Продолжение письма А.В. Очману
Считаю своим долгом объясниться по поводу столь задевшей Вас части текста на страницах 70-71 нашей книги. Первый абзац этой части у нас начат предложением: «Несколько серьёзных лермонтоведов писали, что по приезду в Пятигорск Лермонтов обрадовался предстоящей встрече с Мартыновым. В основание приводили следующую часть воспоминаний П.И. Магденко ..». Далее у нас следует широко известная цитата, в которой здесь сокращаю несущественные детали: «Промокшие до костей, приехали мы в Пятигорск и вместе остановились … в гостинице... Минут через двадцать в мой номер явились Столыпин и Лермонтов, уже переодетыми... Потирая руки от удовольствия, Лермонтов сказал Столыпину: «Ведь и Мартышка, Мартышка здесь. Я сказал Найтаки, чтоб послали за ним».
После этой цитаты в книге кратко изложена суть ошибки в толковании эпизода из письма Магденко. «Мы видим в этом описании не радость предвкушения встречи, а нормальную эмоцию ощущения сухой одежды и тепла, после тряской открытой коляски в непогоду. Отмечаем такую мелочь, чтобы пояснить отличие взгляда заслуженно уважаемых литературоведов на детали обстоятельств от профессионального видения тех же объектов сыщиком (криминалистом)». Приводя в своей статье эту цитату, Вы заменили понятие «профессиональное видение» на нелепое «профессиональное влияние». Зачем?Лично я не умею влиять на обстоятельства далёкого прошлого. Возможно, Вы оговорились по-невнимательности, так эта беда не моя. А что же конкретно подметили мы? Оно раскрыто в последующем абзаце текста. До него Вы в статье не дошли. Остановились на первом абзаце и предложили читателям недоумевать вместе с Вами: «Бедные «заслуженно уважаемые литературоведы» (при чём здесь литературоведение, не очень понятно – А.О.), не углядевшие в бытовой ситуации ярко выраженный криминалистический подтекст, который сделали зримым для читателя бдительные сыскари».
Отвечаю на «не очень» понятое Вами «причем здесь» с поправкой на буквальное содержание книжного текста. Он о нескольких лермонтоведах и литературоведах. Включая Вас, так как подмена эмоции удовольствия состоянием радости режет глаз уже в нескольких публикациях. Наверное и Вы не отождествляете себя со всем научным литературоведением, поэтому вопрос понимаю так: «Причем здесь литературовед»? Притом, что не психолог и не физиолог. Те никогда не спутают удовольствие с радостью. Отличия даже во внешнем проявлении переживаний разительны. Биохимики отмечают при этом существенные различия психо-физиологических процессов в организме человека. А те связаны с действием определенных групп мышц лица и тела. Отсюда неодинаковые мимика и жесты, выражающие разные переживания. Для возникновения эмоции удовольствия более характерны внешние физические причины (получение пищи проголодавшимся, тень и прохлада в жару и т.п.) Особенно при контрастном переходе от худших в более комфортные человеку условия. В рассматриваемом эпизоде потирание Лермонтовым озябших рук — это массаж капиллярных сосудов. Вследствие него улучшается кровоток в сосудистой системе, снижается нагрузка на сердце и печень, что благоприятно сказывается на качестве крови. Совокупность внутренних процессов создает эмоциональное переживание и влечёт непроизвольное его внешнее выражение посредством определенной мимики, жестов, звуков или слов. В данном случае - проявление испытываемой эмоции - удовольствия. Упоминаемое Вами «нетерпеливое желание» чего-либо переживается иначе. При мысли о желанной еде голодный может сглотнуть слюну, но продолжает ощущать иной раз ещё более жестокий голод. Приведенная выше наша фраза из книги точна в смысловом отношении. В ней удовольствие названо нормальной эмоцией от «ощущения сухой одежды и тепла, после тряской открытой коляски в непогоду». Для чего Вы искорёжили её в свой статье, заменив слово «ТЕПЛА» на «ТЕМПА»? Неужели ради повода вставить насмешливое восклицание: «(каков стилистический оборот однако. – А.О.)»? Этические соображения удерживают большинство публикаторов от искажения чужого текста. Для других есть нормы авторского права. Вчитайтесь при случае в статью 1266 Гражданского кодекса РФ «Право на неприкосновенность произведения и защита произведения от искажений». Только не ссылайтесь на случайную оговорку. Этот момент у Вас в статье не единственный.
