2. Начало службы на первой атомной

Альберт Иванович Храптович
    (На снимке: в Центральном посту управления атомной подводной лодкой).   
         Продолжение. Предыдущее см.http://www.proza.ru/2017/12/04/549 

        Расставание с «С-44», прощание с друзьями помню плохо. А вот начало службы на новом месте запомнилось куда лучше. После того, как  представился командиру «К-122», капитану 1 ранга Смирнову В.В., и меня на построении представили экипажу, вместе со всеми спустился вниз. Меня провели по всей лодке, показали всё, что там есть. Контраст был просто ошеломляющим. И по размерам, и по уровню техники, не говоря уж об атомных реакторах, генераторах, турбинах. (Несколько лет спустя пришел на бывшую свою «С-44», спустился вниз и был поражен, какие маленькие там отсеки, какая, в сущности, примитивная техника, оборудование. А  раньше мне всё казалось иначе).  Познакомился с большинством офицеров, со своими подчиненными. И служба на новом месте началась.
         Мне предстояло самое трудное – изучить устройство новой подводной лодки, включая атомную энергетическую установку, и заново сдать все зачеты на допуск к самостоятельному управлению своей Боевой частью и к несению дежурства по подводной лодке в базе и ходовой вахты в море на новом корабле. Опыт такой работы у меня уже был, и я, не теряя времени, приступил к делу.

        Но и здесь не обошлось без приключений. Как командиру Боевой части, на ПКЗ мне полагалась отдельная каюта. (Кто бы мог о таком подумать еще неделю назад!). И вот как-то, недели через две или три, во время так называемой Большой приборки, командир решил вместе со старпомом и замполитом обойти все каюты и кубрики личного состава на ПКЗ с проверкой порядка и чистоты. Дошла очередь и до моей каюты. Командир с замполитом и старпомом вошли, осмотрелись, и командир мне говорит:
-  Откройте шкаф!   
   Не думая, я механически открыл.
-  Так, а теперь стол.      
   Тут уж я стал что-то соображать, отвечаю:
-  Товарищ командир,  не понял, Вы что – меня проверяете? Я же офицер!
Круто развернувшись, командир молча вышел из каюты, за ним, переглядываясь и посмеиваясь, остальные.

        Где-то через час или два командир вызывает меня к себе. Иду, ожидая разноса, как же, посмел сделать ему замечание! Да еще в присутствии его подчиненных. К счастью, я ошибся.  Не приглашая сесть, Владимир Викторович подошел ко мне, внимательно посмотрел в глаза и сказал:
- Я Вас, Альберт Иванович, очень хорошо понимаю. Конечно, на дизельных лодках у нас такого не было. А здесь у меня офицеров больше сорока человек. Многие из них не избавились от дурных еще курсантских привычек, есть и неряхи, и любители выпить. Вот и приходится, и проверять, и приводить к порядку… Вы уж меня извините.
         И отпустил. Признаться, такого я не ожидал.

         Имея уже определенный опыт, я без раскачки полностью включился в службу, старался изо всех сил  как можно быстрее сдать упомянутые выше зачеты. Здесь это сделать было куда труднее, чем на «С-44». И материальная часть сложнее, и люди. Заносчивые «атомщики», прошедшие специальный Учебный центр, в свою среду людей со стороны принимали неохотно, относились скептически. (Позже, когда со многими из них мы стали друзьями, кое-кто признавался, что поначалу ко мне было негативное отношение, думали чей-то протеже, выскочка, карьерист к ним пришел). Так что работы хватало. Но я не унывал, вначале тяжело, зато впереди интересная служба, дальние походы…
         К сожалению, не все мои ожидания оправдались. У меня-то всё шло нормально, своим чередом. И корабль изучил, и с ядерной физикой по мере сил разобрался, и зачеты сдал, и допуск к самостоятельному управлению Боевой частью получил. Постепенно в экипаже меня узнавали, (в том числе не остался тайной и тот случай в каюте), постепенно приходило признание. А вот с подводной лодкой нам не повезло. Мелких аварий и поломок было много, но первая крупная с частичным  затоплением реакторного отсека произошла еще в августе того года. Потом в сентябре, со вторым экипажем на борту – поломка  баллера горизонтального руля с аварийным погружением на глубину. И вот теперь у нас  всего-то два-три выхода в море на отработку курсовых задач и – потекли парогенераторы, (ПГ)!
         Это были так называемые в обиходе «бочки»  из нержавеющей стали, (позже их стали делать из титана), в которых тепло  из ядерных реакторов превращалось в пар для турбин по принципу обычного электрического чайника.  Только нагревательным элементом здесь был теплоноситель, (вода высокой чистоты и температуры под давлением), поступавший по трубопроводам из ядерного реактора. Так вот эти «бочки»  были ахиллесовой пятой всех первых атомоходов. На каждом борту их было по восемь, и они часто давали трещины, текли, особенно по сварным швам. А течи были радиоактивными, пар нередко попадал в отсеки… Найти текущую бочку в специальных выгородках и отсечь её от остальных, исправных, было настоящим искусством операторов, управляющих Главной энергетической установкой, (ГЭУ).  После отсечения четырех и больше бочек, ГЭУ надо было выводить из действия, дальнейшая  её эксплуатация  запрещалась. И вот уже к концу 1963 года количество текущих парогенераторов на обоих бортах нашей подводной лодки достигло критической черты.

