Главный врач районной больницы беспомощно развел руками.
- Отец, вы не обижайтесь, но мы вам помочь ничем не можем: у нас нет такой аппаратуры, которая смогла бы исследовать ваше сердце и сосуды головного мозга. Поезжайте в город, я вам дам направление в диагностический центр. Вас там проверят и вынесут заключение.
Сказав это, главное светило районной медицины размашисто черкнул несколько строк на листочке бумаги, поставил печать и вы-проводил аксакала из кабинета.
Вообще-то назвать Темирбека стариком можно было лишь с на-тяжкой – в январе ему стукнуло всего 50 лет, и он даже в голову не брал мысли о том, что впереди пенсия и, значит, – старость. Тем не менее – нелегкий труд сельского механизатора наложил отпечаток на его облик. С годами лицо Темирбека потемнело от несмываемых копоти и пыли, а кожа задубела от степного ветра – обжигающего то жарой, то стужей. Из-за этого она покрылась морщинами, делающего тракториста-комбайнера старше своих лет. Да и походка, за которой угадывался радикулит, – тоже говорила о прошедшей молодости.
Но это мало занимало Темирбека. Он не знает, сколько ему тогда было лет, но помнит, что отец, первый тракторист в их ауле, посадил его в кабину старенького трактора и они поехали в степь. Была весна, зеленые щетинки первой травы проклевывались сквозь влажную землю, и она пахла так вкусно, что даже запах солярки, не мог перебить. Поэтому не было ничего удивительного в том, что к пятому классу Темирбек уже мог водить трактор, а к окончанию школы и комбайн. И даже, помогая постаревшему отцу, сам ремонтировал его технику. При желании подросток мог бы пойти в институт, куда его направлял директор совхоза, но выпускник (да и то, ради удостоверения механизатора широкого профиля), поступил в сельское профтехучилище. Его он окончил играючи. И в армии его определили в танкисты, чему призывник был рад. А когда бывшего воина кто-нибудь спрашивал о том, почему он, уволившись в запас, не захотел быть инженером, собеседник получал встречные вопросы: знает ли тот, как пахнет весною земля, когда плуг переворачивает ее пласты? И слышал ли этот человек, о чем переговариваются колосья, когда лежащее в них, как в колыбели, зерно наливается спелостью? В таких случаях очередной любопытный, как правило, обескуражено отходил в сторону, так и не поняв – то ли серьезно говорит Темирбек, то ли у него в голове «поршни заклинило».
С годами все утряслось. Уже никто в совхозе и не мыслил о том, что Темирбек может быть кем-то другим, кроме механизатора, который что на тракторе, что на комбайне, что на любом автомобиле – на своем месте. Он и от бригадирства отказался, боясь нарушить свою гармонию со степью. Совхозные сплетники даже утверждали, что Темирбек, прежде чем сделать первую борозду или покос, – выходит из кабины трак-тора, или комбайна, кланяется степи, что-то ей проникновенно говорит и лишь, потом нажимает на газ. Так это или нет, но свое дело механизатор знал, работал с каким-то даже азартом и в бывшем совхозе, а ныне в сельском товариществе, слыл большим авторитетом в технике и земледелии.
***
В конторе фирмы вопрос с поездкой Темирбека в диагностический центр решился быстро. Директор даже распорядился выписать механизатору материальную помощь для проезда в город и проживания в нем. А вот дома поездка главы семейства вызвала споры. Жена, Кульпаш, настаивала на том, чтобы муж надел все ордена и медали. Дескать, когда врачи их увидят, то поймут, что Темирбек не простой больной и станут более внимательно его лечить. Ее поддержал младший сын, еще не успевший жениться и живший с родителями. Сам механизатор был против такой парадности и скрытого заискивания перед врачами, но, в конце концов, сдался.
К его удивлению жена и сын оказались правы. Медики диагностического центра, увидев орденоносца, чуть ли не под руки подхвати-ли его и, передавая из кабинета в кабинет, за пол дня сделали большую часть обследования, наказав явиться завтра, натощак, для сдачи крови и прохождения еще ряда диагностик.
