Коса, платформа и морошка

Иринья Чебоксарова
Карину  я знаю с самого раннего детства. Мы и в школе учились вместе и поступили в один и тот же университет. Девушка с яркой внешностью пухленькой блондинки, она разительно отличалась от нас, сверстниц, тем, что первой воплощала  малейшие дуновения моды. А мы не сразу. Мы приглядывались. Раздумывали. Оценивали.

Это были далекие теперь семидесятые годы. На нашем курсе училось примерно семьдесят студентов. И только у одной девушки были джинсы. Остальные одевались довольно скромно. Но только не Карина. Ее облик дополняли яркие клетчатые брюки, полосатый верх и оранжевые сабо на толстой, желтой платформе. К этому прилагались синие «тени» для век над большими, голубыми глазами.

Экзамен по низшим растениям на нашем биологическом факультете принимал очень почтенный профессор, которому было уже за восемьдесят лет. Возраст сказывался во всем его облике. Чувствовалось, что ему тяжело даже просто сидеть на стуле и выслушивать противоречивые ответы экзаменуемых.
Когда очередь дошла до меня, и я, волнуясь, зашла в аудиторию, все то, что я знала по предмету, как-то мгновенно выветрилось, и образовалась непонятная пустота.

Мне достался самый сложный билет. Вся классификация низших растений по латыни. От и до! Я настолько растерялась, что решила даже и не пытаться. Сидя на стуле перед профессором в своем темно-синем строгом платье с белым воротничком,  с пышной русой косой, перекинутой через грудь, я потупилась в молчании и отчаянии.

Но тут произошло необъяснимое. Профессор, кряхтя, встал, опираясь на стул и подойдя к доске стал писать на ней всю эту классификацию. Почерк у него был непонятный абсолютно. Мел крошился. Мне было безумно жаль его. Я, к тому же, понимала, что мне выпал не такой вопрос, который можно объяснить, а такой, который надо было знать.

Закончив писать, преподаватель открыл мою зачетку и что-то там написал.
- Двойку проставил?!! – с ужасом подумала я, не привыкшая к таким оценкам.

Удрученная до последней степени, я покинула аудиторию и вышла в коридор к толпящимся студентам. И только там я открыла зачетку и увидела оценку и роспись профессора. В клеточке после наименования предмета красовалось: «отл.»

День недоразумений продолжался. После меня в аудиторию зашла яркая, как расписной индеец, Карина. Она знала материал, попавшийся ей в билете. И отвечала уверенно. Но в зачетку получила всего лишь: «уд».

Еще более невероятный случай произошел с ней на экзамене по болотоведению. Я сидела, готовилась к ответу, а она вышла отвечать  профессору, имеющему мировое имя.
Хорошо ответив на вопрос о необходимости осушения болот, предвкушая хорошую оценку, и видя, как преподаватель уже занес руку над зачеткой, чтобы прописать свой вердикт, она решила еще более усилить впечатление о себе и сделала добавления.

-  Лично я считаю, - сказала Карина, - что болота осушать не надо!
Рука профессора замерла над зачеткой.
- Это еще почему? – спросил он, меняясь в лице.
- Но ведь там растут клюква, морошка…
Профессор побагровел и, схватившись за сердце, закричал: «А хлеб? Хлеб стране!!!»
Оценка не была поставлена вообще. Карина была изгнана из аудитории.

Прекрасная пора – студенчество. Все вспоминается так тепло, ностальгически, так дорого. И сколько всего было,  памятного сердцу.

Я знаю, что Карина прочитает эти мои строки, как неизвестный читатель, ведь она не зарегистрирована на Прозе.  И вспомнит нашу общую юность.