Дача
(На фото:Самарская губернская тюрьма)
Если читатель думает, что речь пойдет о садоводстве, то ошибется. Мы хотим рассказать о губернской тюрьме "Кресты". В конце XIX века Самара удивляла мир своими техническими новшествами, такими как Жигулевский пивоваренный завод, макаронная фабрика Кеницера, мукомольный концерн Башкирова, мост через Волгу под Сызранью. Потрясает, что и самарская тюрьма также являлась одной из самых современных в мире. Еще в 1888 году Инспектор Главного Тюремного Управления Д. С. Бахтеяров, прибыв из Санкт - Петербурга, сделал подробный анализ тюремной системы Самары и нашел ее неудовлетворительной.
В главном тюремном замке угол Алексеевской и Ильинской, арендованном с 1854года у купца 2 гильдии Василия Ефимовича Буреева арестантов содержалось в два раза больше, чем положено по циркуляру, вместо 978 узников - 2000, да и сами условия заключения оставляли желать лучшего: темные сырые камеры с грибком на стенах, недостаток питания, отсутствие дезинфекции, полуграмотный обслуживающий персонал.( ГАСО,Ф.815,оп.2,д.1,с.46).За что же сидели в таких бесчеловечных условиях? В 1867 году в губернии было совершено: 10 святотатств,8 отравлений, 50 убийств, 52 грабежа, 45 поджогов, 13 изнасилований, 37 случаев изготовления фальшивых денег.( ГАСО,Ф.3,оп.154,д.2,с.33). Догуманизации общества, отношение властей к преступникам было поистине чудовищно. Об этом свидетельствуют записки самарского судьи Ивана Алексеевича Второва: « Он раскаялся во всех своих деяниях и сказал о себе все... плакал и стенал под тиранящими оковами. Боже мой, какое поразительное зрелище для чувствительного сердца. Руки затекли у него в тесной колодке. Ужасная цепь истерла его тело и оттянула. Большая колодка была еще и на ноге его. Нельзя ему было повернуться. Болезнь его от сего тиранного мучения видна была на отчаявшемся лице его, и он желал скорее прекратить горчайшую и мучительную жизнь свою. Плакал, вспоминая прежнее состояние свое. Он прежде был в гимназии и обучен наукам; изучал латинский и немецкий языки. За распутство был отдан в солдаты и теперь другой раз бежал из службы, сделав еще фальшивый паспорт. Все утро скорбел я о судьбе сего злосчастного человека. Смотря на него, скорбел, а не в силах был облегчить его участь. Здесь звери!..» ( ГАСО., ф.. 803,оп.3,д.191)
Император Александр III потребовал построить в волжском городе современную тюрьму, которая бы обеспечивала "посадочными местами" и близлежащие регионы, с которыми Самара была связана железнодорожным сообщением. Место под образцовую тюрьму городские чиновники выбирали с энтузиазмом. Остановились на землях Чижева, мерою 633 кв. саженей, располагавшихся на Ильинской между Оренбургской и Полевой. Земли были выкуплены в 1892 году Главным Тюремным Управлением с согласия Действительного Тайного Советника Галкина - Враского за 15 тысяч рублей. Всю проектную документацию 10 января 1895 года представил бывший архитектор Главного Тюремного Управления профессор Томишко. Напомним, что в 1893 году в столице начала действовать знаменитая тюрьма "Кресты", аналогом которой должна была стать самарская темница. Разработку смет поручили губернскому архитектору, гражданскому инженеру Тадеушу Севериновичу Хилинскому, который и руководил строительством. Подрядчиком выступил виленский I гильдии купец Моисей Тимофеевич Пимонов.
