Жизнь человека меняется, если отнять у него свободу, лишить всего, кроме сознания. Сознание оставляют для того, чтобы ты понимал, что с тобой всё происходит по-настоящему, в живую. Чтобы тот, кто заточил тебя, знал, что ты чувствуешь, как он разрушает твоё Я.
Я уже так давно в этих казематах, что не понимаю лишился ли я зрения или это всё еще темнота. Я потерял счет дней, часов, минут, секунд, мгновений. Я так тощ, что будь я на воле, то любой, кто меня заметил, подумал бы, что перед ним усопший, восставший из своей могилы.
Видимо, я ослеп, потому что не вижу как входит стражник, который будет меня пытать, я только слышу и чувствую удары его плети по моей спине.
Я могу только ощупывать стены - это единственное моё развлечение.
Оно мне кажется таким интересным, ведь иного тут нет. Когда мне надоедает, я искусственно вызываю в себе азарт, и со слезами на том месте, где должны были быть глаза, я ощупываю все свои 4 стены - свои владения. Мне уже удалось запомнить где выцарапаны различные надписи, цифры, узоры. Их оставили люди, отбывавшие свой срок до меня. Как много тут отметин - неужели здесь побывало так много людей? Страшно об этом думать, страшно представлять.
У меня выросла длинная борода и не менее длинные ногти. Это доставляет большие неудобства. Мне больно, когда борода по нелепой случайности путается в пуговицах рубахи, мне больно, когда я разцарарываю грудь, пытаясь распутать бороду. Я решил сточить свои когти о каменный пол своей обители. Больно. Неужели одна маленькая комнатка может доставить столько боли? Я чувствую как стер свои пальцы в кровь. Я должен смириться со своими руками. Проблему с моей бородой удалось решить связыванием её в узел.
Я не слышу других заключенных - неужели меня тут держат одного? Неужели я тут совсем один такой? Неужели больше некому со мной делить мои тяготы? Становится печально от безысходности моего положения. Вот бы услышать звук прежней жизни. А какой она была? Я тут так давно, что и не помню, как сюда попал и кем был. Как же давно это было. Как же долго это длится. Я должен благодарить свои стены и стражника, давшие пищу для размышлений о моём существовании, до самого последнего дня моей бренной жизни.