(Предыдущее см. http://www.proza.ru/2017/12/06/1624).
Кто мог бы сказать, как сложилась бы моя судьба в дальнейшем, если бы всё действительно повернулось по-другому? А так я постепенно успокоился, в служебных заботах прошли все переживания, надо было готовиться к выходу на очередное Боевое патрулирование. В начале октября 1982 года мы и вышли. На этот раз экипаж мой работал, как часы, у меня стало больше времени на размышления. И скоро я снова вернулся к мысли о том, что задумал уже давно – о подготовке Доклада руководству по поводу наших дел. А поводов к тому становилось всё больше.
На флоте участились случаи аварий, происшествий. За последние годы погибли «К-129» со всем экипажем, «К-8», (погибли 52 человека), потерпели тяжелые аварии с потерей людей «К-19», (двадцать восемь), «К-56»,(двадцать семь), «К-116» и другие. Просто пожарам, поломкам техники просто потеряли счет, да многое и утаивалось. По каким причинам – раньше я уже говорил. Теперь пришло время всё систематизировать, обобщить, изложить на бумаге с конкретными предложениями, что надо делать и немедленно.
Много позже, уже с приходом «гласности», на глаза мне попалась статья в «Комсомольской правде» генерал-майора А.Яковлева, (в отставке, конечно), в которой он делился воспоминаниями, (уже стало можно), именно о том времени, о котором идет речь. Он был участником войны во Вьетнаме. По его словам, после возвращения оттуда он и его товарищи надеялись, что их опыт будет востребован и использован в наших войсках. Но не тут-то было.
- Было обидно и страшно, - писал он, - недостатки в боевой подготовке резали глаза и больно били по нервам. А ведь мы знали цену таким ошибкам. ...Вдвойне тяжело было от собственного бессилия и невозможности что-либо изменить… Подсобное хозяйство и заготовка сена без колебаний предпочитались боевой учебе. Тех, кто пытался что-то сделать, отправляли служить куда подальше, зажимали, при первой возможности увольняли в запас. И такое было не только с вьетнамцами, - горько свидетельствовал генерал.
Да уж точно, не только с вьетнамцами, и не только в армии. К сказанному генералом, я бы еще добавил, что в это же время наверх шли доклады о полной боевой готовности армии, флота дать отпор любому врагу. Как они были готовы, можно было убедиться позже в Чечне.
Насколько было возможно, старался в своём экипаже использовать малейшие возможности для боевой учебы. Как мог отказывался от любых попыток использовать моих моряков на посторонних делах, не касающихся корабля. Видимо, не без пользы - у нас не было особо сложных поломок техники, с которыми мы бы не справились, аварийных ситуаций с гибелью или потерей здоровья людей. Командование уважало экипаж, нам доверяли выполнение самых сложных задач.
В разговорах с мичманами, офицерами в походе иногда случается делать для себя интересные открытия. Говорю с одним из офицеров:
- Тебе пора уже идти на повышение. С приходом в базу представлю тебя к назначению на должность командира Боевой части на одном из кораблей дивизии.
А он мне в ответ:
- Нет, не надо, товарищ командир. Я подожду, когда мой командир БЧ уйдет на повышение, и тогда, если Вы не будете против, буду командиром БЧ у нас. Не хочу переходить в другой экипаж, у нас лучше.
И мне вспомнился эпизод, когда на собрании мичманов рассматривался вопрос об увольнении в запас одного из них. Надо сказать, специалист был отменный, но пьяница. Несколько раз предупреждали, наказывали, не помогло. Мичмана решили, надо соглашаться с решением командования уволить его в запас. Но прежде полагается рассмотреть вопрос на собрании мичманов. Так вот тогда, на том собрании, он сказал остальным:
- Если где и служить, то только в нашем экипаже. Здесь еще есть Советская власть!
Не больше, и не меньше. А что, мне кажется, сам он имел в виду под советской властью, да в то время и другие часто так выражались – так это справедливость в первую очередь, уважение к простому человеку. Конечно, мне, командиру, приятно было слышать такое, (я был на том собрании).
Сутками, когда удавалось урвать на то время, корпел над своими материалами. Спал мало, урывками. К концу похода почувствовал, что здоровья нехватает, стало побаливать сердце, порой темнело в глазах. Пришлось отложить. Так что до прихода в базу закончить не успел.
На берегу нас ждал новый командир дивизии Анатолий Ерёменко. (Г. Смирнов ушел в Академию Генштаба. Моя авария на его карьере не сказалась). Ерёменко был внуком известного Маршала Советского Союза, так что удивляться тому, что он хорошо продвинулся по службе не приходилось. Впрочем, он и сам того заслуживал. Он хорошо меня знал, и почти сразу предложил должность заместителя командира дивизии и Академию заочно. Я не стал ему возражать, хорошо понимая, что из того ничего уже не выйдет. Просто промолчал. Думаю, он меня понял.
Сдали корабль другому экипажу, я хорошо отметил в кругу семьи и друзей наступающий 1983 год, и ушел в отпуск. Там было время спокойно обо всём подумать, подвести итоги не только за год, но и за определенный период жизни.
Подумалось как-то – глядя со стороны, можно сказать: вот какой невезучий! Да нет, не согласен. Я – везучий!
Разве не везение, что мне доверили командовать таким кораблем, такими людьми? Пусть я не соглашался на это назначение, пришлось подчиниться приказу, но ведь такое выпадает не каждому!
А разве не везение то, что за прошедшие годы, несмотря на порой тяжелейшие ситуации, в которые попадали, мы ни разу не допустили срыва выполнения боевой задачи, приказов командования? А то, что я не потерял, не покалечил при этом ни единого человека, не оставил сиротой ни одного ребенка?
Разве не повезло мне с женой, детьми, за которыми я как за каменной стеной, где меня понимают и поддерживают?
Да я не просто везучий, я счастливый человек! Я свободен, понимаете, я - свободен в своих решениях о собственной судьбе, ни от кого ни от чего не зависим. И вовсе не уверен, что так же счастливы те, кто ради получения своих звезд, должностей где-то помалкивали, где-то поддакивали начальству, шли против своей совести или убеждений и в результате чего-то «достигли».
Впрочем, у каждого на этот счет свое мнение.
Продолжение: http://www.proza.ru/2017/12/07/315