Дождливое лето в этом году. Редко-редко когда выдается погожий денечек. А сегодня солнышко глаз радует. Листочки свежие, по-особому ярко-зелёные. Небо синее синее. А птицы-то как заливаются! Щебечут на разные голоса. И так на душе хорошо воздушно и приятно, что хочется сделать какое-то такое нежное, светлое и доброе всему белому свету!
Зима снежная была. Воды море. Дедушка Дон соединился с озерами со старым своим руслом. Лет пять такого уже не было. Чего только не услышишь, каких только голосов и отголосков со стороны воды не доносится. Это просто гора незнакомых или давно позабытых звуков: всплеск рыбы и птичьи переливы, кряканье уток и кваканье лягушек, шум камыша и лебединый крик, предупреждающий посторонних о вторжении на чужую территорию, а так же многое-многое другое, необъяснимое и непередаваемое в своей совокупности, завораживающее наши души! А рыбы, сколько с Дона в озера зашло! Рыбаков тоже, видимо-невидимо…
- Вон, гляди… Сосед Платонович на рыбалку с утра пораньше пошел. Вон рукой машет, здоровается.
Виктор Иванович нехотя кивнул в ответ головой, затем нервно сплюнул в сторону и продолжил копаться в сеннике, в надежде набрать сена из того, что осталось.
Набралась вполне приличная кучка.
- Вот гад, еще здоровается, - подумал он про себя. - А вчера орал, будто поросенок резаный! Как только не обзывал меня, чего только не припомнил, за все время нашего соседского существования!
Сплюнув еще раз, только в другую сторону, Виктор Иванович продолжал ворчать себе под нос:
- Подумаешь, деньги занимал. Были бы они, давно отдал бы. Боже, ты мой, сущие копейки. На пиво раз восемь всего-то стрельнул, а ему, пенсионеру, жалко соседа больного полечить. Да и не восемь вовсе, а раз семь, наверное.
Наш ворчун почесал в затылке и по вредному глянул в след уходящему соседу.
- До смерти теперь не забудет, старый хрен, что на его огороде пьяным на боевом москвиче рассекал. Надо же, чуть-чуть не вписался в поворот и поперек огорода проехался. Один черт, там у тебя ничего не растет.
От душевного волнения наш герой небрежно смахнул, набежавшую не вовремя смачную слезу и поправил заодно, наползающую на глаза кепку.
- А еще припомнил, что жердей у него со двора половину перетаскал. И вовсе не половину. Штук шесть или десять прихватил. Гараж-то нечем было накрыть. И то хотел же спросить, но дома никого не было. Короче – гад, да и только! И нечего тут даже и спорить.
В голове Виктора Ивановича начался полный наплыв какой-то непримиримой угрюмости, а в гости примчалась нежданная и незваная тоска. Стало как-то не по себе: некомфортно, тесно и неуютно, даже противно в своем телесном окружении. Он тяжко вздохнул, поправил штаны, взвалил на плечо сено и понес раздавать скотине.
На самом деле, денечек выдался расчудесный. На душе как-то легко и непринужденно. Настроение я бы сказал, даже какое-то легкое и воздушное. Но это только у меня, а не у Виктора Ивановича, который по-прежнему хмурый и злой направлялся к себе во двор. При подходе к сараю, где стояли телята, тропинку перебежал соседский гусь. Нет, не перебежал, а нагло, самоуверенно и безбашенно нарушил суверенную границу, причем без объявления войны! Платонович его еще с осени не зарубил, потому что он был больной какой-то - кожа да кости. А сейчас вроде бы подрос.
- Вон какой жирненький!
Этот гусь, будь он не ладен, постоянно нарушал нейтральное пространство и по гадски норовил навредить и напакостить на чужой территории. Пернатое чудо чувствовало себя в чужом дворе по-хозяйски и по-хамски. Хотя Виктор Иванович был уважительным человеком, но и принципиальным тоже. Такая злоба вдруг взяла на этого аппетитного гуся, что аж поджилки затряслись.
- Полгода уже гоняю его со своей неприкосновенной территории, - подумал Виктор Иванович вслух, нагнетая при этом и так уже нервную обстановку.
Слова словами, а на самом деле, ничего собственно плохого и не хотел. Где еще эта кирпичина взялась. Слегка только шуганул гуся, а он шуганулся, почему-то прямо кирпичом по голове. Лапчатый затрепыхался, и вставать родимый не захотел. Пришлось ему в спешном порядке башку глупую отрубить да воду кипятить поставить.
- Да-а-а! Вот еще дел натворил, - внезапно задумался наш горе - охотник.
