Снегурочка (Александр Сизухин) / Проза.ру

      Максим уже сидел за партой, и звонок вот-вот должен прозвенеть, а Иры Беловой в классе ещё нет. «Неужели опять опоздает? – думает он, поглядывая на дверь, – опоздает, и Надежда будет её ругать. А сама не понимает, что Белова дальше всех живёт. Ей на автобусе пять остановок пилить… Автобус застрял где-нибудь в пробке… Только не опоздай, Белова, только не опоздай…», - колотится сердце, а чтобы успокоиться, Максим перестаёт таращиться на дверь и смотрит в окно.
      Там, за окном разгулялось мартовское солнце, и, хотя повсюду ещё лежит снег, все понимают, что не долго осталось зимней шубе кутать землю: понимают вертлявые галки, сидящие на дереве; понимают, оскальзываясь на мокром тротуаре, осторожно семенящие, люди, которые с долгожданной радостью обращают лица к небу и солнцу, а некоторые, не боясь простудиться, стянули уже шапки;    по-своему понимают остренькие сосульки, пристроившиеся на скате железной крыши, так похожие на серебряный гребешок для Снегурочки, - пришло счастливое время и для них.
         Вдруг дверь распахнулась, - в проёме возник Вовка Ручкин.
      - На улице, ребята, прикольно, - настоящая весна! Теплоооо! А солнце жварит, как летом.
      Ручкин, боясь опоздать, бежал со всех ног, отчего лицо его красно, а волосы прилипли ко лбу.
         - Эх, вот бы Надежда заболела… И нас бы отпустили! – продолжает ораторствовать Ручкин, потом снимает ранец и с остервенением бросает на пол.
      Все в классе зашумели, стали фантазировать, придумывали, кто куда бы пошёл и с кем.
      Однако прозвенел звонок, появилась Надежда Геннадьевна, класс безнадёжно выдохнул, - ыыы-эх!
      А Белова так и не пришла…
      - Здравствуйте! Вы чего грустные? – сказала учительница. – На улице так хорошо, настоящая весна. - И немного помолчав, спросила, - А какой скоро праздник?
      - Восьмое марта, восьмое марта! – первыми зашумели девочки.
      - Правильно. Вот я и решила: давайте каждый напишет о своей маме. Это будет классное сочинение, но одновременно и поздравление. Чтобы ваши мамы прочитали и порадовались.
         Надежда Геннадьевна берёт кусочек мела и красивым почерком выводит на доске буквы:
            Сочинение.
            Моя мама.

      А повернувшись к ребятам, обещает:
      - Пишите искренне, по-честному, и то, что думаете. За ошибки оценку ставить не буду, только - за содержание. Итак, пишем… Не вертись, Ручкин!
      Класс затих, - стало слышно, как за окном по жестяным отливам стучат весенние капли…
      «Будто бусинки падают… Снегурочка роняет», - думает Максим.
      Все склонили головы к тетрадям, начали писать, и только Максим смотрел в окно, не зная, с чего начать.
      В самом деле – с чего? Жил он с бабушкой Гелей, а мама только иногда приходила вечером после работы, да и то ненадолго. Хорошо, если поужинают вместе, а чаще спросит: «Как дела? Бабушку слушаешься?». Потом бабушка с мамой о чём-то поговорят в другой комнате, и мама уходит к себе в квартиру. «Ладно, я побежала, а то скоро Скворцов явится», - скажет, и банку огурцов солёных прихватит.
         Надежда Геннадьевна медленно ходит между партами и посматривает, кто как пишет, а дойдя до Максима, нагибается к его уху и негромко спрашивает:
         - Ты чего сидишь? Галок за окном считаешь?
         - Не знаю, как начать, - так же тихо отвечает он.
         - Ну, начни с того, как зовут твою маму, как она выглядит, чем любит заниматься…
      От головы учительницы, оказавшейся вдруг так неожиданно близко, исходит горьковатый запах духов, который очень нравится Максиму, потому что так же пахнет и голова мамы, - от волнения уши его краснеют, и самому становится жарко.
      Надежда Геннадьевна выпрямилась, но душистое облако осталось.
      - Хорошо, - прошептал мальчик и начал писать:

            "Мою маму зовут Наташа. Она красивая. Но бабушка говорит, что надо родиться не красивой, а счастливой. А сама родила её очень красивой".

