Цветёт черёмуха к похолоданию...

         
Село  уже проснулось. По далёким таёжным сопкам плыл туман. Оранжевое солнце   деловито выставило пол-ободка и вдруг засветило  ярко, обещая тёплый майский  день.
 Галина и Нина  проводили  за околицу коров на вольный выпас.
- Галь, зайдём ко мне, чаю попьём, я уже пампушек  напекла, -  поёживаясь от утренней прохлады, позвала соседку Нина – невысокая, модно одетая для села женщина, коротко стриженая, светловолосая.
Галина знала, если Нина зовёт с утра чай пить – поговорить жаждет. Так и есть. Вопрос, видно, всю ночь мучил Нину:
-  Слышала – Марьянка Меркулова в село вернулась? С ребёнком. Насовсем.
- Может в гости приехала  к кому, а ты сразу – насовсем!
- К кому в гости? Кто у неё тут остался? Хорошо, что дом родительский не успела продать. Говорят, дом открыла, а окна на улицу не открывает. Ни с кем не разговаривает.
- А откуда ж кто узнал, что Марьянка приехала насовсем?
- Так зря не скажут. Деревня – она всё знает,  - уверенно проговорила  Нина.
 - Да ты чё, подруга, не веришь? Говорят,  от красоты    Марьянки одни глаза остались.
- Так, наверное,  работа, забота, ребёнок маленький. Пока к городской жизни приноровилась – устала больше, чем в деревне на хозяйстве,  - попробовала оправдать Марьянку Галина. -  Это ты, Нинка, счастливая  - пахать в хозяйстве не надо. Невестка с сыном на лето приехали, в охотку всю  работу делают. 
- Чего про моих-то речь вести, когда я тебя про Марьянку спрашиваю? – оборвала Нина Галину.
-  Не люблю я в чужие жизни лезть, пересуды пересуживать.
-  Дак и я не очень… Но за Марьянку душа болит – на глазах выросла… Говорят, её Васенька, кот мартовский,  к городской крале переметнулся… Бросил Марьянку с ребёнком. А  помнишь -  какая у них любовь была… Друг без друга жить не могли!
Галина молчала, а Нина тараторила.

 За разговорами подошли к  дому. Семья и гости спали. Нина включила чайник, поставила на стол обещанные пампушки, конфеты в коробке.
- Как думаешь, Нин, весна такой и будет – тёплой да погожей?
- Нет.  Примету не знаешь?   Нынче черёмуха, как сумасшедшая цветёт. А цветёт она так рясно к похолоданию. Вторая половина весны холодной будет. Даже песня такая есть – « Цветёт черёмуха к похолоданию, к похолоданию, ветрам неистовым»… Дальше что-то не помню, давно не пела…
- Да, это, как в любви…  Сначала любят как сумасшедшие, потом отношения меняются, - задумчиво проговорила Галина, попивая глоточками чай из большой цветной кружки.
- Ага, а потом любовь замораживается, как рыба в морозилке, - хозяйка кивнула на холодильник.
- Брррр, почему рыба-то?
- Ну, не знаю… - И без всякого перехода: « Слушай, подруга, а давай к Вале Силантьевой заглянем. Она по соседству  с Марьянкой.  Кажется, её Гошку в армию забирают. Там и про Марьянку что-нибудь узнаем».
- Всё-то тебе про всех надо знать, - поджала губы Галина. – Хотя…  Я бы пошла. Может,  Марьянке помощь нужна.
- А я что говорю, - обрадовалась Нина предложению подруги.

   *****

 Марьянка вышла на крылечко родительского дома  и смотрела на поднимающееся солнце. Она, казалось, не видела его лимонно-оранжевых лучей, а когда отвела от солнца взгляд – мир оказался чёрным. Она сошла с крылечка и перебралась на скамейку под большой развесистый куст черёмухи.

