Великая сила любви

Галина Николаева
                Моему  супругу Дмитрию Таланцеву
                посвящается эта сказка-быль.

    Жила в деревушке Дорогуча,  что в Заволжье, одна старая одинокая женщина. Звали  её бабка Степанида. Слыла она знахаркой и ворожеей, и никто лучше неё не знал о целебном свойстве той или иной травы, корешка нужного или ягоды лесной. Могла старая Степанида и лихоманку из больного человека выгнать, и сварить настой от дурного глаза, и тяжёлые роды принять. А уж ежели какой мужик запил беспробудно, то могла  и из запоя вывести,  а то и наложить на пьяницу такой запрет, что он эту « горькую» видеть не мог, не то, чтобы пить её.
      Жители  Дорогучи любили бабушку Степаниду за её доброе,  отзывчивое сердце, за руки золотые, за глубокие познания в необъятных кладовых природы. Хотя сама знахарка грамоте не была обучена, умных книг не читала, но ещё от матери своей переняла она любовь к простым людям  и очень  их жалела.
     Жила бабушка Степанида на окраине деревни, возле самого леса. Неизменным другом её и защитником был пёс чёрной масти по кличке Жучок.
     Рано утром, на рассвете, когда солнце только краешком задевало верхушки деревьев, а на траве  хрустальными капельками сверкала хрустальная  роса, бабка Степанида брала корзинку и шла в лес за целебными травами и корешками, потому  как только на рассвете, считала знахарка, они целебной силой обладали. Годы брали своё, и старушка, опиралась на сучковатую палку.  Шла она медленно, обходя кочки и коряги, чтобы не упасть ненароком. Жучок, с присущей молодым  собакам резвостью и задором, бежал впереди, но в то же время далеко не убегал,  время от времени останавливаясь и оглядываясь на свою хозяйку. Он был предан ей от кончика носа до кончика хвоста, ни на минуту не забывая о том, кому  был обязан своей собачьей жизнью. Когда Жучок был ещё несмышлёным кутёнком, местный мужик Стёпка-прах, злодей и живодёр, понёс его топить в Дорогуче. Увидев эту душураздирающую картину, сердобольная бабушка выкупила у Стёпки щенка за серебряную монету. Теперь же пёс мог отдать даже собачью жизнь за свою добрую хозяйку. Знахарка и сама была неробкого десятка, и ежели, бывало, слышала от местных парней или мужиков нехорошее слово в свой адрес, то могла и палкой побить обидчика. Но в основном жители деревни её уважали и немного побаивались.
     Обычно Степанида собирала свои травки на заветной лужайке за сосновым бором. Было у неё своё, особенное место. Такого разнотравья, как там не было в целой округе. А там, глядишь, и грибок хороший попадётся или ягода душистая. По грибам-то мастак был Жучок,  с щенячьего возраста он был обучен этому мастерству. Поганый гриб всегда стороной обойдёт, ну а уж ежели съедобный почует, то заливается звонким лаем,  подзывая к себе хозяйку.
     Даже певчие птахи приветствовали Степаниду звонкими трелями, потому что за многие годы они стали друг другу вроде как родными.
      У бабушки Степаниды в корзине обязательно стояла маленькая глиняная крыночка, куда она собирала зелёных, вонючих,  лесных клопов. Она настаивала их в тёмном месте на самогоне ровно три недели,  и этот особенный настой давала горьким пьяницам по просьбе их жён.  А чтобы мужики не отравились  случаем, приняв такое  необычное  лекарство, то после лечения  их отпаивали  мёдом.
    Обычно навстречу знахарке попадались мужики с косами и бабы с граблями, которые шли  поутру на сенокос. Время как раз было сенокосное. Трава  в тот год из-за  обильных дождей выросла сочная, по пояс. С каждым  встречным старушка вежливо раскланивалась,  и они отвечали ей тем же.
    За свою долгую жизнь знахарка настолько изучила полезные свойства трав, кустарников, ягод, что слава о её чудесных способностях дошла аж до самых дальних чувашских и марийских деревень.    И потянулись к ней люди за помощью: кто один придёт, а кто и с малым ребёнком  на руках. Никому знахарка Степанида не отказывала,  ни с кого не брала  денег.  А ежели кто  курочку с подворья принесёт, или хлеба каравай - не брезговала.  Даже парой картофелин, или горсткой пшена - всё в хозяйстве пригодится. Бедно жили тогда и марийцы, и чуваши, да она с них ничего и не требовала, потому что знала, как  тяжело живётся простому крестьянину. Да и  на что ей нужны были деньги?  В волостной город она не ходила, а оставлять наследство было некому. Одна на земле была Степанида, как перст!
     В одно  летнее погожее утро возвращалась бабка Степанида  из лесу с доверху наполненной корзиной. И вдруг среди ясного неба прогремел гром. Старушка поставила корзину на землю и, осенив себя широким крестом,  тихо прошептала:
   - Господи Иисусе Христе! Пресвятая Богородица! Дурной знак - гром среди ясного неба!
   На небе в тот момент и впрямь не было ни единого облачка, только солнышко своими благодатными лучами заливало маленькую деревеньку, отражаясь в светлых, прозрачных водах Дорогучи, да играло на ещё мокрой  от  росы траве.
     Когда показалась покрытая соломой крыша Степанидиной избы, раздался надрывный лай Жучка. Старушка, покряхтывая и прихрамывая, поспешила к своему дому. Пёс стоял на крылечке и  умильно вилял хвостом. И тут старая женщина увидела вдруг ещё одну корзину, которая стояла на самом пороге её избушки.  Из  корзины доносился чей-то слабый писк.       
   « Батюшки-матушки! - подумала бабушка. - Неужто мне ещё и котёночка подбросили?»
   Но когда она заглянула внутрь корзины, сердце у неё оборвалось в груди. На дне корзины лежал маленький ребёнок, завёрнутый в белоснежную пелёнку, отделанную изысканными кружевами.
   - Подкидыш!  - воскликнула перепуганная старушка и, отбросив в сторону палку, взяла ребёнка на руки.
   Это был прелестный мальчик с  чёрными, как смоль волосиками и с золотым крестиком и шёлковой ладанкой на груди.
   - Где же твоя матушка с батюшкой, родимый? - запричитала Степанида. - Зачем же они подбросили тебя ко мне, старой, немощной  бабке? Что же мне делать с тобой, маленький? Видать, ты не из крестьян будешь…
   Мальчонка в тот момент улыбнулся, гугукнул и протянул к Степаниде пухленькие ручонки.
   - Ничего, Митенька, - сказала Степанида и смахнула со щеки слезу. Она вспомнила своего родного, ныне покойного,  сына Дмитрия. - Авось, проживём! Бог даст, поднимем мы тебя с Жучком на ноги.
    Прошло семь лет…
    Вырос Митенька умным  и красивым мальчиком. Степанида стала совсем старая и нередко в свои дальние походы брала с собой приёмного сыночка. Объясняла ему,  где какая травка растёт, как какой  кустик называется, какая сила у того или другого корешка, какой гриб съедобный, а какой нет. Но есть и такие грибы, говорила она,  которые есть нельзя, но в медицине в малых количествах их применять можно.
   Мальчик всё схватывал на лету, всё ему было интересно. Каждое слово приёмной матушки он  накрепко запоминал. Жучок тоже вырос и стал степенным псом, но нередко он  принимал участие в детских играх и  забавах Митеньки. Бывало, затеют они возню в лесу, Степанида посмотрит на своего приёмного сыночка, улыбнётся ласково и скажет:
    - Медвежонок, как есть медвежонок! И чёрненький такой, и ловкий, и шаловливый. Вот мне Бог какую радость послал на старости лет!
     Послушным мальчиком рос Митя, услужливым, внимательным. Ничем он не был  похож на своих  деревенских сверстников.  Было в нём какое-то внутреннее благородство и стать. А с крестиком своим золотым да с ладанкой шёлковой  не расставался он никогда. Так и носил их на груди, под рубахою, не снимая.
     В июле занемогла Степанида. То ли смерть почуяла, то ли ещё чего, но не желая оставлять своего любимца нищим, призвала его к себе, вынула из-под подушки  белую тряпицу и бережно развернула её. И тут увидел Митенька на сморщенной старческой ладони  два жёлтых кусочка размером с сахар, которые так сверкнули  в тоненьких лучах света, что мальчик невольно зажмурил глаза.
     - Что это за кусочки такие странные,  матушка? - спросил он.
    - Золото! - ответила Степанида, и глаза её наполнились слезами. - Не хотела я тебе его показывать, да, видать, время пришло. Спрячь его, Митя, подалее, и до поры - до времени никому не показывай! Ведь кроме беды этот жёлтый металл ничего людям не приносит. А это золото и подавно… Грязное оно.  Досталось оно мне от одного лиходея, который дал его за то, что вот уж много лет я храню одну его тайну. Наступит момент, когда ты золотом этим  заплатишь за самое дорогое, что будет у тебя в жизни. Запомни хорошенько, сынок, и сделай так, как я велю.
     С этими словами Степанида тяжко вздохнула и прикрыла глаза.
     - Когда я умру, схорони меня рядом с моим родным сыночком Митенькой. Добрые люди укажут тебе, где его могилка. А сейчас я посплю маленько, а ты ступай в лес за травами. Жучка с собой не бери, пусть он со мной останется.
     - Не беспокойся, матушка,- ответил Митя. - Я соберу травок полезных, сварю тебе отвар, ты и поправишься.
     - Да нет, милый, от дряхлости никакие травы не помогут. А ты убери золото, чтоб не сверкало.      
     Митенька достал из-под печи жестяную коробочку, в которой хранил все свои «драгоценности»: зелёный осколок от стеклянной бутылки, пёстрое пёрышко удода, фантик от конфеты, которой одарила его, проезжавшая мимо деревни незнакомая барыня  в кружевном платье. Золото он бережно завернул в тряпицу,  положил его на самое дно коробки и задвинул её обратно под печку. Потом он снял со стены корзину, отрезал от каравая ломоть ржаного хлеба и пошёл к двери. Жучок, дремавший  возле лавки, на которой лежала Степанида, навострил уши. Потом он радостно завилял хвостом и пошёл следом за Митей.
     - Лежать, Жучок!  - приказал ему мальчик. - Будешь матушку охранять. - И пёс, поджав хвост, уныло поплёлся обратно на своё место.