      Написав последнее предложение Максим задумывается, - его поражает противоречие в бабушкиных словах. Ну, в самом деле – зачем родила красивой, но не счастливой? Сама же и виновата. Но мама ему нравится такой, какая есть, и какой-нибудь… счастливой, но другой, - даже и представить маму невозможно.

            "Мама меня любит и часто приходит в гости. Мы с бабушкой встречаем её и кормим ужином, потому что она после работы…"

      Максим думает о том, что хорошо бы мама приходила чаще, или жила бы с ними всё время. Но такому не бывать, потому что куда девать Скворцова, которого бабушка терпеть не может, да и папа живёт отдельно.

            "Бабушка вкусно готовит даже не в праздник, а просто так. Потому что она добрая и хочет, чтобы все были здоровы и хорошо кушали…"

      Максим опять задумывается и смотрит на парту, где сидит Ручкин, - рядом с ним пустует место Иры Беловой.
   Белову посадили с Ручкиным, чтобы она буйную его натуру сдерживала и не давала всё время шкодить и прикалываться.
   Сейчас же Вовка сидит один и, пригнув голову к столу, будто бы пишет, на самом деле строит рожи смешливой Полине Николиной, которая всё старается отвернуться и не смотреть на него, но нет-нет, - поглядывает и тихонько, чтобы не услышала Надежда Геннадьевна, хихикает.
            Максим на уроках привык с некоторых пор поглядывать на эту парту, но, конечно, интересовал его не Ручкин, а соседка. Глаза, будто магнитом притягивались к аккуратной головке с двумя хвостиками, к ушкам, которые вдруг вспыхивали, когда она поворачивала голову к окну, - вспыхивали от яркого солнца розовым светом; взгляд замирал на всегда ослепительно белом, кружевном воротничке-стоечке вокруг гибкой, красивой шейки; соскальзывал к худеньким, торчащим сквозь ткань, лопаткам, которые казались ему маленькими крылышками…
         Но сегодня Беловой не было, и Максим недоумевал, - почему? Что случилось?
         Он не ожидал, что её отсутствие так встревожит. Он начал смотреть на остальных девочек в классе и к своему удивлению понял, что ему абсолютно всё равно здесь они, или нет.
         «Вон, Епишевой нет, ну, нет и нет, мне-то что», - размышлял Максим.
         Но то, что не было Беловой, каким-то странным образом волновало и тревожило.

            "У мамы много красивых нарядов. Она такая милая. В детстве бабушка сама шила ей платья и приучила к красоте. Я думаю, что мама меня любит. Я её тоже люблю и радуюсь, когда она приходит. Она меня всегда ласкает и никогда не ругает."

         Максим вспомнил, как в раздевалке искал глазами красную курточку Беловой, и, если видел, что она уже здесь, старался повесить рядом свою. Но иногда соседний крючок бывал кем-то уже занят, и он, пока никто не видел, перевешивал чужую одежду в другое место, освобождая себе – рядом.
         Случайно коснувшись рукава красной курточки, он на мгновение испытывал незнакомый ранее трепет; запах, который исходил от неё, был ни на чей не похож, и нравился Максиму. А так-то в гардеробе держался крепкий, бьющий тяжёлым кулаком в нос, дух молодого пота. Но красная курточка даже здесь источала такую свежесть, что, ощущая её, Максиму сразу вспоминалось лето на даче, - вечер на террасе, сладкий чай, запахи сирени и шоколадных конфет, которые привозила мама.

         "Мы с бабушкой стараемся сделать маму счастливой, чтобы у неё было хорошее настроение. Это не всегда получается. Иногда мама уходит от нас расстроенной. Так бывает, когда я получу плохую отметку, или бабушка что-нибудь ей скажет. Но так бывает редко. Мы с бабушкой стараемся её не огорчать. Бабушка рассказывала, что в школе мама хорошо училась до 8 класса, но после пошла в разнос."

   Максим плохо представлял, как это - пойти «в разнос». До восьмого класса он ещё не доучился, а вообразить, что может последовать за этим роковым рубежом, пока не мог.
   Но в праздничный день, пожалуй, не стоит напоминать маме об этом, и Максим последнее предложение решает зачеркнуть. Он аккуратно вымарывает честные, но обидные слова, и победно завершает:

   "Я хочу поздравить маму с Праздником Весны и пожелать ей счастья! А бабушке пожелать здоровья!"