Год с небольшим назад черёмуха цвела ещё гуще и пышнее. Длинные гроздья белых  соцветий закрывали солнце. Листвы на черёмухе  не было видно. Белоснежные кисти свисали чуть не до земли. Запах стоял такой же  пряный, пьяный, как и этой весной.  Парни украдкой ломали ветки, дарили девчонкам, хотя Марьянка  не раз просила: «Не губите красавицу. Одна такая черёмуха на всю деревню».

  Марьянка жила одна в доме, доставшемся от приёмных родителей, которых всегда считала  родными. Привезли они её из города  крохой.  Многие в деревне гадали: «Зачем пожилым и бездетным  Меркуловым такое малое дитё?»  Супруги  дали  приёмной дочке свою фамилию, имя  у девочки уже было. Оформили всё по закону. Со временем люди признали за Меркуловыми право называть приёмыша дочкой. Знали, что пара работящая, непьющая. Выросла Марьянка в красивую девушку, а на  семнадцатом году похоронила любимых родителей одного за другим. Оплакивала долго. Потом жизнь взяла своё – выучилась на бухгалтера, осталась работать в родном  селе, в сельской администрации.

*****

Василий Прокошин после школы уехал в город, поступил в технологический на строительный факультет. Со второго курса забрали в армию, отслужил, перевёлся на вечернее отделение, а днём осваивал профессию на практике -  работал на стройке.  Постепенно  купил квартиру,  вёл  весёлую  холостяцкую жизнь.
 
  Василий перебрал ни одну городскую особь женского пола, но связи были недолгими. Относился к женщинам легко, ни об одной не пожалел, когда бросал.  Многие плакали и сохли по Василию – крепкий, мускулистый, глаза серо-голубые, ресницы пушистые, светло-рыжие. Взмахнёт ими, как девица смазливая, в глаза чёртиков напустит, руками сильными обнимет – поплыла дева.
 В родную деревню не приезжал – не к кому было. Родителей  давно забрал старший брат, увёз на Урал. А тут случайно в городе встретил бывшего одноклассника, Никиту Кругликова. Вместе учились.  Посидели в кафе, выпили пива, вспомнили школу, знакомых. И потянуло Василия после той встречи в родные края. Пообещал Никите приехать в гости, тем более -  через неделю намечался отпуск.
 
 Село в тот день гуляло на свадьбе. Василий приехал на машине, привёз Никитиным пацанам подарки, а через полчаса уже сидел за свадебным столом.  Сельская свадьба тем хороша, что много речей не говорят, умных напутствий, скачанных их интернета,  не читают, зато много пьют, едят и веселятся от души. Ага, бывало и подерутся, но так, « не по злобе» - как пел Владимир Семёнович.
После выпитого многие захотели общаться с Василием. Общался. А больше приглядывался к деревенским девчонкам, одетым по-городскому, намакияженным. К  вечеру  девчонки умывались несколько раз холодной  водой, потому что горячительное и жаркий день  превращали разрекламированный крем и тоник в тягучие, липкие струйки пота. Без макияжа  девчонки выглядели  роднее.
Василий веселился от души, перетанцевал со всеми девушками, вдовушками и невестой, а провожать  пошёл Марьянку.
- Хорошо помню тебя, - заговорила первой Марьянка.
- Что помнишь?
- Ну, первый класс. Ты меня вёл на линейку.
И тут Василий вспомнил маленькую тёплую ладошку, белые банты и чёрные глаза маленькой Марьянки Меркуловой.
- Точно. Это ж я тебя вёл тогда на первый звонок, а для меня в тот год  был последний звонок.
- Ага, я тогда влюбилась в тебя, - засмеялась Марьянка.
- А сейчас?
- А что сейчас?
- Сейчас кого-то любишь?
- Видишь же – с тобой пошла гулять, значит – никого не люблю.
 Они подошли к Марьянкиному дому. Аромат черёмухи прибавлял пьяной весёлости и лёгкой радости. У дома не простились – нашлись общие воспоминания, интересы. Марьянка провела гостя во двор, усадила на скамью под черёмухой.
 Проболтали до рассвета. Прощаясь, Василий обнял  девушку, хотел поцеловать, но не поцеловал.
 