     Степанида лежала такая маленькая,  жалкая, что Митенька не сдержался: он подошёл к ней и поцеловал её в морщинистую щёку.


     Даже в течение суток сосновый бор несколько раз успевает сменить свой облик. Днём лес пронизан солнечным светом, залит горячим густым воздухом. Путник, шагающий по лесу июльским полднем, незаметно погружается в полудрёмное состояние. Но, на счастье, время от времени песчаная  тропинка то пересечёт неширокую лесную речушку со студёной водой, то неожиданно выйдет к величественному лесному озеру. А озёр  в Заволжском Левобережье немало: Луковое, Чёрное, Вильно, Долгое, Неловчее, Рыжак.
      Утомился Митенька, разморила его жара. Остановился он у лесной речушки, чтобы напиться  из неё воды студёной,  да так и замер в оцепенении: ему под ноги выкатился смешной бурый медвежонок. Сел, плюшевый, напротив мальчика на травке и уставился на  него  хитрыми раскосыми глазами.  Достал Митя из корзинки краюху хлеба ржаного, разломил её напополам и один кусок протянул на ладони своему новому мохнатому другу. Тот, не мешкая, схватил угощение и тут же его проглотил. Посмотрел Митенька, с какой жадностью съел медвежонок хлеб, и отдал ему свою долю.
      Приглядевшись внимательнее, мальчик понял, что это не медведь, а маленькая медведица. Достал он тогда из корзинки кусочек голубой  атласной ленточки  и перевязал мохнатой подружке правую лапу.
   Потом они, затеяв весёлую игру, долго кувыркались по сочной траве, пока не свалились с пригорка на залитую солнцем лужайку. Митя набрал цветов лазоревых, сплёл венок и надел его медвежонку на голову.
     И тут вышла из кустов медведица-мать. Испуганный мальчик упал на спину и притворился мёртвым, как учила его Степанида. Но медведица не причинила  ребёнку зла. Наклонившись над ним, она тщательно обнюхала его,  а потом сказала ласково:
     - Не бойся, Митя. Пойдём с нами. Дело уже к вечеру, и ты не успеешь дойти до дому засветло.
     - Я не могу, - ответил мальчик,  открывая глаза. - Матушка будет сердиться на меня. Я  обещал, что наберу лечебных трав, а не собрал ничего. Захворала она.
     - Знаю, знаю,- закивала головой медведица. - Хорошая у тебя матушка. Людей любит, лечит их от разных хворей.  И ты, Митя, будь таким же добрым,  как твоя матушка. А домой ты не спеши, завтра поутру я провожу тебя. А пока будь нашим гостем.
     Тем временем  уже наступил вечер. На лес  легли сумерки, и дневной зной смягчился прохладным дыханием ночи. С наступлением сумерек замерли дневные звуки. И лес наполнился тревожными ночными шорохами. То прошелестит крыльями в ночном небе козодой, то хрустнет ветка, а то и вовсе раздастся леденящий душу вопль какого-то скрывающегося в густом мраке июльской ночи  неизвестного животного.
     Митенька подумал, что медведица, наверное, права:  домой он засветло не успеет - так разыгрались они с медвежонком на полянке - и очень ему есть охота. А матушка вряд ли заметит его отсутствие: она ведь  по ночам очень  крепко спит. И потом, с ней остался верный Жучок…
      Мальчик протянул медвежонку руку, и они втроём пошли дальше, в самую глушь леса. Из тьмы проступали очертания ближайших деревьев. А небо… Небо было усыпано такими огромными звёздами, которых ни с одной, даже самой пустынной улицы деревни увидеть было невозможно.
     Шли долго, пока медведица не вывела Митю на широкую поляну, освещённую таинственным лунным светом. Посреди поляны стояла высокая стройная ель. Медведица с медвежонком три раза обошли вокруг ели и превратились в высокую статную женщину в дорогом наряде и девчушку, лет шести,  в голубом шёлковом платьице. Волосы  у девочки были рыженькие, а глаза, немного раскосые, светились необычайным задором и детской непосредственностью.
      За елью, откуда вышли незнакомки, Митенька увидел очертания высокого бревенчатого терема, украшенного затейливым коньком и резными наличниками на окнах.
     - Добро пожаловать к нам в гости! - сказала женщина глубоким грудным голосом и, взяв детей за руки, повела их по изящной лестнице, украшенной резными перилами, в дом.
     -Будь,  Митя, как дома, - добавила она и усадила мальчика за длинный, уставленный всевозможными кушаньями, стол. Рыженькая девчушка села напротив него и, захихикав тихонечко, подперла щёчки ладонями, не отрывая взгляда от маленького гостя. Голубая ленточка - Митин подарочек - красовалась на её правой руке.
     - Уймись, непоседа! - строго сказала женщина. - А ты, Митя, угощайся. Ведь у матушки твоей Степаниды нет таких разносолов. Меня можешь звать тётя Алёна, - представилась женщина. - А вот эту егозу зовут Валюшка.
     Митя не спеша ел  вкуснейшие блюда и с внимательно разглядывал  своих новых знакомых, а так же убранство дома. С первого взгляда  обстановка казалась совсем простой, но в то же время за этой кажущейся простотой прослеживалась изысканная роскошь.
     - Никому не сказывай, Митя, что был у нас, - нарушила тишину тётя Алёна. - И не показывай людям эту поляну. А ели сам захочешь  нас проведать, приходи в любое время  и кликни нас. Мы тут же с Валюшей  и явимся на твой зов.
      Потом Алёна, заметив, что у мальчика слипаются глаза, отвела  его спать. Первый раз за свою жизнь  он спал на мягкой перине, укрытый тёплым пуховым одеялом. От белоснежного  постельного белья исходил тонкий аромат ночных орхидей и диких роз. Женщина  поцеловала мальчика в щёку, и он сразу же погрузился в глубокий сладкий сон.
     И снилась ему всю ночь прекрасная молодая женщина в белом кружевном платье, с драгоценными перстнями на тонких длинных пальцах, которая всё время гладила Митеньку по голове и ласково говорила:»  Мой любимый сынок Боренька! Злые люди разлучили нас…»
     Когда Митя проснулся, он стал вспоминать свой сон, и ему показалось, что он когда- то уже видел эту красивую  женщину, которая называла его « любимым сыночком Боренькой».
     « Так это же та самая дама, которая проезжала когда-то по нашей деревне в дорогой пролётке, и которая одарила меня тогда дорогой  конфетой! Неужели?..  Да нет, этого не может быть!»
     Так рассуждал Митя.
      А между тем возле него стояла другая женщина  и ласково глядела на него. Валюша стояла рядом с матерью,  и в её необыкновенных карих глазах было столько радости и детского задора, что Митя невольно улыбнулся.
     - Одевайся, сынок, и приходи завтракать. Стол уже накрыт, - сказала тётя Алёна и, взяв Валюшу за руку,  вывела её из комнаты, где спал Митя.
     После завтрака все втроём вышли из дома на поляну, где росла ель. Тётя Алёна и  Валюша три   раза обошли вокруг дерева и вновь превратились в медведей.
     - Приходи к нам, Митя, когда захочешь, - сказала медведица. - Теперь ты один знаешь, как нас можно найти. Сам дойдёшь, или проводить тебя?
   - Сам дойду! - уверенно сказал мальчик  и,  поклонившись  гостеприимным хозяевам в пояс, поспешил домой.
   - Приходи обязательно!  - пискнула Валюша и на прощание помахала ему лапкой, обвитой голубой ленточкой. - Я буду тебя ждать.    
   - Приду!
   Когда, выйдя из леса, Митя увидел знакомое  очертания деревни Дорогучи, его сердце как-то болезненно сжалось от предчувствия чего-то нехорошего, и он поспешил к своему дому.
   Было раннее утро, и на берегу реки бабы полоскали бельё. Через речку были перекинуты три берёзовые жёрдочки,  заменяющие жителям деревни мост.
   - Эй, найдёныш! - вдруг услышал  он ненавистный голос одного из своих недругов, которого все  в деревне звали Сашка-сосулька. Это был долговязый, конопатый парень, лет одиннадцати, который издевался над собаками и кошками и часто со своими дружками поколачивал Митю. - Беги скорее до дому! Бабка-то  твоя, колдунья, преставилась  нынче ночью.
   Услышав эти страшные слова из уст бессердечного мальчишки, Митя опустился на колени посреди мостка и горько заплакал.
   - Не плачь, Митенька! - ласково сказала одна из женщин, полоскавших бельё, марийка тётка Дарья. - Ничего, милый, прокормишься. Бабка-то Степанида, небось обучила тебя разным своим премудростям. Будешь сам людей лечить…
   - А ты, пострел,- погрозила она кулаком сыну, - дома получишь у меня, за то, что сироту забижаешь! 


       Похоронили Степаниду скромно, на том же погосте, где был покоился её родной сын Дмитрий. А маленький сирота долго стоял над свежим могильным холмом и горько оплакивал ту, которая заменила ему родную мать, выходила, выпестовала, научила уму-разуму. Жучок, низко опустив голову, тихонько выл, выражая свою боль по - собачьи.
      Но как не тяжела была потеря, нужно было привыкать  жить одному. Митенька каждый вечер стоял на коленях перед Святыми Образами, горячо молился за душу новопреставленной  Степаниды и целовал свой золотой нательный крестик с ладанкой.
     Всё, чему научила его приёмная мать, осталось при нём, и люди шли теперь за помощью к семилетнему ребёнку. Митя никому не отказывал в помощи, и добрые люди несли  гостинцы маленькому лекарю, так что голода наш герой не испытывал никогда.
     Когда выдавались свободные дни, мальчик навещал своих добрых друзей медведей. Тётя Алёна каждый раз оставляла Митю у себя, но тот всё время твердил одно и то же:
     - Спасибо за хлеб-соль, тётя Алёна, но не могу я пока. Кто же будет больных людей лечить?
     Маленькая Валюша всё время молчала, но взгляд её необыкновенных глаз говорил о многом.


       Прошло ещё двенадцать лет. Митя из угловатого тихого паренька превратился в статного, необыкновенной красоты юношу. Многие местные девушки стали заглядываться на него, но мололодец  ни одну из них  не удостаивал своим вниманием, чем вызывал ненависть и неприязнь местных девок.