   Тут и звонок звенит.

   Надежда Геннадьевна собирает тетради и аккуратной стопкой складывает на свой стол.
   После урока началась большая перемена и все, кроме дежурных, отправились в буфет.
   А на следующий урок в класс пришла школьная медсестра Маруся и объявила, что в школе началась эпидемия.
   - Какая эпидемия?! Что это?! А учиться будем?! – раздались вопросы.
   - В нашей школе зафиксировано два случая заболевания корью, - продолжила Маруся. – И один случай произошёл в вашем классе. Я вас попрошу, чтобы все спросили у своих родителей: переболел ли кто корью в раннем детстве, или кому не делали прививки? Обязательно спросите. Тем, кто переболел в детстве, или привитому ничего не грозит. Этой болезнью болеют один раз, и организм получает иммунитет на всю жизнь. А вот тем, кто не переболел и не привит, тем придётся для профилактики такую прививку сделать.
   - А уроки не отменят? –не терял надежды Ручкин.
   - Успокойся, Ручкин, - сказала Надежда Геннадьевна. – Уроки никто не отменяет. Лучше спроси у мамы – болел ли ты этой болезнью?
   - А мамка откуда знает! Ей не до этого… - и уже тише добавил, - на трёх работах пашет.
   - Спроси обязательно, ведь это твоя соседка по парте заболела.
   - Ничего себе! Дык чё? И я теперь заболею?
   - Не заболеешь! – сказала медсестра Маруся. – Мы тебе первому прививку сделаем. Завтра.
   - А сколько времени ею болеют? – спросил Ручкин.
   - Две-три недели… Смотря в какой форме протекает болезнь, - ответила медсестра.
      Ручкин про себя прикинул, что уж лучше заболеть и до самых каникул в школу не ходить. «Пожалуй, завтра не приду», - подумал он.
   А в голове Максима завертелось: «Так вот в чём дело, вот почему место рядом с Ручкиным пусто, - Ира заболела… Вот тебе раз! Как жаль… надо будет бабушку расспросить, что за болезнь такая – корь?»
      Когда уроки закончились, и Максим вышел из школы на улицу, -необыкновенная теплынь, разлитая вокруг, поразила его. Вроде бы рано быть такому теплу в начале марта, да вот же –ветерок не дует, как дул совсем недавно, заставляя поднимать воротник, натягивать шапку до самой шеи, когда хлопья снега слепили глаза мокретью, и казалось, что ветер выдует из тебя вместе с теплом и саму душу, - то нынче он ласково веял, - хотелось распахнуть куртку, а шапку снять.
   Вот только одна мысль, что Белова в этот по-настоящему весенний день заболела, портила настроение.

   Максим добрёл до остановки, у которой Ира обычно ждала свой автобус, и сел на лавочку. С недавнего времени, после того, как однажды к Ире привязались мальчишки, - Ручкин с Любимовым, он стал провожать её и не уходил, пока автобус не трогался, а Белова за стеклом не качала на прощанье ладошкой.
   В тот злополучный, а может быть и счастливый, день он успел подбежать и сбить с ног главного обидчика – Ручкина, который совсем уж было забросал её грязным снегом, и двинул под дых второму, тупо ржущему рядом Любимову. Приёмам самообороны Максима научил папа. «Сынок, ты всегда должен уметь защититься… Или защитить слабого, - говорил он, показывая, как можно свалить врага через подножку, или парализовать одним точным ударом. – По жизни пригодится. И никогда не бойся, ты крепкий парень у меня…»
      Ручкин же не мог смириться с тем, что Белову посадили рядом с ним. Он всяческими дурацкими способами старался довести её до того, чтобы она сама попросилась куда-нибудь пересесть. Но Ира чувствовала ответственность за судьбу шалопая и никуда пересаживаться не собиралась, хотя в начале побаивалась неугомонного соседа. А с того дня поняла, что теперь совсем не страшно ей сидеть за одной партой с Ручкиным, или идти по улице, потому что рядом шёл Максим, смелый и сильный, да и в классе он не даст её в обиду.
      Лавочка, на которую присел Максим, притулилась в тени от крыши, и он вскоре ощутил, что весна на самом деле ещё очень ранняя, - здесь, куда не проникало солнце, было холодно.
      Неожиданно подъехал Ирин автобус, прошипел, скрипнул дверями, - на остановке никто не вышел-не вошёл. Минуту спустя автобус дёрнулся и покатил дальше.
      Озябший Максим глядел вслед, - пустое окно сверкнуло холодным солнечным зайцем…