Объяснившись по первой части Вашей критической фразы, нельзя не коснуться второй. Той, где «бедные литературоведы» не углядели «в бытовой ситуации ярко выраженный криминалистический подтекст». Предполагаю здесь путаницу в терминах. Не может определение «криминалистический» прилагаться к слову «подтекст». Да и всю эту часть фразы Вы отнесли не к тому абзацу нашего текста. Совершенно не к месту. Интерес следователя не ограничивается внешней оболочкой сиюминутного поведения того или иного субъекта. С не меньшей, а пожалуй, с большей степенью внимания изучаются мотивы поступков и характеры действующих лиц. Так и в тексте книги, отметив мельком ошибку в оценке «потирания рук», мы перешли к более глубокому и значимому для понимания М.Ю. Лермонтова. В книге поясняется: «Из описанной сцены получаем непрямую информацию о беседе Лермонтова с хозяином гостиницы или ознакомлении с журналом записи постояльцев. Привычку Лермонтова выяснять окружение на новом месте откладываем в ячейку памяти. Пригодится в дальнейшем анализе». Из чего мы уверенно вывели слово «привычка»? Из эпизода 1837 года. В один из его декабрьских дней к проживавшему тогда во Владикавказе младшекурснику поэта по юнкерской школе В.В. Боборыкину неожиданно явился унтер-офицер при доме приезжих с сообщением, что его приглашает к себе какой-то офицер. В заезжем доме Боборыкин застал Лермонтова и француза - путешественника за совместным раскрашиванием наброска дарьяльского ущелья. Бывший старшекурсник спросил, всё ли у Боборыкина в порядке, получил удовлетворительный ответ, чем фактически закончилась эта встреча. Лермонтов в те дни следовал из Кахетии к новому месту службы в лейб-гвардии Гродненский гусарский полк. Во Владикавказе простился с сопровождавшим его для безопасности Б. Шамурзаевым и успел выяснить, есть ли в городе кто из знакомых. Через три с половиной года также повёл себя сразу по прибытии в Пятигорск. Привычка, но не только. В обоих указанных случаях Лермонтов следовал традициям выпускников Школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. Реализовал право пригласить к себе младшего по выпуску и обязанность узнать о его потребности в помощи. Очевидно, что в мае 1841 года Лермонтов психологически находился в сфере воинских корпоративных отношений. У него и самый близкий, верный друг А.А. Столыпин-Монго, родственник и соратник в приключениях — тоже младшекурсник, ответственный за общий быт. Вы можете придерживаться своего мнения, но Лермонтов никогда не называл Николая «мартышкой». Не водилось за последним этого унизительного прозвища и не допускалось традициями юнкерской школы. В письме с воспоминаниями Магденко слова не самого Лермонтова. Это их восприятие ремонтером уланского полка. Никто ему не рассказывал о старшем брате Николая. Между тем, словесники понимают происхождение подобных производных имен. Если старший брат Мартынов, то младший (последыш) в разговоре мог быть назван уменьшительным именем Мартыш. Такое, дружески-покровительственное обращение к Николаю, «друг Мартыш», находили у Лермонтова. В духе тех же традиций только не чуравшийся самоиронии поэт, да узкий круг его однокурсников могли называть Лермонтова остроумным горбунком «Маёшкой». Младший же по выпуску Николай Мартынов именовать так Лермонтова не смел и не называл. В обнародованных после смерти записях Н.С. Мартынова нет свидетельств о его особо близких отношениях с поэтом. Напомню выдержку из них о Лермонтове: «Умственное развитие его было настолько выше других товарищей, что и параллели между ними провести невозможно. Он поступил в школу уже человеком, много читал, много передумал; тогда как другие еще вглядывались в жизнь, он уже изучил ее со всех сторон; годами он был не старше других, но опытом и воззрением на людей далеко оставлял их за собой». Также запомнились Николаю поблажки, оказываемые Лермонтову начальником Школы. Без порицания или восхищения, но и без зависти. Как естественное для того времени следствие влиятельных связей Е.А. Арсеньевой. Младший Мартынов в записках не пытался ставить себя вровень с Лермонтовым, разве что упомянул случаи фехтования с ним на эспадронах. Чем не погнушался в воспоминаниях, так приписыванием Лермонтову собственных недостатков в управлении лошадьми.