     Были и ещё недоброжелатели у Дмитрия, местные потомственные разбойники и браконьеры:   Стёпка-Прах и Лёня-Буфетчик, оба из марийцев. Сплавляли дружки награбленное добро и звериные шкурки главным разбойникам  с Волги - Юхану и Галане. Те сами не грабили и отстрелом зверья не занимались, а выдавали себя за местных купцов.
   Пуще всех озоровал Стёпка-Прах. Лёня-Буфетчик был немного скромнее. Он состоял на побегушках у Праха. Буфетчиком-то  он никогда и не был, а прозвище своё, которое приклеилось к нему  навечно,  получил так. Пришёл он в Дорогучу с реки Лотоши. В бытность на самом её берегу стояла церковь, к этой церкви и стекались марийцы из марийских сёл - бежали от голода и нищеты. Вот и появился  в один прекрасный день в Дорогуче Лёня. Одет он был в одни отрепья. Добрые люди накормили его, напоили, одежонку кое-какую дали. И стал Леонид красоваться в белой рубахе и шёлковой  поддёвке: ни дать, ни взять буфетчик или приказчик в лавке. А первое время он отходником работал - дерьмо из уборных черпаком черпал.
     Стёпка-прах был свой, доморощенный.
     Бывало, как только лёд на Волге - по-марийски,  Йел - станет, Стёпка-прах  и Лёня-буфетчик отправлялись на охоту. Берданки-то у них совсем недавно появились,  а раньше они по всему лесу силки да капканы ставили.
      Зимний лес по-своему прекрасен. Морозная тишина настолько глубока, что кажется, нет в этом лесу  ничего живого - холод сковал даже звуки. Лишь бледное январское солнце, которое  ненадолго выкатывалось на холодный свод небес,  проглядывало сквозь частую решётку стволов сосен и елей.
      Но нет, вот, глухо прошелестев,  упал с ветки снег.   Скрипнула сосна, неспешно качнувшаяся от дуновения незаметного в лесной тиши ветерка…
      Митя, оглядываясь по сторонам, спешил к заветной ели. Он давно не видел ни  тётю Алёну, ни  Валюшу. Как они там, без него? Нужно их предупредить, что лес полон опасностей, что на каждом шагу их подстерегает беда.
      Неожиданно из-за раскидистой ели вышел лесной красавец  лось и, заметив человека, сразу же поспешил уйти в лесную чащу, подальше от опасности. Но что это? Выстрел? Да, Митя отчётливо услышал, как прогремел выстрел из охотничьего ружья. И тут же стая белок сорвалась с насиженных веток  и, как рыжее облако, унеслось подальше от опасности. А были времена, когда они брали еду прямо из рук человека, а лоси – эти величественные корабли леса – совсем не боялись людей.   Обычно они обитали вблизи болот: Слоновское-Курмановское, Плотовское, но частенько в зимнюю стужу наведывались в Дорогучу, чтобы полакомиться корой молодых осинок.
    За первым выстрелом послышался  второй, и Митя увидел двух закадычных друзей-браконьеров. Они с трудом тащили сани, доверху наполненные убитыми зверями.
    Юноша проглотил слюну и хотел  незаметно пройти мимо негодяев, но не смог сдержаться. Он подошёл к саням, тяжко вздохнул, жалея в душе убитых животных, а потом так посмотрел на Стёпку - Праха, что тот чуть не наложил от страха в штаны  под далеко неласковым взглядом Дмитрия. Прах попятился  задом и сел в сугроб.
     - Что, леший, смотришь на меня волком? – спросил он с ненавистью. – Медвежонка-то твоего мы всё равно уложим. Не будь я  Стёпка-прах.
    «Матерь Божья!  - содрогнулся  от ужаса Митенька. - Откуда они узнали про Валюшу?   Не иначе, этот гад выследил меня, когда я ходил к одинокой  ели?  Нужно немедленно предупредить тётю Алёну. Ни она, ни Валюша не должны больше превращаться в медведей. Иначе быть беде!»
      Он бежал без оглядки, задыхаясь, по зимнему лесу. Рубаха под овечьим тулупом прилипла к телу, в голове мелькали обрывки  мыслей, но самой страшной из них была мысль, что он может навсегда потерять ту, которая  стала ему дороже всех сокровищ на свете – любимую Валечку.
      Возле заветной ели Митя остановился и внимательно прислушался. Тишина стояла такая, что слышно было, как потрескивают ветки на деревьях.
     - Тётенька Алёна! -  крикнул юноша, и эхом отозвалось: « Лёна, Лёна, Лёна!  Валюша!»
      Откуда ни возьмись, появилась женщина в нарядной вышитой душегрейке и цветастом полушалке и девушка, лет шестнадцати, в белом полушубке и белой круглой  шапочке. Позади ели проглядывал силуэт знакомого дома.
      Валюша  бросилась на грудь Митеньки, и тот нежно прижал девушку к своему сердцу. Потом втроём они поднялись по знакомой лестнице в дом, сняли верхнюю одежду, и Митя с  наслаждением протянул озябшие руки к русской печке, выложенной изразцами. Валя стояла рядом .  Её рыжеватые волосы были заплетёны в толстую косу, которая оканчивалась голубым бантом. Стан девушки был тонок  в шёлковом голубом платье с пояском. На её правом запястье красовалась всё та же голубая ленточка, которую много лет тому назад подарил ей Митя.
      Длинный стол был всё так же  уставлен всевозможными кушаньями. Хозяйка пригласила гостя к столу, но Митенька, находившийся под впечатлением страшных с лов, сказанных Стёпкой-Прахом, сидел неподвижно.            
     - Что с тобой сегодня, сынок? – ласково спросила тётя Алёна. – На тебе лица нет.  Случилось что?
     - Случилось,  - тихо ответил юноша. – Я пришёл, чтобы предупредить вас о страшной опасности, которая поджидает  вас на каждом шагу. Я сегодня встретил  в лесу двух мужиков, которые занимаются  отстрелом пушных зверей.  Они ни перед чем не остановятся…
     - А я подумала, что   ты пришёл, чтобы объявить Валюшу своей невестой, - заулыбалась Алёна.- Она мне все уши прожужжала, что ты - её жених. Ведь вы любите друг друга? Разве не так?
      Валюша сидела за столом, опустив глаза. Её щёки были покрыты густым румянцем.
    - Вы правы, тётенька Алёна. Я люблю Валюшу, но не время сейчас толковать о свадьбе. Сначала нужно найти вам надёжное убежище. Кажется, меня выследили…
      - Успокойся, Митенька! - твёрдо сказала тётя Алёна. – Никому сюда не добраться, если только…
       Тут она замолчала и опустила голову, и Митя заметил в её глазах то ли страх, то ли грусть. – Не будем думать о плохом, мой мальчик. В любом случае  дочку  я в обиду не дам, да и за себя   постоять смогу. Но одно запомни, Митя, что бы с нами не случилось, если ты три раза обойдёшь вокруг заветной ели, то навсегда медведем станешь.
      Что хотела сказать женщина словами « если только «Митя так и не понял, но в его чистую душу ядовитой змеёй стал заползать страх, от которого, как ни старался, отделаться  он не мог.
      Когда юноша вернулся домой, была уже глубокая ночь. Он разделся, лёг на лавку, накрылся лоскутным одеялом, но сон не шёл к нему. Долго лежал он, не смыкая глаз, пока молодой организм не взял своё, и сон не смежил его очи.  Он спал, но в тревожных грёзах его продолжала стоять перед ним милая Валечка.
      И вот видит он во сне, что идут они с Валюшей узкой тропинкой дремучего леса. Вдали виднеется зелёная поляна, и цветы лазоревые рассыпаны по ней. Солнце приветливо и ярко освещает эту чудную картину, и светлые очертания этой красивой поляны ещё резче выделяются на фоне господствующего кругом лесного мрака, так как сквозь густолиственные верхушки вековых деревьев чуть проникают  лучи дневного светила. Идут они с любимой рука об руку, почти ощупью: то  и дело спотыкается она о корни деревьев, переплетающихся по тропинке, но бережно поддерживает он свою спутницу.
      Вдруг раздаётся свирепый змеиный шип, и из чащи лесной с раскрытым зевом, с трепещущим в нём ядовитым жалом прямо на Валечку бросается ядовитый змей. Вскрикивает она и невольно прячется за спину своего спутника. Схватывает он змея своими сильными руками прямо  за голову, жмёт её изо всех сил, наливаются кровью глаза чудовища, и вдруг струя алой крови как фонтаном брызжет из его пасти, и смертельное жало падает к ногам юноши.
      Выпускает он из рук бездыханное, как показалось ему чудовище, падает оно наземь, но к ужасу Мити вновь схватывает потерянное им жало и со злобным шипом уползает в лесную чащобу. Хочет   погнаться юноша за ожившим змеем, да оглянулся на Валечку и видит: лежит она на тропинке без памяти, вся алой кровью забрызгана. Забыл он и о чудовище, и обо всём на свете, бросился к Валюше, низко наклонился над ней – и крови алой ещё больше стало  на голубом её платье. Взял он подругу за руку, открыла она свои чудные очи и приподнялась, зардевшись, как маков цвет. Наполнилось сердце юноши радостью неописанной:   невредима стоит его подруга перед ним, а кровью они теперь обои обрызганы из пасти скрывшегося чудовища.
      Дальше путь держат они – далеко ещё до светлой поляны. Кажется, что чем дальше идут они, тем  ещё больше удаляется она от жадно прикованных к ней взоров путников. Идёт Митя, теперь оглядываясь, за Валюшу опасаясь, держит её крепко за руку, чувствует, как дрожит её маленькая рука. Идут они тесно бок о бок,  и чувствует он, как сильно бьётся в груди сердце  девичье.  Идёт, ведёт её, глядит по сторонам, а вверх не смотрит.
      Вдруг зашумело что-то над ними, поднял юноша голову и видит – коршун громадный из поднебесья круги задаёт и прямо на Валюшу опускается. Выступил вперёд Митя, заслонил собой дорогую спутницу и ждёт врага.
      Как камень упал коршун к нему на грудь, клювом ударил в самое сердце, да не успел  острого клюва запустить, как схватил его добрый молодец за самую шею, что есть силы, правой рукой.
      Это что за притча такая? Почудилось или нет Мите, что держит он в руках не коршуна, а всё того же змея ненавистного, что уполз в чащу леса.
