Постепенно заброшенный более двадцати лет назад немецкий полигон, сарай с длинной черепичной крышей и каменный дом, состоящий из одной комнаты, называемый с подачи Петьки «хаус», преображался. Появились окна, двери, готовилась отделка. От стройки казарм архаровцы брали необходимые стройматериалы, ждала применения железная, похожая на мусорный бак продолговатая печь с загрузкой топлива сверху, ясно что иностранная. Провозились с ней долго, придя к выводу, что печь надо загружать топливом один раз и после – не открывать люк. Лева вывел дымоход, затопили для пробы дровами, и тепло наполнило помещение. Если изловчиться, то можно было использовать поверхность печи и в качестве горячей плиты, сварить что-нибудь в котелке или пожарить в его крышке.
Петьке пришла в голову идея, и он засобирался нанести визит товарищу Гонцу. Поднявшись на крыльцо, постучал в дверь. Внутри залаяла собака. Судя по голосу – не маленькая. Дед, не спрашивая кто там, убрал собаку, погремел засовом и впустил в коридор непрошеного гостя. Затем открыл дверь слева, и Петька оказался в небольшой комнате. Это была и кухня, и гостиная, и прихожая. На вопрос Петьки хозяева объяснили, что параллельно коридору направо у них нежилая комната, что-то типа кладовой. Туда же помещают и овчарку, когда есть посетители, а коридор соединяет входное крыльцо и хозяйственный двор, огороженный деревянным забором вперемежку с железными воротами и бетонными столбами.
Хозяйка – мамо, что-то быстро, весело лепетала, звеня одновременно девичьим смехом. Она относилась и к Петьке, и к солдатам очень просто и корректно, хотя «соседи», возможно, и создавали им неудобства. Старики никогда не показывали вида, что чем-то недовольны, что солдаты у них – незваные гости. Наоборот, они всегда неподдельно были рады каждой встрече.
От крыльца дома-усадьбы до колодца, где они черпали воду – метров пятьдесят. Идея же Петькина была в том, чтобы начать помогать, как тимуровцы, старикам по хозяйству. Сами старики не пили колодезную воду, а употребляли только лимонад, который возил неугомонный дед на велосипеде из Миловиц, да мало ли чего еще он возил, начиная с отходов солдатской кухни и кончая бутылками чешского пива. Поэтому вода из колодца шла только домашним животным, которых у семьи было многовато по советским меркам. Несколько коз, кролики, много всякой птицы… Петька объяснил цель его визита, и товарищ Франтишек и мамо сразу согласились, и с тех пор алюминиевые бачки – фляги стояли полные воды постоянно в коридоре дома.
На следующий день неожиданно, недалеко от двери «хауса» тормознул армейский «Урал». Из кабины вышел сам Рассохин. Из кузова спрыгнули шесть стройбатовцев. Без лишних слов они стали выгружать недлинные бревна и носить их на небольшую полянку, что повыше от колодца метров на пятнадцать. «Баня» - объяснил подполковник, и продолжил: «Как только они (кивок в сторону строителей) закончат, включаетесь вы. Пазы проконопатить, а Левченко будет класть печь, такую, чтобы и жар крепко держала, и не обжигала того, кто парится.»
Как ни мучился Лева над конструкцией печки, а все же сварганил то, что просил Рассохин. И жар крепкий, и бьет он из печки не на людей. Прикрепили стройбатовцы к одной из стен две большие цистерны, вывели от них трубы внутрь бани, приделали на конце труб по крану. Под кранами – столики для тазика. Подставил таз под кран, открыл, нацедил, смешал горячую воду с холодной как надо и мойся. Открыл вьюшку, плеснул воду на камни и парься, сколь душа желает.
В один из дней Рассохин сделал «отмашку» - велел привести баньку в боевое состояние. Приехала машина ГСМ, привезла воду, включил водитель форсунки с горящим топливом и через двадцать минут слил горячую воду в одну наружную цистерну, а холодную – в другую. Печка, сложенная Левой, была хорошо протоплена. В предбаннике – большая скамейка для отдыха. Клиентов оказалось не так много: командир части и начальники служб, человек восемь и, конечно, сам Рассохин. Все они уместились в двух ГАЗ-69. Прошло около часа их помывки в единственной в чужой стране родной русской бане, и загудели моторы легковушек, оставив за собой самый сладкий запах – запах бензина и пыли от колес отъезжающего начальства. Однако сейчас вместо пыли могла отлетать от колес только грязь…
Подождал Петька со товарищи – нет, никто больше не приехал. Позже Петька все же, имея большое любопытство, спросил у Рассохина, мол, как баня, товарищ подполковник? На что начальник артиллерии ответил, что командиру части понравилось, замечаний нет.
