Человек не только любит сам, но носит ответное чувство. Насколько способна дать душа — таков и ответ! Мелкая не разглядит, а щедрая найдет — чего нет! И обогатится...
МОРФЕЙ - НЕ ЧАРОДЕЙ
...В трамвае Марку вновь снился кошмар: они шли с Милой по лесу и та исчезла. Он подошёл, она висит над пропастью. Схватил за руку, земля осыпалась под ногами:
— Спаси меня! — умоляла.
Ладонь выскользнула, и она полетела в бездну...
Мила гибла в снах и раньше — на “Титанике” и в джунглях! Смерть грезилась так часто, что Марк боялся засыпать — отключаясь лишь в трамваях. Но Морфей не чародей! От истощения он пошёл к врачу... Тот приказал строго-настрого за Милой наблюдать.
— Не сажать же под замок? — обозлился больной.
— Тогда заказывайте гроб! — огорошил медик.
Пациент бросился к невесте. Та заварила чаю с мёдом. На рассвете Марк забылся, увидав новый кошмар...
...В этот раз они взбирались на гору, вколачивая опорные крюки. Он поднялся по отвесному склону — Мила следом, когда её трос оборвался. Она повисла на страховочных ремнях... Марк подтянул ремень — но пряжка перетёрлась. Схватил за ворот — тот оторвался. И девушка стала падать с криками:
— Держи меня!
Послышалось раскатистое: «Ба-а-ах!»...
И милой не стало!
ДОКТОР СНОВ
Проснулся в конвульсиях, а невеста рядом. И не поверил, что терял её во сне! Но молодость брала свое: Марк сделал Миле предложение — невзирая на кошмары. А коснувшись подушки, вновь терял!
— Ты меня не любишь! — упрекала во сне Мила.
Совсем не та, что наяву. И гибла... Чтобы воскреснуть с первым же лучом как птица Феникс! Будто пытала на разрыв. Но разлуку Марку принёс не "Титаник". Запрет на брак наложила ведьма, грозя заскорузлым пальцем:
— Поищи замену!
— Не скажу тебе спасибо, бабка! — рассердился он.
Пришлось открыть правду...
— Тоже мне, причина! — не поверила невеста. — Скажи, с кем изменил?
Но ужастик не исчез и после ссоры! Ему снилось — подруга выпадает из окна. Её лиловые внутренности размазывает дворник... И обезображенная голова Милы взывает:
— Ты меня не спа-а-а-ас!!!
— На помощь! — вопил Марк. — Спасите...
И мчался прочь, но ноги отнимались, как бывает в снах.
Новый визит к колдунье не помог, и он обратился к психотерапевту. Тот потчевал беседами по Юнгу. Выслушал Марка и поверг в шок:
— Вам, а не мадемуазель Эмилии грозит опасность. Почтальон звонит в свою же дверь.
— Вы перепили собственных таблеток? — вспылил Марк.
— Пили и лепили... — процитировал врач Алису в Зазеркалье.
Пациент выскочил, чуть не сорвав дверь. Пока очередь крутила пальцем у виска, Марк возвратился. И проговорил с терапевтом дотемна...
По Юнгу выходило, близкие символизируют подкорку головного мозга. И если в снах опасность грозит им, то наяву — вам! Когда любимая в кошмарах погибает — горе случится у того, кто видит сны. Подсознание — а оно раньше всех ставит диагноз — расписывается в бессилии перед болезнью!
О чём и сообщает...
В случае с Марком, его душа обернулась Милой — предупреждая о беде... Чем страшней сон — тем серьёзнее угроза. А у Всеведущего Подсознания решения нет! И Оно просит помощи у человека: спаси меня (то есть себя)!
— Так уж и просит? — ехидничал Марк.
— С точностью до наоборот, — отрезал аналитик, — умолять придется вам!
ФАНАТОС И ТАНАТОС
Лечение заключалось в... вольном фантазировании. Врач предписал экс-жениху побольше спать. И во сне спасти Милу. Или упасть на худой конец с ней в бездну. А ещё лучше вызвать аллюзии, где она не умирает.
Чтобы Марк управлял ужасом, а не ужас им!
Вольное фантазирование перезагрузит подсознание. Надо лишь мысленно вернуть трагедию... И переиграть! Прыгнуть с Милой в омут, упасть с горы, улететь в космос. Что угодно, кроме её смерти. Он потерпел фиаско в первом же кошмаре:
— Мила рассыпалась на куски! — сообщил он врачу.
— Расчленилась? — уточнил тот.
И был сражён. Оказалось, невеста превратилась в статую и вдребезги разбилась! Сославшись на занятость, он выставил нерадивого сновидца.
А вечером жаловался у стойки бара:
— Умирает пациент!
— С чего это? — налил водки бармен.
— Фанатос и Танатос, — опрокинул рюмку медик, — так греки зовут Смерть и Страсть! Одна буква... И вместо любви — финал!
— Не факт! — засомневался бармен.
— Если бы Марк спас Милу, — бредил любитель Юнга, — то выжил! Теперь Фанатос поменялся на Танатос, и он гибнет...
— Глупость какая-то, — отмахнулся бармен, — а не Юнг!
— Говорю тебе, — твердил врач, — не спасёшь другого, сам погибнешь! Для того и христанство...
"И ты не спас, — попрощался бармен, — теперь почтальон придет к тебе!"
А тот всё бормотал, мол Юнг не виноват — пока не угодил под грузовик...
Бармен тоже не спас медика — добавив в цепь Танатоса своё колечко!
Передумав фантазировать — Марк занялся свадьбой! Да и кошмар как будто отступил. Но в загсе у него пошла горлом кровь... И вскрылась скоротечная чахотка! Процесс ещё полгода назад был обратим.
Жениха похоронили...
Эмилия взяла в мужья парня с крепким сном!
ЧАСТЬ П
КИДНЕППИНГ С КОЛЫБЕЛИ
Если кажется, беда угрожает другу — она грозит именно тебе. Мужем Эмилии стал бармен Гоша... Мила скрыла от него смерть Марка, но на свадьбе он похвастал:
— Одна буква — и я Милькин муж!
— Откуда ты узнал Танатос и Фанатос? — обмерла невеста.