Вся создаваемая Вами конструкция дружбы «не разлей вода» с ранней юности Лермонтова с Н.С. Мартыновым построена на пустых предположениях. В показаниях следственной комиссии и не публиковавшихся при жизни записках Мартынов утверждал, что познакомился с Лермонтовым только в юнкерской школе, т.е. осенью 1833 г. Называющим себя защитниками Мартынова негоже перечить своему виртуальному подзащитному. Утверждение, будто ещё в 1832 г. Николай ушел с поста дежурного по эскадрону, чтобы навестить в лазарете Лермонтова, оставим В.А. Захарову. Судя по его рассказу на видеокамеру, он до сих о пор путает братьев Мартыновых. Сотрудничество Николая с Лермонтовым в рукописном юнкерском журнале — выдумка сестры Н. Мартынова. Перечислять все очевидные домыслы о тесной дружбе поэта с его убийцей не имеет смысла. Дружелюбие Лермонтова распространялось на Мартынова, как и на многих других. Душевной близости, обмена творческими и житейскими планами не было, интересы и мировоззрения не совпадали.
Предположения и догадки хороши, если опираются на факты, проверяются и подтверждаются исследованиями, а в итоге обогащают новым знанием. Представим нашу с Вами гипотетически совместную работу, к примеру, в связи с февральским 1841 г. письмом Лермонтова из Петербурга в Ставрополь Д.С. Бибикову. В нём поэт просил не продавать его «удивительного лова» (карабахского скакуна), кровати и сёдел, полагая вернуться в войска до выступления отряда в очередную экспедицию. У нас появляется первая догадка: уезжая в отпуск, Лермонтов поручил продажу коня и имущества в надежде на обратный перевод из пехоты. Отпуск он получил по ходатайству бабушки. В отставку ещё не просился, так как знал и законы, и нравы вертикали. Для прошения об отставке декабрьский срок уже пропущен, а обращаться к монарху с просьбами можно, если предварительно подготовлено их благосклонное рассмотрение. Синхронно с поэтом в отпуск прибыл Алексей Столыпин, заручился у Меньшикова в морском ведомстве вакансией для службы вблизи столицы и 21.02.1841 подал через Бенкендорфа прошение о переводе по семейным обстоятельствам. (Адмирала Н.С. Мордвинова, воспитавшего Алексея и остальных детей Аркадия Столыпина, настиг частичный паралич. Имениям грозил упадок). Как можно заметить из дальнейшего, бюрократические правила тех времён не для всех были писаны. Император не возмутился обращением к нему напрямую, через головы командиров полка и корпуса, начальника департамента и военного министра. Уже через 6 дней рассмотрел прошение Монго, но в переводе с Кавказа отказал. Что и отписал Алексею в подобающих выражениях Л.В. Дубельт. Итак, в первой догадке мне понятно почти всё. Оставалась мелкая неясность, почему Лермонтов поручал продать привычные ему сёдла? Вытащить эту занозу помог Internet. Оказалось, главная задача седла для верховой езды заключается в защите спины животного. Умный наездник прежде озаботится подгонкой седла под лошадь. Собственный комфорт обеспечит последующей доработкой верха седла под себя. Если на новом месте предполагалась другая лошадь, то старые седла следовало продать вместе с прежней.
Следующую подсказку даёт факт покупки Лермонтовым двух лошадей в первые дни появления в Пятигорске: скакуна-четырехлетку под седло и десятилетнего мерина под хомут. Знать, до убытия в экспедицию Бибиков успел продать порученное имущество и оставить выручку для передачи Лермонтову. Пока поэт и Монго катили к Пятигорску в коляске Магденко с четверкой лошадей, их слугам, скарбу, денщикам и возницам хватало места в телеге и казенных экипажах. Когда друзья предъявили свои подорожные к въезду, казенные коляски пришлось отпустить, на лошадок Магденко впредь рассчитывать не приходилось, а денщики остались с офицерами. Удел приобретенному 10-летнему мерину привычный — тянуть телегу или экипаж. Мороки с ним не предвиделось.