Переночевав у дочери, живущей неподалеку, Темирбек явился утром, и медики центра так же без задержек, с подчеркнутым внимани-ем, взяли у не6го анализы, быстро их обработали, чтобы аксакал смог пройти обследование у авторитетных специалистов. Все это делалось сноровисто, но обстоятельно, но, тем не менее, когда механизатор вы-шел на улицу с кипой рецептов, медицинских заключений и рекомендаций в нагрудном кармане, на часах было послеобеденное время.
К дочери Темирбек не стал возвращаться. С ней он распрощался еще утром, сказав, что после больницы сразу поедет домой, так как в совхозе надо готовить технику к уборке. И вот сейчас, стоя на крыльце диагностического центра, механизатор почувствовал, что голоден и следует подкрепиться. Он зашагал по улице, разглядывая многочисленные вывески с какими-то непонятными ни по-русски, ни по-казахски названиями. И тут он увидел нарисованного на витринном стекле улыбающегося человека в поварском колпаке, который зазывал не проходить мимо.
Открыв дверь в вестибюль этого заведения, Темирбек опешил от зеркал во всю стену, полированного дерева и блестящего металла. Он постоял растерянно, а затем робко прошел в следующий зал, где стояли столики. Обед уже закончился, и посетителей в нем было мало. Какие-то три холеные женщины, с величавыми манерами, не спеша, пили, что-то черное и ароматное из маленьких чашек. Сидя ближе к окну, обедал коренастый молодой казах. Увидев растерянность орденоносца, он привстал из-за стола и, не обращая ни на кого внимания, повелительно махнул рукой:
- Эй, ата, иди сюда! Садись, не стесняйся!
…Темирбека хотя и покоробил тон незнакомца, но он все же прошел и сел за соседний столик. Тут же появилась, официант с меню, но засмущавшийся таким вниманием механизатор отказался просматривать список блюд, и попросил девушку принести, что-нибудь покушать.
Понимающе кивнув, та ушла и, спустя несколько минут, явилась с дежурными салатом из овощей и мясом по-казахски. Поблагодарив, Темирбек принялся за трапезу, искоса наблюдая, как парень, пригласивший его, уплетает блюда одно за другим, запивая их оранжевым соком.
Когда механизатор доел свою порцию, отказавшись от второго блюда, и попросив принести чай с молоком, сосед за стоящим рядом столиком тоже закончил двигать челюстями. Только теперь сельчанин рассмотрел его. Маленькие глазки на круглом лице смотрели нахально и весело. Короткую, как у борца, шею, опоясывала золотая цепь. Золо-то, в виде массивного перстня, было и на мясистом пальце. Чувствовалось, что этот человек доволен собой и жизнью. Откинувшись на спинку стула, он тоже пристально стал рассматривать Темирбека, но не столько его лицо и фигуру, сколько награды. В конце концов, не вы-терпев, обладатель хорошего аппетита спросил аксакала: какой у того праздник, раз он награды на костюм нацепил и за что ему дали все эти ордена и медали?
- За работу, – коротко ответил механизатор, не желая вдаваться в подробности. – А награды ношу потому, что они – награды!
… Ответ не удовлетворил владельца золотой цепи.
- За какую такую работу? – набычился он. – Я, как негр на плантации, кручусь в бизнесе, с меня государство за год такие налоги дерет, что многие за всю свою жизнь столько не зарабатывают – и мне никаких наград. А у тебя что за работа?
- Землю пашу, хлеб сею и убираю его – вот моя работа – ответил собеседнику аксакал.
… Тот выслушал, склонив набок голову, а потом разочарованно фыркнул:
- А что в этом героического? Катайся себе на тракторе и ковыряй землю. Велика премудрость!
…Но тут говорившего одолело очередное любопытство. Он ткнул пальцем в сторону «Знака Почета» и как-то даже пренебрежительно спросил:
- Ага, а сколько надо проработать механизатором, что бы вот та-кой орден дали?
- Этот? – механизатор задумался, вспоминая. – Вначале меня наградили медалью «За трудовое отличие». Мне тогда 25 лет было. Сын у меня в это время родился, и тут медаль подоспела. Ребята в бригаде смеялись, что меня ею за сына удостоили. Через пять лет я получил вот этот орден «Знак Почета». Очень им гордился. А еще через восемь лет меня представили к ордену Трудовой Славы третей степени. Потом еще медаль получил. Это уже когда Казахстан независимым государством стал. Тоже горжусь. Что тебе еще сказать?
