Я-дочь офицера. 6 Мы едем в город Прямо...
Сегодня воскресенье.
Я, уже почти четырёхлетняя девочка, просыпаюсь от дразнящего запаха только-что испеченных бабушкиных пирогов.
Но не на одну меня так воздействует этот удивительный, неповторимо - вкусный запах.
Мамочкины сестры уже накрывают воскресный стол.
Дядя Вася - ответственный за самовар, хлопочет в сенях с ним, настоящим русским самоваром, большим, на углях.
Дедушка тоже готовится к завтраку.
Он уже идеально выбрит и, облаченный в отглаженные брюки и шёлковую рубашку в полосочку, не спеша надевает свои жилет с прорезным небольшим карманчиком.
В карманчике этом традиционно размещался красивый, старинный брегет на цепочке.
А мои счастливые родители – рядом, у моей кроватки.
Наконец завершилась трехгодичная командировка отца в послевоенную Германию, и теперь мы снова едем к новому месту службы.
Отец поднимает меня на руки высоко-высоко и тормошит.
- Вооот ты какая уже большая у меня выросла, светловолосая моя Светланка!
Мама же торопит его, она уже приготовила мне воскресное платье, милое такое, фланелевое в клеточку платье на кокетке.
Наконец все в сборе. Самовар в центре стола пышет жаром.
А вокруг него..! Пироги... Пирожки с яблоками, капустой, мой любимый открытый пирог с малиной из нашего сада и разные, всяческие плюшки - с маком, изюмом и просто, да нескольких сортов домашнего варенья: из райских яблок с почти прозрачными маленькими яблочками, из тёртой с сахаром смородины из нашего сада, земляники и голубики, собранных летом в родном Болдино.
Изобилие выпечки!
И как только бабушка все успевала...
Да, вставала она в пять утра, но все же...
И сейчас вижу, как размеренно рубит она в деревянном корытце капусту для начинки, вымешивает пухлое тесто на столе, одновременно беседуя с помогавшей ей по воскресениям моей мамой.
Говорят о том, что - вот Соне бы надо пaльто зимнее перелицевать, а Зое еще только тринадцать, а на неё уже Юрка Кочергин с соседней улицы засматривается...
А вот Василию пора бы и жениться, ведь как Наталья Горбунова - врач без пяти минут любит его, а он и не глядит в ее то сторону.
- Десять уже! Звучат, как стартовый знак, дедушкины слова, важно и значительно достaющего свои брегет из кармана жилета.
А самоваром сейчас заведует бабушка, она то и сидит рядом с ним.
Чай разлит; из маленького заварочного чайничка с цветочками с небольшой щербинкой на крышечке, добавлена заварка.
Вологодское сливочное масло в масленке, сахар, колотый кусочками в розовой сахарнице на ножке.
- Да!- говорит дедушка, беря щипчиками среднего размера кусочек сахара, - вот такой сахарок мне в плену жизнь спас.
- Знаем уже, папа, - пытается остановить его младшая, Зоя. Но мой отец возражает.- Расскажите, расскажите, папа
- Да что рассказывать-то. Как попали мы в плен в четырнадцатом, так нас немцы почитай неделю не кормили. Я бы вряд ли выжил, а вот нашелся в кармане кусочек сахара, он то меня и спас.
Лизну бывало, да в карман, и на другой день также. Так всю неделю и продержался.
- Однако, сила воли у вас! - восхищается мой отец, тоже конечно же не впервой слышащий эту историю
Но Зоя переводит разговор на другую тему.
- Hу, скажи нам, Светлана, в какой город вы едeте?
Я, обведя взглядом всех и боясь, как всегда, ошибиться, но надеясь, что на этот раз я все же даю правильный ответ, говорю:
- В какой, в какой!? В город... Прямо.
Всеобщий смех и оживление вызывает мой ответ.
- Ну что же ты , доченька, не запомнишь никак, - пеняет мне отец, -не в Прямо, а в город Ровно.
- Ровно..., - повторяю я никак не поддающееся к запоминанию слово.
( Продолжение следует)