      Выпустил он птицу из руки, и поднялась та быстро над верхушками вековых деревьев и со злобным карканьем скрылась из виду.
      Валюша стоит поодаль, не шелохнётся. Чувствует Митенька жгучую боль в левой стороне груди, из свежей раны алая кровь сочится, да не до того ему: спешить надо.
      И снова он берет Валечку за руку, ведёт  свою возлюбленную,  и чудная поляна уже совсем  рядом. Вот уже несколько шагов осталось, стало светло на лесной тропе, как вдруг страшный треск раздался, словно кто на ходу деревья с корнем выворачивает, и всё ближе, ближе тот шум.
      Остановились в страхе оба путника. Добежать бы надо до поляны – но она опять вдаль ушла – чуть виднеется. В лесу же мрак сгустился ,  ещё непрогляднее, ещё ужаснее стало.
     Выходит на тропинку огромный, матёрый серый волк.  Глазища горят зелёным огнём, из полураскрытой пасти выглядывает кроваво-красный язык.  Облизывает он губы красные в предвкушении добычи и прёт прямо на Валюшу и Митеньку.
    И снова заслоняет он любимую, вынимает из-за пояса длинный нож и не успевает серый облапить его, как вонзает он нож ему в грудь по самую рукоятку. Задрожал зверь, застонал диким голосом, и от этого стона весь лес  вздрогнул, а эхо гулкое  тот стон на тысячу ладов повторило.  Упал серый  разбойник к ногам юноши.
      Глядит тот и дивится – у волка-то голова змеиная. Обернулся Митя на Валюшу:  стоит та весёлая, радостная,  ему улыбается.
      Собрались дальше идти, а дорога-то загорожена -  мёртвый зверь поперёк лежит,  от ствола до ствола во всю дорогу протянулся -  перешагнуть бы его надо.  Взял Митенька Валюшу, хотел перенести через мёртвого волка, а она вся побледнела, задрожала, не идёт – упирается. Схватил тогда он её на руки, да с ношей драгоценной и перескочил через зверя прыжком молодецким. Глядь, а они на самой полянке очутились.  Посмотрел юноша на себя и на любимую – оба они в белоснежных одеждах: ни кровинки на них нет.
      Вдруг из лесу, что позади них остался, раздался свист неистовый. Обернулся Митя да в тот же миг и обомлел: Валюша исчезла.  Остался он один среди светлой поляны, а на ней, насколько видит глаз, ничего, кроме травы зелёной да цветов лазоревых.
      По лесу же вместо свиста злобный хохот так и раскатывается.
      Проснулся юноша весь в холодном поту – тёмная ночь глядит в окно. Осенил он себя крестным знамением и снова заснул. И опять ему тот же сон привиделся.
      Когда проснулся снова – поредела ночь, лишь по избе ночная темь расползлась.
       В третий раз заснул он – и снова ему один и тот же сон снится. Проснулся  – чуть брезжит в окно свет зимнего утра. Хочет Митя уснуть ещё и не может – с боку на бок лишь ворочается.
     А тем временем заря утренняя на небе загорелась. Встал Митенька, в сени пошёл, умылся ледяной водой из кадки, чтобы дурной сон прогнать и вышел во двор, чтобы посмотреть,  как утро с ночью борется, как заря ночную тьму гонит.
      Вышел он на крыльцо, где девятнадцать лет тому назад лежал  в корзине, неизвестно кем на произвол судьбы брошенный.
      « Плакала ли обо мне родимая матушка? – подумал, тяжко вздохнув, юноша. – Может, до сих пор горькими слезами обливается? А батюшка мой? Чай в сырой земле лежит али, может, в чужедальней сторонушке горе мыкает, несчастный?»
      И снова вещий сон пришёл ему  на ум. «К добру, или к худу он? – стал раздумывать Митенька. – Надо полагать, что Валюшу  от трёх напастей я избавил. Но кто будет для неё тем чудовищем, которое в трёх видах во сне появлялось? Вещий это сон, от Господа. Этим сном он предупредить меня хотел, чтобы я всё время был начеку и ещё раз известил тётю Алёну и Валюшу об опасности. Ведь как во сне было: вызволить-то я вызволил Валюшу, а уберечь не смог. Скрылась от меня моя милая, и остался я снова один-одинёшенек, сиротинушка. Стало быть, сон этот к худу…»
    И Митенька решил снова пойти в лес, к той заветной ели  и больше в деревню не возвращаться.
    « В образе человека, али в медвежьей шкуре, но я должен всегда быть рядом с моей любимой!» - подумал он и только хотел войти в избу, чтобы одеться для дальней дороги, услышал за окном собачий лай  и разговор мужской.
      Митенька внимательно вслушался в речь и понял, что говорят по-марийски, и голоса он сразу узнал.
     Как был в одной сатиновой рубахе и штанах, выбежал он на улицу. Из лесу, в сторону старого колодца шли четверо мужиков. На плечах они держали  толстые сучковатые палки, к которым за лапы были привязаны два медведя. У одного из них правая лапа была перевита голубой шёлковой ленточкой, которая трепетала на ветру. Большого медведя   нёс  Сашка-Сосулька и какой-то незнакомый мужик. Маленького - Стёпка-Прах и Лёня-Буфетчик.
       Покачнулся Митя, и тихо застонав, прислонился спиной к дверному косяку. Но недолго он так стоял. Вбежав в избу, он опустился на колени и вытащил из-под печки свою заветную жестяную коробочку. Вытряхнув из неё всё содержимое, он схватил белую тряпицу, с  золотыми слитками, кликнул Жучка  и пулей вылетел из избы. Мужиков он нагнал быстро. Те  шли медленно, сгибаясь под  тяжестью ноши, громко  смеялись, переговаривались между собой, вставляя время от времени в свою гортанную речь отборную русскую брань.
      Увидев Митю,  мужики не спеша сняли с плеч палки и опустили мёртвых животных на снег. Вперёд выступил Стёпка-Прах. Он с ненавистью взглянул на юношу и угрожающе наставил на  него двустволку.
      - Вот… возьмите… за медведей, - глотая слёзы, произнёс Митенька. Он развернул белую тряпицу и протянул на ладони золотые самородки. – Прошу вас, отдайте животных  мне.
       При виде драгоценного металла, руки у Праха мелко затряслись, а глаза загорелись алчным огнём.
      - Золото! – заорал он во всю глотку. – Гляди, Лёнька, у него золото! Так уж и быть,  Митька, забирай своих медведей. Только не знаю, зачем они тебе мёртвые нужны? Ха-ха-ха! Шкуры что ли с них сдерёшь  и на базаре продашь? А мясо уж тогда брось собакам!
      И сунув золото за пазуху, Стёпка, весьма довольный, закинул ружьё за спину и свистнул подельникам.

      Была ясная, январская ночь. Звёзды, мириадами усыпавшие безоблачный небосклон, казалось, спорили своим блеском с матовым диском луны, лившей холодный свет на закутанную в белоснежный саван землю. Кругом стояла невозмутимая тишина. Ни малейшего дуновения ветерка не колебало верхушки вековых деревьев, покрытых густым инеем, и лишь блеск луны да лучи мелькающих звёзд играли в мелких кристаллах последнего, придавая этим свидетелям старины -  дубам, тополям, вязам – причудливые, почти фантастические очертания.
      Полоса реки казалась в эту волшебную ночь серебряной лентой, конец которой пропадал в бесконечной дали,  а берег её был покрыт громадной белой пеленой с рассыпанными там и сям алмазами звёзд.    
     Вся деревня уже спала, и лишь в окошках Митиной избы теплился слабый свет. Крадучись, подошли к его дому две мужские фигуры и с любопытством заглянули в одно из окошек, на котором кудесник – мороз запечатлел свою затейливую кружевную картину.  Да так и отпрянули, разинув  от ужаса рты.
      Горница была слабо освещена мерцающим светом лампады и восковых свечей. Посреди горницы на полу стояли два гроба, в которых лежали обряженные покойницы. Рядом с гробами стоял Митя с низко опущенной головой. Если бы разбойники не знали, что это именно он, они его ни за что не узнали бы. Высокая фигура Митеньки была сгорблена, как у дряхлого старика,  а волосы, ниспадавшие  до плеч,  напоминали …  только что выпавший  январский снег.
     - Смотри, Лёнька, - шепнул своему напарнику Стёпка-Прах и почувствовал, как волосы у него на голове поднимаются дыбом. -  Чудеса! Не медведи это вовсе были. Видишь, в гробах две бабы лежат. Вот страх - то какой! Побегли до дому, всей деревне расскажем, что Митька-приёмыш – колдун.  Гнать его надо отселе взашей, иначе он всех нас в зверьё обратит.
      И они так же неслышно смотались, как и пришли.
      Митенька долго стоял над телами тёти Алёны и милой Валечки. Слёз у него не было – так велико было его горе. Потом он поцеловал покойниц в холодные лбы, накрыл гробы крышками, заколотил гвоздями, взял заступ и пошёл на улицу. Там, под старым раскидистым дубом, он вырыл две могилы, опустил в них гробы, забросал их землёй  вперемешку со снегом и долго ещё стоял возле свежих могилок в раздумье, как жить дальше.
      А в этот момент то ли сильный порыв ветра, то ли ещё какая тёмная сила, распахнула настежь одно из окон Митиной избы. Ворвавшийся ветер повалил на пол свечи  и так раскачал лампаду, что от горевшего фитиля вспыхнул рушник на иконостасе. Огонь мгновенно перекинулся на соломенную крышу, и  пошло полыхать.  Когда  прибежали  мужики и бабы с наполненными водой вёдрами, то  старая изба бабки Степаниды уже догорала, и тушить было нечего.
      А Митенька и Жучок пропали, словно их и вовсе не было. Только заметили односельчане  на пригорке, возле раскидистого дуба две свежие могилки, а чьи они, так и осталось загадкой.
 
      Между тем Митя бежал по лесу, словно за ним гналась целая шайка разбойников. Он не хотел  жить, да и для кого теперь жить? Нет любимой девушки, нет тёти Алёны. Изба сгорела дотла. Вот сейчас он добежит до заветной ели, обойдёт вокруг неё три раза  и навсегда станет медведем.
