ЛОГВИНОВО
Если солдат побывал в бою в аэропорту, его больше ничем не удивишь. Повидали – мама не горюй! Битые парни. И тут – построение.
Высыпали на плац все, до единого. Просьба была – пойти в разведку. Заметьте: не приказ, а просьба. Кто долго не думал – шаг вперёд. Но надо было всего двенадцать человек.
Отобрали, подготовили, отправили. Ехали донецкой степью. Видели бы вы февральскую степь. Кто жил и живёт в Донбассе, знает, что не всегда она укрыта снегом, не всегда гладкая и ровная. Ветрами донецкими выметает, порой, так холмики, что можно подумать, что это не терриконы стоят, а их детки – террикончики.
«Славится Донбасс терриконами. Конечно, пыли от них очень много. Как подует ветер – прикрывай глаза – крупинка террикона обязательно угодит. Так и живут в Донбассе – носят в себе крупинки терриконов. А вы думали, отчего все так прикипели к Родине? Повязаны все вот такими крупинками породы отвальной. Уголёк нелегко добывается», - Фартовый.
Пока ехали новоиспечённые разведчики к месту назначения, откуда-то взялся снайпер и шарахнул по машине. Все – на пол. Тут же вспомнили о том, что нельзя отвлекаться ни в бою, ни в пустом поле.
Ехали долго: то останавливались, то мчали на всей скорости, то снова стояли. Приехали к месту, а здесь – бомбёжка, свист, прилёты, контузии. Глаза противника быстро новую машину вычислили.
А тут – дед стоит у ворот и так пристально на солдат смотрит, словно в сорок первом военном.
- Дед, мы где?
- У меня на Родине. В Логвиново. Нет по дворам никого. Один я здесь. Охраняю.
А потом снова – пекло. Автоматы, пулемёты, миномёты, танки. Горит Логвиново. Совсем скоро сгорит.
Вы не видели, как воевал Медведь? Обложил себя со всех сторон гранатами, парой автоматов, лентами с пулями. А во главе этого арсенала – пулемёт. Готов воевать. Но у «Ураганов» и «САУшек» ориентир был не на него. Земля вокруг горела.
Еле оттащили его бойцы в укрытие. Говорил, что ещё из разведки не вернулся. Рвался назад. Долго он не понимал, откуда вытащили его друзья. Долго молчал. А немного позже все узнали, что место, куда они дважды ходили в разведку – нашпиговано минами. Обошлось!
*
Утро началось с небольшого шума: сначала был беспилотник, а потом прилетели «Грады». Ребята успели заварить себе чай, но допить не получилось. Громыхнуло орудие танка. Это кто?
Дед хотел уехать на своём автомобиле подальше от бомбежки, но осколок угодил в машину, и та сгорела дотла. Успел вытащить свою жену (не один, значит, был в посёлке), но идти она не могла – от страха ноги отказали. Отъехали солдаты метров на шестьсот от запоздалых беженцев, смотрят, не допрёт сам жену. Сидят все, курят. Решили кого-то из бойцов отправить с санками, спасать людей.
- А ваша медсестра молодец, - вдруг сказал дед.
- Какая медсестра? Это же Рысь – разведчик.
И тут стало заметно, что у деда ноги в крови. Да не просто в крови – струйка течёт по штанам.
- Да ты же ранен!
- Ранен, ответил дед. – Некогда мне было на себя смотреть. Жену надо было из горящей машины вытаскивать.
- Мужик!
- Там ещё наши, - посмотрел дед в глаза Фартовому.
- Вы там подурели? Какие наши?
- Мать моя и дочь с внуком в подвале сидят. День рождения у него. Восемь лет.
- Нам ещё гражданских не хватало! Ждём машину. Вывозить всех надо. А тут ещё и «трёхсотый».
И тут что-то прилетело. Румын и Болгарин успели прикрыть гражданских собой. Спасли. Румына ранило в голову.
А тут и броня подъехала. Загрузили всех. Ехали быстро. Февраль. От ветра чуть не снесло под гусеницы Фартового. Вовремя брат схватил за руку. Сопровождал всех сволочь-снайпер. Спасибо технику - гнал быстрее ветра.
Приехали, сдали гражданских, помчали в штаб узнать, кому в голову пришло отправить разведку на минное поле. Крики, маты, ругань, кулаки над головами. А завтра – снова в бой. Завтра снова кто-то не вернётся.
*
А потом – Углегорск, Логвиново…
Бомбёжки, разведка, снайперы, «двухсотые», «трёхсотые», больницы, лазареты, госпиталь…
Восьмая палата…
«Горловка.
По состоянию на 19:58 продолжается обстрел, работает танк. В 20:08 - провокации усиливаются, укр. - идет уже пешком местами, особенно в районе Зайцево. В районе Майорска - стрелковое и пулеметы».
