К птицам

От нас ничего не останется.
Скоро станет совсем всё равно:
полдень или полночь на стрелке городского циферблата.
Всё пойдёт как и прежде, своим чередом,
с небольшой разницей лишь в том, что останешься – ты, останусь и я, но растворится в тумане недалекое – мы, прежде очень счастливое. 
Каждый станет за себя.
Каждый начнёт замерзать в этом океане из льдин.
Никто больше не будет утром надоедать завязывать шарф или надеть куртку теплее, предварительно кофту до пяток натянув. 
Никто больше не поставит на плиту чайник, не сделает кофе, не испечёт клубничный пирог – хочешь, спишем всю вину на просроченные сливки или на не вовремя обострившуюся аллергию?
Стерутся общие линии судьб на наших ладонях.
Тела ни радостей, ни тяжестей помнить не будут.
Пустые слова, дежурные фразы и наигранные комплименты уйдут вникуда.
Порвётся скоро навсегда и тонкая нить, благодаря которой нас дёргали будто марионеток, некогда ходивших по канатам и углям с жизнерадостной маской на лице.
Рвётся.
Сердце рвёт на части.
От нас ничего не останется,
Ничего...

Не мучай и просто отпусти.
Отпусти меня.
К птицам.
Кто-то давно соврал, что в Аду очень жарко, а может это у меня привычная система сбой дала?
Здесь всегда метели и вьюги.
Здесь всегда очень холодно.
Чёртова бесконечная зима.
Люди вокруг топчут упавших, поскальзываясь в лужах тёмно-алой крови, которая, странно, не замерзает даже в -200. 
Я не повернусь.
Не вернусь.
Не проси.
Разбиты все окна.
Прошу, столкни меня с крыши депо ранним утром,
я летать научилась с обрубками крыльев и шипастым гребнём от затылка.
Или же перекрой кислород, обвив шею петлёй, можно даже просто провести одну полосу выше плечей.
Отпусти меня.
Отпусти к птицам.

От нас ничего не останется.
Солнце заслонится электрическим неживым светом,
воспоминания затеряются среди других людей.
Мы станем подобны статуям: равнодушны,
отчуждённы,
но так же заманчивы иным ценителям искусства.
Лишь иногда чужие невидимые пальцы будут копаться в незажившей памяти:
парк, стадион, дом, экзамены.
Футбол, сплетённые пальцы,
наслаждение весной и обрывки того, как когда-то любили.
А после, всё снова начнёт расходиться по шву.
Ничего не останется.
У надежды начнут рваться крылья, срываясь плетью;
веру похоронят в песках, а над любовью, словно над падалью, начнут кружить вороны, но не те, что у По.
А от нас... ничего не останется.
Ничего.
Лишь я одна с волчьим билетом на поезд,
мечтающая однажды вернуться домой, переглянувшись с соседями, словно с врагами, которые не сразу узнают ту милую девочку из массы гнилья.
Я однажды вернусь домой,
а как там ты... будет неважно.
От нас ничего не осталось.
Лишь старый блокнот с корявой надписью, которую я написала незадолго до.. возвращения домой?
«Кто-нибудь, обнимите, пожалуйста.
Несмотря на все мои колючки и ссадины».