Rozzi Ozz: Мы похожи на лампочки. Когда внутри разливается блаженство, оно сродни свету и освещает всё, что нас окружает.
D. Lynch: Я смотрю на мир и повсюду вижу абсурд. Люди непрестанно делают странные вещи, до такой степени странные, что мы умудряемся их не замечать. Поэтому я люблю кофейни - там все на виду.
Yana Brown: Многовековое могильное безмолвие…
Ernst Theodor Amadeus Hoffmann: Таково уж свойство человеческой природы: если опасность, повергшая нас в ужас, на наших глазах превращается в пустое, ничтожное чучело, это всегда вызывает недовольство. Мы радуемся, когда мы счастливо избежали подлинной опасности, а не тогда, когда спаслись от мнимой.
Rozzi Ozz: Хитрость жизни в том, чтобы умереть молодым, но как можно позже.
Randolph Carter: Мы живём на тихом островке невежества посреди темного моря бесконечности, и нам вовсе не следует плавать на далекие расстояния.
Rozzi Ozz: Зачем нужны деньги, если они не приносят ничего приятного?!
У каждого действия есть свои последствия!
На какие же странные поступки способна любовь!
Yana Brown: "Как думаешь, если ты падаешь в открытом космосе, то со временем ты начнешь замедляться, или начинаешь падать все быстрее и быстрее?"
"Если ты можешь одновременно вести машину и трахаться - вечеринка начнется прямо сейчас."
"А ты, значит, хочешь до конца пойти? А? Хочешь это для меня сделать. "До конца" - для меня это значит СМЕРТЬ."
Randolph Carter: Я совершенно уверен, что никогда бы не смог внятно объяснить другому человеку точные причины того, почему я до сих пор воздерживаюсь от самоубийства - то есть, почему я все еще нахожу в существовании достаточно компенсаций, чтобы перевесить преобладающую тягостность бытия.
Yana Brown: Я поняла, что когда я верила своим мыслям, то я страдала, а когда я им не верила, то я не страдала, и это относится к каждому из нас. Оказывается, свобода очень проста. Я поняла, что страдание необязательно. Я нашла, что радость внутри меня никогда не исчезала, ни на мгновение. Что радость есть в каждом из нас — всегда.
Rozzi Ozz: Ваше видение станет ясным, только если вы будете смотреть в своё сердце. Кто смотрит наружу — спит; кто смотрит внутрь — просыпается.
Ernst Theodor Amadeus Hoffmann:…Я напоминаю себе старого сумасшедшего живописца, что целыми днями сидел перед вставленным в раму загрунтованным полотном и всем приходившим к нему восхвалял многообразные красо;ты роскошной, великолепной картины, только что им законченной. Я должен отказаться от той действенной творческой жизни, источник которой во мне самом, она же, воплощаясь в новые формы, роднится со всем миром. Мой дух должен скрыться в свою келью… вот это окно — утешение для меня: здесь мне снова явилась жизнь во всей своей пестроте, и я чувствую, как мне близка её никогда не прекращающаяся суетня. Подойди, брат, выгляни в окно!
Rozzi Ozz: Жизнь никогда не интересовала меня настолько, насколько бегство от жизни.
Randolph Carter: Впечатлительность — удел ничтожеств.
Rozzi Ozz: Зло существовало всегда, но оно было сбалансировано с добром - когда жизнь текла медленнее. А теперь масс медиа вывалили на людей столько, что те уже не справляются.
Yana Brown: Мы называем нечто "добром", потому что оно несет в себе какие-либо мелкие сугубо человеческие условия, которые нам чем-то приятны. В то же время разумно и просто предположить, что все человечество - это вредный паразит и должно быть уничтожено на благо планеты или Вселенной. Во всей этой трагедии слепой механистической природы нет никаких абсолютных истин - ничто не может быть признано заведомо "хорошим" или "плохим", кроме как с абсурдной ограниченной точки зрения. Единственной космической реальностью является бессмысленная, неуклонная, роковая, безнравственная и неисчислимая неизбежность.
Rozzi Ozz: Нам кажется, что с возрастом мы начинаем понимать закономерности, но в действительности мы только утрачиваем воображение.
D. Lynch: Если человек любуется на копию картины, разве у него в душе возникают поддельные чувства?
Randolph Carter: Человек может играть силами природы лишь до определенных пределов; то, что вы создали, обернется против вас.
