Пустой вечер. Сколько таких уже я переждал, сидя перед истошно гудящим компьютером? Страшно представить - дни тускнеют, растворяются, оставляя в памяти только бледные, размытые пятна, похожие друг на друга.
Синий свет монитора освещал гнетущий натюрморт, выросший на столе: две жестяных пивных банки (одна наполовину пуста, другая скомкана и теперь напоминает скрюченного безрукого горбуна), открытая пачка сигарет, в которой осталось всего четыре штуки, и грязная пепельница, где с трудом разместился жирный ёж из окурков.
С тех пор, как Кристина ушла из моей жизни, квартира приобрела вид удручающе пустой. На угловатой железной вешалке, что некогда едва держала равновесие из-за вороха женской верхней одежды, теперь томилось лишь одно серое пальто. В микроволновке стынет одна порция ужина, вместо привычных двух. Колючее покрывало одиноко скукожилось на диване, раскладывать который мне не приходилось уже очень давно...
От воспоминаний о ней что-то внутри меня неприятно заныло. Я вновь ощутил давление неопределенности и затхлого одиночества. Словно старый телефонный аппарат, который был заменен более совершенной моделью и заперт в кладовке за ненадобностью. Только я запер себя сам.
В голове начал складываться очередной монолог, который я мог бы эффектно прочесть перед Кристиной и заставить ее передумать. Потом еще один. И еще.
Сценарии разнились. Некоторые из них были настолько смелыми и неожиданными, что я даже удивлялся собственной изобретательности.
Впрочем, концовка оставалась одна: я уходил, небрежно, через плечо, бросив ей "прощай", словно для меня ее решение вовсе и не было ножом в спину, словно у меня слишком много дел, чтобы я тосковал хоть одну жалкую секунду. А Кристина... Кристина в это время давилась слезами, всем нутром испытывая силу выражения "что имеем - не храним...".
Желание выйти в интернет и заглянуть на ее страницу в социальной сети вновь овладело мной. Я пытался задушить в себе этот порыв, укоряясь тем, что и без того слишком часто разглядываю ее фотографии.
"Хватит. Хватит снова и снова расковыривать рану, которая едва начала покрываться коркой.
Но...
Что, если ей тоже больно? Что, если теперь ей действительно жаль? Такое ведь может быть! Нельзя же так просто сводить все вероятности к нулю!" - Стоило только мысленно проговорить эти слова, как поверить в них стало до безобразия просто.
Упоенный надеждой я и не заметил, как ладонь повела компьютерную мышь.
Всего через пара кликов - и передо мной возникло родное лицо.
Мои губы растянулись в глупой улыбке.
Подумать только! Как же просто ее простить!
Приступ ностальгии накрыл меня теплой волной. Столько событий... первые встречи, первые поцелуи... и другие первые штуки, даты которых сладкие парочки красным маркером обводят в календарях. Мы не были такими. Но я все равно не мог этого забыть. Не мог этого не вспоминать.
Взгляд скользнул по ее странице…
Что-то внутри меня задохнулось.
"Семейное положение: есть друг"
Прощение, что я подарил ей, отравленной бритвой полоснуло душу.
Жалкие виртуальные буквы (какие-то нули и единицы!) швырнули меня в нокаут. Предательское зрение никак не могло от них оторваться, от этих едких слов, вновь и вновь настигающих разум, цепляющихся за него своими ржавыми ядовитыми когтями и раздирающих все здоровое, что осталось в моей голове.
Трясущейся рукой я вынул из зубов сигарету, фильтр которой уже начал тлеть, и проткнул ей в ежа из окурков. Залпом выпил оставшееся пиво, смял банку, вернул на на место к товарищу-горбуну.
Я поднялся на ослабевшие ноги и спиной облокотился на соседнюю стену, озирая комнату, что вдруг приобрела совершенно иной вид.
Не вечер был пустой и не квартира.
Пустой был я.