     Когда юноша проваливался в глубокие сугробы, Жучок тащил его  из снега, и он снова бежал. Без шапки, без тулупа он не чувствовал ни холода, ни усталости. Его словно гнала какая-то неведомая сила.
      « Без роду, без прозвища, как трава без корней, - в горячке думал Митенька. – Так, перекати-поле. Катиться мне по полю житейскому, не ведая ни любви, ни ласки. Зачем мне такая жизнь?  Уж лучше навсегда в зверя лесного обратиться…»
      Преданный Жучок не отставал от хозяина ни на шаг. Вот уж и лес кончился. Вот и знакомая поляна. Нужно только три раза вокруг заветной ели обойти, и всё кончено.
      Только  Митенька собрался сделать задуманное, глядь, словно из-под земли  вырос перед ним мужичок.  Борода лопатою, росточка небольшого, а глаза синие-синие, как лесные незабудки, и доброты в них столько, что  юноша невольно залюбовался ими.
       - Погоди, Борис!- крикнул мужичок, и  Митя понял, что обращаются  именно к нему.- Не спеши сделать то, что сделать всегда успеешь.
      - Вы это мне? – спросил удивлённый юноша. – Если мне, так вы, видно обознались, дяденька, потому что меня зовут не Борис, а Митька-подкидыш.
      - Нет, милый, я никогда не ошибаюсь. Ты не Дмитрий – это тебя так покойная Степанида окрестила в память о своём незабвенном сыне. А зовут тебя Борис Карельский. Ты -  сын помещиков Карельских, что  из Нижнего Новгорода.
      - Да, нет же, вы всё путаете…
      И  тут только Митенька припомнил свой давнишний сон в доме у тёти Алёны, когда был ещё совсем ребёнком.
      « А ведь  и правда, - подумал он. – В том сне та красивая женщина в кружевном платье назвала меня  « любимым сыночком Боренькой».
       - А вы кто? – спросил Митя и только теперь почувствовал, что замерзает.
       Незнакомец  всё сразу понял и, подхватив юношу под мышки, втащил его в свою землянку. Там  – Митя это сразу почувствовал – было тепло и уютно, пахло пшённой кашей и берёзовыми вениками. В очаге приятно потрескивали берёзовые поленья, а дым  стелился не по -  чёрному, а выходил через трубу, которая была аккуратно выведена на улицу. Толстый слой снега также предохранял это убогое жилище от промерзания, а вход в него был плотно прикрыт бревенчатой дверью. Одна стена была сплошь увешана  образами с ликами святых, и Митенька понял, что находится  в скиту инока.
      Мужичок тем временем представился. Он сказал, что зовут его Спиридон.  Ушёл он от мирской жизни из-за великого греха, который сейчас и отмаливает у Господа вдалеке от людских глаз и великих соблазнов.
      - Отче, а вы знаете что-нибудь о моей родной матушке? - спросил юноша инока, с наслаждением отхлёбывая душистый травяной чай из жестяной кружки. -  Я девятнадцать  лет мечтаю её найти.
      - Не время пока, сынок, рассказывать тебе о том, что ты обязательно узнаешь,- серьёзно ответил Спиридон,  с состраданием глядя на юного мальчика с волосами цвета расплавленного серебра. – Ведь ты сюда не за этим пришёл?
      - Да, не за этим. Я не хочу жить. Жизнь стала для меня постылой. Злодеи замучили двух дорогих моему сердцу людей. Мой дом сгорел…
      - Знаю, всё знаю, - печально покачал головой Спиридон, - Но твоему горю можно помочь. Если…
      - Говорите же, говорите, прошу вас, отче!   Я сделаю всё, что надо. Если для этого  потребуется моя жизнь, то я, не задумываясь, отдам её!
      - Да, мальчик, за настоящую любовь нужно бороться! Но не знаю, сможешь ли ты одолеть нечистую силу и вернуть жизнь не только своей возлюбленной, но и ещё кое-кому? Много было желающих постоять за правое дело,   да только все они не выдержали испытаний.
      - Вы говорите загадками. Я не понимаю вас.
      - Сейчас всё поймёшь. Я расскажу тебе одну историю, а ты сам решишь, как поступить. Если ты поймёшь, что ещё не готов вступить в борьбу со страшным врагом, можешь остаться у меня, пока не созреешь для битвы.
      - Я готов хоть сейчас! – пылко выкрикнул юноша и вскочил с лавки.
      - Верю, милый, верю! – сказал Спиридон, пристально глядя Мите в глаза. – Ты не из тех людей, кто бросает слова на ветер. Но, прежде, чем ты отправишься в дальнее путешествие, ты должен внимательно выслушать мой рассказ. И только потом мы решим, как тебе лучше поступить. Постарайся не перебивать меня – если теряется нить рассказа, потом трудно восстановить в уме то, что ты уже рассказал.   Хочу сразу предупредить:  рассказ мой будет долгим.
      Есть в Воротынском Заволжье красивое озеро – Культей. Озеро это – резиденция злого колдуна Культея.  Керженецкий глухоманный край – непроходимая лесная чащоба. Редко забредает туда человек. Только жители заволжских скитов испокон веков умели находить там заветные тропки. От одного бугорка к другому, от старой берёзы к сосне по своим собственным засечкам пробирались они в поисках лесного мёда да воска, охотились на зверя да птицу. Говорят, что край этот был когда-то  несметно богат. И золотишко умели здесь добывать, и рожь вырастала гуще сегодняшней, и лён длиннющий да мягкий, как шёлковый, на красные рубахи годился.  Мёд духмяный в каждом скиту варили, а грибов да ягод по лесам хоть косой коси.
     При слове "золотишко" Митя – мы пока будем называть нашего героя этим именем - вздрогнул, но рассказа Спиридона не прервал.
     - В былые времена жил там народ крепкий, умел и вериги вязать, и валенки валять, и  топоры да гвозди ковать. Безбедно жили люди, да поселился в тех лесах злой леший – колдун, по прозвищу Культей. Откудова он взялся, никто не ведает, только прознал он о богатствах здешней земли. И решил он золотом поживиться, заказал людям за Керженец ходить. Окружил он своё царство колдовское  болотами непроходимыми, перегородил тропку реками да трясинами. Пойдёшь за речку Чёрную, за речку Вишню, за Рустай-реку – почитай, пропал. Засыплет Культей песком, придавит упавшим деревом,  да и утопит в болоте, а то и в камень-голыш превратит. Эвон, сколько его  по лесам раскидано!  Слышь-ко, парень, расскажу я тебе одну байку, дюже интересную.
      Был у одного богатого кузнеца в большом селе Лыково знатный конь караковой масти. У того коня подруга была – белая кобылица – красоты необыкновенной. И родился от той любви жеребёнок – конёк прыткий, весёлый да увёртливый. То-то радовался кузнец!  Да и как ему было не радоваться? Жил он богато, всё у него было для души. Но главным его богатством были жена - писаная красавица,  да дочка малая, в которой он души не чаял. Но не долго пребывал  тот кузнец в счастье да в радости. Культей проклятый прознал о том, что в селе Лыково у местного кузнеца  дом – полная чаша и взыграла в нём злоба лютая,  что кто-то в его краях счастливо живёт. Украл колдун у кузнеца и жену молодую, и дочку любимую, превратил их в медведей и наложил на них заклятье: ходить им в шкуре медвежьей до тех пор, пока не полюбит дочку кузнеца добрый молодец и не пожелает взять её в жёны. А ещё, проклятый колдун, увёл у кузнеца белую кобылицу в свой табун, чтобы последнего счастья лишить и его, и каракового коня, и жеребёночка  малого.
      Загрустил кузнец.  Совсем плохи стали его дела.  Затосковал и конь – ржёт с утра до вечера – всё свою кобылицу зовёт. И надумал тогда кузнец разыскать Культея и потребовать у него тех, кого похитил тот  беззаконно.  А на случай, если он будет артачиться, сковал кузнец  меч в семь пудов, чтобы сразиться со злодеем  в смертельном бою.   
       Закрыл мужик  ворота на засов, а конь его верный перескочил через преграду  -  и за ним следом. Пришлось тогда и жеребёнка с собой брать. Как млое дитя одного оставить? Вот и стали они втроём Культея искать. А тот одно препятствие  за  другим ставит на их пути. Хотят они за Керженец идти, а тут левый берег стеной вдруг встал. Нашёл конь песчаную отмель, разбежался, вспрыгнул на берег, а Культей перед ним песчаную гору насыпал. Перепрыгнул и её конь –  а там болото непроходимое растелилось. Устали, выбились из сил и кузнец,  и конь. Только жеребёнок – конёк неугомонный – весело скачет,  туда-сюда мечется.  Видит Культей, не могут ни кузнец, ни конь с ним совладать, обрадовался и обратил их в камни-валуны. Лежат те камни высокие в сосновом бору на полпути к Ветлуге. Один камень точь  в  точь кузнец с бородой да в шапке. Второй камень – конь караковой масти красными боками в траве  посверкивает. Люди сказывают,  в ненастье, в грозу или когда поднимается сильный ветер, оживает конь - камень, бьёт копытом, трясет каменной гривой, ржёт, гремит, что есть мочи, аж искры из ноздрей летят. А из недр кузнеца-камня слышатся тяжкие, мучительные  стоны.
      Только малого конька никак Культею словить  и в камень обратить не удалось. Перехитрил он колдуна: то камнем-валуном прикинется, то снова жеребёнком скачет. Бывало, увидит его какой-нибудь путник среди деревьев, подойдёт поближе – а это камень лежит – в землю врос. Придёт в другой раз, ан нет камня-то на том месте – пропал, затерялся. С год-другой ничего не слышно о коньке, пока другой охотник, задержавшийся в лесу, в вечерних сумерках снова на него не наткнётся. Глядь, а жеребёнок снова в камень обратился – не даётся никому. И никто его поймать не может. Мечется он между Керженцем и Ветлугой, но никак логова Культея не найти ему, чтобы мать свою родную вызволить из плена, да за отца-коня  и кузнеца-хозяина отомстить.
      - Я за всех отомщу! – уверенно тряхнул  Митя серебряными кудрями, внимательно дослушав рассказ Спиридона до конца. – Мне теперь терять нечего! Спросить только хочу. А правда, отче, что кузнец заколдованный приходится родным батюшкой моей  возлюбленной и мужем тёти Алёны?