… Вопрос, обращенный к собеседнику Темирбека, похоже, не был услышан. Молодой казах покачал головой, вновь скривил губы и, вроде, как в раздумье, – произнес:
- Тринадцать лет трястись в кабине трактора, глотать пыль и ходить чумазым, как негр – чтобы в награду получить какие-то два орде-на. Нет, это – не по мне.
…Но тут беседа прервалась – официант принесла чай, и собеседники принялись за него. Сельчанин, смакуя напиток, пил маленькими глотками, а бизнесмен с шумом втягивал горячую влагу сквозь пухлые губы.
Покончив с принесенной чашкой чая, аксакал попросил еще порцию. Пока девушка ушла выполнять заказ, владелец нахальных глазок вновь пристал к сельчанину с вопросом. Был, ли он за всю свою жизнь хотя бы раз за границей или, на худой конец, отдыхал ли на Черном море?
- Нет! – как-то даже испуганно ответил Темирбек. – В молодости – дети маленькие были, одеть-обуть их требовалось, да и накормить – какое уж тут море! К тому же неотложные дела по дому всегда есть. Так и ушло время поездок на курорты. Да и как-то непривычен я нежиться на пляже. Когда выпадет свободное время – на речке с удочкой или вечером у телевизора отдыхаю. Мне этого хватает.
… Он смущенно усмехнулся. И тут же осекся, увидев вместе с поданной чашкой чая счет за обед.
- Доченька, а ты не ошиблась? Что-то ты много с меня берешь. Откуда такие цены?
…Официантка не могла сдержать раздражение:
- Дедушка, – это кафе, а не рабочая столовая. У нас ресторанные цены. Вы же видели, куда шли!
- Эй, кончай старика прессовать! – бизнесмен властно поднял руку. – Он мой гость. Я этого отца сюда пригласил, когда он вошел в кафе. Я оплачу счет!
…Механизатор пробовал протестовать, даже достал кошелек с тощей пачкой купюр, но официантка уже не обращала на него внимания, занявшись расчетом с богатым клиентом. Когда это было завершено, парень настоял на том, чтобы аксакал спокойно допил принесенный чай и лишь, потом вместе с Темирбеком вышел из кафе.
- Куда, ага, тебя довезти, ты не стесняйся, говори? У меня тоже дед в селе живет. И ты мне его напомнил. Садись!
… Он величаво указал на черную машину, с большими фарами и затененными окнами. Все это блестело на солнце, как зеркало. Такие красивые авто сельчанин видел лишь по телевизору, и он, боясь что-либо повредить, осторожно сел на первое сидение, попросив довезти до универмага, где хотел купить гостинцы домой. Профессиональным взглядом механизатора разом охватил непонятные кнопки и рычаги на панели, какие-то датчики и спидометры. Перехватив его взгляд, бизнесмен снисходительно спросил:
- На тракторе у тебя такие же приборы? – и, не дождавшись ответа, довольно засмеялся. Но тут же разом выложил пассажиру, что эта «тачка» стоит 75 тысяч американских долларов, что равнозначно суммарной цене – он начал перечислять количество тракторов и десятки голов различных животных, дабы сразить того, кого он везет.
Когда парень умолк, Темирбек, стараясь не обидеть владельца дорого автомобиля, деликатно спросил его – кем он работает?
- Деньги делаю, – тот засмеялся вновь. – Там купил – здесь про-дал, здесь купил – там продал. Деньги есть – магазин открыл, еще на-копил – два магазина открыл. Теперь ресторан свой элитный строю. Я во многих странах отдыхал, кушал такое, что и не помню, как называется, поэтому знаю, чем богатых людей завлечь. Ты мне свой адресок скажи, чтобы я тебя на открытие ресторана пригласил вместе с моим дедом.
… От этого предложения сельчанин отказался, замахав рукам.
- Ну, как хочешь, – новый знакомый не стал настаивать. – Вот мы и доехали.