 Опытный в любовных делах Василий сдерживал,  как мог, страсть, накрывшую жаром и желанием, но  боялся, что Марьянка оттолкнёт его и упорхнёт, как осторожный деревенский воробышек. Он знал, что Марьянка  всё равно будет его. Нужно было переждать, перетерпеть, чтобы  всё случилось по её желанию.
Зацепила девчонка Василия крепко – серьёзная, на язычок острая, начитанная, в компьютере разбирается. Внешне вообще отпад: тоненькая, гибкая,  природные чёрные брови, густые тёмные волосы и губы… Что за губы ! Для поцелуев слеплены.

  Во второй вечер  Василий отважился поцеловать эти губы – мягкие, податливые. Марьянка не оттолкнула, прижалась доверчиво, ощущая лёгкую дрожь парня, а  на следующий вечер пригласила Василия в дом.
Страсть и любовь с обеих сторон была такой сильной и жгучей, что оба похудели,  похорошели, а глаза – чёрные Марьянкины и  серо-голубые Василия  сияли нежным пламенем.

 Днём Марьянка работала. Василий ходил по  знакомым и  не мог дождаться вечера.  Он встречал её с работы, брал в  большую ладонь   маленькую ладошку девушки,  и они гуляли по селу. Ночами сладко  отдавались друг другу. Василий пьянел от Марьянки и не мог сравнить её ни с одной  из городских пассий, от которых пахло или спиртным, или сигаретами. Марьянка пахла  дикой мятой и ещё чем-то чуть терпким, волнующим. Отдавалась она не сразу,  постепенно. Ласкала Василия трогательно, неумело.
  Рано утром Марьянка сноровисто  управлялась с небольшим хозяйством – доила корову, кормила куриц  да добродушного  Тузмэна. Мохнатому толстопузому пекинесу, разъевшемуся на деревенских харчах, совсем не шло имя Тузик. Марьянка  после смерти родителей перекрестила его в Тузмэна.
Василий стыдился, что просыпался позже Марьянки, но ему ужасно нравилось, как она  тихо ходила по дому и готовила  для него завтрак.
Отпуск подходил к концу.

 Василий  решил, что  заберёт Марьянку к себе. Не представлял свою жизнь без неё. «Нагулялся я вдоволь. Чем Марьянка – не жена будет? Хорошо готовит, неизбалованная, профессию имеет, к тому же – смазливая, на деревенскую не похожа»,  - рассуждал Василий.
 Марьянка плакала, прощаясь с  Василием. Он вытирал слёзы и шептал: «Дурочка моя маленькая. Я люблю тебя и скоро приеду за тобой».
  Василий часто звонил, говорил, что скучает. Через неделю приехал.
 За это время Марьянка  упросила   соседку взять  корову, раздала куриц. Корову сразу продать не получилось . Василий в шутку говорил: «Устроимся в городе, приедем твоё наследство продавать – корову да дом».  Тузмена  забрали  в город.
 
 Друг детства и сосед по совместительству, смешливый кареглазый Гошка Силантьев и его мама Валентина,  забрали корову, обещали  присматривать за домом. 
 Немногочисленные вещички Марьянки погрузили в  машину Василия.
 Деревня провожала Марьянку по-разному: старшее поколение молчало, молодёжь завидовала – урвала девка жениха городского – с работой, квартирой -  повезло!

