Архип говорит, что, так как мы новички, то должны начать с самой простенькой и доступной шахты – на востоке Чертоги. Мы выходим рано утром, идем через весь поселок – Старичья челюсть находится на северо-западе.
Мне как-то тоскливо из-за вчерашнего раздора с ребятами – я не люблю ссоры, хочу, чтобы все дружили, и чтобы всегда был мир. Войны – не для меня. А появление Архипа раскололо нашу дружную команду… Что будет дальше – пока непонятно. Сможем ли мы снова все объединиться? Или будем воевать?
Печальное настроение не только у меня – все мы идем какие-то грустные. Все, кроме Архипа, который оживленно болтает всю дорогу, проводя инструкцию о том, как нужно вести себя в шахтах, что делать, если ты потерялся и как найти выход на поверхность.
Проходим наши бараки, дальше по холмам приходим в самый центральный район Чертоги – Коробки. Ровные серо-коричневые блоки и правда похожи на картонные коробки. Стенки домиков такие тонкие, будто сделаны из картона, как будто чуть дунешь – и они сразу развалятся. Дома стоят четкими рядами, дороги прямые и совсем нет грязи. Во дворах – кладбища детских площадок – повсюду торчат ржавые обломки горок и качелей.
Из Коробок мы выходим на огромный холм, следом за которым – самый восточный район Чертоги – Лоскутки. Узкие двухэтажные дома наставлены так тесно друг к другу, что на переулке между ними едва может втиснуться человек. Это место отличается от остальных. Фасады домов разукрашены яркими красками – один дом покрашен в сине-белую клетку, второй – покрыт мелкими красно-желтыми волнами. Только здесь можно увидеть дома, на стенах которых плавают рыбы с радужными хвостами, растут бордовые цветы, летают экзотические птицы, нарисованы клетки, полосы, звезды, разные причудливые узоры всевозможных цветов и оттенков. Из-за таких разных рисунков и домов, наставленных близко друг к другу, район похож на лоскутное одеяло.
Мы проходим последний дом на самой окраине, весь изрисованный чудовищами. Он отличается от других домов этого района – слишком он мрачный, а чудовища – как будто настоящие.
Дальше – конец Чертоги – начинаются бескрайние холмы. По этим холмам всегда стелется туман, даже в плохую погоду. Мы держимся рядом друг с другом, чтобы не потеряться в этой густой молочной пене.
Через время плавные холмы сменяются каменными предгорьями и резкими обрывами. Здесь начинаются шахты… Время от времени попадаются полуразрушенные постройки непонятного назначения – видимо, в прошлом эти постройки как-о участвовали в добыче.
Пробираемся по скалистым перевалам, и, наконец, вдалеке, в отвесной каменной стене, видим черный тоннель – вход в шахту. Поднимаемся в нее по крутой узкой тропке. Останавливаемся у входа. Вход в штольню укреплен деревянными балками.
– Эта шахта очень старая, – говорит Архип, – тут еще лет пятьдесят закончились выработки… Внутри все обвалилось, пройдем недалеко…
Включаем налобные фонарики и лезем в темноту. Штольня завалена каменными глыбами и бревнами. Пахнет сыростью, плесенью и грибами. Под ногами что-то хлюпает. Руки даже через садовые перчатки чувствуют остроту камней.
Дальше коридор разделяется на два. Архип уверенно ведет нас в правый. Следом – еще одно ответвление. И еще одно.
– Куда мы идем? – спрашиваю я, черпая сапогами лужи.
– Скоро узнаешь. Я веду вас в одно очень интересное место.
Кажется, мы идем целую вечность. Штольня уходит вниз – с каждым шагом мы спускаемся все ниже. Воды становится все больше. Трудно представить, что над тобой сейчас – тонны камней, и если будет обвал – нас перемелет в пыль.
Мы осторожно обходим лужу, наполненную ярко-желтой жижей. Идти трудно – из-за постоянных обвалов коридоры сужаются и часто приходится ползти.