Первый камень заложили 29 июня 1896 года. Для оказания поддержки такому стратегическому проекту в Самаре возник временный строительный комитет под Председательством вице – губернатора Кондоиди. Отчеты о строительстве регулярно посылал в Санкт - Петербург самарский губернатор Гофмейстер Двора Его Величества Брянчанинов. Уж что, что, а тюрьмы у нас на Руси строить умеют. Рьяно за дело берутся, споро, не жалея сил. И вот уже к 1 декабря 1898 года шедевр тюремного зодчества оказался завершенным и заполненным первыми арестантами.
Чиновники ходили туда посмотреть, как в музей. Увиденное потрясало. Не темница, а настоящий рекламный проспект для фирм - производителей. Устройство парового отопления с вентиляцией осуществила компания "Братья Кертинг"; котлы и машины предоставило общество Бромлей; освещение провело предприятие "Сименс и Гальске". Каждая одиночка имела лампочку 8 свечей, общая камера - 10 свечей, коридоры обеспечивались 16 свечами, снаружи стояли 8 дуговых фонарей по 900 свечей каждый. Фирма "Сангали" оборудовала при тюремной прачечной специальный паровой дезинфекционный блок для обработки арестантской одежды от микробов, бактерий, вшей и гнид. Кожаная обувь и одежда подвергались воздействию формалином. В одиночках на узника полагалось 25 куб. метров воздуха, в общих камерах по 15 куб. метров на каждого. Температура одиночки в любое время года составляла не ниже 15 градусов, в общей камере - не ниже 17,5 градусов. Подвальный карцер предполагал - не менее 12 градусов по Цельсию.
Еженедельно арестанты получали свежее белье. Питание было трехразовым, полагалось не менее I килограмма хлеба на человека в день, на обед первое и второе с мясом или рыбой под соусом. Система медных трубок подводила кипяток на все четыре этажа, и узники могли два раза в день дополнительно пить чай. Самарские предприниматели в праздничные дни присылали арестантам булки, пирожки, крендели, пряники, конфеты, фрукты, а также деньги на содержание обслуживающего персонала .Два раза в неделю разрешалось свидание с родственниками и знакомыми, а также получение передач.
В обязанность арестанта входило: соблюдать порядок, убирать мусор, подметать асфальтовый пол в камере, раз в день выносить ведро с отходами, которое называлось парашей и отделялось от камеры тонкой деревянной перегородкой. Каждый имел железную кровать, которая на день складывалась и пристегивалась к стене. Ежедневно назначались дежурные по учреждению, в обязанность последних входила уборка тюремного двора, а также мытье деревянных полов в административной части здания. Чугунные лестницы и асфальтовые коридоры подметались. Арестанты из благородных сословий освобождались от общественных работ, им разрешалось носить домашнюю одежду и индивидуально питаться на собственные средства.
В камерах разрешалось читать книги из тюремной библиотеки, заниматься ремеслами, писать письма. В подвале имелись мастерские, оборудованные специальными слесарными и токарными станками, где заключенные за определенную плату выполняли различные заказы городских властей. Смотрителей набирали из отставных армейских и по- лицейских чинов, обладавших грамотностью и выдержкой, не склонных к взяточничеству и употреблению спиртных напитков. Охранникам запрещалось пользоваться какими - либо услугами со стороны осужденных, брать у них подарки и, не дай бог, деньги. В то же время арестантам не разрешалось нарушать тюремный распорядок, пить вино, играть в азартные игры, кричать, дебоширить. Нарушителей спокойствия на сутки отправляли в подвальный карцер, лишали встреч с родственниками и ежедневных прогулок, которые полагались с 9 до 12 и с 13 до 16 часов.
Стоимость всего этого тюремного оазиса составляла около 900000 рублей. Напомним, что мост через Волгу под Сызранью стоил 7 миллионов, самарская ликерка не превышала 200000 рублей, а зарплата мастера цеха на заводе фон Вакано была около 60 рублей. Так что считайте сами, сколько стоила тюрьма на Ильинской. Говорят, что выходя из "Крестов" после первого осмотра, губернский тюремный инспектор коллежский советник Фрейганг воскликнул,: - "Да я бы сам здесь посидел!" А в российском уголовном мире про тех, кто попадал в самарскую тюрьму, стали говорить, что поехал к теще на блины, или он на даче отдыхает. Да и, действительно, в какой еще тюрьме можно было найти собственную хлебопекарню, больницу, аптеку, добротную баню с березовыми вениками, электростанцию и кузницу.
