Пианино

Николай Малых
   Меня вызвали среди ночи в приемное отделение неотложной хирургии...
В этом не было ничего необычного, так как я находился на очередном дежурстве. В приемном покое меня ожидал больной ребенок. Операция прошла успешно. Родители сильно волновались. Но вот все уже позади, пришло время выписки. Девочка улыбалась и благодарила меня за помощь. Отец смущенно повторял слова, что не забудут меня, пожимал и тряс при этом мне руку.
Прошло некоторое время.  Была осень, "бабье лето", когда приятно и спокойно в природе, когда  убирают урожай и золотом покрывается лес.   На душе наступает покой от суеты лета.
В дверь позвонили. На пороге стоял человек, он сбивчиво стал говорить, что у него есть предложение ко мне. Трудно было понять сразу, что он хотел. Я пригласил его войти. Мне стало постепенно понятно, с каким предложением он пришел ко мне.
Суть всего заключалась в том, что он решил окрестить ребенка, ту девочку, которую я оперировал когда-то. Мне предлагали стать крестным отцом ребенка, которому, по словам отца, я дал вторую жизнь. Я был тронут таким предложением, отказаться я не мог в силу традиции и обычаев того народа, к которому принадлежала эта семья... У армянской диаспоры, живущей на побережье Черного моря, есть примета, что если тебе предлагают стать крестным отцом, но ты откажешь в этом, то судьба ребенка будет несчастливой. Зная это, я согласился. Я понимал, как сложно было принять такое решение родителям, когда отцом их ребенка становился человек другой национальности.
Крестины прошли с   волнением и слезами. Мы сидели за праздничным столом, подавались национальные блюда, звучала музыка.
Хозяин дома пригласил меня пройтись по саду, ему хотелось показать сад и заодно поговорить о некоторых сторонах происходящего события. Мы медленно двигались по тропинкам сада, он бурно пересказывал, что уже было, не забывая показывать и рассказывать о деревьях, сортах яблок и груш. Перед нами стояло строение, это был маленький домик, покрашенный в зеленый цвет. Мы вошли во внутрь. Михаил, так звали хозяина, пояснил мне, что эта его летняя кухня. Здесь перерабатывался тот урожай, который был собран в этом саду... Передо мной открылась картина; множество полок, заполненные различных размеров стеклянными банками, русская печь, старый стол, табурет и лавка и пианино...
   Он с радостью стал мне объяснять, что когда-то его матери, после войны, была необходима швейная машинка и она решила купить ее у своих соседей. Сосед был бывшим военным, он был серьезно болен и уже не мог самостоятельно принимать решения, жена распродавала вещи и на вырученные деньги поддерживала мужа. Она сказала, что продаст швейную машинку, но при одном условии, что заберут в придачу клавир, который стал ей мешать  так как его трудно передвигать.
За ненадобностью в семье Михаила пианино переехало на летнюю кухню. Миша сетовал, что вот оно проломило пол и вообще он не знает, как от него избавиться.
   Я стоял перед инструментом, мои руки дрожали, сердце билось учащено... Открыл крышку, тронул клавиши, полился серебряный звук. Хозяин суетился и вдруг сделал неожиданное предложение, он знал, что моя супруга по профессии музыкант, ему хотелось убить два зайца, сделать мне приятное и избавиться от ненавистного пианино.
Я позвал жену. Мы переглянулись и тут же приняли решение срочно перевезти инструмент. Все произошло так быстро и неожиданно, что уже через час клавир стоял у нас дома. Он стоял посреди комнаты, так как одно пианино у нас  уже было.
   Мы рассматривали Мишин дар и каковы были наши восторги, когда мы открывали все новые и новые замечательные качества этого пианино! Цвет его был натурального дерева, светло-желтого с коричневым и слегка розоватым отливом. И та грязь, которая десятилетиями прилипала к инструменту не могла скрыть его благородство его происхождения и породу. Открыв крышку клавира, мы определили, что клавиши желтовато - матового цвета, покрытые слоновой костью,  прохладно красовались величественно и строго. На передней стенке клавира покрытые эмалью и глазурью располагались три медали, на которых были запечатлены флаги, львы, даты и еще много мелких деталей. Но главное было в надписях, которые гласили, что данный клавир был победителем различных выставок среди домов, производящих музыкальные инструменты. Даты поражали не меньше, они указывали на годы конца восемнадцатого столетия. Механика была выполнена из серебра и звучала просто божественно! После таких страданий и скитаний инструмент практически не требовал настройки! Мы были счастливы такому приобретению.