— Не ссорьтесь! — влез тесть, — это одно и то же...
— А как же "Ф" и "Т"? — упёрся жених.
— Греки по-всякому писали... — закусил папаша огурцом.
— Что писали? — встряла Мила.
— Да, смерть, ети её! — выругался тесть, — Фанатос — смертельная страсть.
— А любовь? — настаивала та.
— Поимей терпенье, Милька! — обругал жених.
Хоть Мила и любила грубых мачо, теперь ей стало не до брачных игр!
— Ты знал Марка? — пытала она Гошу.
— Какого? — притворялся бармен.
И доктора снов не выдавал... Хотя Юнг вовсе не упоминал Танатос и Фанатос. Но тесть выкупил для Гоши бар, а прочее жениха не интересовало. После визита медика он сложил два и два и угадал!
— Дался вам тот Юнг? — отвернулась к стенке Мила.
— И правда, — захрапел и Гоша.
"Доллары — лучшие друзья мачо, — думал он, — остальное утрясётся".
Первенец Саня родился толстеньким и радовал глаз. Но воркуя с сыном — Мила не спала, не ела! Ей снилось, что Санёк похищен:
— Мама, больно! — звал он в снах, — где ты?
— Что болит, сынок? — тряслась та, не в силах его отыскать.
— Я тут! — плакал тот, — найди меня!
Она выбегала во двор среди ночи. Гоша следом — объясняя, что Санёк в кроватке.
— Он звал, — упиралась та.
И до утра сидела возле сына...
Знакомая история, смекнул Гоша. И повёл жену к врачу. Здоровью Милы позавидовал бы американский астронавт... Но сын есть сын: Гоша провёл сигнализацию, нанял охрану, няню, педиатра. И окрестил — аж в 3-х церквах.
...Теперь Саня снился ей среди врачей:
— Режут, мама!
Говорить наяву младенец не умел, но мать ломилась в двери:
— Вы что, на органы его?
К операционной её не подпускали, а Санёк всё звал:
— Ну где ты, мама? Зачем бросила меня!
— Я тут, — кричала та, но не могла пробиться...
Чего хотело Подсознание, можно было лишь гадать, а ужас рос. Тесть сообщил, что кроме Танатоса с Фанатосом, есть ещё Сантос!
БЛАГОВЕСТ В ОДИН ПРИСЕСТ
Храм звонил Благовест, когда они явились в его своды. Батюшка был ласковым, как голубь. И благостным будто Святой Дух, вызывая доверие навсегда и сразу.
— И-и-и, матушка, — пропел он, — мало ль чего снится, Господи, прости!
— Да вот, — вспомянула Мила, — умер жених...
— А ты молись! — наставлял духовник, — Святый Боже, Святый крепкий...
— Во сне не помолишься, — оборвала та, — как нам спасти сына?
— Никого спасать не надо, — строго сказал батюшка, — спасает Бог!
— Для вас человеческая жизнь пустяк? — возмутился Гоша.
— Человек спасти не может, — осерчал тот, — у вас комплекс бога.
— Не поможешь умирающему, — отсёк Гоша, — умрёшь сам, иного не дано!
— Дано, — лукаво улыбнулся тот, — Всевышнего просите!
— Что ж ваш Всевышний не спас Марка? — попеняла Мила.
Старик стал мелко креститься: "Свят, свят, свят..." — обрывая диалог.
— Господь с вами! — простёр руку к поцелую, — кому надо, тот умрёт.
Они приложились к руке, сухой и безучастной. И раздосадованные бесчувствием священнослужителя, ушли.
"Старик не спас, — привычно думал бармен, — неужели почтальон стучит и к Богу?"
"Наймём сыщика!" — решила Мила.
И кинула на паперть нищим горсть монет, выкупая сына.
— Убьють тибе! — гаркнула выставив бельмо одна старуха.
— А Сашенька, — ласково склонилась Мила, — что с сыночком?
Вместо ответа, слепая плюнула ей в глаза...
— Да мы тебя в полицию! — замахнулся Гоша.
— Не смей, проклянёт, — брезгливо вытерлась жена.
Старуха выкатила бельмы, приняв боевую стойку!
Покаяния не вышло. Сына Мила во сне не спасла...
СТРАННИК В БАРЕ
Брак трещал по швам. Бармен реже бывал дома. И как когда-то медик, обсуждал беду с девицами за стойкой.
— Слепцы всё видят, — затянулась одна папироской.
— Ещё Ванга говорила... — прикурила у неё другая.
— При чём тут Ванга? — взвился бармен. — Дуры! С чего Мильке помирать?
Девицы разобидевшись ушли, официанты разбежались... Какой-то странник заказал двойной виски! Поманил Гошу пальцем... Тот увидел на ремне у незнакомца пистолет и тоже махнул водки.
"Полиция?" — показал он на кобуру.
"Бери выше!" — завёл тот глаза к потолку.
Гоша не понял, куда выше. Снова Бог? Кивнул и попросил нежданно для себя:
— Продай ствол!
— Тыща баксов, — растопырил тот две грязные пятерни.
На том и порешили. Бармен опустошил кассу, чтоб купить Мильке защиту. Набралось едва-едва... Потом он компенсирует затраты! "Стечкин" холодил ладонь и добавлял адреналина. Домой Гоша возвращался тёмными дворами — теперь Мильке не грозило ничего!
Впрыгнул в квартиру будто на тарзанке. И крикнул для прикола:
— Руки вверх!
Эмилия пряталась за дверью, ибо сыщика они не завели... Метнула по врагу настольной лампой! Свет погас. Курок у бармена был взведён — и в темноте раздался залп: "Ба-ба-х-х"...
Неон рекламы из окна высветил пол в потоках крови. Пуля угодила Мильке в лоб!
— Контрольный выстрел? — изрёк бармен.
Передёрнул затвор и сунул дуло себе в рот!
В кроватке ласково посапывал малыш...
Его не разбудил и второй выстрел.
— Сирота! — лил слёзы по внуку тесть на похоронах.
— Не сирота, — оборвала тёща, — а сын Марка! Я считала...
ЧАСТЬ Ш
СОВЫ — НЕ ТО, ЧЕМ КАЖУТСЯ
Растить малыша Марк деду с бабкой не помог — ибо был непоправимо мёртв, как и родители Сашка.