В Самару направляли наиболее опасных преступников со всего Поволжья, с Кавказа и из Туркестанского края. Регулярно горожане могли видеть, как на железнодорожном вокзале останавливался специально прицепленный к основному составу арестантский вагон, и солдаты конвойного полка, расквартированного на Набережной Волги под Александровским спуском, выводили очередных узников "Крестов". Их строили в колонну и под штыками трехлинеек заставляли идти по Ильинской улице к месту заключения. В "Крестах" сидели уголовники и политические. Особо опасные "медвежатники", "карманники" , авторитетные воры на долгие годы занимали одиночки без права общения с другими узниками, чтобы не передать вредные для государства знания и опыт.
Говорят, здесь сидели, наводившие ужас на все Поволжье, мокрушники из села Батраки. Сейчас бы их назвали киллерами. В этом поселке с незапамятных времен от отца к сыну передавали виртуозное умение убивать шилом в сердце или в шею, поражая солнечную артерию или дробя основания Черепа. Такие мастера - убийцы за небольшую плату могли отправить к праотцам любого, несмотря на сословие и знатность, силу и ловкость. Они шутили, мол перед Богом все равны. В их устах фраза поменять шило на мыло звучало особенно зловеще. Село Батраки располагалось на переправе и добычей лихих жителей становились купцы, коммивояжеры, а порой и простые смертные с целковым за душой. Молодых принимали в мокрушники старики, заставляя при всем честном народе убить, на кого покажут, порой первого встречного. Убийство происходило так: к жертве подходил молодой человек и спрашивал закурить, а затем, поблагодарив, отходил в сторону, даже не взяв табаку. Жертва, постояв несколько секунд, падала ничком на землю. Сотни людей вокруг, скажем на базарной площади, ничего не могли понять, ведь все происходило прямо на глазах. Полицейский врач фиксировал смерть, а на рубашке несчастного, там, где сердце, из маленькой дырочки выступала капелька крови. Убийца наносил удар настолько быстро, что этого никто не замечал, точность попадания удивляла и бывалых хирургов. Жертва с проколотым сердцем застывала парализованной, не имея возможности сделать вдох или выдох. А старики заявляли молодому: "Учись еще, пацан, чтобы и капельки крови не появлялось". Вот таких "орлов" и сажали в самарские "Кресты". Не случайно охрана тщательно обыскивала посетителей на предмет шила или заточки. Однако начальники тюрьмы все равно боялись за свою жизнь, так как смертоносное оружие профессионалы могли пронести даже в заднем проходе.
Дадим слово самим заключенным "Крестов", В Самарском госархиве имеются воспоминания социал - демократа Ивана Федоровича Демидова, попавшего в сие заведение в 1904 году за распространение антиправительственных листовок: "Не прошло и десяти минут, как начал раздаваться сбоку стук. Стук был настойчивым. Я начал искать везде по сторонам, нет ли где азбуки. Наконец, азбуку я нашел на одной из стенок полки, начал по ней соображать, о чем стучат .Наконец, сообразил: меня спрашивали: "Кто ты?" - Я ответил. Так черезнесколько часов я узнал все. Соседи по несчастью сообщили о методах работы полиции, могут подослать провокатора или наседку, могут подсунуть запрещенные предметы, а потом посадить в карцер, где избить и потребовать стать стукачом, угрожая увеличить срок. Надзиратели постоянно подсматривают в камеру через специальный глазок, называемый иудой, о чем надо помнить. Могут перевести в общую камеру с матерыми уголовниками, так называемую пресхату, где делают инвалидами, а то просто убивают. Тюремщики боятся гласности, а поэтому нужно постоянно пользоваться "тюремным телефоном" и передавать при свиданиях на волю все свои опасения для оставшихся на свободе социал - демократов. Последние подключают в случае необходимости либеральную прессу."( ГАСО,Ф.3500,оп.1,д.118, с.23).
