Полина или вальс над Дунаем. Глава 5. Лирическая

Марат Муррей
- Коллеги! Я собрал вас в этом удивительном зале, неуловимо, напоминающим советскую архитектуру, которую из всех нас, увы, сможем оценить я и Полина, чтобы сообщить вам пренеприятнейшую новость. Высокие эуропейские чиновники, отвлекшись на минуточку от своих занятий педофилией, решили выделить нам немножко денег.

- А что в этом неприятного? – удивился Маркус, лысый здоровенный медлительный медбрат из Швеции, с жизнерадостной мечтой стать когда-нибудь патологоанатомом.

- А в том, что они решили выделить нам деньги не просто потому, что мы такие прекрасные и одухотворенные молодые люди, а для того, чтобы мы выпускали европейскую газету для активной, в плохом, то есть в общественно-политическом смысле, европейской молодежи. Формат А3, объем 16 полос, язык наполнения – английский, сроки – неделя. Итак, дети мои, поднимаем свои пятые точки со стульев, идем в народ, идем в интернет, пишем статьи, заметки, интервью и пытаемся каким-нибудь образом наполнить наш печатный орган, а то нам всем настанет орган, совсем ни капельки непечатный.

Распихав всех по заданиям мы – я, Полина, бывший юный словенский скинхед Рокки, бывшая лесбиянка из Загреба Анна, настоящий эстонский веган и сыроед Андрес и будущий патологоанатом швед Маркус продолжали работать.

- Андрес, а давай тебя сфотографируем и поместим в газете? – предложил Рокки.

- А для чего? – немного подумав, расцвел Андрес.

- Ну как для чего? Будем показывать тебя в разделе «Живой уголок», чтобы люди видели к чему приводят веганство и сыроедение. Ты же выглядишь как ходячая и очень заманчивая реклама городского кладбища! Ешь мясо! Мясо, мясо! – начал дразнить его Рокки.

Чтобы отвлечь этих малолетних оболтусов от грызни и несколько разрядить обстановку, мой мощный дипломатический мозг не нашел ничего лучшего как спросить у Анны:

- Анна, а разве лесбиянки бывшими бывают? Может ты нет-нет, да да?

Анна поперхнулась колой, а Полина больно ударила меня под столом ногой.

- Дурак, что ли, это же нетактично! – прошипела она.

- Почему нетактично, просто я не видел до этого никогда живых бывших лесбиянок! – попытался оправдаться я.

- А мертвых видел?! – радостно поинтересовался наш потенциальный шведский кромсатель трупов.

Полина решила взять ситуацию в свои нежные, но крепкие ручки.

- Так! Рокки, ты берешь фотоаппарат и идешь делать фотографии, нам еще их распечатывать. Маркус, ты делаешь блиц-опрос у участников конференции – не боялись ли они приезжать в Белград после теракта, Анна и Андрес делают интервью с сегодняшней теткой про молодежную политику в Сербии! Все!

Определив темы и отправив остальных на сбор материала, я взял Полину с собой, и мы пошли на мой очередной coffee-time.

Вдумчивый и высокоморальный читатель может возмутиться, мол, как так-то? После бурной ночи и очень нервного утра еще и какая-то Полина? Но здесь я вынужден буду резко, холодно и высокомерно одернуть такого читателя. Во-первых, всем неординарным личностям свойственна неудержимая тяга к женщинам. История может напомнить поганой памяти английского короля Генриха 7-го, которого чрезмерная слабость к женскому пола заставила сказать новое слово в христианстве, Людовика 14-го, любвеобильность которого была настолько сильна, что говорят, в его времена в Лувре было не протолкнуться от его фавориток, которые буквально кишмя кишели в коридорах, скромно ожидая своей порции света от короля-солнца. В конце концов, есть же и современники! Вы можете представить себе, например, Берлускони, прокутившего всю ночь с итальянскими моделями и отказавшегося на другой день от пикантной встречи с чешской журналисткой? Вот и я не могу! А во-вторых, и в главных – это не какая-то Полина! А Полина! Невообразимо прекрасное, нежное, сероглазое создание, среднего роста, худенькая брюнетка с высокой грудью и необычайно гибким и острым умом. «Красавица» с придыханием шептали вслед за ней мужчины, «стерва» - зло бросали девушки.  С Полиной мы познакомились года два назад еще в Мадриде, но за неимением времени, не успели с ней нормально, то бишь интимно пообщаться. А ненормально, конечно же общались много и с удовольствием, так как лучшего и более понимающего друга, чем эта потрясающая питерская девушка сложно было представить. Так что, придется наверстывать.

И вот, наконец, атмосфера сербской столицы и совместная работа над проектом должны были толкнуть нас в объятия друг друга (тьфу-тьфу-тьфу, не сглазить бы).

- Кстати, Полин! Давай вечером сходим на концерт! 

Полина ничего не ответила, только выпустила дым в меня, посмотрела в сторону и
медленно спросила:

- Знаешь, 2 года тебя знаю, так и не поняла кто ты на самом деле? Какое из всех твоих обличий, что я видела настоящее? Какой ты настоящий? Добрый клоун или злой циник? Счастливый идиот или глубоко несчастный человек? Можно ли на тебя положиться, в конце концов?! 

Затянувшись сигаретой, я тоскливо молчал. Зачем все эти вопросы? Зачем все усложнять? Зачем копаться в себе, в других? Полина продолжала смотреть на меня своими невообразимыми серыми еврейскими глазами, в которых можно было запросто пропасть. Навсегда. И бесповоротно.

- Насчет положиться – не знаю, - честно и серьезно сказал я. – Но мы можем это вечером проверить в моем номере! – радостно осклабившись сообщил я ей, посмотрев на нее честным и слегка придурковатым взглядом. 

- Клоун, - разочарованно выдохнула Полина и напряжение как-то в один миг рассеялось, как наваждение. – Что за концерт?

- О! Сначала симфонический! А потом, я тебе покажу совершенно другую музыку, ты же еще не успела город посмотреть?

Гриша, как и весь оркестр в этот день были в ударе. Глинка, Хачатурян, Мусоргский, Равель и еще какие-то другие, несомненно, талантливые ребята, чьих имен я не знал, наполняли душу чем-то возвышенным, приподнимали ее над обыденностью и порывали сделать что-то эдакое.

Правда, мой порыв, всучить Грише 100 долларовую купюру и попросить оркестр сыграть что-то лирическое на правах старого друга Полина пресекла в корне. Мол, на симфонических концертах так не принято. Хотя по мне какая разница? Сто долларов всегда остаются ста долларами, даже на симфонических концертах.

Возбужденные и одухотворенные, после концерта и фуршета в честь оркестра, мы вышли в ночь из здания Национального Театра. Теплый воздух обволакивал нас невидимой пелериной, и мы шли, держась за руки по Студенческому парку, дошли до улицы Тадеуша Костюшко и вышли на Калемайдан.

Закрыв ее глаза, я подвел ее к древнему парапету и жестом фокусника взмахнул на простиравшееся внизу великолепие.

- Как красиво! – восхищенно выдохнула Полина и застыла, опершись о шершавые камни. Гордый Дунай, не обращая никакого внимания на нас, на окружающую суету, неспешно нес свои воды к Черному морю, как и тысячи лет до этого. Где-то в глубине парка, в этот раз по-настоящему, духовой оркестр играл какую-то, как мне показалось сербскую национальную музыку.

- Это Брегович, - шепотом сказала Полина и прильнула к моему плечу.

- А это цветы, шампанское и свечи, - сказал я, достав заранее спрятанный мной пакет.

Продолжение следует...