Наконец, мы оказываемся в какой-то довольно широкой камере. Обвалов тут не было – крепление из балок целое.
– Подойдите сюда, – Архип зовет нас к одной из стен. Мы подходим… И ахаем от удивления!
Вся стена расписана надписями и рисунками.
Рисунки сделаны очень здорово – будто их рисовали настоящие художники. Холмы, рудники, дома, люди, леса, реки, цветы…
И надписи. Грустные и смешные, простые и умные. Надписи про жизнь, молодость, смерть, борьбу, любовь.
«Веселимся же, пока мы молоды!»
«Следуй за своей звездой…»
«Цветы для Ады»
«Не верь девчонке!»
Мы с восторгом осматриваем стену.
Одна из надписей содержит дату. Год. Тысяча восемьсот семидесятый!
– Смотрите сюда! – Архип зовет нас вглубь.
Мы смотрим туда, куда показывает Архип. Цепь. Старая, ржавая. И обрывки кандалов.
– Эта шахта была одной из первых. На этой шахте работали самые опасные преступники. Их приковывали цепями к тачкам, чтобы они не сбежали. Лоскутки – самый старый район Чертоги. Все самые первые каторжане жили там. Вот откуда у жителей Лоскутков такая любовь к рисункам… Их предки очень любили рисовать. Рисунки – это единственное, что у них было. Они жили в шахтах все время, эта камера была чем-то вроде спальни. Их не выводили на поверхность целые месяцы. По этим рисункам они пытались вспомнить мир на поверхности.
Мы молчим. Пытаемся прочувствовать на собственной шкуре – какого это? Месяцы не видеть света? Жить, прикованными цепями, внутри горы, в сырости, холоде и полной темноте?
Мы смотрим друг на друга. Шахта немного всех нас оживляет. После смерти Гуся все как будто замкнулись в себе. Для всех будто остановилось время. Мы ходили, как зомби, не думая, не чувствуя, ничего не соображая.
Здесь, в шахте, мы снова оживаем.
После этого путешествия мы снова хотим быть такими, как раньше. Хотим построить где-нибудь себе убежище, играть, смеяться и дурачиться. За дворами Старичьей челюсти мы строим шалаш, зачупатый шалаш из найденных листов железа, балок и оконных рам. Строительство занимает несколько дней. Архип становится нашим командиром и отдает приказы. Таская с помойки и с заброшенных огородов материалы, мы с воодушевлением строим планы – что мы принесем в шалаш? Во что будем играть?
Мы с гордостью смотрим на построенный шалаш, довольные своей работой. Архип придумывает разные занятия. Притаскивает сюда леденцы и клевую настольную игру.
Нам очень нравится Архип – с ним никогда не бывает скучно, он все время что-нибудь придумает. Иногда с ним сложно – он бывает очень вспыльчивым, например, когда с ним споришь, поэтому я стараюсь соглашаться со всем, что он говорит. Ведь Архип – он старше, значит, умнее, и чего с ним спорить? Архип всегда прав. Это просто надо принять.
Мы хотим покрасить наш шалаш разными красками. И придумать название. И установить флаг.
Приносим сюда баночки с красками и кусок ткани для будущего флага.
Но все наши планы летят к чертям – на следующий день на месте нашего шалаша мы видим гору обломков и надпись, сделанную одной из наших красок.
«Убийца».
Мы смотрим на бывший шалаш.
Сломали все – ничего не осталось. Банки с краской разбили, ткань порвали.
– Мы сможем построить новый… – я пытаюсь взбодрить друзей. – Вот тут же, рядом!
– Они не отстанут, – хмуро говорит Архип. – Они везде нас найдут. И будут мстить.
– Что же нам делать? Все время шататься по шахтам?
– Нет. Мы найдем себе место. Там, куда они точно не сунутся.
– И что же это за место?
Архип хитро улыбается.
И вот мы уходим на юго-восток, пробираемся сквозь забор из колючей проволоки, на столбах которого через каждые десять метров висит табличка: «Стой! Опасная зона!»