   Дома бабушка Геля поведала, что корь - болезнь неприятная, и чем старше ребёнок, тем тяжелее переносит её.
   - У вас что – кто-то заболел? – спросила бабушка.
   - Ну да, одна девочка…
   - Бедненькая… Большая уж… Хорошо, что ты переболел маленьким и теперь не заболеешь. У тебя и сыпи-то почти не было, так кое-где выступила и быстро прошла.
   - Что за сыпь?
   - Красные такие пятна на теле, и температура высокая держится.
   Максим не помнил, как болел корью, но что бывает, когда поднимается высокая температура, помнил прекрасно. В прошлом году, прямо под Новый год, он заболел ангиной, и температура подскочила до сорока градусов.
      Он помнил, что никак не мог уразуметь, где оказался.
      Во сне ли, наяву ли двоились мерзкие, плоские рожи на потолке; он прикрывал веки, но рожи продолжали кружиться, множились перед глазами, будто он их и не закрывал, потом превращались в стаю злобных ворон, которые атаковали сверху и никуда от них не спрятаться, не уклониться; он уползал под одеяло, но там, под одеялом, было нечем дышать и казалось, что он тонет, тонет, а вокруг тина и караси с белыми, будто варёными, глазами, разевали мягкие рты, облепив его. И откуда-то сверху слышался бабушкин голос:
      - Пей, пей, надо больше пить…
      «Я же захлебнусь! Как можно пить под водой, - думал Максим. -
      Но бабушка же рядом, она вытащит меня из этой тины! Бабаааа, бабушкааа… - еле шевеля сухими губами, звал он бабушку Гелю.
      В тот раз он болел очень сильно, - часто приходила мама, и даже папа приезжал из своего Новокосина. И Максим запомнил, как от этих посещений и приездов ему становилось радостно и легче.
      Он представил себе, как лежит Ира Белова с высокой температурой… вся в красных пятнах. Правда, он даже не мог себе представить, что на лице у Беловой появились пятна… И что же теперь? – останутся после них шрамы?
      - Ба, а после этой сыпи на коже ничего не остаётся? Ну, там шрамов каких-нибудь?
      - После кори ничего не остаётся. Остаются после оспы… Ну да, слава Богу, оспой нынче не болеют. А после кори проходят, как и не было ничего.
      - Это здорово…

      На следующий день не пришёл на занятия и Вовка Ручкин. Надежда Геннадьевна сообщила, что он тоже заболел корью.
      В классе, как выяснилось, больше никто теперь не заболеет – кто-то переболел, как Максим в детстве, кому-то вовремя сделали прививку.
      И ещё Надежда Геннадьевна сказала, что через несколько дней нужно проведать наших больных, хорошо бы навестить Ручкина, которого положили в больницу.
      - Конечно, в инфекционное отделение нас не пустят, но мы можем постоять во дворе. К Беловой, я думаю, должны сходить кто-то из девочек. А в больницу к Ручкину, кто захочет.
      Полина Николина подняла руку.
      - Я звонила Беловой, - сказала Полина, - она даже мобильник не берёт. С мамой разговаривала. Мама сказала, что навестить можно только через неделю… а сейчас у неё температура очень высокая.
      - Да, это тяжёлая болезнь, ребята. Потом надо будет помочь Беловой, чтобы она не отстала. Я тебя, Полина, попрошу, чтобы ты записывала для неё задания. А заодно и для Ручкина. Договорились?
      - Ладно. Буду записывать… Для Беловой, а Ручкину пусть Любимов записывает.
      - А чего я-то? Тебе велели ты и пиши, - возмутился друг Ручкина.
      Надежда Геннадьевна начала раздавать тетради с сочинениями. И все очень обрадовались, потому что у всех стояли пятёрки.
      И даже на листе Ручкина под его одним предложением «Мама я тя праздравляю с празником 8 март!» стояла большая красная пятёрка.