Yana Brown: -А потом вы разделись
-Ты всгда подглядываешь за женщинами, когда они раздеваются?
Rozzi Ozz: "... твоей Лоры больше нет ... теперь есть Я ... "
Ernst Theodor Amadeus Hoffmann: Судя по тому, что я знаю и читал о любви, это, собственно говоря, род психического недуга, который у человеческой породы выражается в особых припадках безумия; они принимают какое-нибудь существо совсем не за то, что оно есть на самом деле; например, обыкновенную низкорослую толстушку, штопающую чулки, они почитают богиней.
D. Lynch: Мне всегда нравилось и то, и другое, и я был уверен: чтобы оценить одну, нужно познать другую, - чем больше тьмы ты постиг, тем больше увидишь и света.
Randolph Carter: Немногие из людей знают, что чудеса открыты для них в историях и взглядах их юности. Будучи детьми, мы слушаем и мечтаем, мы мыслим, но наши взгляды не полностью сформированы. И когда мы, будучи взрослыми, пытаемся вспомнить это - мы уже прозаичны и черствы, отравленные ядом жизни.
Yana Brown: Вот что самое ужасное в современном мире: люди думают, что герои телевизионных новостей умирают без боли и без крови.
Randolph Carter: Страх — самое древнее и сильное из человеческих чувств, а самый древний и самый сильный страх — страх неведомого.
D. Lynch: Не пытайтесь бороться с темнотой. Даже не тревожьтесь о ней. Просто зажгите свет, и темнота уйдет. Зажгите свет чистого разума, и всё отрицательное исчезнет.
Randolph Carter: Мне кажется, самая милосердная вещь в мире - это неспособность человеческого разума связать воедино все его составляющие. Мы живем на тихом острове невежества посреди черного моря бесконечности, и это не значит, что нам надо выходить за его пределы. Науки, продвигающиеся каждая в свою сторону, до сих пор приносили нам мало вреда; но в один прекрасный день собирание разрозненных кусочков знания в единое целое откроет нам такие страшные перспективы реальности и нашего в ней положения, что нам останется либо сойти с ума от этого откровения, либо спасаться от света знания в мире и безопасности нового средневековья.
Ernst Theodor Amadeus Hoffmann: Один весьма юный котенок-школьник на увещание учителя, что кот должен употребить всю свою жизнь на то, чтобы научиться умереть, довольно дерзко возразил, что это не может быть слишком трудным делом, ибо оно каждому удается с первого раза!
D. Lynch: — Итак, агент, как вы находите этот уголок?
— Рай, сэр.
— Значит, в этом месяце в понятие рая входят убийство, несколько покушений и поджог?
— Рай – это очень большое и интересное место, сэр.— Итак, агент, как вы находите этот уголок?
— Рай, сэр.
Randolph Carter: Не мёртво то, что в вечности пребудет, Со смертью времени и смерть умрёт.
Ernst Theodor Amadeus Hoffmann: У помешанных есть одна особенность: они кажутся более чуткими к проявлениям человеческого духа, а душа у них возбуждается легко, хотя и бессознательно, при столкновении с чужим духовным началом, оттого они нередко прозревают самое сокровенное в нас и высказывают его в такой поразительно созвучной форме, что порой мы с ужасом внемлем словно бы грозному голосу нашего второго "я".
D. Lynch:— С каких пор ты стала курить, Донна?
— Я курю иногда. Это помогает снять напряжение.
— С каких это пор ты так напряжена?
— С тех пор, как закурила.
Yana Brown:
Чем ярче наш внутренний свет, тем сильнее он греет нас и дарит блаженство.
Ernst Theodor Amadeus Hoffmann: Ежели существует темная сила, которая враждебно и предательски забрасывает в нашу душу петлю, чтобы потом захватить нас и увлечь на опасную, губительную стезю, куда мы бы иначе никогда не вступили, ; ежели существует такая сила, то она должна принять наш собственный образ, стать нашим «я», ибо только в этом случае уверуем мы в нее и дадим ей место в нашей душе, необходимое ей для ее таинственной работы. Но ежели дух наш тверд и укреплен жизненной бодростью, то он способен отличить чуждое, враждебное ему воздействие именно как таковое и спокойно следовать тем путем, куда влекут нас наши склонности и призвание, ; тогда эта зловещая сила исчезнет в напрасном борении за свой образ, который должен стать отражением нашего «я».