И вот мы стоим у берегов огромного карьера-отстойника, вдыхаем горьковатые пары цианида, любуемся трупами ворон и уток на выжженных зеленых берегах.. Смотрим на огромную ржавую посудину на берегу отстойника. Это баржа. Место, которое на многие месяцы и даже годы станет нашим вторым домом.
Место, в котором нас не найдут. Место, которое принадлежит только нам. Прекрасное, волшебное, удивительное место.
Но сейчас мы смотрим на него с ужасом.
Зеленая густая жидкость заполняет собой всю поверхность гигантского карьера. Повсюду валяются пустые ржавые бочки – их тут сотни! Они валяются в озере, по берегу и просто навалены на земле целыми кучами – издалека они смотрятся большими рыжими горами.
– Но, Архип… Этот карьер – ядовитый. Сюда сливают химические стоки с комбината, по-моему, цианид, это яд, он очень опасен! – я пытаюсь вразумить Архипа, но он так злобно смотрит на меня, что я жалею о сказанном.
– Глупости! – Архип берет с земли палку, тыкает ею в обмазанный зеленой жижей труп вороны. – Стоки сливали в карьер с водой – значит, яда тут очень мало. Тем более, я где-то слышал, что в воздухе цианид не опасен, только в воде. И что человек и животные как-то умеют этот яд подавлять. Он вредный только для растений, рыб и птиц.
Я беру вторую палку, и мы с Архипом вместе пытаемся затолкать дохлую ворону в вязкую буро-зеленую гадость.
– Но… Мы же будем находиться здесь долго – это вредно… – я пытаюсь спорить с Архипом, но он так страшно зыркает на меня, что я затыкаюсь.
– Все решено. Это не обсуждается. Этот карьер будет нашим новым местом, – жестко говорит Архип, подводя итог. – Нам тут будет хорошо.
Мы тяжело вздыхаем. Удивительно, что больше никто не спорит – все верят Архипу. Если он сказал, что нам тут будет хорошо, значит, так оно и будет.
Вот так это место и становится нашим домом. В следующие дни внутри баржи раздается грохот и стук молотков – в трюме баржи мы строим стол с лавками. Вешаем на стены плакаты. Приносим много сахара и леденцов – сахар помогает подавить вред гадости, которой мы тут дышим.
Так образуется наша собственная команда.
Туз. Носит заточенную карту и хвастается, что ею он ловко разрезает жуков на тонкие полосочки. Его отец работает мусорщиком. Каждый день мы видим, как его сгорбленная худая фигурка мнется у мусорных куч, сгребая вонючую массу. Туз живет в коммуналке, где, помимо него, живет еще пять семей. Все, о чем он мечтает – это иметь большую ванную. И собственный туалет.
Отец Игната обитает в канализационных трубах. Судя по тому, что в нашем поселки с трубами столько проблем, отец Игната – единственный сантехник в городе. Мать Игната работает на приемном бункере при комбинате. Игнат мечтает о путешествиях. Он был за пределами Чертоги единственный раз – когда был маленький, родители возили его в другой город в цирк на представление. Но из журналов и учебников он получил знания о разных странах и местах, где обязательно побывает в будущем. Больше всего он хочет побывать в Коста-Рике. Игнат говорит, что там теплое голубое море, белый песок и пальмы. Ставлю на карту свой правый глаз и левое ухо, что он даже не знает, где это. Просто небось подслушал в каком-то фильме…
Отец Костыля уже совсем старенький и всегда кашляет – работа на рудниках сильно подкосила его. Мать работает на комбинате у печи. Работа тяжелая, температура до семидесяти градусов доходит! Костыль хочет накопить денег и получить высшее образование, чтобы получить хорошую работу, и чтобы родители под старость могли отдыхать.
Есть у нас тут еще Галахад. У него вся футболка в мелких дырочках – мы называем ее кольчугой, потому и прозвище ему дали в честь рыцаря Галахада. Ботинки у него тоже дырявые – все пальцы видать. Также у нас есть Муха – на шее вместо крестика он носит засохшую жирную муху – говорит, она приносит ему удачу.