И. Ф. Демидов написал в воспоминаниях, что стены камеры хранили не только азбуку Морзе, но и различные послания предшественников к будущим сидельцам, такие как: "Тюрьма не х..- садись не бойся" или "Не тот в дерьме, кто на тюрьме", "Без баб - и парашка баба", "Начальник тюрьмы - петух" и многое другое, "Крестообразное построение тюрьмы, - писал Иван Федорович - фактически исключало возможность побега, так как зарешеченные окна камер в основном смотрели на тюремный двор. Кроме того, у охранников было все, как на ладони, к тому же, они имели право стрелять из мощных трехлинеек с утяжеленными пулями без предупреждения. Некоторые узники поплатились, когда пытались высунуться в окошко и что-либо бросить на улицу товарищам. Убитых свозили в покойницкую, и дело закрывали как несчастный случай. Узники чувствовали себя зверями в зоопарке, опутанными со всех сторон сетками, не дававшими возможность прыгнуть с галереи или в лестничный проем.( ГАСО,Ф.465,оп.1,д.1313)
Латиняне говорили: "Да будет выслушана и другая сторона". Сегодня мы имеем уникальную возможность узнать мнение о "Крестах" не только со стороны осужденных, но и с позиции государственного чиновника. Вице - губернатор Иван Францевич Кошко писал следующее: "Тюремным инспектором состоял пожилой человек, по профессии бывший земский врач. Это был очень нерешительный господин и страшно боялся революции, а потому тюремные порядки при нем были никуда не годны... Камеры политических арестантов оставались все время открытыми, а потому они находились как между собой так и с другими заключенными в свободном общении. Если не было массовых побегов из этой тюрьмы, то это благодаря тому, что тюремное здание было новое и к нему применены все указанные опытом меры предосторожности."
И все - таки один такой громкий побег И. Ф. Кошко описывает. События относятся к лету 1906 года: "В день свиданий к одному из серьезных политических арестантов явилась какая-то дама, приехавшая к тюрьме в своей парной коляске. Свидания оказывается производились не из - за решетки, отделяющей заклюнных от посетителей, а в общей комнате, якобы, под наблюдением стоящих у дверей надзирателей и одного из помощников начальника тюрьмы. Одновременно в комнату свиданий было допущено столько народу, что тамстояла чуть ли не сплошная толпа, никакого учета впущенных и выпущенных из комнаты арестантов и посетителей не производилось. При такой обстановке нисколько не удивительно, что приехавшая дама, оказалась переодетым мужчиной. Она сняла с себя женский костюм и переодела в него арестанта, который совершенно беспрепятственно прошел через всю стражу и вышел из тюрьмы, сел в коляску и бесследно скрылся. Бывшая дама, теперь уже мужчина, тоже ушел, не обратив на себя внимания. Только через два часа стражники спохватились».. Лишь при вмешательстве Столыпина порядок в тюрьме восстановили. Снова даем слово И. Ф. Кошко: "Когда тюремный режим становился строгим, таким, каким он должен быть по существующим инструкциям, арестанты пытались, и часто не без успеха, протестовать путем объявления голодовки...Мало того, голодовки эти часто бывали лишь показными, то есть арестанты не ели казенной пищи, но зато потихоньку подкармливались товарищами за счет приобретения съестных припасов с разрешением тюремной администрации за собственные деньги..."
Всего при режиме Николая 11 в самарской тюрьме содержалось 368 арестантов в одиночных камерах и 530 - в общих. Министр внутренних дел Петр Аркадьевич Столыпин лично следил, чтобы количество заключенных соответствовало нормативам.