      Погода опять испортилась – похолодало. А на весенний праздник и вовсе валил снег. Даже не верилось, что всего несколько дней назад было так тепло.
      Максим теперь смотрел на пустой стол в классе, где сидели Ира и Ручкин, и даже завидовал Ручкину. Странное чувство появилось в душе, когда он начинал думать о том, что эта общая болезнь объединила и странным образом связала их вместе. Это новое чувство не нравилось. Ему захотелось сделать для Иры что-нибудь приятное. Но что? Приехать к ней? – Он не решался, да никогда и не был у неё дома. Позвонить по мобильнику? – Но она не берёт трубку, а разговаривать с мамой стеснялся…
      И тогда Максим стал каждый день посылать ей смайлик, а 8-го марта отправил смайлик с букетом роз.
      Ирина мама удивилась, увидев первый раз на экране дочкиного телефона такое послание, но, когда весёлые рожицы стали появляться каждое утро, поняла, что появляются они не с проста.
      - Мам, что там? Кто звонит? Это эсэмэска, мам? Покажи мне, - просила больная дочка.
      - Да здесь просто смайлик.
      - И ничего не написано?
      - Ничего. Просто смайлик…
      На второй день Ира поняла, кто присылает смайлик – до такого додуматься мог только Максим. Но о своей догадке она, конечно, маме не сказала.
      А мама, теперь услышав утром, что пришло сообщение на дочкин телефон, говорила:
   - Это «Смайлик» опять звонит. Желает тебе доброго утра. Какой постоянный!

      Через неделю, уже после праздника, Надежда Геннадьевна предложила ребятам всё-таки навестить Ручкина в больнице.
         Долго решали, кто пойдёт. Девочки не хотели, да и ребята, когда Надежда Геннадьевна принялась выявлять желающих, руки не тянули. Всем этот Ручкин чем-нибудь насолил, и даже Любимов не проявил интереса к посещению.
      - Чего к нему идти-то? Ещё подцепишь там какую-нибудь заразу, - бурчал он со своего места.
      - Мы же не будем заходить в палату, да нас и не пустят, мы просто постоим во дворе под его окном. Я думаю, ему приятно будет увидеть одноклассников, и знать, что мы его не забываем, - сказала учительница. – И желаем ему скорейшего выздоровления.
      Тут девочки начали говорить о том, что без Ручкина стало лучше – никто не мешает, на переменках никто не прикалывается, пусть он до каникул ещё поболеет.
         - Вот не думала, что у меня такой класс… Как вам не стыдно! Человек познаётся в беде. Ваш товарищ попал в беду, тяжело заболел, а вы, значит, ну и - ладно, и пусть, нам хорошо без него… Не ожидала от вас. Не ожидала… - голос Надежды Геннадьевны немного дрожал.
         А Максим вспомнил, как свалил Ручкина на остановке и придавил коленом к твёрдому грязному снегу.
         Но в следующее мгновение в сознании, стирая картину драки, появился Дик, который тащил его из леса, как тяжело дышал, свесив красный язык набок, уставший пёс…
         И Максим первым поднял руку, потом, глядя на него, – Любимов, потом ещё, и ещё.
      - Ну вот и хорошо! Я в вас не сомневалась, ребята. Давайте завтра и сходим после занятий, а то начнутся каникулы, все разъедутся – вас не собрать.

