И Хасиды тоже

Тимурян Булгаров
-Сынок, как дела?
Слышу в трубке голос мамы. Не дожидаясь ответа на свой вопрос, она переходит сразу, на то, зачем звонит.
- Что ел?
То ли вопрос, то ли требование.
- Привет ма..
Перебивает.
- Опять пельмени заводские? Когда ты уже, наконец, женишься. Вечно у тебя одни пельмени. Женится тебе надо. будешь домашней пищей питаться.
- Скоро. Соседка вроде расширятся, хочет, - говорю.
Про пельмени молчу. Собирался их действительно варить.
- Так. Короче. Приходи ко мне. У меня лапша домашняя с курицей. Это какая соседка, та про которую я думаю?
- Нет,- говорю,- совсем другая.
- Жду…
В трубке идут гудки.
До мамы по дамбе минут двадцать прогулочным шагом.
Ишим покрывается легкой кашицей.
На встречу идут пузатые мужчины в спортивных костюмах. Фонари уже включили. Парочка влюбленных капюшонов не может решить Турфан или Рафе. Три старушки с палками для финской ходьбы быстрым шагом обгоняют меня и срезают путь в сторону Дворца Целинников . Иду и думаю - Вот где то читал, что у евреев и армян сильное материнское начало. Ну, мамы у них главные. Жен даже выбирают. Наверное, я еврей или армян. Ну, или моя мама- они. Хотя рыбу она не любит. А хаш вообще не готовит. Значит все таки я. Ищу у себя разумность и вспыльчивость. Торговлю и цветы. Нос и уши.
Нахожу. Есть неувязка с пейсами и золотом. Но на эти мелочи машу рукой. Мах замечает полиция.
На мосту трое постовиков в варежках-орангутангах. Мне бы такие. В каждую минимум по бутылке пива вместится.
Подхожу к маминому дому.
- Это я, - говорю домофону.
- Открыто.
Дома у мамы тепло и не пахнет куревом. Она одна. Горит светильник. Слышен Малахов и запах куриной лапши.
- Привет Ма, знаешь…я тут прикинул. Я армя…
- Иди руки помой, потом расскажешь.
В туалете жасмин и черное мыло. Зачем то брызнул на себя освежителем воздуха. Дома у меня он пуст уж года два. Все забываю выкинуть.
На кухне беззвучный холодильник и скатерть на столе.
- Приходил Рустам с детьми, - говорит она ставя кастрюлю на плиту.
- Что говорил?- спрашиваю я.
- Собираются в Аккуль. Кушали лапшу с курицей.
Мама садится рядом. Смотрит на меня. Возле нее наполовину разгаданный карандашом кроссворд.
- Я пока варить пельмени буду, поможешь?- она протягивает мне кроссворд.
- Пельмени?
- Лапшу всю съели. Ты так долго шел...- оправдывается она.
-Домашние?
- Вот женишься когда…. Будет жена тебе готовить домашние пельмени. Заводские. Домашние захотел. Что шел три часа до меня? Заводские поешь. что не еда что ли?
От оправдания и следа за секунду не осталось.
- Все хорошо… ручка есть? Карандашом не люблю.

Пока варятся заводские пельмени, я решаю кроссворд. На вопросе про хасидов ошибка, написано - татары.
- Иудеи же.
- Не разговаривай когда кушаешь. Покушаешь и сразу домой иди. Не шляйся по городу. Так что за соседка я не поняла? Дома повесь наконец то шторы, что просто так валяются в зале. И не кури ты в туалете - всю хату прокурил. Чайник вымой от нагара. Трусы выкинь старые и носки тоже. Сметана домашняя с деревни я тебе в сумку вместе с творогом положу, придешь домой сразу в холодильник положи...поел?

Я иду по дамбе. Постовых и влюбленных уже нет. Фонари горят желтым светом. Летом возле них много мотыльков. Ишим практически сварился в манку и скидывает не проварившие комки снежной каши за борта бетонной кастрюли Три бабушки с финскими палками соревнуются между собой в скорости ходьбы вокруг памятника Кенесары. По ноге мне бьет тяжеленная сумка набитая припасами на неделю. Сотовый телефон в кармане разрывается от звонков.
- Я забыла сказать, как только домой придешь ботинки возле батареи поставишь и не забывай перед сном проветрить.
- Хорошо, -говорю я, - не забуду. Знаешь, ты там правильно вписала, исправь мое.
- Что вписала?
- Хасидов.