 Сидя под черёмухой, Марьянка вспоминала прошлую весну и то, как хорошо всё пошло в городе.  Василий работал, она ждала его с работы, готовила еду, наводила порядок в  квартире, гуляла во дворе с Тузмэном, знакомилась с соседями по дому. Василий радовался, когда узнал, что  у них будет ребёнок. Возил Марьянку по магазинам, присматривал детскую коляску, кроватку, правда, о женитьбе не заговаривал, а Марьянке и так было хорошо.

****
 
«Что-то случилось на Новый год. Случилось…»,  - перебирала она в памяти воспоминания.
Они ждали  на Новый год первый раз за  совместную жизнь с Василием гостей –  его городских друзей.
Две девушки и трое мужчин да они с  Василием – компания небольшая, но потрудиться над праздничным столом  пришлось изрядно. Василий в этот день был на работе, но стрелял сообщениями на мобильный и спрашивал, как дела у жены с готовкой. Накануне все продукты были закуплены, и Марьянка с удовольствием колдовала над салатами, затеяла стряпню.
 Видно, деревенская стряпня как раз и не понравилась городским подружкам Василия. Лена – белобрысая девица – бесцеремонная и развязная, увидев на столе румяные крендельки и булочки,  закатила нарисованные глаза и выдала: «Ф-ииии! Кто в наше время ест столько мучного! Я на диете, худею, мне вообще всё, что на столе,   противопоказано».
«Куда уж худеть,  - пронеслось в голове Марьянки, - и так худая, как озёрная щука».

Вторая девица  по имени Анжела постоянно курила, выходила на балкон и до прихода мужчин не произнесла ни одной фразы. Наголо стриженая, с огромными чёрными глазами, она была бы красива, если бы не верхняя губа большого чувственного рта, которая при разговоре поднималась вверх, оголяла  десну и показывала крупные  зубы.
«Наверное, поэтому она постоянно молчит, боится показать свои дёсна и зубы», - решила Марьянка.
 Девушки почти ничего не ели, зато  мужчины  с удовольствием уплетали  домашний холодец, котлеты,  голубцы и  чуть  притрагивались к  привычным салями, сыру и копчёностям.
 Новый год встретили весело: пили шампанское, произносили тосты. Виталий, самый молодой  гость,  после боя курантов извинился и ушёл, ссылаясь на срочный  звонок.  Оставшиеся мужчины и девицы вскоре перешли  к водке.
 Василий в тот вечер сильно напился. Марьянка  никогда таким его не знала. А когда увидела, как он на балконе облапил белобрысую  и пытался задрать  подол её узкого платья,  ушла на кухню. Там увидела ещё более тягостную картину – седой грузный Николай Константинович, начальник Василия, спустив штаны, пыхтел над Анжелой.
Марьянка  отпрянула и побежала в ванную. Закрывшись на защёлку, сбросила новогоднее платье и влезла под душ. Её бил озноб.  Она пыталась смыть   брезгливость  и отвращение ко всему увиденному.  Постояв минут пятнадцать под сильной струёй прохладной воды, она накинула халатик, пробралась в спальню и залезла с головой   под одеяло.

 Где-то далеко за полночь пьяный Василий зашёл в спальню и сказал, что  едет с друзьями в клуб встречать  Новый год по-настоящему. Марьянка оделась и вышла в прихожую, пытаясь уговорить Василия не ездить никуда, но он взял её в охапку и отставил от двери, как  неодушевлённый предмет. Лена и Анжела хохотали. Когда пьяная компания выкатилась на лестничную площадку, Марьянка закрыла двери  и  долго не могла уснуть, соображая – того ли Василия она сегодня видела.
 Василий появился дома  только под вечер второго января – помятый, с отросшей щетиной, пьяный. Сбросив куртку и нагло ухмыляясь, спросил: «Всем успела дать на Новый год?»
Марьянка попятилась от него, а потом подошла и влепила пощёчину. Василий схватил Марьянку за руку и бросил на пол. Она не помнит, что было потом. Он бил её  по лицу, в грудь, она закрывала  живот и кричала: «Наш ребёнок! Моя девочка! Не бей!»
Наверное, Василий устал, возможно, уловил какую-то трезвую мысль.  Марьянка отползла в угол прихожей, села, сжавшись в комочек, а Василий ушёл в спальню и завалился прямо в одежде на постель.  К обеду третьего дня он вышел из спальни и, не глядя на  Марьянку, прошёл к холодильнику, налил стакан водки. Прощения о содеянном  не просил,  с ухмылкой, которая появилась неизвестно когда, приказал: «К ментам  не ходи! Узнаю, что жаловалась – убью!»