Пора идти мыться самим. Петька неожиданно сказал: «А давайте, деда позовем! Пусть попробует, помоется в русской баньке!» Соудруг Гонцу, на удивление, тотчас же согласился. Решено было во время помывки, находиться по двое возле деда. Мало ли что. Товарищ Франтишек никогда раньше не мылся в русской бане. Он упорно называл ее финской. Без всякого стеснения он залез на верхнюю полку, терпеливо принимая горячий пар от камней, попробовал дать похлестать себя распаренным дубовым веником. Все процедуры он перенес – вытерпел достойно, в свои шестьдесят два года. Наконец, дед, Шеремет и Петька вышли в предбанник охладиться. Дед все время показывал поднятый вверх палец, мол – хорошо! Финская баня – хорошо! Да и какая разница – русская она или финская. Главное – сам процесс! А как же моются дед с бабкой вообще? Дед объяснял, что у них есть ванная, однако финская баня – это очень хорошо!
Петька радовался баньке, как будто дома побывал. Он пытался объяснить деду устройство старой русской бани по-черному, но дед, судя по реакции, так и «недопетрил» в чем ее суть. Для Петьки и взвода баня была большим событием. Домой он с радостью так и написал, что вот недавно была хорошая баня. Но в деревне, как узнал Петька позже, эти слова поняли по-своему и решили, что Петьке было жарко от противостояния с чехами, а когда он вернулся домой, фронтовик дядя Коля так и спросит: «Ну чо, Петя? Скажи мне как на духу… Сколь ты там чехов застрелил?» Петька засмеялся и долго объяснял, что кроме как в одного зайца, ни в кого не пришлось стрелять. Ни разу. Вполне вероятно, что дядя Коля и не поверил: «Секрет! Не велено говорить…»
Приближалось время получения денежного довольствия. Половину сержантской зарплаты выплачивали кронами, примерно пятьдесят крон, а остальные – пять рублей шли на сберкнижку в Союзе. Рядовой получал примерно 38 крон (рубль равнялся десяти кронам). Кому-то из взвода пришла идея – «сообразить на палатку». Петька внес свои 50 крон, внесли лепту и остальные и Петька отправился с важным поручением к чешскому деду попросить его привезти из Миловиц чего-нибудь горячительного, желательно – водки. Дед не раздумывая согласился, даже сказал, что бутылка водки стоит примерно 60 крон (6 руб.). Прикинули – на две наскребем. И вот Петька доставил литр «Столичной» в палатку. Удивила форма бутылки – шестигранная, объемом около 600 граммов, фирменная этикетка приклеена вкруговую, какая-то ненашенская пробка. Сама водка столичная, но разлита и упакована, видимо, тут. Ну, выпили, водка отличная, сама катится, да жаль, послать за добавкой некого, не на что, да и некуда пока для полноты счастья. Его не прибавилось, ни в одном глазу… Так, деньги на ветер, а жить еще целый месяц. Хорошо, что хоть курево бесплатное. Махорочные сигареты под названием «Северные». Некурящие получали пачку печенья, но таких было мало…
Когда обсуждали с дедом последствия водочной эпопеи, товарищ Франтишек сказал, что, мол у них есть еще хорошие вина по цене всего 12-18 крон. Оказалось, что это заткнутые пробками из пробкового дерева, безо всяких этикеток «огнетушители», как называют в Союзе восемьсот граммовые из толстого затемненного стекла бутылки. Этот вариант понравился всем. Далее, продолжал просвещать дед солдат, у них есть хорошее чешское пиво, крепостью 8 или 10 градусов, (число выбито на металлических пробках) тоже в голых бутылках, без этикеток. Это был наилучший вариант, которому следовал взвод до конца службы. Благодаря благородству товарища Франтишека, Петьке и взводу выпала завидная участь – они частенько пробовали настоящее чешское пиво. Чаще расплачивались с хозяином усадьбы кронами, а иногда дед презентовал им несколько бутылок пива за помощь по хозяйству или после доставания из колодца воды. Но это случалось редко, чаще честно покупали. Иначе – один раз возмешь презент, другой, а на третий – попадешь в число грабителей. Но мы же советские солдаты, а не шушера какая-нибудь. Знали, что непросто старику на велосипеде, кроме необходимых грузов для дома, еще и прихватить несколько бутылок пива крепостью восемь градусов специально для русских солдат.