      - Правда, - ответил Спиридон, протягивая гостю вяленую рыбу. -  Но крепко оберегает старик Культей свои сокровища. Не каждому хватит смелости, чтобы решиться вступить с ним в борьбу, не хватит терпения и сноровки, чтобы пробраться через топкие болота.
       - Я проберусь!
      - Я ни секунды не сомневался в тебе, мой мальчик. Ты сделаешь всё, как надо. Вот только тебе не хватает одного: хитрости. Без хитрости не одолеть злодея. Ну, да ничего, я тебе помогу. Первым делом тебе нужно найти жеребёнка, а уж он тебя выведет к двум заветным камням. Вот тебе две уздечки. Одну, что поменьше, набросишь на жеребёнка, вторую – на коня. Когда освободишь кузнеца от злых чар, попроси у него волшебный меч. Этим мечом ты убьёшь колдуна и навеки освободишь наш народ от такого злодея.
      - Отче, а могу я вам задать ещё один вопрос? – спросил юноша. -  Возможно, он покажется вам нескромным.
      - Что ж, задавай, коли я смогу на него ответить.
      - Откуда у моей приёмной матушки золото оказалось? Помню, очень давно, когда я был совсем ещё маленьким, отдала она мне его  и строго  - настрого наказала убрать подалее. Ещё она добавила, что золото это грязное, что дал ей его один нехороший человек, тайну которого она хранила многие годы. Я исполнил наказ приёмной матушки.
      - Да, я знаю про это, - спокойно ответил Спиридон. – Золото-то бабке Степаниде дал сам Культей, за то, что вылечила его когда-то от лихоманки. Хоть он и нечисть, а пришёл к знахарке  за помощью. Вот тогда-то после полного выздоровления он и дал ей два золотых слитка. Расплатился, значит.      
            Митенька проглотил комок, подступивший к горлу, когда вспомнил, каким образом он расплатился  этим золотом. И вдруг при неверном свете лучины он увидел своё отражение в кадке с водой. Сначала он подумал, что это обман зрения, но приглядевшись внимательней,  юноша понял, что от горя стал седым, как старый старик.
      - Ничего, Боренька, -  успокоил его Спиридон. – Седина-то не от хорошей жизни случается, а от горя великого. Ты седины своей не стыдись. Её ведь выстрадать,  заслужить надо.
      - Валюша вернётся ко мне? – не дослушав деда, спросил Митя. – И тётенька Алёна – матушка моя названая?
      - Вернутся, когда ты главного своего ворога одолеешь. А когда Валечка и Алёна воскреснут из мёртвых, ты встретишь своих родителей. Они ведь тоже страдают по тебе. Кстати, тебя выкрал у них и подбросил к бабке Степаниде всё тот же Культей. Но всё это будет после того, как ты поймаешь жеребёнка. А теперь давай спать ложиться, дорога тебе предстоит дальняя, поэтому нужно набраться сил. Утро вечера мудренее.
      Спиридон уложил гостя на единственную в землянке лавку, а сам примостился у очага, подстелив под себя старенький кожушок. Митя сразу заснул, утомлённый дальней дорогой и нешуточными переживаниями. Верный Жучок  вытянулся  на земляном полу рядом с хозяином, положив голову на передние лапы. Но он не спал. Чутко прислушиваясь к звукам зимнего леса, пёс охранял покой своего  юного друга.
      Проснулся юноша от того, что в нос ему ударил аппетитный аромат пшённой каши.  Спиридон стоял возле пылающего очага и помешивал деревянной ложкой в чугунном котелке густое варево. Заметив, что Митя открыл глаза, старик приветливо улыбнулся и сказал:
      - Вставай, Борис, завтракать. Каша уже поспела, а потом  в путь отправишься. Возле двери лохань для умывания, вот – чистый рушник.
      Митя спустил ноги с лавки, обул валенки, которые принёс ему инок. Ополоснув лицо холодной водой из растаявшего снега, он, прежде  чем начать трапезу, помолился на образа. Спиридон одобрительно закачал головой и, сняв  котелок с кашей с огня, поставил его на пень, заменяющий в этом убогом жилище стол. Протянув юноше деревянную ложку, он взглядом указал на еду.
      Митю не надо было долго уговаривать. Он с жадностью набросился на кашу. Обжигая рот,  он  черпал из котелка ложку за ложкой, поглядывая украдкой на своего радушного хозяина. Он не стыдился голода: молодость и усталость брали своё, к тому же Митя вспомнил, что вот уже почти двое суток у него во рту и маковой росинки не было.
      - Кушай, кушай, сынок, не стесняйся, - подбадривал его добрый Спиридон.  – У тебя организм молодой, тебе надо много есть. А потом и о деле поговорим.
      Когда юноша насытился и поблагодарил инока за угощение и за то, что тот не оставил его в беде в трудную минуту, заскулил Жучок, давая понять,  что тоже проголодался. Спиридон и  ему положил каши  и,  поставив  плошку на пол, достал из небольшого сундучка две уздечки и завёрнутую в белую тряпицу просфору.
      - Эта просфора не простая, - сказал он загадочно. - Дала мне её игуменья  женского Макарьевского  монастыря Дорофея. Сказала, что просфора эта может избавить от любого  наговора, сглаза, колдовства. С  помощью просфоры ты жеребёночка к себе приманишь и накинешь на него уздечку заговорённую. Он будет тебе верным другом и помощником во всех твоих делах. Зовут его Орлик. Как почует он запах просфоры, так сразу  к тебе и подойдёт. Пока он её будет жевать,  не зевай и накидывай на него уздечку, чтобы  снова не убежал.  А как съест жеребёночек просфору, ты и шепни ему на ухо: «Веди меня к своему отцу-коню  и к батюшке моей суженой!» Он и приведёт тебя к двум заветным валунам. Вот тебе ещё склянка с маслицем из самого Ерусалима. Смажь этим маслом камни-валуны, они тут же и оживут. На коня караковой масти тоже накинь уздечку заговорённую,   а кузнецу объясни: кто ты и зачем пришёл. Строг кузнец - да и от колдуна ему досталось с лихвой - но отходчиво его сердце. А ежели ты скажешь, что являешься женихом его дочери, то совсем оттает оно. Вот тогда-то и проси у него меч волшебный, с которым пойдёшь на Культея ненавистного. Всё запомнил?
        - Всё, отче. Вот только непонятно, что дальше будет делать кузнец.
       - Кузнец к себе домой вернётся в деревню Лыково на коне караковой масти. Хоть с лица он строг, телом крепок, да духом слаб. Не справиться ему никогда с колдуном Культеем. Тут боец надобен помоложе, похитрее, да  поизворотливее. Победишь Культея,  в Лыково вернёшься на белой кобылице. Будущего твоего тестя зовут Илья.  Будь с ним поласковей, а то он и оплеуху дать может, коль попадёшь под его горячую руку.  Ничего не забудешь, Борис?
          - Ничего, дядя Спиридон,- поклонился в пояс Митенька. – Спасибо на добром слове. Видно мне вас сам Господь послал. Всё сделаю, как надо.  Только вот…   Где мне потом искать Валюшу и тётю Алёну?  Где найти родителей моих? Об этом вы  и словом не обмолвились.
       - Не переживай, они сами тебя найдут.
     На пороге землянки Спиридон перекрестил юношу  и пожелал ему счастливого пути.
      Митенька крепко прижал к груди подарки инока и открыл дверь на улицу. И тут же его обжёг сильный мороз. В землянке-то тепло было, но Митя забыл, что по-календарю – январь месяц. Это тебе не лето красное!
     - Погоди, парень! – крикнул ему вдогонку Спиридон. – На улице – зима лютая. Вот, возьми кое-какую одёжу. – С этими словами он накинул на плечи юноши свой старый, залатанный зипун, на голову нахлобучил треух, дал беличьи рукавицы. – Ежели  обратно пойдёшь, может, занесёшь.
      Митя поблагодарил Спиридона за заботу и пошёл в сторону Керженца. Рождественский мороз  прочно поселился в Заволжье, да так расходился, что  даже земля гулким треском лопалась от его напора. Вековые деревья были закутаны в хрустальный иней – и стояли, не шелохнувшись. Непробудимая,  мёртвая тишь лежала повсюду, Короткий день быстро побледнел, нахмурился  и расплылся в морозном тумане. На чёрное небо высыпали звёзды и запестрели,  замелькали, замигали переливчатым блеском. От  света этих далёких звёзд, да от яркого, густо выпавшего снега перед глазами юноши замелькали  красные круги, то удаляясь, то приближаясь. Он понимал, что если на какое-то время засомневается в себе, то из леса ему уже не выбраться никогда: соблазнительный опасный сон так и клонил его. Но сон этот смертельный для человека:  приляжешь в высокий пушистый сугроб - уснёшь навеки.
      А жеребёнка нет, как нет. Где же теперь его отыщешь в ночной мгле? Если б только знать, где искать? Но не сказал об этом  Спиридон. Найди, говорит, жеребёнка  - и баста!
     И Митя шёл наобум, но его вела великая сила любви. Он пробирался через высокие сугробы, непроходимые буреломы и вдруг  замер на ходу. Неожиданно он увидел сквозь ночную мглу  два камня-валуна, покрытых толстым слоем снега, а возле них маленького конька, точно такого,   каким его описывал Спиридон. Малыш бил копытцем по одному из камней и тихонько ржал. Увидев человека, он тот час метнулся в лесную чащу.
      - Орлик! Орлик! – ласково позвал его Митя, вынимая  из кармана зипуна завёрнутую в тряпицу просфору. – Иди ко мне, вкусненькое дам. – А сам достал маленькую уздечку и держит её наготове.
      Жеребёнок, как и все детки малые, оказался очень любопытным. Тем более,  что  он услышал имя  своё и почуял запах пресного хлеба. Сначала он робко выглянул из чащи, но увидев на Митиной  ладони просфору, смело подошёл к нему и взял её своими мягкими, тёплыми губами.
      Тут-то уж юноша не зевал: он ловко накинул на жеребёнка уздечку и,  наклонившись к самому его уху, прошептал:
      - Веди меня к своему отцу-коню и к батюшке моей суженой!