Он подрулил к кромке тротуара и, подчеркнуто показал, как автоматически открывается дверца машины. Темирбек попрощался и сделал несколько шагов по асфальту, но парень, опустив стекло дверцы, окликнул его. Когда аксакал подошел и наклонился, тот, вроде, как после раздумий, сказал ему:
- Знаешь, ата, не обижайся, но ты прожил жизнь, как червь земной. Ковырялся и ковырялся в земле и ничего хорошего не видел. Даже такой лужи, как Черное море. И вся твоя радость, и цена тебе – эти музейные медали и ордена. А я вот деньги имею и живу, как хочу.
Сказав это, он газанул с места, его машина втиснулась в поток автомобилей, проезжающих мимо универсама, и помчалась куда-то дальше.
***
Домой Темирбек приехал поздно, а на другой день, вечером, к нему пришли гости – сосед Жуматай и друг детства Байкен с супруга-ми. Беседа за столом текла неспешно – говорили о здоровье хозяина, о том, что сейчас нельзя болеть, так как можно потерять работу, да и лекарства дорогие. Темирбек, обстоятельно, но без заключительных слов молодого казаха, рассказал о том, как он проходил диагностику в центре, как, по ошибке, вместо столовой попал в кафе и какие там цены. Сидящие за столом повозмущались городским порядками и тем, что слишком много стало людей, которым деньги легко достаются, а затем переключились на местные темы. Потом женщины уединились в другой комнате посекретничать, и теперь Темирбек без утайки рассказал соседу и другу о своем случайном знакомстве с бизнесменом и про то, что тот сказал ему напоследок.
- Скажите, уважаемые, – разве я похож на червяка? – хозяин, немного разгоряченный выпитой водкой, произнес это с обидой в голосе.
- Эй, Токе, да, что ты внимание обращаешь на глупых людей! – Байкен, скорчил презрительную гримасу. – Щенок твой бизнесмен: и по уму, и по тявканью. И жизни настоящей не знает. А тебя он оскорбил лишь потому, что ему завидно стало. Деньги у него большие есть, машина дорогая, он что-то покупает и продает в своем бизнесе, а ни-кто его не ценит и не награждает. Я не удивлюсь, если такой проныра благодаря своим капиталам все же награду заполучит. Но он-то будет знать, что она – купленная. И это его гложет и злит. А дождевой червь, чтобы ты знал, – земле полезный. Во многих странах его специально разводят и фермерам продают, для лучшего урожая.
… Продолжить свою речь Байкен не успел – пришли женщины и начали накрывать стол для чая.
Когда гости разошлись по домам, и Кульпаш перемыла посуду, хозяева перед сном вновь решили попить чайку. Отхлебнув несколько глотков из пиалы, Темирбек отставил ее в сторону и, глядя в глаза же-не, неожиданно сказал:
- Помнишь, Кульпаш, тот год, когда мне орден Трудовой Славы дали? Помнишь, как я в поле, а ты на току, спасали зерно от рано вы-павшего снега?
- Что это тебя, старый, на воспоминания потянуло? Или выпил много? – жена тоже отставила пиалу.
- Нет, скажи: помнишь ты тот год и как мы работали?
- А как же не помнить, – хозяйка дома зябко повела плечами. – Промерзнешь на ветру так, что, кажется, в животе ледышки. А про тебя и не говорю. Столько страха натерпелась, когда тебя, засыпающего на ходу, сняли с комбайна и отправили в больницу с воспалением легких. Думала и не выживешь. Ругала тебя за то, что так работаешь.
- Выжил, мать, выжил, и урожай мы тогда спасли, – Темирбек улыбнулся широко и по-детски счастливо. – Значит мы правильно с тобой жили, что не жалели себя ради дела. Есть что хорошее вспомнить. Я все прошедшие годы, каждую первую борозду и первый намолот помню, как будто это было вчера. Так что еще надо посмотреть, кто из нас червь земной!
- Ты это о чем, Темирбек? – жена вопрошающе посмотрела на него. – Что с тобой? Про кого ты говоришь?
- Ай, не бери в голову! Мне в городе один «купи-продай» наговорил с три короба и я, дурень седой, чуть не поверил ему.
… Он вышел из-за стола и прошел в зал, где стоял шифоньер. Открыв дверцу, механизатор окинул взглядом висящий на плечиках пиджак с наградами, легонько провел по ним рукой и тихонько при-крыл дверцу. Голова работала четко, ясно формулируя мысли, и на сердце было легко и спокойно.