Вера разродилась на следующую ночь. Вениамин к этому времени так и не приехал, и Марии самой пришлось взять на себя заботы о мужевой полюбовнице. Перво-наперво она достала из кладовки старенькую коляску и освободила кроватку, переселив Гошика на Сашурину кровать:
А ты со мной будешь баиньки, - ответила она на удивленный взгляд дочери.
- Я хосю, я,- залепетал Гоша,- я к маме.
Маша подхватила сына, который еще неуклюже передвигался на своих слабеньких ножках. Сейчас, когда Гошик подрос, он все больше стал походить на сестренку, а, значит, и на отца.
- К маме, к маме, конечно, все к маме, - улыбнулась она малышу.
Но мысли ее уносились вдаль, к тем словам, которые сказала ей знахарка на прощание.
«Как же без прощенья-то? – думала женщина, перебирая детские вещи и готовя конверт для новорожденного.- И как сиротить малыша, мальчика, оставлять его без отцовской ласки?» « Но Гошик-то!- кричало надсадно ее сердце. Кричало и не находило ответа, измученное поисками решения.
Не приехал Вениамин и к выписке, словно специально задерживаясь где-то в далеком городе. Мария уже и в контору сходила, но там только руками развели: «Едет где-то, едет. А что и как – не знаем..» И неожиданно предложили работу, да еще и по специальности. Мария даже обрадовалась. Свои, кровные, ни у кого в случае чего одалживаться не надо. Обрадовалась и пошла встречать из роддома подругу по несчастью.
Вера встретила ее с посветлевшим лицом.
- Машенька, смотри, какой богатырь!- произнесла она, приоткрывая лицо сына. Про Вениамина она даже и не спросила, словно не было такого человека в ее жизни, будто не ради него приехала она в это селение.
Домой пришли быстро, стараясь не обращать на косые взгляды внимания.
- Ты знаешь, Маша,- как бы продолжая начатый разговор, уже за столом сказала Вера,- виновата я перед тобой. Перед детьми виноватая. Не нужно мне было сюда приезжать, да прикипел к сердцу Венечка, что невмочь стало.
- Тише, тише, Вера! Дети. Спят.
- Я уеду, Машенька! Завтра же уеду!
- С дитём-то грудным скитаться?! Даже не думай!
- Так как же тогда? А Вениамин приедет?
- Вот приедет когда, тогда и решим. Это же не только твое, но и его дитё. Разве можно, не показав даже?
- А ты как же?
- Раньше надо было думать, когда в постелю ложились. А сейчас чего ж? – вздохнула Мария тихо.- Сейчас нянчиться будешь, да и за моими доглядишь. На работу я выхожу через неделю. Помогу с ребенком немного и пойду.
- Спасибо тебе!
- Из спасибо кашу не сваришь,- невесело усмехнулась Маша,- и кафтан не сошьешь. Давай спать.
- А, может, мне завтра в детскую перебраться, а ты сюда,- Вера жестом указала на стоящую в спальне кровать.
- Нет уж. Мне с детьми сподручнее, да и места там для троих маловато.
Они разошлись, каждая в свою комнату. Каждая со своими мыслями.
Мария пододвинула раскинувшуюся Сашуру к стенке и прилегла с краю. Она улыбнулась, услышав, как Гошик сладко причмокивает во сне. «Опять пальчики в рот засунул. Ну, чисто, медвежонок»,- подумала Маша и задремала. Легко так, бездумно задремала, что не слышала, как в полночь скрипнула входная дверь – вернулся Вениамин.
Проснулась женщина от жаркого шепота за стеной.
- Венечка, Венечка,- шептала Вера,- приехал, милый.. А я тебе сыночка…
Дальше Маша старалась не слушать, но даже через прижатые к ушам ладони, до нее доносился скрип кровати, прогибающейся под тяжестью двух двигающихся в унисон тел..
Утром Вера со вспухшими губами и счастливо-виноватым лицом старалась не смотреть в Машину сторону. Вениамин же молча игрался с прижавшейся к нему Сашурой.
- Ну, вот что, - решилась, наконец, Мария,- совет вам да любовь, хлеб да соль, как говорится, а я нынче с детьми отседова съезжаю.
- К матери? – глухо спросил муж.
- Зачем же к матери? Клавдин дом пустует, туда и перейду. А ты, если захочешь с детьми повидаться, - тут Мария вновь взглянула на мужа,- или по хозяйству помочь, милости просим. Да, и корову я с собой заберу. Правда, по лету. А сейчас сюда приходить буду. Уж не обессудьте.
Вениамин молчал. Молчал он и тогда, когда Мария, натопив в Клавдиной избе печи, пришла за детьми.
- А папа? – удивленно спросила дочь, терпеливо дожидаясь, когда Маша застегнет ей шубку.
- Папа? Папа потом…придет, - ответила дрогнувшим голосом мать.
Только поздним вечером сообразила женщина, что ушла от мужа без копейки денег. «Ничего, завтра к матери схожу, попрошу немного, не откажет, да и договориться надо, чтобы посидела», - подумала она спокойно и засмеялась грустно, вспомнив слышанную в девичестве поговорку: «На новом месте приснись жених невесте».
Нет, ей уж точно никаких женихов не надо. С лихвой хватило. Ей бы сейчас деток поднять, а счастье, оно, видно, вместе с той сиренью облетело. Зря жевала.
Спала Мария беспокойно, все пытаясь найти удобную для себя позу: то калачиком сворачивалась, то, наоборот, вытягивалась в струнку. Так и задремала под утро, впервые пропустив раннюю дойку.
Собиралась быстро. Накинула Клавдину фуфайку, платок, схватила подойник, Поглядела на сладко спящих детей и заторопилась к выходу.
У калитки ее встретил…Вениамин.
- Привет, -поздоровался он и, помолчав немного, продолжил:
- Я тут тебе денег принес… немного и картохи. Ты же вчерась без всего ушла.
- Спасибо, Веня, - ответила ему женщина, принимая завернутые в бумагу деньги.
- Я это… с детьми пока посижу… пока ты ходишь. А то проснутся, испужаются на новом месте.
- Хорошо, посиди, - прошептала Мария, не поднимая глаз…И заторопилась, заторопилась бежать,… чтобы не прижаться сдуру к такому родному плечу.
Из хлева она шла уже в более успокоенных чувствах. Подойник приятно оттягивал руку, а жестковатый зимний ветер охолаживал разгоряченное лицо.
Вениамин сидел у стола и курил сигарету, стряхивая пепел в стоявшую рядом невысокую стеклянную баночку. Увидев Марию он поднялся и пошел торопливо к выходу.
-Постой, - остановила она его,- я молока сейчас вам налью. Вере с дитём надо. Назвали как?
- Не знаю. Она его вроде Ванечкой кличет.- ответил муж, принимая из ее рук трехлитровую банку с молоком.
Больше говорить было не о чем. Вениамин открыл дверь и вышел, оставив после себя лишь запах табака и еще чего-то неуловимого, но до боли знакомого, мужского…
«Еще и голоуший приперся»,- сердито проворчала она про себя, выглядывая в морозное оконце чуть сутулящуюся фигуру Венечки.
Самой себе признаваться Маше не хотелось, что захоти муж остаться – оставила бы, да еще и всю себя подарила без остатка, как делала это раньше… Да что ворошить былое….Прошлая любовь – спетая песня.