Беда не приходит одна. Через неделю после Нового года умер преданный Тузмэн. Марьянка понимала, что Тузмэн  старый. В городской квартире маялся от жары,  от другой еды. Она горько плакала над трупом любимой собаки.
Вечером после работы приехал Василий, молча погрузил в  мусорный мешок грузное тело Тузмэна и отвёз на свалку. Марьянка не отважилась   попросить  похоронить собаку.  Тоска по Тузмэну была долгой, ноющей –  иногда разлука с людьми не так разъедает, как разлука с животными.
 
 Синяки и ссадины зажили через месяц, а душа ныла и страдала от безысходности. Марьянка сходила в женскую консультацию.  Женщина-гинеколог успокоила, что плод развивается нормально, но посоветовала Марьянке немного поправиться. «У вас нет токсикоза, а вес снизился до критической отметки – для плода это не очень хорошо. Ешьте больше, гуляйте. Неплохо было бы уехать на время  куда-нибудь в сельскую местность, где свежее молоко, воздух. Вам нужно больше гулять, чтобы аппетит появился».

  После случившегося Василий часто не ночевал дома, а когда приходил, с ней   не разговаривал,  о ребёнке не спрашивал. Бывал выпивший, но  Марьянку больше  не трогал.  Они продолжали жить в одной квартире, как два совершенно посторонних человека.
 В марте родилась Катюша, а когда весна заглянула в окна   квартиры Василия, она взяла  из ящика комода, где лежали  деньги, небольшую сумму   на дорогу и уехала  с Катюшей в родное село.

*****

 Черёмуха оказалась лучшим собеседником. Слушала Марьянкины мысли, кивала белыми длинными соцветиями. Вдруг в доме  заплакала проснувшаяся Катюша. Марьянка  вынесла дочку на улицу, дала грудь. Тень от утомлённой от обильных цветов черёмухи застыла  в утренней  прохладе. Лучи солнца пробивались через белую кисею цветов.
 
Черёмуха цвела к похолоданию. Обитая холодным ветром, она  укрывала последним снегом невинных лепестков яркую весеннюю  зелень, предвещала скорое наступление тёплого лета. Множество цветов уцелели, чтобы вызреть в чёрную,  немного терпкую на вкус ягоду,  похожую по цвету на Марьянкины глаза.  Она осторожно поднялась со скамьи и понесла уснувшую Катюшу в родной дом.
 
- Маруся, привет! – из-за  соседнего забора  показалась голова Гошки Силантьева. Только Гошка ещё со школы называл её почему-то Марусей.  Карие глаза сияли радостью: «А меня завтра в армию забирают. На проводины придёшь?»
 - Привет, Гошка, -  улыбнулась Марьянка, наверное, впервые за последние полгода.  Лёгкая радость всколыхнула её сердце. – На проводины приду и, помедлив, добавила: «Обязательно приду».
В калитку постучали.
 - Марьянка, гостей принимаешь?
Марьянка подошла к калитке и впустила двух подружек.
- Показывай своё чудо. Как назвала? – затараторила Нина, протягивая кулёк с  подарками.
 - С возвращением, -  обнимая Марьянку за плечи, сказала   Галина.
Глаза Марьянки наполнились слезами. Она смахнула их и повела  женщин в дом.

Рассказ участвовал в конкурсе "Приметы" на К2