Это говорит о том, что наш герой, ко всему прочему, был еще и совестливым, но в определенную меру, человеком.
- А что я собственно такого натворил? Не так уж и плохо все складывается. Мясного уже давненько не употреблял. В конце концов, этот ежедневный постный борщ уже выше крыши надоел. Поперек горла стоит, пока его паленой водкой не протолкнешь.
Анализируя все то, о чем я сказал, у нас сформировался целый портрет Виктора Ивановича... Пред нами предстал закоренелый хохол выше средних лет; волосы светлые, можно подумать, что он близок к арийской расе, вряд ли; кроме этого любит выпить, при этом вежлив и совестлив; скромен, но в определенную меру; уважителен, любит, наверное, Светку или может просто привык к ней.
Сидит Виктор Иванович, размышляет… Гуся ощипывает между делом. А в это время, как по заказу, кум мимо проходил. Ему кто-то долг отдал в бутылочном выражении, он и заглянул к другу, чтобы вдвоем данную емкость уговорить. Улыбка на довольной физиономии друга доставала до плеч. Усы встали строго параллельно губе, глаза округлились, уподобляясь чайным блюдцам, а уши, словно мощные локаторы издавали самые чувствительные ультразвуки, влияющие на любую психику. Хотя и без этого всего, эмоционального подъёма было вполне достаточно. В руках кум держал бутылку первача, а из карманов допотопных шаровар, ещё старинного образца, торчал шмат сала и пучок свежего, только что сорванного щавеля.
Вот что значит окружающая обстановка… Вот что значит вовремя подошедшие благоприятные обстоятельства, при которых свершаются просто удивительные чудеса, просто непредсказуемые превращения! Куда только подевались унылость и угрюмость, усталость и тоска, вялость и раздражение на все в округе. Пришло наконец-то прекрасное, долгожданное настроение, под стать удивительно чудесному солнечному дню! Пришла та, значимая в жизни минута, которая ставит жирную точку с положительным зарядом в обыденной, рутинной и скучной суете!
Угощаются мужики, лапчатого поминают. Водочка в охоточку и мяско к великой стати. А погодка-то шепчет на ушко:
- Не пора ли насчет добавочки подумать. Ну, под такой-то закусон и выпить не грех!
А вон и Платонович показался… с рыбалки идет. У Виктора Ивановича сначала под сердцем екнуло, как-то защемило, как-то не по себе стало. Но он взял себя в руки, быстро оправился и крикнул соседу, чтобы тот подошел поближе. Невооруженным глазом было видно, что Платонович не очень хотел подходить, но какая-то неведомая сила все же подтолкнула его по направлению к соседскому двору.
- Представляешь, Платоныч, - начали вешать лапшу друзья. - Были мы с утра на озере и случайно лебедя поймали. В сетях запутался, порвал её, крылья себе поломавши, подлец. Смотри какое мясо нежное и вкусное - пальчики оближешь!
Произошел целый процесс обольщения. Рассказали, как был замечен и распутан лебедь, как не знали, что с ним делать, а потом, как доставили к дому. Друзья, перебивая друг друга, во всех всевозможных красках описывали выпавший на их долю случай, при этом смакуя мельчайшие детали и подробности. Долго Платоновича уговаривать не пришлось. Он быстренько бросил у себя дома рыбацкие принадлежности, и минут через пять, вернулся обратно. В руках сосед держал литровку спирта и пару вяленых чехони.
Закусили лебедятиной, заодно и помирились по-соседски. Заседание продолжалось до полной темноты. Обсуждали Путина, Медведева, их проводимую политику, отдельно козла – Ельцина. Основные вопросы коснулись местной администрации и арбузов, которые в этом году удались на славу и угодили всем, как никогда, особенно Вовке, что с городу за тысячу верст приехал, ведь он на самом деле думал, что кавуны на деревьях растут. Дело уже дошло до песен и братских обниманий с расцеловками по русски, как наступил момент, при котором нужно было расходится по домам. Во-первых, закончилась водка, а во-вторых бабы соскучились и начали слишком громко орать, визжать и гавкать. Соседи попрощались друг с другом и, мерно покачиваясь из стороны в сторону, задевая руками несуществующие преграды, короче говоря, махая крыльями, степенно двинулись в свои опочивальни.
На следующий день Платонович спрашивал соседей, мол, не видел ли кто его гуся? Со вчерашнего дня пропал - как в воду канул.
- Да нет, вроде бы не пробегал, - отвечал Виктор Иванович, ковыряясь в зубах спичкой.