Наконец, винтовочный полигон, необходимый тренажер для артиллеристов – офицеров и командиров орудий был к сдаче готов. Перед огневиками ожил миниатюрный артполигон. Наводи, правь углы и дальность, пристреливайся по реперам и прочим ориентирам, короче, учись стрелять по карте, используя миниатюрную местность. Встал вопрос об охране и здания и артприборов, особенно – орудийной панорамы и винтовочного ствола. Пришлось срочно сколотить топчан для отдыха караула. Договорились, что, согласно списку, составленного комбатом, будет организовано дежурство или караул из числа батарейцев и Петькиных архаровцев. Смен было две – дневная и ночная. Глядя на отдыхающую смену, Петька снова пожалел, что не усвоил в свое время важные уроки Юры Жильцова по выживанию с помощью солдатской шинели.
Однажды, «придя на работу», Петька застал ночной караул крайне взволнованным. Казах Надиров и украинец Вася, отслужившие по месяцу, стали рассказывать про ночные явления – страсти. Вечером, когда они, выключив свет, улеглись на топчане, снаружи послышались приближающиеся к хаусу шаги. Кто-то подошел к двери, потоптался, постучал в нее, как бы напрашиваясь в гости. Надиров и Вася притихли, боясь пошевелиться. Оружия у них – никакого, кроме топорика. Был бы автомат… Шаги неизвестного посетителя, любителя ночных прогулок по лесу начали удаляться. Пацаны успели схватить топорик, а через минуту – две звук шагов снова приблизился, стук в дверь повторился. Всё это происходило в полной тишине. Хорошо, что посетитель не заглядывал в окна, иначе мог бы получить по лбу топором. Не светил почему-то фонариком, может, его и не было у него… А вдруг это наш, советский офицер, или какой дезертир, или чех какой-нибудь? В любом случае это было бы великое ЧП на всю Центральную группу войск.
- Надо просить, чтобы выдали автомат… Ведь караулу положен автомат, - высказал общие мысли Шеремет. - Мне как раз следующую ночь караулить…
Когда прибыл подполковник Рассохин, Петька тут же выложил ночное ЧП и попросил один автомат для охраны. Шеф пообещал до обеда решить этот вопрос, а от Петьки потребовал письменный рапорт о происшедшем на свое имя. После обеда, получив в батарее автомат и полрожка патронов, Петька шел на полигон впереди Шеремета, держа автомат наизготовку. Заяц крупных размеров, серый, непуганый, сидел спиной к людям. Петька сделал одиночный выстрел, и заяц ткнулся носом вперед. Вдвоем дотащили его и заложили ветками неподалеку от финской бани.
Позже Петька рассказал деду про этого зайца и спросил, мол, почему нет чешских охотников в лесу? Нельзя охотиться? На что соудруг Франтишек ответил, что у них для охоты раз в году собираются егеря и любители, соблюдая все тонкости и законы охоты, они отстреливают несколько животных, не более одного каждый. После охоты они сдают мясо охотничьему кооперативу. Себе, в качестве трофеев охотникам можно взять сбой – внутренности животного. Петька понял, что охота в здешних лесах – одноразовое действо, полностью контролируемое обществом. Не лодырничают и работники охотхозяйств. Потому и встречаются на каждом шагу в лесу непуганые косули-серны, зайцы…
Петькины архаровцы стали замечать, что командир батареи ПТУРСов, капитан Дорожный любит побродить в одиночку в лесу, при этом он держит правую руку за портупеей, засунув ее в шинель. То ли готовится предъявить документы встретившейся серне, то ли держит камень за пазухой в виде заряженного пистолета.
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/11/19/1306
******
Фото из интернета - спасибо автору.