       И  жеребёнок словно понял речь человека. Он мотнул головой  и потянул  Митеньку   к двум большим валунам, которые виднелись  неподалёку. Обрадовался юноша, что не надо далеко ходить: ночь наступает, а мороз так лютует, что пробирает до самых костей.  А камни нужные тут - совсем рядом лежат.  Вот этот камень,  который с бородой и в шапке – кузнец, а другой, что с роскошной гривой, камень – конь.
      Не теряя даром времени, Митя сгрёб снег с обоих валунов, одеревеневшими от мороза руками, достал из-за пазухи склянку с маслицем и аккуратно смазал им сначала камня-кузнеца, затем камня-коня.
      И как только стали проявляться пока ещё неясные силуэты пленников заколдованных, Митя накинул уздечку на жеребца, как учил его мудрый Спиридон. Заржал конь, поднялся на дыбы, забил копытом о ледяной наст, но, почуяв рядом хозяина-кузнеца, успокоился, присмирел.       
      - Ты кто будешь, добрый молодец? – удивлённо спросил кузнец, оглядываясь по сторонам. – Как в лес попал, помню  - ещё лето было красное  – как колдуна проклятого мы с  Яхонтом искали – тоже помню, а потом, словно в голове всё перевернулось. Может ты, парень, скажешь мне, почему мы с конём оказались  зимой, в самой глуши леса, да ещё ночью?
     -   Я вам обо всём объясню, но только потом, - ответил Митя. – А сейчас мне спешить надо.
       - Да куда же ты так спешишь  ночью снежною, морозною?  Поехали к нам в Лыково. Гостем дорогим будешь. Ведь это ты и меня,  и коня моего верного от страшных чар колдуна Культея спас? – Видимо к кузнецу постепенно стала возвращаться память.
       - Зовут меня Дмитрий-подкидыш. Сам я из деревни Дорогуча, что в Заволжье, а пришёл я в этот лес,  чтобы вас с конём освободить.
      - Вот за это великое тебе спасибо! – пробасил кузнец. – Если б не ты, то лежать бы нам с конём  камнями  недвижимыми   долгий век.  Так пошли вместе с нами в Лыково.  Радость-то какая у нас большая.  Закатим пир на весь мир в честь тебя, нашего с конём освободителя!
     - Спасибо на добром слове, но мне  с колдуном Культеем   счёты нужно свети.  Прослышал я от людей, что у вас меч  есть  волшебный, и что если с этим мечом против  чародея пойдёшь,  победу над ним обязательно одержишь.
      - Есть такой меч! – засмеялся кузнец. – Да сможешь ли ты поднять его? Хватит ли у тебя силушки сразиться с Культеем.  Не одного доброго молодца погубил этот  проклятый леший. Вот и меня тоже сумел околдовать, хотя по силушке  ты мне не чета!
      «И не только вас с конём, - горько вздохнул юноша, – но и любимую мою, и матушку её любезную. И поэтому я должен за всех обездоленных людей отомстить этому извергу. Пока он порчу и страх наводит на простой люд, не будет мне покоя!»
      А вслух сказал:
      - У меня к вам есть две просьбы, папаша. Первая просьба: дайте мне меч волшебный, который сами некогда сковали. Дадите вы мне его или нет, неважно,  я всё равно пойду колдуна искать. Ну, а уж ежели встречу его, то сразимся мы с ним не на жизнь, а на смерть. Я его и голыми руками придушу!
      - Смелый ты, парень, решительный. Дам я тебе и  меч волшебный, и жеребёнка своего.  Посмотри-ка на Орлика: видишь, в какого он доброго коня превратился?
      И впрямь, пока Митя разговаривал с кузнецом, жеребёнок на глазах рос, рос  и превратился в прекрасного коня караковой масти –  точная копия отца – жеребца  Яхонта.
      - Ну, а про  вторую просьбу, что ж не говоришь? – хитро прищурился кузнец.
       - Не время ещё.  Вторая просьба будет тогда, когда первое дело исполню.
      - Добре! – сказал кузнец, поднимая с земли меч о семи пудов, который лежала на том же самом месте, где недавно ещё стоял камень-валун.
   - Видно, Дмитрий, и тебя потрепала судьба, - с сочувствием сказал кузнец, посматривая на  седые волосы юноши.  – Меня зови дядька  Илья. Только не взыщи, парень: не помощник я тебе в борьбе с колдуном. Сильнее меня он оказался. Придётся тебе всё делать одному. Ежели повезёт тебе,  и ты  одолеешь его, то весь люд окрестный тебе в пояс поклонится, а уж ежели он верх возьмёт, то тебе ввек не выбраться из его болот. Жаль мне тебя, но раз уж надумал, то поезжай. Пусть мой меч, волшебный тебе поможет! Видно,  сам Господь Бог вкладывает в твои руки это грозное оружие.  Садись, парень на Орлика, он тебя к самому логову колдуна вывезет. Далече это отсюда, да Орлик – конь выносливый, быстрый. Я тебе его дарю. Пусть он помощником  верным будет тебе во всех твоих задумках.
        Вскочил Митя на коня и крикнул:
      - А ну, Орлик, неси меня в Культеево царство!
      Не успел он оглянуться ,  как вёрст тридцать отмахали, только ветер в ушах шумит. Слетела с головы у Мити шапка, да разве теперь остановишься? Конь не скачет, а словно  птица по воздуху летит.
      А лес  темнее становится, глуше, но Орлику всё нипочём. Он поваленные деревья и завалы играючи перескакивает, словно стороной обходит. И кажется Митеньке, что он не на коне скачет, а на большой крылатой птице летит.
      Но вот расступился лес, и выехали они на большую поляну, занесённую снегом. Вся поляна кочками, словно большими бородавками  покрыта, а посередине  поляны огромный пень стоит. На пне сидит страшилище:  не то человек, не то  зверь лесной, весь зелёной шерстью покрыт от макушки до самых пят. И бородища длинная, как мочалка до самых колен свисает. Митя сразу догадался, что это его сам Культей встречает.
      При виде незваного гостя  заухало  чудище  по - совиному,  захохотало голосом нечеловечьим.  От этого жуткого воя волосы на голове у Митеньки встали дыбом. Орлик громко заржал и попятился назад.
      - Давненько я тебя поджидаю, подкидыш! – проговорил колдун загробным голосом. – Только не видать тебе невесты, как своих ушей. И она, и мать её у меня в  служанках ходят. Зачем же я таких ценных, дармовых работниц уступать тебе буду?  Упустил ты своё счастье, найдёныш, упустил. Грош тебе цена. Убирайся-ка  отсюда подобру-поздорову,  пока я добрый.  Не забыл я  заслуги бабки Степаниды. Умела старая карга чужие тайны хранить. Что ты стоишь, как пень стоеросовый? Убирайся, покуда  я не передумал!
      - Нет, Культей, - спокойно ответил юноша. – Не за тем я сюда пришёл, чтобы спиной к тебе поворачиваться!  Выходи на честный бой! Отомщу я и за слёзы сиротские, и за свою любовь!
      - Ах ты, букашка-таракашка! И ты ещё вздумал со мною тягаться? Да я тебя на одну ладонь положу, другой  прихлопну!  И мокрого места от тебя не останется!
      - Не пугай меня, чудище лесное! Я и не такое на белом свете видывал!
      - Ну, тогда держись, медвежий заступник!
        С этими словами пропал Культей, словно его и вовсе не было, а по всему лесу страшный гул пошёл, словно тысяча труб медных разом затрубили.
      Митя спешился, осенил себя крестным знамением, поцеловал золотой нательный крестик  и ладанку шёлковую и сказал тихо, но твёрдо:
      - Помоги мне, Матерь Божия и Иисус Заступник! Не за себя прошу, за простой народ нижегородский, который стонет под игом колдуна лютого и сам  не может  постоять за себя.
      И тут  наш герой  увидел свой сон наяву. Из топи болот к нему  полз змей, шипя и  извиваясь. Из его глотки   вырывались клубы пламени,  а жало ядовитое было направлено в  сторону   Митеньки.
      Но юноша не устрашился страшного чудовища, он так хватил его волшебным мечом  по башке, что у того язык вывалился из глотки.  Но оборотень быстро подхватил его и с грозным шипом уполз  в сторону болот.
      - Ну, погоди, гадина проклятая! – крикнул вслед уползающему змею Митя. - Я тебя проучу! – И, рванувшись вперед,  он по пояс провалился в ледяную зловонную жижу -  коварные проделки колдуна Культея поджидали  здесь человека  на каждом шагу.
      - Орлик, милый, выручай! -   позвал юноша коня и, ухватившись за уздечку, приказал коню вытащить его из болота.  Орлик повиновался и стал медленно пятиться назад,  помогая тем самым выбраться другу из коварного омута.
      Лишь только Митя оказался на твёрдом месте, послышался шум крыльев, и на него с поднебесья камнем свалился огромный коршун с железным клювом. Юноша, окоченевший   от ледяной воды, не сразу сообразил, что его ожидает  следующая  напасть, быть может, посерьёзней первой.   Коршун, тем временем не медлил. Он налетел на Митю, как вихрь, и, разорвав  на нём мощными лапами и клювом старый зипун, стал терзать его грудь в том месте, где билось  отважное, верное юношеское сердце.      
      Боль была невыносимая, но наш храбрец, всё  старался ударить коршуна волшебным мечом.  Однако, у него ничего не получалось. И тогда на помощь другу пришёл отважный Орлик. Он так лягнул хищную птицу копытом  по спине, что из той дух вышел,  а Митя в довершении всего открутил  стервятнику  голову.
      Но торжествовать победу было рано. Через несколько минут коршун ожил и улетел в сторону болот. Из Митиной раны на груди  хлестала кровь, и чтобы как-то остановить её, он сгрёб в пригоршню снег и приложил холод к груди. Но кровь не останавливалась. И тогда он скинул с себя зипун и разорвал рубаху на бинты.
      Из леса тем временем вышел здоровый серый волчище. Почуяв запах свежей крови, он прямёхонько направился к Митеньке. Не успел юноша перевязать рану, как хищная тварь накинулась на него. Завязалась кровавая схватка не на жизнь, а на смерть.  Серый разбойник пытался вцепиться Мите в горло, но тот, собрав последние остатки сил, так шибанул его мечом по башке, что у того  брызнули во все стороны  мозги.