По сравнению с остальными членами нашей команды Архип очень выделяется. Оба его родителя работают на шахте, папа – на какой-то высокой должности в штольне, мама – в приемной на поверхности. Его семья считается одной из самых благополучных в округе. Непонятно, почему он возится с нами – со своими чистыми волосами, рубашечкой в клетку и манерами он мог бы подружиться даже с детьми с «Голубых Холмов»…
А он набрал себе друзей с чертожских помоек. Что ж, каждому свое. Но я не думаю, что я бы так смог.
Архипа мы любим. С Архипом у нас теперь неиссякаемый запас чипсов и леденцов.
Мы полюбили баржу всей душой. Мы играем там в карты, поем песни, читаем комиксы, обсуждаем наши путешествия до остальных шахт Чертоги, а после очередной вылазки – рисуем по памяти карту места, где мы побывали.
Теперь это место кажется нам очень уютным. Безопасным. В отличие от родных дворов, где нас теперь поджидает опасность…
Однажды вечером я возвращаюсь домой с баржи. Прохожу через Королевский двор. Из кустов вылезает вся наша старая компания. Мне становится страшно, я пячусь назад. Я помню шалаш – они все еще мстят нам за Гуся…
– Не бойся, бить не будем! – кричит мне Горыныч – Горыныч теснее всех дружил с Гусем.
– Не будете? – удивленно спрашиваю я.
– Не будем, – они подходят ближе. – Ведь ты же не убийца. Но… – небольшая заминка. Они обходят меня вокруг. – Ты якшаешься с убийцей. И поэтому тебя надо проучить.
Я сжимаю голову в плечи. Молю боженьку о том, чтобы вот сейчас за секунду у меня вырос костяной панцирь.
– Как тебе дружить с убийцей? Как тебе с ним? Ты как помоечный щенок, который пойдет с кем угодно за еду. И будет преданно лизать руку!
Я хочу сказать ему, что он не прав – но не успеваю. Недалеко раздается голос – такой родной голос! Хочется кричать от восторга!
– А ну отошли от него! – метрах в пятнадцати с рогаткой в руках стоит Архип – рогатка нацелена прямо на Горыныча.
– А ну опусти! – кричит в ответ Горыныч.
– Я насмерть бью голубя с тридцати метров! Что будет с твоим глазом, Горыныч, если я буду бить с пятнадцати? Думаю, тебе придется сменить кличку. На Пирата, ха-ха!
Горыныч хмуро смотрит на нацеленную рогатку.
Архип оттягивает резинку еще больше.
– Выбирай, левый или правый?
Молчание.
– Твоя взяла! – через время сдается Горыныч. – Мы уходим! Оберегай малька – у нас тут очень неспокойный район.
Они разворачиваются и отходят от нас. Я выдыхаю и дышу часто-часто – пока они были рядом, я, кажется, совсем не дышал.
– Пойдем я провожу тебя, – Архип тянет меня за куртку.
– А чего они говорили про малька, Архип? Я не понимаю.
– Неважно. На лучше, съешь леденец – он протягивает мне карамельку. Я разворачиваю ее и отправляю в рот.. – Но лучше теперь я буду провожать тебя домой. А еще лучше – он машет рогаткой – научить тебя стрелять.
– О! Круто! Когда начнем? – посасывая мятный леденец, я прыгаю вокруг Архипа от нетерпения.
– Завтра. Вообще-то, я пришел к тебе, так как хотел предложить на завтра вылазку в шахты – чтобы мы были только вдвоем. Это секретная шахта. Но, кажется, планы поменялись. Идем учиться стрелять.
Всю ночь я ворочаюсь – не могу дождаться, когда мы с Архипом пойдем стрелять из рогатки! Рогатка у него необычная, все это знают – он ею даже бутылки с большого расстояния бьет! У детей в наших дворах тоже есть рогатки, но не такие – бьют недалеко и слабо. Рогатка Архипа мощная! Намного мощнее детских ружей.
