она из кармана удрать хотела, – сказал Гошка.
И вдруг случилось самое неожиданное: Митя остановился и тихо сказал:
– Что хотите со мной делайте, к Прокофьевичу не пойду. Это я разбил цветной витраж у входа. Я нечаянно, но он этого не поймет и не простит: приставит ко мне какую-нибудь веревочку или футляр, как у бабки. Меня дома тогда со света сживут.
– Думаешь мне лучше, я робота сломал, – возразил Гошка.
Давайте не будем считаться, – сказал Вадик, – а мы деревянную скульптуру, что стояла перед домом на детской площадке, увезли на дачу. Гошка рассердился:
– Так это из-за вас моя сестренка плакала: не могла понять, куда подевалась Варвара-Краса. Он сжал кулаки, и Вадик, увидев в его глазах недобрый свет, отпрыгнул от него.
– Что, нам больше всех надо? Сам иди к своему Прокофьевичу? – закричал он. Потом осторожно стал пятиться спиной, не сводя настороженных глаз с Гошки, спрятался за деревом и вскоре пятки его засверкали вдали.
– Пожалуй, он прав, – солидно сказал Митя, – я тоже пойду. Устал я за целый день по жаре мотаться, да и бабка обедать ждет.
Митя быстро зашагал прочь по аллее.
Гошка хотел было догнать его, но потом передумал. Волоча, как будто налитые свинцом ноги, побрел он по двору, думая, что втроем было бы намного легче, и проклиная ребят за трусость.
Было послеобеденное время, и тени от дворца сжимаются от боли. Ни дворника, ни собаки уже не было, и только таблица «окрашено», поставленная между колон, напоминала о них.
Гошка обошел вокруг дворца. Все двери были закрыты Тогда он принялся колотить в ту, через которую они прошли в первый раз. Дверь ему открыл сухопарый человек в очках и черном халате. Из под халата виднелись летние, светлые брюки. На плече у него сидел огромный черный ворон.
– Кар, Карлуша, – представился он и потерся клювом о щеку незнакомца, и вдруг добавил тонким, детским голоском: – Папа, папа.
Гошка испуганно сказал:
– Здравствуйте, меня зовут Гоша. Мне нужен Кузьма Прокофьевич.
– Что вы там говорите: старик приложил руку к уху и Гошка повторил сказанное.
– День добрый, – задумчиво сказал Кузьма Прокофьевич, а потом ворчливо добавил: – добрый, да не очень, что-то сегодня одни неприятности: где-то я испачкался краской и вдобавок ко всему сломался мой робот.
– Это тот, что тушит пожары? – уточнил Гошка.
– Да, тот, – кивнул головой старик, и с удивлением взглянул на него:
– А ты откуда знаешь?
У Гошки пересохло во рту от волнения, и он сходу, будто прыгая с кручи, буркнул:
– Это я виноват, я выманил его из ниши, и он сломался.
Старик поднял очки на лоб и принялся рассматривать Гошку, как чудо, потом , пожевав задумчиво губами сказал:
– Честность – это хорошо. Если считаешь себя виноватым, помоги убраться.
Ползая по залу и протирая пол, Гошка мучительно думал, как сказать старику про дом. Спускаясь по лестнице с ведром, он сделал вид, что подскользнулся и с грохотом растянулся на полу.
Прибежавший на шум Кузьма Прокофьевич, заботливо помог ему подняться, и Гошка, доковылял до места, где стояли макеты, оперся о стол.
– Какая красивая избушка, – сказал он фальшивым голосом. У Кузьмы Прокофьевича загорелись глаза и он спросил:
– А хочешь посмотреть, что у нее внутри?
Кузьма Прокофьевич осторожно снял крышу и объяснил Гошке, что такие избушки рубятся без единого гвоздя. Из любопытства Гошка глянул: почти половину избушки занимала русская печь с широкой лежанкой сверху, на которой лежала овчина. Деревянная заслонка закрывала круглый зев печи. В углу стояли ухваты, лавки у стен, да стол у окна – вот и все убранство избушки.
В другое время Гошка бы с интересом послушал Кузьму Прокофьевича, но сейчас он с тоской смотрел мимо избушки на свой дом.
Кузьма Прокофьевич перехватил его взгляд и сразу все понял:
– Ты живешь в этом доме, – спросил он.
Гошка кивнул головой. Кузьма Прокофьевич поднял и покрутил макет дома. Он был тщательно отремонтирован.
– Кто тебе рассказал обо мне, – сердито спросил он.
Гошка, вместо ответа вытащил из кармана веревочку.
– Ах, сердечному другу Кваскину не терпелось избавиться от веревочки. Вот я пошлю ее назад.
– Не надо, – взмолился Гошка, простите нас и бабушку простите! Ее-то вы за что обидели. Из нее хоть и сыпятся слова, как горох, но плохого она никому не сделала.