— То ему спасай, — возмущался дед, — то не спасай, хрен разберёшь!
— Кому ему? — талдыкнула бабка.
— Да Подсознанию ихнему... — погрозил тот в небо.
И отсыпал медяков прохожей попрошайке. Осиротев, старики не переставали вымаливать судьбу. Несли одеял и хлеба бражникам в ночлежке - где собирался самый нищий люд.
Тон бездомным задавал блаженный старец. Косьма был кривым. В снегопад ходил босым. По вечерам жался к печи - укрыв рогожей угольно-чёрные, видавшие лиха пятки. Курил самокрутку, был негневлив и неворчлив... Слова ронял скупо и с улыбкой — денег вовсе не имел. Люди шли к нему за исповедью, просьбой иль советом. Косьма вздыхал — но не гнал. Не выставил и тестя с его горем!
— Скажи мне, — потребовал тесть, — надо спасать аль нет?
— Отчего ж не спасти? — улыбнулся старец, — худа-то не будет...
— Так церковь не велит, — засуетился тот.
— Кто ж тебе сказал такую ересь? — удивился Косьма.
— Поп стращал, чтоб сами не спасали, мол спасает Бог!
— А как же, мил человек, по-твоему Бог спасает? — поинтересовался старец. — На машине спускается, как в античном театре? Там такая deus ex machina была... Соскакивает с НЛО? С парашютом прыгает иль на тарзанке...
— Это вряд ли! — обиделся тесть.
— А как тогда? — настаивал Косьма.
— Ну, волшебство какое-нибудь... Магия? — подмигнул тот, — чудо!
Старец поскрёб цыпку на худой ноге и сообщил:
— Нет, дорогой товарищ! ЧЕРЕЗ ЛЮДЕЙ ХРИСТОС СПАСАЕТ НАС, ЧЕРЕЗ ЛЮДЕЙ!
— Как это, — выпучил глаза тесть.
— Даёт свободу выбора, чтоб самим решать, спасти аль нет! И самим отвечать.
— Таскает из огня каштаны нашими руками? — засопел тесть.
— Или мы Его рукой, — поправил Косьма крест на шее.
— А как понять, чего хочет Бог? — наседал тесть.
— Он в снах покажет да в виденьях... Как ваш доктор говорил!
— И чем отличить палача от жертвы? — не отставал тот.
— Сердцем! — воскликнул Косьма. — Станет жалко, душа в клочья изорвётся! Кровью изойдёшь, заплачешь горько... Да так побежишь — проломишь стену, чтоб спасти! Жалостью с нами говорит Господь!
— Жалостью? — не верил тесть. — А как же с моей дочкой? Кто был прав!
— И поп, и доктор снов, — кивнул Косьма, — Господь спасает через нас, а мы спасаемся через Него... Вот так просто.
— Просто-то, просто, — согласился тот, — да, только дочка умерла!
И расплакался. И хотел облобызать Косьме руку, да больно уж мазутная была рука... А сердце — невинного младенца.
КАРТА — НЕ ТЕРРИТОРИЯ
Наставлял Косьма и отрока Саню, пока не ушёл в псаломщики отпевать усопших.
— Кто ты такой, дядь? — увязался за ним мальчик.
— Проклянёшь, коли скажу! — вздохнул тот.
— С чего мне клясть святого? — удивился школьник.
— Тьфу, — перекрестился тот, — нашёл святого! Совы — не то, чем кажутся. Не всегда я был таким...
— Каким? — допытывался паренёк.
И Косьма рассказал, как увольняясь из охранного агентства, не сдал пистолет — мстить бандюкам... И в тот же вечер продал в баре! Хотел похвастать, а бармен выложил тысячу зелёных — и Костик (Косьма) не устоял. А его "Стечкин" той же ночью уложил бармена с женой, осиротив дитя...
— Дядь, — заплакал Саня, — а убил-то ты, выходит, моих мамку с папкой?
— Догадался? — пробубнил Косьма, — я боялся...
— Эх, — попрекнул мальчик, — мы из тебя бога делали, а ты выходит чёрт?
— Карта не территория, — непонятно изрёк старец, - по лицу судьбы не угадаешь...
Жил старец в часовне на погосте. Саня прокрался ночью — влез в окно. В печи дотлевали угли. Псаломщик храпел, выводя рулады кадыком. Саня взял кочергу и стукнул по кадыку! Небольно, но старик проснулся. И поняв, в чём дело, крикнул:
— Ещё!
Тот ударил снова, и ещё раз... А старец всё подначивал кровавым горлом:
— Бей ещё!
Саня бил и бил, пока тот не затих... Убедился, что святой не дышит. Зарыл кровавую кочергу среди могил. И скрылся. Бармена был сынок — не Марка, иначе человека бы не порешил! Вскрывать пономаря не стали, хотя Саня ждал... Всё обошлось, но волновала тайна старца! Откуда Косьма знал про карту и сову из Эн-Эл-Пи?
Выходит, старец и впрямь дьявол. А его гибель — неустойка за отца?
Про нейро-лингвистическое программирование тогда не знали. Лингва – слово. Оно, как известно, Бог. Вводит в гипноз, подчиняет чужой воле... Всё подвластно слову, если пользовать с умом. И Саня выстроил карьеру болтовнёй. Вмешивался в чужую жизнь, тасуя судьбы будто карты. И программируя на свой лад.
Вольное фантазирование теперь звалось визуализацией. Иллюзии — арт-терапией. Что представил, то и получи? Совпадало не всегда... Точней, не совпадало вовсе! Кто хотел денег, становился нищим! Вместо любви выходил развод — но народ шёл. О чём фантазировать — (сверхзадачу) ставил коучинг.
Саня создал Приют мечты.
Деньги сыпались дождём. На лекциях яблоку негде упасть. Он всё учёл, но жизнь была мудрее! И слизнула успех как корова языком: Сашок повстречал любовь... Избранницей стала рыжая студентка Ива. Коучинг её не брал, НЛП приказало долго жить! А сам Саня чуть не сыграл в ящик.
НЕУДАЧИ — ОБРАТНАЯ СВЯЗЬ
Ива была курносой первокурсницей-мартышкой... И выставляла Саню дураком.