      Больной Ручкин лежал на койке, отвернувшись к стене. Болеть ему уже надоело, тем более, что на следующей неделе начинаются каникулы, а здесь - торчишь в инфекционном боксе один и делать нечего. Он даже начал задрёмывать, когда вдруг услышал стук в окно. «Кто это стучит? – подумал он. – Окно на третьем этаже… Синица, что ли опять.»
      Один раз так уже было: как–то утром в окно настойчиво постучали, и удивлённый Вовка обнаружил, что на подоконнике сидит маленькая синичка и долбит клювиком раму. Он подошёл к окну, гостья сразу же улетела.
      Сегодня слышался звук немного похожий на тот, но звонче.
      Ручкин повернулся к окну, и каково же было его удивление, когда там, за окном, он увидел белый воздушный шар! Мало этого – на шаре нарисована смешная рожица и написано его имя! От шара тянулись две верёвочки – одна потолще – к ней привязана гайка, которой и стучали в стекло.
      Вовка подбежал к окну, - внизу, во главе с Надеждой Геннадьевной, стояли ребята и, увидев его, замахали руками. Он открыл створку, и ребята закричали: «Привет! Ура! Сработало! Вовкааа, выздоравливай!»
      Идею с шаром, конечно же, придумал Максим. Накануне Надежда Геннадьевна сказала, что в инфекционное отделение их не пустят, но можно попросить дежурную принять передачу, а потом постоять во дворе и подождать, когда Ручкин выглянет в окно. Максим сразу понял, что как-то это всё не очень надёжно: через окно Ручкин может и не услышать, да и передачу могут сразу не передать. «Нет, так не пойдёт… Что же придумать?» - соображал Максим. И сообразил.
      «Надо купить летающий воздушный шарик – не проблема – длинную, крепкую нитку – возьму у бабушки – но нужна ещё крепкая тесьма, которая выдержит пакет с передачей – поищу, где-то была – к тесёмке привяжу гайку, чтобы постучать в окно…»
   Ручкин в ответ тоже помахал рукой, но от удивления и неожиданности это получилось у него как-то вяло.
   - Вован! - крикнул Максим снизу. – Слышь, тесьму там держи крепче, мы к ней пакет с передачей привяжем. Понял!? Тяни, тяни за тесёмку только!
      Ручкин, наконец, сообразил, что от него требуется. Он втащил в окно воздушный шар, и втянул за тесьму пакет. На всё про всё ушло несколько минут, и когда Вовка первым углядел, что к ребятам направляется охранник, он быстренько окно закрыл, а группа школяров, стоя кружочком, мирно, как ни в чём не бывало, махала Вовке на прощанье ладошками.
      Охранник же, увидев, что ребята ничего противозаконного вроде бы не делают и с ними здесь находится взрослая женщина, скорее всего учительница, молча удалился.
         - Максим, - сказала Надежда Геннадьевна, когда они вышли за ограду, - всё-таки не хорошо, что мы так, в обход правил, передали Ручкину пакет. Придумал ты, конечно, здорово с этим шариком, но пакет, мне думается, не стоило передавать таким способом. Мало ли кто что передаст. Это же всё-таки больница.
      - А мы же ничего запрещённого не положили, - возразил Максим.
      - И охранник не заметил, - добавил Любимов.
      - Круто Макс придумал…
      - Ладно, - улыбнулась Надежда Геннадьевна, - на первый раз прощается.
      - А второго раза не будет, - каникулы, а потом его выпишут, - успокоил всех Любимов.

      Ручкин заглянул в пакет и обнаружил там две шоколадки, три апельсина и банку с солёными огурцами. Ещё там лежала открытка, с изображением Доктора Айболита, который, приложив трубочку к животу смешной мартышки, внимательно её выслушивал. На обороте аккуратным, девчачьим почерком было написано: «Здравствуй, Вова! Мы тебе желаем скорее поправиться, выйти из больницы и хорошо отдохнуть на каникулах! Девочки 4-А класса.»
         Все гостинцы Вовка Ручкин спрятал сначала в тумбочку, но потом решил вытащить одну шоколадку и открытку. Открытку он, прислонив к стене, поставил на видное место, а от шоколадки отломил половину и опять улёгся на койку.
   Откусив кусочек, он подумал о том, что всё-таки здорово, что ребята его не забыли, и зря он злился на Максима - даже хотел отомстить при случае за своё унижение, а сейчас вдруг понял, что в тот день был не прав: не стоило бросать в Белову грязным снегом, она же не виновата, что её посадили рядом, да ничего плохого она ему и не делала. «Вот тоже заболела … лежит одна… правда, мама у неё не работает. Если б моя не работала…, - мечтал Вовка, - меня бы и в больницу не забрали. И отца нет… А у Беловой отец военный… офицер. Приходил раз в школу… Беловой свезло… Эх, мне бы такого, и… мамке было бы легче, а то плачет всё… Интересно, кто открытку подписал? Небось Николина…»
      Во рту у Ручкина сделалось сладко-сладко, он закрыл глаза и не заметил, как уснул.