           Небольшое отступление. В те времена общим мнением почему ПГ текли  было то, что они изготавливались из нержавеющей стали и были недостаточно устойчивы к колебаниям температуры и давления, особенно по местам сварки. Но вот своими воспоминаниями поделился один из писателей на сайте "Проза.ру", который имел отношение к их производству.  Его слова привожу полностью:

          "Был свидетелем такого случая. Перед сдачей конструкций парогенераторов  представителям военной приемки, все сварочные швы снаружи красились меловым раствором. Перед тем, как приходил военпред, я должен был обильно смазывать швы изнутри керосином. Там, где проступало пятно, военспец обводил тушью и мы должны были переварить эти места.
          Это сдвигало время окончательной сдачи конструкций, и бригада лишалась премии. Своими глазами видел, как бугор, чтобы не заметили приёмщики, быстренько закрашивал мелом те места, где проступил керосин. После приёмки я - шестнадцатилетний пацан спросил бугра: "А если случится авария на подводной лодке по нашей вине?" Он под смех всей бригады ответил: "Не сцы, пацан, из-за такой х***и  лодка не утонет".
          Такие были времена. "Лодка не утонет", а сколько моряков подвергаются риску облучиться, это его не касается. Были случаи и похуже.

          Известен, например, такой. Отверстие в прочном корпусе, где должны были проходить кабеля размагничивания, на заводе рабочие закрыли деревянной пробкой и закрасили. На испытаниях, при погружении, ту пробку, естественно, выбило, в отсек под большим давлением хлынула вода. Счастье, что экипаж сумел спасти и себя, и корабль, и сдаточную команду.  Вот, оказывается, и такие причины выхода из строя парогенераторов, аварий кораблей имели место в той нашей социалистической действительности. Никого не интересовали последствия таких "деяний" ради выполнения плана и получения мизерной премии...".
 
           Но, как говорится,  "вернемся к нашим баранам".
           Командованием было принято решение, (да, собственно, ничего другого и не оставалось), поставить подводную лодку в ремонт для замены текущих парогенераторов. Такой ремонт мог произвести только один завод в поселке Большой Камень, под Владивостоком.  Предстоял переход туда. Жаль было оставлять Камчатку, но что делать, такова судьба военных моряков – не мы выбираем место службы. Ну и, конечно, жила надежда, что мы сюда вернемся.

           Мы не особенно расстраивались, но у меня лично в связи с таким оборотом событий возникли дополнительные проблемы. Был декабрь 1963-го года. Как уже было сказано, в это время Вера  родила Алёшку, сама была еще слаба. Так что лететь ей одной с ребенком во Владивосток, тем более неизвестно куда – такое трудно было себе даже представить. А о том, чтобы хотя бы временно здесь остаться, она и слышать не хотела. Видимо, всё-таки пришлось бы, но здесь опять вмешался господин случай. Тот самый Варюхин, списанный с нашей подводной лодки "К-122" по здоровью, попросился перейти с нами в Приморье, поскольку ему надо было побыстрее попасть туда по делам, а аэропорт, как это часто бывало на Камчатке, по погоде закрылся и надолго. Пассажиров на подводной лодке быть не может, вот командование дивизии и приняло решение: капитану 3 ранга Варюхину идти вместо меня, поскольку он  был допущен к управлению боевой частью, не так давно сдал дела, а мне предоставили возможность перевезти жену с новорожденным сыном самолетом. Мы с женой были благодарны командованию на Камчатке за чуткость и внимание к проблемам подчиненных. Где-то в другом месте могли сказать: "Это ваши проблемы".
 
         Наши ушли. Мы с Верой дождались летной погоды, взяли сына, пару  чемоданов с пеленками, распашонками и самым необходимым, и полетели в Приморье. В кармане у меня лежал ключ от двухкомнатной квартиры в поселке Тихоокеанском, в том самом, где предстояло жить нашим семьям.  В последний момент мне повезло обменяться квартирами с одним из офицеров, которого перевели из Приморья на Камчатку. Как я здесь, так и он там оставил всё как есть, до лучших времен, когда сможет перевезти вещи. Причем он сам меня нашел и предложил обмен.  Ну вот как можно было такое предположить?! Если уж  везет, так везет!

        С промежуточной посадкой в Хабаровске, не без приключений, через несколько часов мы приземлились в знакомом мне аэропорту Артем. Оттуда до поселка Тихоокеанский, (в быту – «Техас»), было  4-5 часов езды на автобусе. Но его надо было долго ждать.  Удалось найти таксиста, который согласился нас довезти.  А зима в Приморье, в отличие от Камчатки, суровая. Пронизывающий ветер с морозом и черной пылью при почти полном отсутствии снега. Старенькую «Волгу» продувало насквозь, обогрев почти не работал. Но мы не унывали, согревала мысль:  скоро будем дома, отогреемся, отмоемся, отдохнем.


        Каково же было наше огорчение и разочарование, когда мы вошли в квартиру! Мебель, посуда всё было на месте, даже были кое-какие продукты из круп и макарон, но по квартире гулял сквозняк, температура была чуть выше, чем на улице, горячей воды не было и в помине… Вера с Алексеем на руках опустилась на диван, чуть не заплакала. Но быстро взяла себя в руки. Вместе мы завесили одеялами окна, из которых сильно дуло, (никто же их к зиме не готовил, а там, с теми ветрами это было абсолютно необходимо), нашли и включили в маленькой комнате электрогрелку, на кухне включили на полную мощность электроплиту, поставили греть воду. Вера сумела приготовить что-то поесть, (готовила она прекрасно). И вскоре мы уже купали Алексея. Пока намыливали, вынув из ванночки, он синел от холода, потом опускали в воду, розовел. Накормили его, сами перекусили, температура в маленькой комнате поднялась до +18, жить стало можно.

                Продолжение: http://www.proza.ru/2017/12/04/729