— Вы шпион? — вклинивалась в лекцию девчонка.
— С чего бы? — обижался тот.
Хотя внушал студентам:"Нет неудач — есть лишь обратная связь!" С Ивой связи не было, и точка.
— НЛП изучают диверсанты и шпионы! — объясняла Ива.
— Зачем шпиону НЛП? — взвивался он.
— Мой дед-разведчик, — рубила Ива, — знал про почтальона с кошкой и до вас...
— С какой кошкой? — столбенел Саня.
— Что ищут в тёмной комнате, — хихикала она.
"В тёмной комнате всегда есть чёрная кошка" — было ещё одним из правил ЭнЭлПи.
— Американцы Гриндер и Бендлер создали эту науку, а не дед! — учил Сашок.
— Магию слов вбивали в сталинских застенках, — отсекала та.
— Какие застенки, — хватался за голову, — рехнулась?
— Не лектор, — хохотала Ива, — а брехун!
Вся его магия терялась от любви, зато стал мерещиться младенец! Слышал детку только он: в супермаркете и платном туалете, на эскалаторе вдруг начинал орать невидимый малыш. И не смолкал, сводя с ума...
— Уймите ребёнка! — накидывался Саня на толпу.
— Перебрал? — понимающе кивали люди.
И не отвечали, а плач оставался. Малютка впадал в истерику по ночам и на рассвете. Под его крики Саня засыпал, не видя снов и самого ребёнка. Будто крик шёл из другого мира... Порожденьем НЛП?
В помрачённом мозгу Сани угнездились тараканы — а не кошка! Как вытащить их оттуда, он не знал.
— Ты слышишь ребёнка? — спрашивал он Иву.
— У вас дети? — изумлялась та.
— Я про кошку... — терялся он, — ту, что в тёмной...
— Попадёте в дурку с магией своей, — пугала та.
— Так, спаси! — молил Саня. — Стань моей женой...
Прошлое нельзя забыть — но от него можно уехать. Однако Санино и в космосе его нашло. Они поженились — поменяли город. Когда на смену младенцу явился пациент...
ЧАСТЬ IV
ГИПЕРБОЛОИД ПУЛКОВА
Артист кино Евгений Пулков укусил кассиршу в лавке! Забрался на прилавок, да и цапнул!
— С ума сошёл? — корил соседа Клюев.
— Я — народное достояние! — плакал тот, — звания, роли... А она сказала, у меня нет будущего! И фигня заслуги, фильмы... Я и взвился.
— Взвился он, — всплеснул руками Клюев, — кто сказал, у того и нет.
— А у колбасницы есть! — упёрся тот.
— Ну и трясись заячьим хвостом, — обозвал Клюев, — коль не хочешь, чтоб спасали.
— Спасёшься только сам! — твердил Пулков, — а друзья — фигня.
— Сам фигня, — обиделся Клюев.
— Я воевал, — завёлся тот, — я знаю...
— На экране, — хлопнул дверью Клюев, — воевал он... Смех!
Оставшись один, Пулков влез на стол. Прицепил шнур к крюку на потолке. Другим концом обмотал шею... Попытался спрыгнуть, и вместе с крюком грохнулся на паркет!
— Кончай базар! — забарабанили снизу.
«Нужен ремонт!» — потёр ушиб Пулков, озирая дырку. У потолка появилось будущее, суицид удлинил им жизнь.
Пулков знал — иногда люди живут не в своих мирах. Ему, к примеру, нравилась война. Он так часто играл солдата на экране, что погоны приросли. А реальность обнулилась. На войне были и верность — и друзья. Героями становились не колбасники — а храбрецы! Чтобы попасть к ним, не нужен был гиперболоид. Достаточно включить ТВ...
...Ива отпрянула от окна, где в доме напротив вешался старик. А тот вышёл на бульвар с авоськой.
ВОЕННАЯ ТАЙНА
Пулков считал кино жизнью, а жизнь глюком. Со съёмок возвращался бравым капитаном. Глядь, а война прошла! Да и воевал он понарошку. Но кино так перезагрузило, что жить он мог только чужую жизнь. Семья ушла. Жены менялись по сценарию — выбирал не он. Саня выдумывал фантазии, а Пулков сам был живой блажью. Или просто-напросто сошёл с ума...
...Ива видела, как тот несёт стремянку — насвистывая "Три танкиста". Покрутила пальцем у виска. А к Пулкову вернулся Клюев — втолковать Санину франшизу:
— Дурак, тебя спас Бог!
— Крюк вылетел, при чём тут Бог? — удивился тот.
— Бог спасает через... крюк, — юлил Клюев.
Пулков оглядел потолок и выдал:
— Если крюк — Бог, меня спасло, что Бога нет.
— Есть, — попался Клюев.
— Так, вбить крюк?
— Не надо, — замахал руками тот.
— Не надо Бога? А говорил, веришь! — огорчился Пулков.
Франшиза никла перед опытом солдата. Бои шли на экране — а в болоте мокли вправду. И когда Пулкова по сюжету ранили, он впрямь сломал колено. Ходил с костылем всамделишним, а не киношным. Болел всерьёз, отказываясь верить, что всё — игра, как внушал сосед.
— Кто создал мир, если не Бог? — поучал Клюев.
— Кино — тоже мир, и создал режиссёр! — парировал актёр.
— Сравнил, — присвистнул тот, — мир на белой тряпке...
— Но артисты проживают всё взаправду. Тогда и твоя жизнь тряпка?
— Мир на тряпке тоже создал Бог! — нашёлся Клюев.
— Что ж ты зовёшь его глюком? — возмутился Пулков.
— По-твоему, актёр и убивает вправду?
— Военная тайна! — отрезал тот.
НА МИННОМ ПОЛЕ
Константин Юрьевич служил разведчиком в высоком чине. Умел угадывать людей по оговоркам, жестам. Подчинять себе. Костя не был магом и гипнотизёром, но все биндюжники (как в песне) при нём вставали! Хотя в пивную он и не ходил. И не был рок-звездой, а влиял на массы. Такой была выучка любого особиста в советское время.
Или почти любого...