***
– Куда мы идем, Архип? – я еле поспеваю за ним. – Не так быстро! У меня ноги короткие!
– Мы идем к границе. Будем тренировать твою меткость.
– К границе? С Холмами?
– Да, мы идем к Холмам.
От удивления я замолкаю. Я не был в Холмах больше двух лет! С тех пор, как прекратился наш с дедушкой бизнес. Там, наверное, многое изменилось…
Мы идем по лесу и видим вдалеке бетонный забор – граница. Раньше его не было. За забором – река. Та самая, которую мы переходили с дедушкой.
Я хочу уже выйти из леса и подойти к забору, но Архип останавливает меня.
– Смотри! – он показывает на забор. Я прищуриваюсь и вижу камеры.
– Они снимают все, что вокруг. Чтобы к ним не лезли. Камер нет только дальше на западе – где плотина.
Я киваю. Помню эту плотину.
– Но сейчас нам камеры и нужны.
Архип достает из кармана несколько белых шариков.
– Краска, – объясняет он. – Вчера весь вечер их делал. Твоя задача – попасть шариком в камеру. Если бы мы разбили ее камнем – они бы пришли сюда и поменяли. А если она будет заляпана краской – они подумают, что это птица, и что дождь все смоет.
Сначала я тренируюсь камнями, целюсь в дерево в лесу. Архип направляет меня – показывает, как правильно держать рогатку и оттягивать резинку, куда целиться.
Когда я научился бить точно в цель, Архип протягивает шарик.
– Пора.
Я попадаю в камеру с четвертой попытки.
– Есть! – радостно кричит Архип и выходит из кустов к забору. – Ну что, лезем?
Я неуверенно смотрю на забор.
– Ох! А стоит?
– Неужели тебе неинтересно, как идет строительство? Ты же два года не был в Холмах! Там многое изменилось!
Друг подтягивает меня наверх, затем лезет сам. Мы вместе прыгаем вниз. Это странное чувство – будто ты прыгнул в другой мир.
– У них тут теплее, и пахнет лучше. И чище, – Архип ковыряет землю ботинком.
Мы раздеваемся, переходим через речку, держа вещи высоко над головой.
Из леса выходим на дорогу, которая соединяет поселок с заводом. Я с грустью вспоминаю нашу работу – плотину, площадь, песни и баян.
Поселок сильно разросся. Появились парки для отдыха, много пешеходных дорожек, детские и спортивные площадки, фонтан. Все такое чистенькое, ровное, гладкое. Все сияет и переливается.
Мы идем по тропинкам из красивых плиток, мимо клумб и ажурных фонарей. Вокруг нас дома – каждый – будто домик гномов со страниц сказки о Белоснежке. По стенам домов вьется плющ, у дверей стоят горшочки с цветами. Дома огорожены низкими каменными заборчиками.
Здесь начинается просыпается воскресенье. Открываются окна – люди здороваются друг с другом и желают доброго утра. На разных языках – в основном на русском и английском. Но также я слышу французские и немецкие приветствия – в свое время на иностранных песнях я здорово поднялся по языкам.
Кто-то копошится в огороде, кто-то сидит в саду, пьет кофе и читает газету. Кто-то бегает. У бегуна все в одном цвете - синие наушники, синие кроссовки, синяя футболка, в руках - бутылка с водой, конечно же с синей этикеткой
Рядом не спеша прогуливается мамочка с коляской. Тоже вся модная - розовая коляска, розовая куртка.
Мы доходим до центральной части поселка – парк отдыха . На лавочках сидят люди в яркой одежде. Вокруг фонтана на велосипедах катаются дети. На газоне у фонтана на клетчатых покрывалах сидят сладкие парочки и что-то едят и пьют. Вокруг качелей с маленькой собачкой бегает нарядная девочка. Мальчик в синей матроске ковыряет лопаткой в песочнице.