Тут и наступает для нас исследовательская часть работы. Надо разобраться с последствиями покупки скакуна по кличке «Черкес». В воображаемом сотрудничестве с Вами я роюсь в словарях и сети Internet, затем еду на Московский ипподром. Вы освежаете свои знания по справочникам и направляетесь на соседний конезавод или Пятигорский ипподром. Мы общаемся с владельцами конюшен и лошадей, инструкторами и тренерами по конному спорту, жокеями. Осматриваем коней разных пород, вникаем в смысл специальных названий, любуемся элементами конной выездки и узнаём, что спортивная выросла из военной выездки. Так начинаем понимать то, что многим из поколений XIX века становилось известно с детства. Четырехлетний скакун — это уже объезженная лошадь. Её мускулы, сухожилия и кости привыкли к весу и пропорциям тела человека, который её объезжал. К его манере езды, посадке, голосу и смене настроений. Человек тоже привык к её норову и т.п. Новым владельцем мог стать кто-либо, подобный гиганту Дмитрию, младшему брату Монго. А стал Лермонтов, ростом всего на 3 см. выше Наполеона-Бонапарта. Коню и наезднику предстояло познакомиться, привыкнуть, даже сдружиться. Достигается необходимая взаимная чуткость и понимание ежедневным общением, сочетанием постепенно усложняемых приёмов с грамотно рассчитанными и чередуемыми нагрузками, выездами на местность разного рельефа и т.д. Месяца за три усердной работы всадник и конь могут превратиться в кентавра. Сопоставив результаты наших исследований из двух регионов, мы, уважаемый профессор, сможем ссылаться на научно обоснованные, подтвержденные опытом специалистов оценки занятости Лермонтова в последнее лето его жизни. Ежедневная системная работа с конём, в одиночку и, при случае, в составе кавалькад. Проверка поведения Черкеса под выстрелами и ещё многое для предстоящих переходов и боев.
После участия в осенних экспедициях минувшего года, после недавних поездок в столицу и обратно по выматывающим тело и душу российским дорогам надо было готовить себя к предстоящим испытаниям. Мне рассказали справочники и Б.А. Нахапетов, Вы - прочли у В.А. Хачикова, в документах по истории КМВ или давно знаете сами, из чего состояли и как проходили курсы по 120-160 ванн люди, нуждавшиеся в укреплении здоровья. Сколько времени поглощали эти процедуры и соблюдение назначенного режима приёма минеральных вод («водопой»). Лермонтову они требовались. Рутинный распорядок будней скрашивало общение с знакомыми и новыми интересными людьми, съехавшимися на курорт из разных губерний, с сослуживцами по полкам и отрядам. Ваш сосед, знаток Пятигорска В.А. Хачиков после исследования доступных материалов отметил высокую интенсивность и насыщенность таких встреч у Лермонтова. К нему тянулись, общением с ним дорожили люди разных взглядов, профессий и званий. Вадим Александрович Хачиков попутно развенчал былое представление о некой «лермонтовской банде» светских бездельников. Не было возле поэта подобного кружка (на нынешнем сленге «тусовки»). В салоне Верзилиных он появлялся нечасто, Столыпин-Монго не бывал там вообще. Разумеется, вносил Лермонтов свою лепту в коллективный альбом приключений, хранившийся у Глебова, помогал подготовить «сельский бал», затеянный С.В. Трубецким в честь его своячениц, участвовал в нём. Как поэт, много и продуктивно творил, что подтверждают нам его сохранившиеся произведения весны и лета 1841 года. Как он находил время для всего! Вдохновению способствовало сближение с Эротеидой Петровной Мусиной-Пушкиной (по матери из рода Штерич). Университетский знакомый Лермонтова Н.