Костя любым не был. И отослав на пенсию — пускать в расход его не стали, сделав консультантом для киношных драм. Актёрская братия проходила выучку под его началом. Марш-бросок стал школой выживания, как во Французском легионе. Продюсеры думали: актёр играет... А Костя просто-напросто знал точку "джи"! И ткнув в неё — менял реальность. В состоянии изменённого сознания бойцы попадали из ХХI-го века в 41-й год... И проживали войну на самом деле. Пулков поддавался хорошо, но возвращался худо... Изменённое сознание не гипноз, а словно детство. Там другая явь.
Как разница меж жить и выживать.
Что для выживания хорошо — для жизни смерть! Выживаешь на краю, не думая о цене... Всё в топку! Разбор по возвращении в норму. У Пулкова нормальной была лишь карьера. Благодаря ей, он мог нестабильно жить. "Адреналинщиком" стал не сразу. Другая реальность поглощала медленно, уча жить как на минном поле. И сколько Костя ни тыкал его в сонную артерию, чтоб вернуть домой... Сколько ни внушал: "Мин нет!" — "Есть!" — козырял боец. И шарил щупом в супермаркетах, как по окопу. В обоих мирах ему поддавался риск!
Лишь против любви не было защиты.
Любовь заставляла жить, а он искал смерти — как наркоман дозы. Оттого и к Сане он шёл с байкой о крюке. Раз нет крюка, то мол и Бога?
— Сперва-то крюк торчал, — возразил Саня.
— И выдернул Бог? — ёрничал актёр.
— Не так быстро, — осадил Саня, — порой, спасает смерть!
— От смерти? — восхитился Пулков.
— От жизни! — не смутился тот. — Когда нет силы жить, цепляешься за каждый бугорок. Люди терпят муки, уповая на винтик... ржавый гвоздь! Мол, если уж совсем прихватит, то повешусь!
— И удавка спасает? — не поверил Пулков.
— Хоть булавка, — несло Санька, — жертвы насилия находят взглядом муху на стене и не отпускают. Эта муха при невыносимой пытке держит их на краю... Даже мухин след!
— Как балерину в фуэте? — подмигнул Пулков. — А при чём Господь?
— Заладил, — разозлился Саня, — спасают крюк и муха, Спасом зовут Бога.
— Где зовут, — оторопел тот.
— Ты сам сказал: крюк Спас! — напомнил Саня.
— Я в смысле спасать, — растерялся тот, — как глагол...
— Спас и глаголет, — путал его Саня, — через вещи и сердца.
— Глаголет, что Он — крюк и муха?
— Нет, что выход есть. Даже на крюке.
— Ну и передёрнул! — восхитился Пулков.
Он знал, что-то не так — но не понимал подвоха. И через час барабанил к Клюеву бутылкой, крича:
— Крюк и муха — Бог!
— Дурак! — оскорбился тот, — Бог — любовь.
Но дверь открыл.
Теперь у Пулкова не было защиты и от Бога.
НАД ВЫМЫСЛОМ СЛЕЗАМИ...
Жизнь может быть ненастоящей, смерть настоящая всегда. Пулков думал, что воюет понарошку. А игра перетекала в явь. Личность актёров менялась после съёмок, словно те впрямь пришли с войны.
— Но не все, — внушал бессонной ночью Саня.
— Воевали? — тупила Ива.
— Не все менялись, — уточнил тот, — хотя, у души нет игр. Подумал — значит совершил.
— Они имитировали, — спорила жена, — никто не погиб!
— Маньяк тоже "имитирует", и в голове у него "режиссёр".
— Маньяк болен... — возразила Ива.
— А откуда слово душегуб? Сгубил душу...
— Значит, актёры — душегубы? — возмутилась та.
— Это ты сказала! — вильнул Саня, — но кровь на экране красная, труп не дышит, чтобы зритель верил. Потом смерть исполняется наяву.
— От кино ещё никто не умер! — села на кровати та.
— Ещё как мрут! — вскочил и Саня, — образы имеют душу, как и мы.
— Киношные? — переспросила Ива.
— Ага, — кивнул тот, — иначе бы мы не плакали над вымыслом всерьёз!
— Но льют клюквенный сок, — напомнила она.
— Или духовную кровь? — упёрся тот.
— Убивают понарошку, а душегуб настоящий? — парировала та, — ты безумен!
Он пожал плечами... Ива не на шутку завелась:
— Если актёр не отличает вымысла от яви, может впрямь убить?
— Он и убивает, — зевнул Саня, — иначе не допустит режиссёр.
— Живого человека? — уточнила та.
— Да, — кивнул он, — если набил руку. Их же учат...
— Где набил? — возмутилась та, — в сценарии? Тогда и писатели — убийцы!
— Это ещё Достоевский говорил, — подмигнул Саня.
— Врёшь! — попрекнула та, — он писал: не каждый переступит через кровь!
— Зато описывал дотошно, — зевнул Саня.
— По Аристотелю, трагедия на сцене как раз удаляет гнев и злобу из души.
— Убиваешь вместе с маньяком, вот и удаляет...
— И ты убивал? — вывела она.
— Да... — по инерции кивнул он.
— О! Боже! — испугалась та, — кого?
И не дождалась ответа. Саня вновь слышал плач, путаясь в парамирах...
— Тсс, младенец вернулся, — шепотом возвестил он.
— Да спи ты! — ткнула его в бок жена.
Высвободилась и закурила в кухне. Босиком пришлёпал Саня.
— Ты чего? — вздрогнула она.
— Я... это, — прозаикался тот, — убил Косьму!
Ива отвернулась. Она ждала ребёнка, не сказавши Сане. Сигарета выпала, осыпав пеплом. Муж повинился:
— Он порешил моих мать с отцом!
— Батюшки-светы, — перекрестилась Ива. — Старец Косьма?
Саня, как болванчик, покивал...
— Это мой дед-разведчик, — обхватила живот та, будто там сидел убийца.
...В окне напротив чаёвничали оба друга. Горячительного Клюев не любил, и Пулков улещивал его секретом:
— Константин Юрьевич ушёл в страстотерпцы!
— Знатный, видать, был душегуб, — простодушно изрёк Клюев.
Актёр спьяну въехал ему в челюсть, крича: "Он и есть мой бог!" — "Ладно-ладно," — трясся побитый.