      А голос внутренний ему подсказывает:» Колдун Культей решил напустить на тебя трёх своих самых верных слуг, чтобы лишить тебя  силы-воли.  Но главное сражение ещё впереди.  Тебе придётся сразиться с самим злодеем, а он,  как ходит людская молва – бессмертен. Но его можно победить. Долбани его, Митя, железной  мечом что есть  мочи по башке, между глаз – это  самое слабое его место. Но ежели ты устрашишься, усомнишься в своём успехе– сгинешь навсегда , и косточек твоих не найдут. А насчёт ран не переживай, со временем затянутся  они.  Мы ещё на свадьбе твоей гулять будем!»
     « Да это же голос моей   приёмной  матушки!  Это она  меня учит  уму-разуму, - подумал совсем ослабевший юноша. -  Значит,  негоже мне отступать перед  силой поганой. Я людям добрым поклялся уничтожить Культея, так что же они обо мне подумают, если я смалодушничаю, струшу?   Не бывать этому!
       И Митя приготовился к атаке. Окровавленный,  обмороженный, он  семипудовый меч  двумя руками  и крепко сжал его рукоятку.
      « Спасибо тебе, матушка моя дорогая за напутствие, - так же мысленно поблагодарил он Степаниду. – Сделаю всё, как ты велишь».
      А Культей уж тут как тут: зеленая бородища по ветру развевается, кривыми ногами он словно в землю врос – голыми руками такое чудовище не взять, не одолеть, и снова смеётся, поганый  – издевается  над израненным юношей:
     - Ну, что, горе - богатырь? Здорово тебя потрепали мои слуги верные?  Мал ты ещё, не годишься в поединщики.  Тебе ещё на печке спать  да мамкину титьку  сосать! Теперь со мной сразись-ка!»
      И здесь такое началось, что ни в сказке сказать, ни пером  описать. Колдун выл по звериному, хохотал на весь лес так, что столетние дубы сотрясались,  свистал страшно, как Соловей - разбойник, но самое главное, он не давал к себе близко подойти: кувыркался, как кукла-неваляшка, так что Митенька никак не мог изловчиться, чтобы ударить его  мечом  между глаз. А Культей уже и саблю свою кривую из ножен достал и машет ёю над  головой юноши – хочет срубить её с его буйных плеч. И тут случилось чудо. Орлик тихонько заржал, и на его зов прибежала кобыла необычной масти: сама белая, как снег, а в гриву и хвост, будто мелкий жемчуг вплетён. Закричал, заорал не своим голосом на неё Культей, замахал   чёрными ручищами, мол, пошла прочь отсюда. Бросился Орлик к матери и стал к ней ластиться. Этой заминкой и воспользовался Митя.  Он изловчился и так вдарил колдуна  мечом семипудовым  между глаз, что у  того только искры засверкали.   
      - Что ты наделал, негодный? Ты же погубил меня, великого Культея… - Услышал он, словно сквозь сон страшный рёв чудовища. – Я ж тебя, единственное живое существо пожалел, от неминучей смерти спас.  Тебя, несмышлёное дитя, нянька по злобе от матери родной отняла да в лес дремучий снесла, чтобы съели тебя волки голодные. А сделала она это для того, чтобы доброй своей барыне насолить, потому что всех слуг та любила, а её за леность и своенравие выгнать хотела.  Я тогда тебя нашёл, хотел съесть, да не стал: уж больно ты мал был да беззащитен. Бабке Степаниде снёс, думал, что она тебя воспитает,  в моём духе. Но  ошибся…
      Последние слова колдуна Митенька уже не слышал: он провалился в глубокий обморок.
      Сколько находился  юноша  в таком состоянии, об этом нам не ведомо. Когда же он очнулся от забытья, то припомнил всё, что с ним было: и как с Культеем  сражался и с его слугами верными. Вспомнил, как на зов Орлика прибежала  кобыла необыкновенной красоты, какую можно встретить разве что  в сказке. А потом… Что было потом, он ничего не помнил.
      Он лежал на высокой кровати, на мягкой перине, укрытый атласным одеялом.   Его грудь была туго стянута бинтами, голова тоже была обмотана бинтом – значит, колдун всё же достал его в схватке!  В окошки резные пробивался робкий свет зимнего утра, а в  изголовье раненого сидела  живая Валюша и нежно перебирала  его мягкие, седые  волосы своей нежной маленькой рукой.  Из карих глаз девушки на вышитую подушку тихо капали слёзы. 
       « Уж не сон ли это?» – подумал юноша, но рука любимой была тёплая, живая,   и он слабо пожал эту девичью руку.
      Валюша заулыбалась  и кого-то тихо позвала. Дверь горницы тихонько отворилась, и в неё вошли тётя Алёна, как всегда статная и нарядная, и дядя Илья, весёлый,   счастливый и помолодевший, словно юноша. Алёна что-то несла на протянутой руке, и тут только Митенька понял, что это были два золотых самородка, именно те, которыми он расплатился со Стёпкой-прахом за двух убитых медведей.
      У юноши не было сил говорить.  Еле ворочая во рту тяжёлым языком, он  что-то невнятно пробормотал, но Валюша отлично  поняла, о чём хотел спросить любимый.
      - Благодари за своё спасение кобылицу нашу, Жемчужину,  да Орлика отважного,- сказала она своим тихим мягким голосом. – Это они привезли тебя в Лыково и прямёхонько к нашему дому. Мы все грешным делом подумали, что ты умер: признаков жизни ты не подавал, раздет  был до пояса, весь кровью покрыт,  а на дворе чай не лето красное – мороз тогда стоял трескучий. Позвали мы сразу лекаря местного Христиана Ивановича. Он хоть и не нашей веры, но врач опытный, многих людей от смерти спас. Христиан Иванович внимательно тебя осмотрел, послушал сердце,  лёгкие  и честно сказал, что ты жив, но в любую минуту  можешь умереть. Много крови ты потерял, да обморожен  был весь.   Врач твои раны промыл и перевязал, напоил тебя лекарством целебным и сказал, что ко всему прочему у тебя ещё и горячка сильная. Поэтому выживешь ты или нет, он сказать не может. Мы  каждый день  Богу молились, чтобы отступила от тебя смерть. Две недели ты находился на волоске от неё, но Господь наш милостив, он не отнял тебя у меня.
      Митенька поднёс руку Валюши к своим потрескавшимся губам и нежно поцеловал её, затем устало  прикрыл глаза и вспомнил  про золото бабушки Степаниды. Откуда оно взялось здесь, в этом доме?  Ведь Стёпка-прах ни за что бы с ним  не расстался.
      - А золото это как у вас очутилось? – спросил юноша, с трудом выговаривая слова.
      - Золото? – хитро посмотрела на него Валюша. – Так этим золотом Стёпка-прах расплатился с Сашкой-сосулькой  за свою жизнь. Тонул он в Волге, а дружка закадычного, Лёньки-буфетчика на тот  момент рядом  с ним не было. Что делать? Бултыхается Стёпка в полынье, орёт, что есть мочи, да никто такому злодею руку помощи не протянул. Сашка-сосулька  тогда мимо проходил. Позарился он на золотые самородки, попытался  вытащить Стёпку из воды,   да ничего у него не получилось. Ушёл Стёпка под лёд вместе со своими санями и двустволкой. Так его  Бог наказал за то, что много зла причинил он не только людям, но и животным. Сашка золото-то  у Стёпки взял, а что с ним делать, не знает. И тогда отдал он его матери своей, тёте Дарье, а она золото  это  нам принесла.
    - Выкинь это золото! – строго сказал Митя. – Грязное оно. Никому счастье не принесёт.
     - Зачем выкидывать такую ценность? – весело отозвалась тётя Алёна. -  Мы на это золото заказник Керженецкий для зверушек обустроим, чтобы ни один охотник  не мог там на них охотиться. Пусть  люди добрые радуются, увидев живую белку, ежа или лося.
        Вот почти и закончилась моя сказка-быль. Когда Митя совсем поправился, сыграли пышную свадьбу, на которую пригласили всю деревню Лыково. Гуляли три дня. Все были веселы, сыты и пьяны. Пригласили на свадьбу и помещиков Карельских из Нижнего Новгорода. Увидев девятнадцатилетнего сына, седого, как тополиный пух, его родная мать, Екатерина Васильевна, упала в обморок. Потом её долго отхаживал всё тот же местный доктор Христиан Иванович. Отец Митеньки, Константин Николаевич, держался молодцом.  Он подарил молодым имение под Бором и тысячу рублей на обзаведение хозяйством.
       Не забыл Борис и о своем благодетеле Спиридоне. Он у них  с Валюшей на свадьбе посажённым отцом был. Вернуть ему его старую одежду юноша не  смог, зато одарил друга богатыми подарками и  предложить  остаться у них с Валюшей  навсегда.  Но Спиридон наотрез отказался, пообещав часто навещать их.   
        Свадебный подарок кузнеца и его жены был скромнее, чем подарок  помещика  Карельского, но он привёл жениха в такое умиление, что тот не смог сдержать набежавших на глаза слёз.  Они  подарили  молодым весь табун колдуна Культея во главе с отважным Орликом и его красавицей матерью, кобылицей  по кличке Жемчужина.
       Так Борис Константинович Карельский  обрёл,  наконец,   своё человеческое счастье. В дальнейшем он стал известным на весь край конезаводчиком.  Часто приезжал  молодой помещик Карельский в деревню Дорогучу  и посещал могилу своей приёмной матери, бабки Степаниды, которая  вырастила  его, подкидыша, и научила жить по  совести. Уважал он и почитал своих родителей и тёщу с тестем. А пуще всех обожал свою жену Валечку.  Об их любви   и преданности  ходили слухи не только в Бору, но и по всей Нижегородской губернии.
     Вот теперь моей сказке и в самом деле пришёл конец. Жаль, конечно, расставаться с героями, которых мы успели полюбить.       
    Но вы, дорогие мои читатели, не расстраивайтесь. Живите,  как и мои герои - по чести и совести, совершайте  по жизни добрые дела,  и к вам обязательно сторицей вернётся  всё, что вы отдали простым людям!
                ИЮЛЬ-АВГУСТ 2014 года     ВАСИЛЬСУРСК - МОСКВА 
Автор благодарит Попкову Елену Сергеевну, филолога, директора  краеведческого музея   Васильсурска, а так же филолога Велюкову Валентину Фёдоровну за оказанную помощь в написании этой сказки-были. 
                Все иллюстрации взяты из Интернета