      На весенние каникулы Максим опять отправился в Новокосино. У папы накопились три отгула, а в остальные дни он договорился, что если потребуется, то поработает через интернет.
      Теперь каждый день Максим, папа и Дик гуляли по тропинкам в лесу. Ходили пешком, потому что кататься на лыжах по мокрому, тающему снегу было невозможно. В лесу по-весеннему тенькали синицы, а белки, отощавшие за зиму, как-то весело прыгали в кронах деревьев.
      - У белок сейчас самая хлопотная пора, - объяснял папа, - у молодых начался гон.
      - Это что такое? – спросил Максим.
      - Белки-самцы ухаживают за самками, завоёвывают сердце белочки. Вон, видишь, как стараются!
   Максим поднял голову и увидел, как одна белка спиралью взлетела по стволу огромной ели и исчезла среди ветвей на самом верху. Через минуту оттуда раздалось громкое цоканье.
      - Наверное там спрятано гнездо, и к нему наведался чужак, - вот хозяин и понёсся наводить порядок. Слышишь, - прогоняет.
      Заподозрил что-то и Дик. Он подбежал к ели и начал звонко лаять. Сверху посыпалась какая-то труха.
      А весенний лес светился и пел на все лады:
      - Тинь-тинь, пинь-пинь, - пели синицы; гав-гав, ах-ах, - лаял Дик; цок-цок-цок-цок, - заявлял своё право быстрый белк сверху; тр-р-р-р-р, - со старой, сухой берёзы выдавал победную трель пёстрый дятел.
      И совсем не верилось, что завтра по прогнозу погоды похолодает и опять повалит снег.
      Так и случилось. На следующий день холодный северный ветер погнал тяжёлые, низкие тучи, из которых сыпался и сыпался снег. Чуть не по колено навалило к вечеру.
      Но весна не была бы весной, если бы на утро опять не светило солнце, а небо не сияло бы той глубокой синевой, которой сияет только в марте.
      Со вчерашнего дня опушка леса оказалась засыпана чистым, свежим снегом, и самое главное - снег очень хорошо лепился. Сначала Максим играл с Диком в снежки, - он забрасывал их как можно дальше, Дик носился за каждым комком и никак не мог понять, куда они исчезают, когда он хватал их зубами, чтобы принести обратно Максиму. От недоумения Дик подпрыгивал, совал нос в снег, хватал его, но снег опять просто вытекал из пасти. Дик весело лаял, а Максим с папой смеялись.
      - Пап, а давай снеговика слепим? Смотри, какой снег отличный. Давай?
      - Ладно… Только, знаешь, снеговика лепить просто и не интересно, а мы с тобой давай попробуем вылепить Снегурочку.
      - Здорово! Давай. А получится? – засомневался Максим.
      - Будем стараться, - сказал папа.
      И они взялись катать снежные шары.
      Место для Снегурочки выбрали не на самой опушке, а среди деревьев, чтобы во-первых - не падали на неё прямые солнечные лучи, а во-вторых, чтобы не сразу попалась она на глаза любителям всё сделанное сразу порушить.
      Трудились долго, часа два.В работе им здорово пригодилась, найденная папой, пластмассовая детская лопатка – ею очень удобно было отсекать «всё лишнее». Папа рассказал Максиму историю про Родена: «Один ученик как-то спросил скульптора, в чём секрет его работы? Роден ответил: секрета нет - просто отсекаю всё лишнее. Вот и мы будем отсекать… лишнее. Смотри.»
      И папа принялся лопаткой выравнивать снежную бабу.
         Под его руками три снежных шара постепенно превратились в очень стройную, красивую фигуру Снегурочки.
      - Давай сделаем её так, будто она в куртке, - попросил Максим, - и на спине рюкзачок.
      - Нет, сынок, ножки не получиться сделать… Как она удержится? Рухнет. Мы её нарядим в длинную дублёнку, «в пол», как сейчас говорят, - рассказывал папа, отсекая лопаткой лишний снег, - только мысочки от сапожек будут выглядывать. Согласен?
         - Ну, ладно. Я понимаю – в курточке не получится. Тогда, давай, чтобы на голове была шапочка. С помпоном…
         Максиму очень нравилась вязаная шапочка Иры Беловой, и теперь ему захотелось, чтобы такая же, ну, или похожая, получилась и у Снегурочки.
         - Шапочку сделаем без проблем, - сказал папа.
         Так вот, через два часа «всё лишнее» было отсечено, а в лесу, недалеко от опушки, скрытая от случайных взглядов, появилась беленькая Снегурочка. Она была очень красива и каждому из творцов кого-то напоминала.
         Уходить не хотелось, но скульпторы проголодались и уже направились к дому, когда папа увидел боярышник, на котором краснели ягоды.
         - Вот то, чего ей не хватает.
         Максим вопросительно посмотрел на отца.
         - Смотри, какие крупные ягоды! Сделаем из них бусы.
         Они выбрали самые большие и яркие, а когда ягоды в руках отогрелись, нанизали их на гибкий берёзовый прутик.
         Потом папа сфотографировал Максима рядом со Снегурочкой. Получилось красиво, и Максим подумал, что такую картинку хорошо бы послать Ире Беловой. Правда, его смутило, что рядом стоит он, и поэтому Максим попросил папу сфотографировать Снегурочку одну. «А то не честно, подумают, что это я сам вылепил», - сказал он папе.
         - Кто подумает-то? – спросил папа.
         - Не важно… Бабушка там…