Диалог о Боге завершился навсегда.
ЧАСТЬ V
ДВА ТОВАРИЩА
Исповеди Клюев не дослушал. Взбешённый Пулков швырнул стул и выскочил вон.
А утром канючил у его дверей:
— Что-то мы перемудрили!
Створка отошла... он вошёл — в комнате на оконной штанге висел Клюев. Ворот рубашки обнажал наколку якорей. Так он моряк? Остальное ум не умещал. Захлопнул ли вчера дверь, Пулков не помнил — а сосед погиб.
...Ива видела всё из окна, хмыкнув: "Нашёл крюк!" Решила — повесился Пулков. А тот как раз звонил им в дверь. На её крик выбежал босой хозяин.
— Убили! — прохрипел Пулков обоим. — Клюева! Соседа моего...
— В кине? — сострил Саня.
— В о-к-н-е! — по слогам произнёс Пулков.
Санёк привык к трупам вирутальным, а за окном болтался настоящий, с высунутым языком.
— Ой! — заорал Пулков, — он висел лицом к стеклу, а теперь боком.
Тело впрямь качнулось, повернувшись к ним спиной.
— Там кто-то есть! — бросился к выходу актёр, — кто его шатает?
— Да ушатали уж, — вздохнула Ива.
Пулкову налили коньяка. Его несло...
— Представьте Робинзона Крузо? Вот его, бородатого и в козьей шкуре, встречает британский флот. Он вопит от радости — его не понимают. И он не понимает тех, кого так ждал 15 лет. Крузо думал, учит Пятницу английскому, а папуас обучил его своему... И братья сочли Робинзона дикарём!
— Да, — кивнул Саня, — по книге, он разучился говорить.
— Не разучился, — спорил тот, — забыл язык.
— Забыл, и что? — поторопила Ива.
— И я, — понурился актёр, — забываю, кто я, выходя из роли!
Саня прокричал ему в ухо: "Привет, артист!"
— Здорово! — отшатнулся тот.
— Видишь? — кивнул Саня, — не забыл.
— А Клюев? — возразил тот безо всякой связи.
Взвыла "неотложка". На криминальном балконе засновали белые халаты. Пулков рвался туда, но его держали...
— Тоже мне, Крузо! — смеялся Саня, — убили твоего Пятницу, что тут понимать?
Актёр кивнул. И среди санитаров разглядел... себя!? 2-й Пулков давал указания, пока 1-й сидел в кухне, тыча в окно:
— Это я? Я?
— Заткнись! — залепила оплеуху Ива.
Она давно приметила близняшек-стариков...
"Дубль-Я!" — потёр щёку Пулков.
И вспомнил экранный бой... Учитель вёл их в тыл врага. Наткнулись на зондеркоманду в мундирах Госфильмофонда. Со "шмайсерами", заряженными холостым. По роли, Пулков отобрал оружие у фрица... стрельнул! Пуля срикошетила в мальчишку-грибника.
— Это массовка, — успокоил дядь-Костя, — малец жив!
Хлопнул в ладоши... Пулков всё забыл, а теперь вспомнил — погост и плачущую мать. Знать, впрямь погиб парнишка? Эпизод вырезали.
Что убил, он понял лишь теперь:
— Раз стрелял дубль-Я, может этот гад и Клюева повесил?
Придя домой, Пулков спросил своё отражение в окне:
— Мы душегубы?
— А как же, — покивал двойник.
Актёр мотнул головой, стекло — не дубль? И увидал себя на кухне Ивы...
Ощупал руки-ноги — тут. А за окном второй Пулков пьёт с Саней коньяк! Коньячная голова показала язык. И забегала по кухне будто пальчиковая кукла.
Он погрозил ей кулаком! И не успев задёрнуть шторы, очутился... у Сани. Глотнул коньяку и высунул язык! Из окна напротив погрозили кулаком.
— Сошёл с ума, — хихикнули старики в обоих окнах.
Отличие меж близнецами всё же было: кукла бегала в погонах, а актёр сидел в исподнем. И не знал, что натворит его герой.
ИНФАНТ ТЕРРИБЛЬ
— Не все люди — люди, — вещала укушенная Пулковым Виола (в быту Валя), — бывают человеко-овцы.
— Ты про актёров? — гоготнул Клюев.
— Не, ну чё сразу актёры? — надулась Валя.
— А кто? — не понял он.
— Агния Барто, — отожгла та, — Пулков твой овца.
— Овечка Долли? — сострил Клюев, — он же на экране воевал...
— И убивал? — потрясла кудряшками Виола, — выходит, маньяк!
— А говорила, овца? — напомнил тот.
— Овца или маньяк, — выбила чек она, — но не человек!
Бегал Клюев в супермаркет тайно. Таскал цветы. Наколол по моде якоря.
А потом взял, да помер.
Санёк увидал погоны первым и выпытывал у Ивы: «Оживлял ли твой дед киногероев?» — «Нет, но я могу его родить?» — выпалила та. «Кого, деда?» — не врубался он. «Ребёнка!» — «А два старика?» — тупил он. «Это у нас будет двойник, а не у старика!»
— Так вот, кто плакал, — огорчился Саня.
"Оссподи", — осенилась крестом жена.
...Ночью ему снился плачущий младенец. Из свивальника на него глядел Косьма — тоскливо подвывая. Саня наклонился, чтоб его утешить. Но тот снайперски плюнул ему в глаз, крича:
— Бей метче!
Саня утёрся... и проснулся, весь в поту.
Выходит, Ива оживит его кошмар? Ему в голову не пришло — что малыш, потерявший мать — он сам. Рыдает о сиротском детстве его внутренний ребёнок. И убил он этого младенца, а не старца.
ФОКУС-ИЗОТОПУС
Вместо этого, Санёк попёрся к Пулкову... Тот курил на лестнице и громко рассуждал:
— Вот есть же изотопы у урана? Вроде, уран тот же — а другой! Такие же клоны у людей! Как кадры киноплёнки... Костя оживлял их!
Поравнявшись с ним, Саня спросил:
— Как именно оживлял?
— Кто ж знает? — повёл его к себе артист, — но возвращался я со съёмок не таким, как уходил. Жену не узнавал, и Клюева не сразу...