   Мне долго пришлось потрудиться, приводя инструмент в надлежащий вид. Надо было шлифовать некоторые поврежденные места, точнее убирать старый слой лака со всего пианино. Я покрыл его специальным воском и оно, заблестев, заняло место в нашем зале. Когда я перебирал каждую клавишу, вытаскивал ее и чистил от пыли и грязи, то я видел даты, написанные химическим карандашом, готическим шрифтом. Даты и надписи гласили о времени настройки инструмента, первая  датировалась октябрем 1889 года, последняя октябрем 1939...
Можно было бы и закончить данную историю, но, как у всякой  неординарной вещи  есть продолжение и в истории нашего клавира….
Шло время, события девяностых принудили нас сделать выбор, он был нелегким, нам предстоял переезд в Германию.
Сколько пришлось перенести  забот и хлопот, все требовало внимания и нервов. То, что было нажито с таким трудом, необходимо было куда-то определить, что-то нужно было продать, просто отдать или подарить.
   Пришла очередь принимать решение по клавиру...
Я выяснил, что фирма "Фойгт" находится в Германии. Та фирма, которая выпускала музыкальные инструменты в восемнадцатом веке, продолжает выпускать их и сегодня. Мое желание перевезти в Германию пианино сталкивалось со множеством проблем. Прежде всего, оно весило не менее 300 килограмм.  Конечно же можно было отправить его почтой, но куда?  Это ещё было не самое главное.  Пугала возможность столкнуться с проблемами на таможенных службах, как России, так и Германии, потому что данный клавир нес на себе печать "Раритет". Какова его настоящая цена сказать нам никто не мог. У меня было много знакомых, которые приезжали во Всероссийский лагерь "Орленок" со всех концов страны. Мне повезло. В то самое время на отдыхе были люди из Московской консерватории, которых я пригласил к себе домой. После осмотра и игры на инструменте мои гости были поражены качеством инструмента и более его историей и происхождением. На мой вопрос сколько оно может стоить, ответить им было сложно, так как в то время денежные знаки , согласно девальвации, не имели истинной цены. Ответ был образным, один из моих гостей обвел все вокруг пальцем и сказал: "Все что здесь есть, включая дом, не стоит и десятой части цены данного инструмента!".
   В городе открывался дом музей одного известного деятеля края и для интерьера требовалось пианино того времени. Дом принадлежал частному владельцу, "новому русскому"... Я поехал по адресу.
Встретил меня респектабельный человек, выслушав всё об истории клавира, предложил встретиться и осмотреть предложенный мной инструмент.
   Встреча состоялась. Предложенные мне деньги повергли меня в шок. Я стал отказываться от сделки, но мне было ясно дано понять, что я могу потерять все... Я был поставлен перед фактом грабежа и насилия. Я согласился, но пытался выговорить кое-какие условия. Эти условия были мелочью, но мое самолюбие и тщеславие были так оскорблены, что я решился на такое. Мое решение было таковым, я продаю свой клавир, но в доме музее появится табличкa рядом с пианино, что инструмент получен в дар от такого-то лица... Хозяин музея улыбнулся, он понимал, что получает бесценный дар, а моя прихоть, видимо, показалась даже забавной.
   Сделка состоялась. Я заплатил государству причитающийся налог, а все что я выручил, хватило на приобретения сувенирного самовара в Москве, в Шереметьево, как последнее напоминание о России.
Я позже был у дома музея, музея не было... Домом владел человек, который  получил большие деньги от мэрии города и под видом сохранения музея, все прибрал к своим рукам.
   Я не знаю, закончится ли на этом история удивительного инструмента, возможно он был продан за его истинную цену кому-то другому.
Мне было приятно ощущать себя причастным к этому пианино, а с другой стороны горько, я осознавал, что великое всегда имеет трудную историю. Сколько довелось пережить этому бриллианту!
   Где ты, мой друг, которому я вернул жизнь?

ПС: совсем недавно мне сообщили, что похожий инструмент видели в одном московском ресторане...