О западном искусстве, Дуччо и причастности

Константин Матаков
                ***



..Я смотрю на картину Дуччо «Маэста», и не могу придти в себя – красота непреодолимая..  «Греческая манера», как называли это стиль в то время итальянцы.. Да, действительно, форма живописи – византийская.. Что в ней смущает? Что в ней не так, как это было в византийской иконе? Пожалуй, глаза, как и лики в целом – по форме это православная икона, но глаза - уже нет, они не православны, глубина благодати покинула их, монашеский подвиг, моление в красках – начинают уходить из этой культуры. Чувственность во всем облике, живоподобие мира сего – уже проявляются, начиная свой далекий путь от позднего средневековья к Ренессансу.. Еще можно было бы сказать, что перед нами – Дева, - быть может, даже Приснодева; но вот, возникают сомнения – может ли она родить Слово Божье? Тот, кого она держит – действительно ли Бог? Или все же это младенец, увиденный 700лет назад как прообраз Сына Божьего? Этак картина изображает Богоматерь с Младенцем, но не дает причастности: событие Рождества не происходит здесь и сейчас, воплощение Бога не может завершиться, и мы не приобщаемся к нему, а, значит – и к Самому Христу.. Предвечный отблеск Рождества пал на эту картину и частично вошел в ее плоть – но не до конца; это как «полупричаститься» Телу и Крови Христовым.. Образ Рождества есть, воспоминание о нем есть – а вот Евхаристия все более отдаляется, и дальнейшее развитие западного искусства пойдет по этому сценарию: там все меньше будет Богоявления, и все больше – ярчайший намек красками на историческое событие, - как его могли бы видеть и неверующие люди – красивая девушка держит маленького мальчика – все это умиляет, но причастности Божеству тут нет; его можно вообразить, написать красивую поэму, но это не спасает душу, соединяя ее с Иисусом..
Не случайно, что именно во время написания этой картины современник Дуччо Данте создал «Божественную комедию»  - и то было проявление той же закономерности: вместо догматического византийского гимна, вместо божественной красоты, которой ты становишься причастен, созерцая и молясь перед этим образом, - возникает дивная человеческая красота, которая прекрасно говорит о божественном, вздыхает о нем, воспаряет к нему в фантазиях. Однако тут мы видим дорогу от православного причастия к протестантскому: от соединения с Богом до простых воспоминаний о Боге. Собственно, именно в эпоху Ренессанса мы видим окончательное превращение православной иконы как Евхаристии в картину как «хлебопреломление», когда человек вспоминает о Боге, но ни в коей мере не причащается Ему – от картины это не требуется, причастие происходит в лучшем случае мысленно.. Византийская форма у Дуччо еще сохранена – как сохранена традиционная форма в баптистском преломлении, - однако содержание начинает меняться в сторону «не-причастия». А от такого непричастного Богу искусства – открывается путь дальше, в искусство современное, непричастное не только Богу, но и человеку как Его образу и подобию.. Но это очень длинная история..