— Да ладно, а откуда он их брал? Из прошлого? — уселся за стол Саня.
— Из фильмов! — заварил чаю актёр.
— Допустим, — отхлебнул гость, — но как из плёнки вытащить живое тело?
— Тело моё! — встал во весь рост тот.
— А стариков двое, — поперхнулся Саня, — один был в кухне, а другой в окне...
— Двоих-то сразу ты не мог пощупать, — пошевелил пальцами артист, — только одного. А другого — за стеклом.
— Но я наливал коньяк, ты пил... — упёрся тот.
— Бывает, заснёшь в одном месте, просыпаешься в другом. Это ж не два человека?
— Как не два, если один пьёт вино, другой глядит в окно?
— С одним ты пьёшь, другого представляешь...
— Но представления не убивают, — нанёс сокрушительный удар Санёк.
— Думаешь, я убил? — подскочил актёр. — Я спал...
— Сразу в двух местах? — сомневался гость.
— Уйди, — жахнул по столу тот, — не то впрямь убью!
Саня не чаял, как выскочил. Хрен с ними, с двойниками, пока тут маньяк! Без Клюева претендентов оставалось трое — Ива, актёр и он сам? Будто нарочно, из-за дома вышел Пулков...
— Проводить решил? — съязвил Саня.
— Откуда? Мы же не виделись...
— Минуты не прошло, — парировал тот и разглядел погоны, — ты чего в мундире?
— Дык со съёмок, с поезда иду! — кашлянул актёр.
Тот потрогал его рукав и восхитился:
— Розыгрыш? Я понял, здорово развёл...
— Кого? — изумился близнец, — выпил что ли?
— Да я не... — начал Саня.
И вернулся к Пулкову. Взбежал на этаж, колотя в дверь...
— Ты тупой? — взбесился актёр, — сказал, убью!
Санёк вновь пустился наутёк, как в сказке про двух черепах и зайца. Выскочил из парадного, догнал удаляющиеся погоны. Но другой Пулков спешил не домой...
— Ты куда? — схватил он его.
— Так это, мы с Виолой того... — и сделал неприличный жест.
— Да пропадите пропадом с фокусом своим! — плюнул Санёк.
И возвратился к Иве. Лёг в прихожей... На рассвете тишину взорвал дверной звонок! Ива кинулась отпирать, прикрыв живот: она боялась... Но спозоранку прибыл Санин дед. Сообщить о смерти Саниной бабули!
ГЛАВА VI
ИЗОТОПНЫЕ МИРЫ
Полжизни человек думает, как жить. Потом — как умереть! Ива наскоро пожарила яичницу с беконом. Нарезала зелень. Разлила по рюмкам коньяку, что Пулков недопил. Старушку помянули... К слову пришлись и изотопы!
— Если изотопы у людей, то и у миров, — буркнул батя, — Вселенная и атом строятся по одной схеме. Оттуда Косьма их и водил!
— С того света? — ойкнул Санёк, — так он в могиле!
— Почему с того? — насторожился дед, — из разных...
— Ск-колько ж там м-миров? — прозаикался Саня.
— Не счесть, как и изотопов! — пьяно плёл дед.
— А ты у нас, бать, академик? — выругался внук.
— Просто сложил два и два, — обиделся старик.
— Косьмы нет, а они всё ходют... — ввернула Ива.
— Да смерть-то есть вообще? — озаботился дед. — Или тоже другой мир?
— Для смерти наших мозгов мало, — вывел Саня, — иди, бать, досыпай!
А сам вышел к лифту, закурил... Ива домыла миски, пришла следом, выпалила:
— Все изотопы на земле, а не в других мирах!
— Другие миры тоже на земле, — затоптал он окурок, — а ты, курица, не видишь.
— У нас ребёнок... — всхлипнула жена.
— У нас маньяк! — выкрикнул тот.
— Маньяк тут только ты, — обвинила она.
Он вернулся в дом, щёлкнув замком. Она подёргала дверь — заперто. Подошла к лифту — в фартуке и тапках. Шагнула в кабинку... и исчезла.
Больше её не видели ни мёртвой, ни живой. Дед заявил в полицию, актёр припахал к поискам Виолу. Саня рыскал по подвалам... Город завалило снегом — искать перестали.
— Косьма не только приводил их, но и уводил! — пугал переехавший к Сане Пулков.
— Что вы её хороните? Мало ль жён сбегают! — отмахивался дед.
— Да кто хоронит? — орал Саня, — ищем.
— Косьма забрал в могилу, хоть убейте, — каркал актёр.
— И Клюева? — догадался Санёк.
— А то! — безумствовали все.
Выходило, что реального убийцы нету.
ЗВЕРЬ, ВЫЙДИ В ДВЕРЬ!
Стоило выдумать зверя, как он ожил! Замешан ли Косьма, никто не знал. Но кляли вслух и молча. Помешался на своём гиперболоиде не один Пулков. В фантомные миры поверила Виола, не говоря про Саню... В день пропажи он прождал у дома дотемна, пока не понял: Косьма тянет людей из других миров, чтоб искупить вину за его мать с отцом.
"Людей ли? — озарило Саню, — если сам он умер! — и спохватился, — это ж я его убил! А Иву с ребёнком?"
Выходило, Саня и есть нелюдь? К вечеру во двор спустился заскучавший Пулков.
— Я нелюдь, — сообщил убитый горем муж.
— Эт, брат, мания величия, — упрекнул тот, — не может мир вертеться вокруг тебя одного.
— Множество миров, — всхлипнул Саня.
И впервые за зиму они расхохотались...
...Войдя в лифт, Ива поехала не вниз — а вверх. Поднялась на чердак. Пересидела день на чьём-то тюфяке. А при свете луны прошла мансардой до конца 9-этажки. Нашла брошеный рваный ватник и мужские боты. Голову замотала фартуком... И вышла из последнего подъезда — миновав гогочущих мужчин. Поймала попутку. И поехала в дачный посёлок к маме.
Родной дочери Косьмы!
ДОЧЬ КОСЬМЫ
— Мой муж шизофреник! — крикнула с порога.
Мать сунула шофёру денег, заключив:
— Сумасшедшая тут только ты!