         На следующий день папа весь день просидел за компьютером – подводил какие-то итоги в конце месяца, и поэтому Максим с Диком гуляли вдвоём. Они пришли опять на опушку и чуть углубились в лес, чтобы проведать Снегурочку. Она стояла на месте целая и невредимая.
         Сегодняшний снег был таким же липким, как и вчера, и Максим решил добавить на спину Снегурочки ещё и рюкзачок, похожий на тот, который носила Ира Белова.
         Он скатал небольшой комок снега и приставил к снегурочкиной спине, и помня, что теперь надо отсечь всё лишнее, принялся ребром ладони убирать «лишнее». Вскоре ему действительно удалось вылепить рюкзачок очень похожий на Ирин. Правда, руки здорово замёрзли. Максим засунул их в карманы и отошёл на несколько метров, чтобы оценить свою работу - теперь с рюкзачком и в шапочке с помпоном Снегурочка стала очень похожа на Белову, будто идёт она к автобусу и… вот-вот обернётся и помашет Максиму ладошкой.
         Но, когда он обошёл Снегурочку и посмотрел на неё с другой стороны, на Иру она оказалась совсем не похожа. Белова никаких бус пока не носила, и Снегурочка с этой стороны походила сама на себя, или на какую-то женщину, которую Максим не знал, но может быть - знал папа?
         Дик надумал расписаться на произведении искусства и уже задрал заднюю ногу, но Максим, пристыдив, отогнал его:
         - Фу! Дик! Нельзя! Фу! Я сказал.
         Максим даже замахнулся на пса рукой, но Дик сам понял, что поступает неправильно, и отбежал в сторону.

            Каникулы закончились, а весна продолжалась – становилось всё теплее и теплее, солнечнее, голубее и звонче, уже весь снег вывезли из города, а тот, что не успели, растаял сам, в лужах весенних купались голуби и воробьи.
            Максим понимал, что Снегурочка тоже растает, несмотря на то, что они спрятали фигурку в лесу. Он звонил папе и просил, чтобы тот ещё сфотографировал её с разных сторон на память для того, чтобы в начале следующей зимы они смогли вылепить такую же, но в глубине леса, и тогда она простоит там всю зиму…

            После болезни и каникул Ира Белова в класс не вернулась.

            Надежда Геннадьевна рассказала, что отца Иры Беловой срочно перевели по службе куда-то, - на Дальний Восток, или на Юг нашей великой страны. Вы же знаете, ребята, - он военный, офицер…

         Приезжая на выходные к папе, Максим обязательно приходил на то место, где стояла Снегурочка. Там ничего не осталось: даже боярышниковые бусы растащили то ли птицы, то ли мыши, и лишь зелёным кружком сквозь палые листья - гуще, так казалось Максиму, пробивалась зелёная, свежая трава и звёздочки белых цветочков, названия которых он не знал.

            ("Снегурочка" продолжение рассказов "Солёные огурцы" и "Дик")