Если кто-то думает, что так легко простить человека, наплевавшего тебе в душу, то он глубоко ошибается. После того вечера ничего не изменилось в судьбе Маши. Ничегошеньки! Тогда, увидев мирно сидящих отца и дочь, у нее комок подступил к горлу, но сразу же Мария вспомнила и о Гошике и побежала обратно, к родителям. А пока шагала, одевала, вела уже капризничающего сынишку, на нее вновь нахлынула такая обида! Как же так, - думалось ей,- забрать, не сказать где, что? Что она по всей деревне искать должна? Гнев поднимался выше, выше, перехлестывался через край, застилал глаза… Дверь в избу она рванула так, что та только удивленно охнула.
- Ты чего это удумал, Вениамин,- начала она с порога,- тебе чего здесь надо?
- Так я с Сашурой,- ответил спокойно муж,- тебя ждали.
- У Сашуры еще и брат есть, и мать родная, и бабка с дедом. Никто как ты не отрекся…
- Так и я..не отрекся…,- оторопел Вениамин.
- А чего же ты их делишь тогда? Чего ж Гошика не забрал?
Малыш, до этого молчавший, потянул Машу за подол:
- Ма -ма, ма-ма…
- Чего тебе, сыночка,- наклонилась над ним мать. Гошик залепетал что-то на своем языке, показывая куда-то на кухню.
- Пить, писять?
- Тям, тям, - требовательно тянул ее сын.
- Хорошо, хорошо…А ты,- обернулась она к Вениамину,- к своим иди..
Теперь дверью хлопнул уходящий муж.
Ни на следующий день, ни через неделю, ни через месяц он не объявился.
Наступил май – огородная пора для всех сельских жителей. Мария тоже вечерами и по выходным копала, садила, полола. Хорошо хоть, что дядя Леня пару раз понаведался, помог огород вспахать, да родители того другого подкинули…
Вот и сейчас Маша направляла грядку под мелочевку, ловко орудуя граблями. «Редиску посажу, все заделье Сашурке будет, да и Гошик глядишь тертую поест», - подумала она, выпрямляясь. И оторопела: с соседнего огорода на нее смортел, не отрываясь, Вениамин.
- Чего уставился? Аль не видал давно?
- Не видел. Давно,- миролюбиво ответил муж.- Как живешь, Маняша?
- Была Маняша да вся вышла, Вениамин Иннокентьевич!
- Дети-то где, у Дарьи Андреевны?
- Дома. Играются.
- Можно мне их…увидеть?
Мария ничего не успела ответить. Из окна выглянула Сашура:
- Мамочка, мамочка, Гошик подавился! Ему больно!
Маша бросила грабли и заторопилась домой, но Вениамин, перепрыгнув через изгородь, обогнал ее.
Посиневший малыш сидел на полу с расширенными от ужаса глазами.
-Папа, он конфетки в носик засунул, маленькие такие, кругленькие. Они теперь не вытаскиваются, - кинулась к отцу Сашура.- Он умрет, да?
- Нет, нет, доча!- успокаивал ее Вениамин, а сам в это время уже говорил вошедшей Марии:
- Я с ним в больницу.
- Я,- начала Маша.
- Вы позже, с Сашурой. Я должен успеть.
Хирургическое отделение, куда Вениамин отнес малыша, было полупустым. Принявшая их медсестра вначале сама попыталась помочь задыхающемуся мальчику, но потом стала вызванивать доктора, который, вероятнее всего, тоже был на огороде. Пришедшая к тому времени Маша, сидела на стуле в ординаторской и прижимала к себе Гошика. Казалось, вот- вот, и его прерывистое дыхание замолкнет навсегда. В глазах измученной женщины стояли слезы. «Неужели права была акушерка, отмеряя моему мальчику так мало?»- думалось ей. И от этого становилось еще горше. Рядом с ними притулилась Сашура, которая никак не хотела бросить мать, несмотря на все уговоры медсестры и отца. А тот, выйдя на крыльцо, курил, не переставая.
- Что, милай, тяжко тебе? Надежду теряешь?- к Вениамину подошла знахарка.
- Доктора жду…для Гошика…
- Вот то-то, что для Гошика, а не для сына…Ох, и наворотил ты дел, паря, а дите за твои грехи расплачиваться должно… Надежда –то верой подкрепляться должна, да только не той, о которой вы, мужики думаете… Вон, идет, твой дохтур, не боись, да только думай, что я тебе тут сказала…
Поздоровавшись с Вениамином, доктор пробежал внутрь. Мария на вытянутых руках протянула ему сына:
- Спасите, пожалуйста…
Врач забрал малыша из рук плачущей матери:
- В коридор, мамочка, в коридор, и дочку забирайте. Мне тут медсестры хватит.
- В коридор, в коридор, Машенька! Пришел доктор – все хорошо будет,- подталкивала ее и тетя Валя.
Время для Марии остановилось, когда она сидела на невысокой крашеной скамейке в коридоре. Казалось, что даже минутная стрелка не двигается, а секундная прыгает на одном месте. Всеми мыслями женщина была рядом с Гошиком и просила у него прощения. За что? Она и сама не знала. Но просила отчаянно, просила ради жизни…
Подошел Вениамин. Сел рядом. Сашура посмотрела на окаменевшую от отчаяния мать и пересела к отцу. Тот обнял ее, потом осторожно обнял за плечи и Машу, прижал к себе:
- Все будет хорошо, мои девочки! Все будет хорошо.
И от этих теплых слов рассыпались Машины слезы по мужниной груди, смочили рубашку, а тот терпел этот соленый поток и повторял, повторял:
- Все будет хорошо. Все будет хорошо…
В ординаторской раздался вскрик Гошика, потом стало тихо. Мария вся потянулась вперед, но муж удержал ее, прижимая к себе.
Наконец, вышел доктор… с малышом.
- Принимайте своего мальца. И больше никаких таких конфет, тем более без присмотра старших. Хорошо еще, что ваши сахарными оказались, таять начали от дыхания, а то бы…
- Ма-ма, - потянулся Гошик к матери.- боба тям. Дуй!
Заплаканная, но счастливая Маша обняла малыша, прижала к груди:
- Сейчас подую, маленький, сейчас…
Домой возвращались все вместе. Уже на полпути Вениамин протянул руки малышу:
- Гошик, сынок, айда-ка ко мне! У меня руки да и плечи посильнее мамкиных будут.
Мальчик немного подумал, потом протянул руки отцу. Тот подхватил его, усадил на плечи:
- Ну как, сынок, все видно?
- Фсе, - утвердительно ответил малыш.
С этого дня Вениамин окончательно переселился к Марии, забрав из дома только носильные вещи. Вере он помогал по мере необходимости, которая, впрочем, в скорости отпала. Просто однажды под ковриком, где обычно у деревенских хранятся ключи, мужчина нашел коротенькую записку:
Мы с Ванечкой уехали искать свое счастье. Будь счастлив и ты, Венечка, и Маша, и ваши дети… Вера.