— Он путает биполярное расстройство с двойниками, — повторяла Ива, как лесковский Левша: что ружья в Англии не чистят кирпичом.
— Это глюк, — возразила мать.
— Глюки не убивают, — парировала та.
— А ваши убивают? — усмехнулась мама.
— Я тоже не верила, пока не увидала стариков-близняшек... один убил моряка, а другой скрылся!
— Эт-ты, милая, путаешь дурку с двойниками? — буркнула повидавшая жизнь Зоя Константиновна, — по мне, без чёрта тут не обошлось!
Пока наполняла дочке ванну, та призналась: "Чёрт — их мёртвый дед, и с того света дублирует людей как зомби".
— Какие зомби? — изумилась Зоя, — Косьма святой был, на него молились...
— ...на разведчика ГБ? — съязвила Ива.
— Вон отсюдова! — завопила мать. — Убирайся!
Зоя впала в буйство, Ива же второй раз за день теряла дом.
— Мам, я жду дитя, — шепнула она.
Шёпот громче иерихонских труб не дошёл до Зои Константиновны.
— Почему у вас двоится лишь артист? — клинило её, — может, это брат-близнец!
— И живёт по тому же адресу, — осмелела дочка.
— Или в бегах... Иначе, почему двойников нет у тебя?
— Я внучка Косьмы, он меня не тронет.
— А у мужа? — не отставала та. — У Санька?
Ива не знала, как открыться.
— Ну? — торопила мать, и грянул гром.
— Он и убил деда, — одними губами прошептала та.
— Ка-а-кккк! — упала Зоя на кровать, колотясь лбом о набалдашник.
Цельнометаллическую койку ей доставили гэбисты. В каждом ей мерещился убийца отца...
А зарубил зять!
Она заголосила: "Родного отца! Уби-и-ииили!" — "Я не знала", — осадила дочь. "А что родишь дьявола, знала?" — выла та.
Но родила Ива дочь!
КАССАНДРА
Минул год — жену так и не нашли... Пулков пропадал на съёмках вместе с "двойниками". Саня съехался с Виолой — возобновив Приют мечты. Молодые ужинали, когда Ива отомкнула дверь... И вкатила детскую коляску, вдвоём с Зоей Константиновной!
— Ты? — изумился Саня, — откуда?
— От верблюда, — отрезала Ива, — Пулков дал ключи!
Актёр и правда съехал, не вернув хозяйской связки.
— Пусть убираются, — приказала Виола, — скажи им, котик?
Но котик рта не раскрывал...
— Домработница твоя? — распеленала дитя Ива, кинув обкаканный подгузник, — убери!
— Да я... да не... — шипела Виола.
Саня вперился в коляску, где лежал крошечный Косьма. Суча ногами, как в ночных кошмарах.
— Кася, — представила Ива.
— Кто? — подпрыгнул он.
— Кассандра, дочь твоя, — проорала тёща.
— Косьма вернулся! — попенял он Виоле, — а ты уверяла, клонов нет?
— Овца! — пригвоздила его та.
Пока ругались, Пулков внёс Ивин чемодан. Оскорблённая Виола засобиралась к маме. Саня стыл от ужаса, не в силах осознать. Виола так и ушла в слезах... Но недалеко!
Её нашли наутро у подъезда...
Из горла убитой торчала сапёрная лопатка. Под головой — скомканный бушлат (чтоб мягче?) Полиция огородила тело лентой, но толпа не расходилась — ойкая и причитая. Пулков обезумел и заехал Сане в челюсть:
— Сперва ты убил Клюева, теперь её? — орал он.
— А ты укусил? — утёр кровь Саня, — и в погонах шёл на случку!
— Охерел?! — сильней наподдал Пулков. — В каких погонах?
— В лейтенантских, — уворачивался тот.
— Да я старик для лейтенанта, — повалил его тот, — а ты порешил из-за жены!
— Сапёрной лопаткой? — голосил упавший Саня. — И где я взял бушлат?
"Клюев? — вспомнили они про якоря, — но он мёртв!"
ГЛАВА VII
ДУБЛИКАТЫ
По правде сказать, и у Клюева не было бушлата. Но именно ему Виола рассказала про 2-х Пулковых в супермаркете. Один брал молоко, другой хлеб...
— И друг друга не узнали? — ахнул Клюев.
— Двойник был моложе и в погонах... но камера слежения показала только одного. "Погоны" напросились в гости. Я согласилась, чтобы разузнать. Пришёл в мундире...
— И развоплотился? — сострил Клюев.
— Как раз нет! Я звонила настоящему: тот был дома! А дубликат у меня...
— Верно, мы тогда у Пулкова сидели, — вспомнил Клюев.
— А со мной кто? — вздрогнула Виола, — и главное, совсем как человек...
Клюев решил дознаться, зачем соседу дубликат?
Но Пулков хлопнул дверью...
...и через миг вернулся! "Остыл?" — спросил старик. Вместо ответа его ударили. Гость снял с брюк ремень со звездой — ещё советский! Смастерил удавку. Прицепил к оконной штанге. И повесил бесчувственного дружка...
Смерть Виолы ввела в ступор. Морг сшил тело... но во время похорон голова оторвалась, оголив обрубок как у Марии-Антуанетты. Пулков сложил её к ногам покойной, закрыв гроб.
Копали молча...
— Хоронили Иву, а в яме Виола, — буркнул Саня.
— А ты хотел обеих жён убить? — вскинулся актёр.
И увидал наблюдавшую из кустов дубль-Виолу! Бледная, в старушечьем платке, будто из гроба. Но с той же ухмылкой: "Овца!"
— Видел! — ткнул он Саню.
— Кого? — подскочил тот.
Актёр осмотрелся: что за чёрт? Призрак исчез.
Ива села в машину Зои Константиновны, спросив:
— Ну как, похоже?
— Супер! — подняла большой палец мать.
На заднем сиденье посапывала внучка Косьмы...
ПОДМЕНА
— Лучше никогда, чем поздно, — думал Косьма, когда его сплавили в вышибалы.
Но бандюков не валила точка «джи» — а для кунг-фу он был стар. Поначалу-то и «Стечкина» не признавал. Но жить захочешь — стрельнешь. И он основал секту.
(Продолжение следует.)