Конкурсная работа. Номинация – Лирика. Проза.
"Галактический сезон литературных конкурсов 2015", I этап.
- Спасибо. Я скоро уйду, не беспокойтесь.
Все мои попытки заставить его перейти на «ты» словно тонут в густом сиропе униженной вежливости. По крайней мере, мне удалось отговорить его от мытья пола (лужа, из которой я его вытащил, была на редкость грязной). Мыться в ванне он не соглашался ни в какую, но лицо и руки я ему вымыл, пока он еще не пришел в себя и плохо стоял на ногах. Когда слой крови и грязи сошел, выяснилось, что избит он не так уж сильно, а кровь на руках – его собственная, от рассеченных костяшек пальцев. Видать, успел несколько раз приложить тем гопникам, прежде чем его свалили и начали пинать.
Полицию он тоже отказался вызывать.
- Они не виноваты, - сказал он. - Я сам напросился.
Хорошенькое дело. Хорошо, что гопники не стали разбираться в темноте – я в машине был один, а их трое. А то мы могли и вдвоем плавать в той луже.
Впрочем, вид у него не совсем бомжовый. До посещения лужи он выглядел вполне опрятно, хотя и бедно. Не уверен, правда, что у него есть другая одежда, кроме той, что на нем – во всяком случае, при каждый нашей встрече он был одет одинаково.
- Да сиди ты, - махнул я рукой. – Просохни хоть сначала, простудишься.
Он повертел в руках кружку с чаем.
- Нет, не простужусь. Я не болею.
Ну что ты будешь делать. Не хотелось мне его отпускать одного - через парк, где его только что отметелили. С другой стороны – не жить же ему у меня... У меня не приют Армии Спасения, в конце концов.
Если бы еще крылья не так воняли... Предложить ему оставить их у меня, почистить, что ли? Нет, откажется. Дождется, чтобы высохли, заберет с радиатора, оденет и пойдет себе. Один. Через парк.
Одно слово – ангел, хоть и падший. Точнее, разжалованный.
Я его спрашивал как-то, почему он здесь. Давно, еще летом.
- Скучно там, наверху. Да и правил слишком много, - пожал он плечами.
- И ты взбунтовался, и тебя выгнали? – не может быть, чтобы это был именно он. Впрочем, имени его я ни разу не спрашивал, а сам он так и не представился.
- Неа, сам ушел. – он поблагодарил меня кивком и отхлебнул пива из протянутой мной бутылки. – Нахер они мне усрались... Со своими заморочками.
- А чего вниз, к этим, проклятым, не отправился?
Он опять пожал плечами.
- Да никакой разницы ведь... То же самое, только клиенты какие-то дикие, да еще и жарко вдобавок. Здесь спокойнее. – Он почесал безволосый подбородок (щетина у него не росла вообще). – Так вы не одолжите мне стольник до конца месяца?
(Кстати, так и не отдал до сих пор. Я и не надеялся).
- Ну, так я пойду, - сказал он, изучая чаинки на дне кружки.
Достал.
- Никуда ты не пойдешь, - сказал я, открывая холодильник. – По крайней мере, пока не поешь как следует и пока крылья не просохнут. На кой ляд ты вообще с ними таскаешься по такой погоде? – Дождь с небольшими перерывами шел уже вторую неделю.
- Не знаю, - ответил он, глядя в окно на мокрую темноту. – Привычка, наверное... Как-то спокойнее с ними себя чувствую... Хотя, зря, наверное. Им ведь и вредно все время в сырости быть. – Он поморщился, посмотрев на две неопрятных груды перьев на радиаторе. – Вы, конечно, правы... Надо себя отучать, раз уж я ЗДЕСЬ. Только не знаю, получится ли...
Я повернулся к плите, чтобы разогреть борщ, но даже спиной слышал его тоскливое молчание.
Ничего, подумал я, нарезая хлеб и зелень. Научишься. Привыкнешь.
В конце концов, я же привык.
Надо, кстати, проверить, как там МОИ крылья в стенном шкафу. А то, мало ли, моль заведется.