«В Донецке слышны громкие «бахи». Где идёт обстрел на данный момент –не известно. Ночью под Донецком звучали пулемётные очереди. Ночь в ДНР прошла напряжённо, со стороны Марьинки (агломерация Донецка) были слышны автоматные и пулемётные очереди. Местные власти таких городов как Горловка, Докучаевск, Ясиноватая, Макеевка и Дебальцево пока не зафиксировали!? Это как так? Ждём».
Восьмая палата навсегда оставит след в памяти всех, кто здесь побывал. Военное братство – сила, которую трудно победить. Братство медиков, выхвативших из цепких лап смерти солдат - необъяснимо. В нечеловеческих условиях оставаться Человеком – великая миссия.
Для военных госпиталь – это и дом, и мать, и реабилитация не только тел, но и душ. Берегите свои души, защитники. А ваши тела пусть поскорее перестанут корчиться в муках боли. Жизни вам, дорогие!
*
Девять рассказов…
Девять историй…
Девять встреч с восьмой палатой…
А закончу я рассказ отрывком из записи в личном дневнике девочки своему отцу. Наши дети знают, что такое война.
"Мы не созванивались с папой дня три. На третий день во второй половине дня в моей голове неожиданно, даже для меня, проскользнула тревожная мысль о папе. Я даже не могу объяснить это чувство. Я почувствовала непонятную дрожь, в голову стали лезть плохие мысли, и все это было связано с папой. Я не стала себя накручивать, и решила ему позвонить. Подумала, что он мне не звонил, потому что был занят, как всегда, и решила, что на минуточку его можно отвлечь. Когда в телефоне, вместо голоса папы, я услышала, что телефон выключен, я сразу поняла, что все это не просто так. На протяжении всего вечера, всего следующего дня я пыталась дозвониться, но безуспешно. С каждым безответным звонком я переживала все больше и больше.
Сложно и страшно вспоминать тот день, тот страшный день, когда я узнала, почему я не могла дозвониться... Ко мне в комнату забежала мама с испуганным выражением лица и сказала: «Девочка, быстро собирайся. Нам надо ехать». Я сразу все поняла....
Поняла, что мои предположения оправдались, эти мысли, которые я пыталась отогнать, стали реальностью. Единственное, что я спросила: «Что с папой?». Мама мне ответила, что он ранен. Из глаз моих градом полились слезы. Мне было больно, страшно, обидно... Как же это могло произойти с моим папой? Я смотрела на маму глазами маленького ребёнка и плакала. А она сразу начала меня успокаивать, говорить, что с папой все хорошо, что он в сознании и т.д. Я не могла прийти в себя. Не понимала ничего. В тот момент для меня было самое главное - увидеть папу.
По дороге в больницу мы с мамой друг друга успокаивали. Мы бежали... В госпитале я видела много искалеченных тел, и я очень не хотела видеть таким своего отца. Когда я зашла в палату и увидела папу, у меня сразу навернулись на глаза слёзы (я очень старалась их сдерживать, ведь я папина дочка). Теперь уже успокаивал нас папа. Он у меня - сильный! Не многое мне удалось из папы тогда вытянуть. Поэтому говорила я. Как и полагается, папа был отруган, что он был ТАМ... Я сказала папиным друзьям, что теперь вместо папы - я, пока он не выздоровеет. Мне Лёша ответил: "Мы на тебя форму не найдем!". Даже в такой страшный вечер - 13-го февраля, мы нашли, чему улыбнуться, ведь были рядом с папой. А ему нужна была наша поддержка как никогда. Таким папу я видела впервые. Он был... Но в то же время таким сильным - Моим Папой!!
08.11.2015
*
От автора
Стоит ли заканчивать эпопею «Лазарет», - не знаю. Честное слово, не знаю. Всю боль, перенесённую ранеными солдатами, я приняла на себя. Я – мать. У меня две дочери. Не знаю, что бы я чувствовала, отправляя своего сыночка на войну. Гордость? Страх? Ненависть? Боль? Скорее всего – всё сразу.
Но не приведи, Господи, почувствовать пустоту.
Хочу в госпиталь. Хочу посмотреть в глаза защитникам нашим. Хочу поклониться и по-матерински благословить сыновей, Сергея П. с позывным Фартовый. Хочу поблагодарить весь медперсонал больницы – от нянечек и до хирургов.
Хочу, чтобы одну из улиц Донецка назвали Улицей Санитарочки или Улицей Медсестрички.
А ещё хочу не слышать «бахов», не видеть танков. Хочу в небе увидеть настоящий пассажирский самолет.
Нет. Пока не хочу. Я еще очень боюсь любых посторонних резких звуков, звона разбитого стекла. Боюсь самолетов.
Я безмерно благодарна Сергею за предоставленные записки и воспоминания о прожитом и пережитом. И у меня двоякое восприятие этих записей: то ли он так ярко рассказал о войне и ранах, то ли это я стояла у хирургического стола со скальпелем и аккуратно вынимала из его зажатой ладони гранату.
И пока будут такие противоречивые мысли, я не буду молчать.
Слушайте, люди, это говорит Донбасс!
И как говорит Сергей, «обнимаю вас сердцем».
Текст откорректирован 10.08.2018