Я вдруг задумываюсь о том, каково бы это было – если бы мы с дедушкой жили здесь, а не в Чертоге? Выращивали бы цветы в горшках. Устраивали бы пикники. У нас было бы клетчатое покрывало и корзинка, полная всяких вкусностей. Мы бы завели собаку. И гуляли бы с ней в парке. Дедушка подарил бы мне скоростной велосипед. Может, моя мама не бросила бы меня и осталась здесь… И у меня был бы папа. У нас была бы большая семья.
Какая-то неприятная мысль прочно засела в голову и сплела себе там уютное гнездо. Я напрягаю мозг изо всех сил, пытаюсь поймать эту мысль, но она забралась очень далеко.
Все, что мы видим вокруг – этих людей, совсем не похожих на нас, этот парк, эти дома… И все, что мы видим в Чертоге… От всех этих перемен как-то тревожно. Неуютно. Непонятно.
Я вижу, как люди вокруг смотрят на нас. Мы чужие им, а они чужие нам.
В голове как будто произошел взрыв, который размазал мысли по черепной коробке. И чтобы понять, в чем дело, что именно на меня так повлияло, нужно собрать мыслишки по четким кучкам. Но у меня не получается… Лучше не думать об этом и съесть леденец – Архип набил мне ими полный карман! Я грызу яблочную карамельку. Полегчало. Больше не хочется думать о тревожном.
Я смотрю на Архипа – он смотрит на людей хмуро.
– Пойдем, Архип, – я тяну его за рукав. – Мы обошли весь поселок, тут больше нечего делать. Пойдем домой. Наши ждут.
Мы забираемся на пограничный забор, садимся на него, лицом к поселку нефтяников. Мне становится как-то пусто…
– Что теперь? – спрашиваю я, болтая ногами.
Архип задумывается, достает шарик с белой краской, давит его пальцами. Выводит краской на верхушке забора наши имена:
«Кирилл Бобров и Архип Бойко».
Мне нравится, что он написал мое имя первым.
– Прощальный подарок, – объясняет он мне. – Оставим еще один!
Он встает на забор в полный рост.
Я слышу звук расстегивающейся ширинки.
– Присоединяйся – будем потом всем хватстаться, что насцали на землю богатых инострашек! Все обзавидуются!
Я с радостью присоединяюсь к Архипу и встаю рядом – идея мне очень нравится!
Я смотрю вокруг – в обе стороны до бесконечности тянется забор. Мы находимся прямо на границе. Журчим, поливаем нефтяные земли. Давлю лыбу – да, это то, что нужно!
Я начинаю понимать ту мысль, которая засела в моей голове там, у фонтана, в Голубых Холмах. Я смотрел на ярких людей. На дорожки. На красный велосипед щекастого мальчика. На голубое платье девочки. На желтую лопатку малыша в песочнице.
И первый раз в жизни почувствовал, что я – не один из всех.
Я никогда ничем не выделялся среди других. Я не бегал быстрее всех, не лазил по деревьям шустрее всех. Мои плоты никогда не выигрывали соревнования. У меня никогда не было вещей, которые как-то бы меня выделяли от остальных.
Я не пою, не танцую, не учусь лучше всех.
Я не толстый и не худой. Не высокий и не низкий. Глаза и волосы – не темные и не светлые.
Я всегда держался в серединке, был как все.
И тут… Вдруг… Я понял.
Я – не самый обыкновенный ребенок.
Я не просто Кирилл Бобров и не просто десятилетний мальчишка.
Я – мальчишка с самого бедного района Чертоги. И еще я понял, что это где-то очень далеко, далеко ото всех. Так далеко и глубоко, откуда мне не выбраться.
Я вспоминаю недовольный взгляд Архипа, когда он смотрел на всех этих чистеньких людей. Думал ли он о том же самом? Я не знаю.
Но сейчас мы здесь, на высоте, на границе двух поселков. Мы улыбаемся. Нам хорошо. Мы радостно поливаем Голубые Холмы, и на короткое время чувствуем себя Властелинами мира.