– Заступник, – мне лучше знать, кто что сделал, – проворчал Кузьма Прокофьевич, но Гошка заметил, что при упоминании о бабушке, на его лице появилось виноватое выражение.
– Попалась она мне под горячую руку, – добавил он, словно оправдываясь, и щелкнул пальцами.
Гошка услышал как откуда-то издалека донеслись к ним странные звуки, словно барабанщик выбил частую дробь и минуту спустя кто-то настойчиво застучал в дверь.
Открыв ее, Гошка едва успел увернуться от стремительно влетевшего футляра. Тот, гася скорость, сделал круг по комнате и плюхнулся у ног Кузьмы Прокофьевича. Тот протянул к нему руку, и футляр, взмыв вверх исчез, как будто растворился в воздухе.
– Ты думаешь, я всегда таким был: бросался на людей без разбора, – грустно сказал он. – У меня уже сил нет: я строю, вы ломаете, я ремонтирую, вы опять ломаете. Устал я, вот и сорвался – стал дома забирать, и ваш забрал.
Старик покрутил в ладони макет, поставил его на стол, и любовно провел пальцем по карнизу.
– Защита от обледенения, – показал он Гошке на тоненький кабель натянутый по краю. – Нажимаем на кнопку, разряд и лед колется в мелкую крошку и летит вниз.
– Хорошо, – он засмеялся, а Гошка вдруг с тревогой увидел, как за окном медленно катится к закату солнце.
– Здорово, – ответил он, и горестно вздохнул.
– Что с тобой делать, придется отдать! – сжалился над ним Кузьма Прокофьевич и пододвинул макет к Гошке.
– Может тебя проводит, – он проницательно глянул на Гошку, а тот , представив себя всю дорогу под этим проницательным взглядом, замахал руками:
– Что вы, не надо, я сам дойду, здесь близко.
Прижимая макет к груди, он побежал самой короткой дорогой, которая проходила мимо стадиона. Игра уже закончилась, и толпы болельщиков заполонили аллею. Гошка даже не сразу заметил, как оказался целой компании ребят.
– Чужак, пацаны, – процедил сквозь зубы рослый парень, одним пальцем презрительно оттягивая Гошкину футболку с эмблемой Спартака, и неожиданно сшиб его с ног подножкой.
Как Гошка не старался крепко держать макет дома, у него его вырвали, и он увидел, как заходящее солнце играет в блестящих стеклах его дома.
Он быстро вскочил и бросился вперед, пытаясь отнять дом.
– Клевый домик, ребятишки, – растянув губы в ехидной усмешке, – сказал вожак и, забавляясь, кинул его одному из своих дружков, что стоял за спиной у Гошки.
Гошка кинулся к тому и так бестолково бегал по кругу с обмирающим сердцем, боясь, вдруг кто-нибудь из них уронит дом.
Он даже не обижался на ребят. И ему приходилось так забавляться иногда, встретив чужака, болеющего за другую команду. Только теперь ему пришлось все это испытать на себе.
Все пропало! Гошка сел на землю и закрыл лицо руками. Тут резкий свист рассекаемого воздуха донесся до его слуха. Он отнял руки от лица и увидел как черный ворон резко взмыл вверх, держа в клюве макет его дома.
Компания стояла, разинув рты. Гошка выбрался из круга и побежал за птицей. Боясь ошибки, он громко крикнул: – Карлуша! И Карлуша ответил ему: – Кар! – и выронил макет.
Гошка видел как он летит на него, увеличиваясь в размерах. Он бросился вперед, протянул руки, стараясь поймать дом и …. Промахнулся. Дом со звоном ударился о землю. Гошка в ужасе закричал и… проснулся.
На полу валялся разбитый стакан. Махнув во сне рукой, он сшиб его с тумбочки, что стояла рядом с кроватью. Гошка вскочил с постели и недоверчиво провел рукой по стене и счастливо засмеялся – значит, это был только сон. Он забрался под одеяло, с наслаждением потянулся и опять заснул.
Когда он проснулся, ярко светило солнце. Гошка выглянул во двор и увидел старика с вороном на плече, который шел от их дома к арке.
– Подождите, – крикнул ему Гошка, и лихорадочно заметался по комнате, ища одежду.
Когда он выскочил из подъезда, старика у дома уже не было. Гошка присел на скамейку у парадного и сказал сам себе, что он обязательно узнает, зачем этот старик повадился ходить к их дому. Взглянув на стену, он увидел букву С, нарисованную им недавно. Гошке показалось, что она ехидно подмигнула ему. Он обозлился, погрозил кулаком ей в ответ и, опомнившись, сконфуженно оглянулся – не видел ли кто. Но в этот утренний час двор был пуст.