Павел Н. Лаптев
Медкомиссия
рассказ
Игорю Андреевичу осталось работать до пенсии всего год. Если, конечно, не увеличат пенсионный возраст. Ведь заговорили в правительстве нашем об этом. Не спроста заговорили, а исподволь готовят общество. Главное, говорить, говорить о чём-то одном постоянно по телевизору в разных вариантах. Якобы либеральные экономисты спорят о необходимости, о сроках ухода на пенсию, о том-о сём. И через какое-то время граждане в своих головах начинают принимать эту тему, как свою. Потом соглашаются с тем, что им позарез необходимо, если доживут, ещё поработать несколько лет, после достижения того возраста, когда их родители уходили на пенсию с выплатами в три четверти зарплаты. И в один прекрасный день президент ставит подпись под законом, перечёркивающем завоевания социализма.
Вот ведь обманка, думал Игорь Андреевич, когда стоял в очереди в регистратуру поликлиники, чтобы пройти периодический осмотр. Начали говорить о необходимости повышения производительности труда. Как он, электромонтёр Игорь Андреевич должен её повысить? Больше выключателем щёлкать или на провода дольше смотреть. Может скорость электронов по проводам увеличить как-нибудь? Смешно, ей Богу. На одного монтёра десять менеджеров, да специалистов понабрали. А хотят производительность увеличить! Производительность труда! Зарплату платите нормальную, а то у директора в миллион оклад, а у Игоря Андреевича двадцать тысяч. Зарплату, как в Европе, чтобы человек приходя домой не думал, где ещё ему сколымить. Проценты в банках не тридцать годовых, а три хоть. Тогда и скорость электронов повысим как-нибудь. А пока налицо рабство, гнёт экономический и психический. Нормальных средств к существованию не дают, да ещё и стыдят, мол сам виноват в низкой своей производительности.
Очередь Игоря Андреевича подошла, он взял обходной лист и отправился по кабинетам. И, может быть, день был неблагоприятный по книге И-цзин, которую читал наш пациент или магнитные бури долетели от солнца, но каждый врач находил у работника изъян в здоровье. И молодая медсестра, которая забирала кровь из вены, долго не могла попасть в неё, даже обидные слова сказала:
— Вены у Вас словно ниточки, как у наркомана, — и чихнула при этом, и при чихе нечаянно уколола Игоря Андреевича иголкой в шею. А Игорь Андреевич даже не моргнул, якобы не заметив этого укола, ведь он не был никаким наркоманом. Только головой покачал. Медсестра извинилась, конечно, то ли за слова, то они за укол и потом нашла всё-таки необходимую вену. Сказала подождать в коридоре, потом вышла, передала обходной лист и сказала, что у Игоря Андреевича повышенный холестерин и сахар.
Офтальмолог, по народному глазник, написал «не годен» в обходном листе, обнаружив у Игоря Андреевича дальнозоркость в плюс три диоптрии и покраснение глаз.
— У Вас, батенька, красные глаза как у вампира, — весело сказал врач.
Но Игорь Андреевич не был таковым, ведь он ещё живой. Он спокойно ответил на претензию:
— Наверно, потому, сударь, у меня покраснение очей, что я всю ночь не спал перед этим ответственным мероприятием, готовился морально.
Врач понимающе кивнул и — не разрешил работать.
И так в каждом кабинете. Хирург вообще хотел положить сразу на операционный стол, разрезать вдоль и посмотреть внутренности. Так и сказал:
— Вероятно, у Вас кишки запутались меж собой.
А Игорь Андреевич ответил на это:
— Не могли они запутаться, потому как я веду спокойную размеренную жизнь, спортом никаким не занимаюсь и тяжести не поднимаю. Люблю лежать на диване и читать книги. Кроме того, стул у меня нормальный, кал умеренный и по цвету и по твёрдости.
Хирурга не сразили эти слова и он также не одобрил дальнейшую трудовую деятельность Игоря Андреевича.
Ещё одно испытание было у психиатра и нарколога в одном лице, лысого щуплого врача, похожего на Горлума из Властелина Колец. Он долго всматривался в лицо нашего пациента и спросил сиплым голосом:
— Когда ж Вы последний раз выпивали?
Игорь Андреевич ответил быстро:
— Неделю назад в день возвращения Крыма в родную гавань.
Врач выпучил глаза и, может он был поклонником Бандеры или просто сочувствующим украинским националистам, сказал:
— Нехорошо, — и спросил ещё: — Много выпили?
— Два бокала Инкермана, — ответил Игорь Андреевич.
— Уже лучше, — смягчился нарколог. — А у Вас не было чувство стыда утром на следующий день?
Игорю Андреевичу не было стыдно ни за выпивку, ни за праздник и он ответил, что нет. Но врач не унимался:
— А жена не ругала за оное дело?
— Не ругала за оное, — ответил Игорь Андреевич, так как она почила в бозе несколько лет назад. А будучи живой, бывало дело ругала за грязные носки и за то, что писал в умывальник.
— Понятно, — загадочно сказал психиатр-нарколог, написал в листе, что не годен и отпустил нашего пациента:
— Идите уж и позовите следующего несчастного.
Последний врач в обходном листе, терапевт, женщина средних лет, которая очень понравилась Игорю Андреевичу с первого взгляда, намерила ему повышенное давление — аж, сто шестьдесят на сто двадцать и сначала не хотел писать заключение, что он годен к работе.
Игорь Андреевич понимая, что пропадает, сказал ей:
— Вот так, тридцать два года отработал, а год не дотянул.
Врач помотала головой, повздыхала и вывела толстую руну: «Годен». А когда отдавала лист Игорю Андреевичу, то улыбнулась и сказала слова, какие редко услышишь в наше буйное время:
— Исключительно милосердия ради.
И к её изумлению, Игорь Андреевич взял её руку и поцеловал. А когда он радостный выходил из кабинета, то подумал, что врач совсем не нарушила клятву Гиппократа, ибо не навредила ему нисколько, напротив подарила ещё один год активной жизни. И ещё он вспомнил, как где-то читал, что милосердие, о котором сказала женщина есть проявление любви к человеку, как образу Творца. К человеку, независимо от его недостатков. И Игорь Андреевич решил, что ещё зайдёт к терапевту, но не для лечения, а просто так, любви ради.
конец