Ф. Туровский писал об июле 1841 г.: «Только в последний месяц явление хорошенькой генеральши Ор-вой с хорошенькими сестрами М. П. наделало шуму; в честь их кавалеры дали роскошный bal champеtre в боковой аллее бульвара». (Здесь обозначены Еликонида Орлова, её сёстры Поликсения и Эротеида Мусины-Пушкины). Подметим смысловой оттенок в воспоминаниях о «сельском бале» падчерицы генерала Верзилина Эмилии, привыкшей быть центром внимания молодежи на курорте. В этот раз она констатировала: «..бал молодые люди устроили для своих дам». Не для НАС, а для именно СВОИХ дам. Увлечение Идой в последние дни жизни Лермонтова отмечали также Арнольди и Лорер. В этом свете понятнее его просьба вечером 13 июля потанцевать с Эмилией в последний раз. Взаимно показной флирт между ними закончен, пусть в дальнейшем без помех добивается внимания отставника Мартынова. На именинный бал князя В.С. Голицына 15 июля поэт пригласил Эротеиду Мусину-Пушкину. Знавшие вспоминали её внешнее сходство с княгиней М.А. Щербатовой из рода Штерич. Для генетиков в том нет неожиданности. Причем изящная Ида была ростом ниже Марии, под стать Михаилу Юрьевичу. Не знаю, искал ли кто её портрет. По обычаям того времени в большинстве дворянских семей заказывались портреты молодоженов. Позднее получило распространение фотографирование родителей в связи с рождением ребенка. У потомков семьи Булацель может обнаружиться и портрет Эротеиды.
Прикосновение к теме портретов — сигнал очнуться от гипотетического сотрудничества и усомниться в возможности реального взаимодействия Вас со мной. Методы исследований пока не совпадают в принципе. Увидел у Вас на обложке книги о женщинах Лермонтова портреты, стилизованные под игральные карты: несколько червонных дам и один червонный валет. Вглядитесь в мой коллаж из портретов. Первый в нём литографированный портрет дамы, выдаваемой Вами за Марию Алексеевну Щербатову, урожденную Штерич. Более 70-ти лет тому назад Б.М. Эйхенбаум включил это изображение в состав экспонатов Всесоюзной лермонтовской выставки. Но на вернисаж 1945 года изображение не попало. Почему Вы не заинтересовались причиной? Она поучительна. Дело в том, что под снятой окантовкой изображения обнаружились записи, из коих следовало, что литография исполнена гравером Валентином Шертлем с оригинала австрийского художника М.М. Даффингера и на портрете изображена совсем другая княгиня Щербатова - урожденная Хилкова. Казус с этим изображением знали лермонтовед Эмма Григорьевна Герштейн и другие сотрудники Гослитмузея. Мне эта история известна от С.А. Бойко, написавшей очень хорошую книгу «Лермонтов Московские страницы жизни и творчества». Анна Михайловна Хилкова родилась 12.08.1792 г. Следовательно, зимой 1839\40 г.г. ей было 47 лет и на роль юной вдовы лермонтовского сослуживца ротмистра Щербатова она не подходила.
Пришлось потратить немалое время на попытки найти портрет М.А. Щербатовой- Штерич в сети Internet. В её паутине обнаруживаешь такие неожиданные подписи под картинами и фотоснимками, что невольно вспоминаются афоризмы пяти острословов под маской Козьмы Пруткова. Всё-таки нашёл портрет Марии Алексеевны. Для проверки обратился к воспоминаниям её современников. Они говорили, что представление о внешности Марии можно составить, любуясь её дочерью Варварой. Портрет Варвары Ивановны баронессы Икскуль фон Гильденбандт, написанный И.Е. Репиным в 1889 году, известен под названием «Дама в красном платье». Несколько раз перечитал стихотворное описание Марии Лермонтовым, сопоставил его с портретами, вспомнил правила составления «словесного портрета» и в итоге уверил себя, я нашел, что искал. В моём коллаже Мария Алексеевна вторая слева. Третья — её дочь Варвара. Крайний справа портрет В.А. Лопухиной. Как мне кажется, портрет отражает тип женской красоты, привлекавший Лермонтова. У Вас на обложке книги ещё одна карта не из той колоды, Е.Г. Быховец. Себе в коллаж я её портрет не поместил. Симпатичная знакомая Лермонтова Екатерина Быховец совсем не похожа на Вареньку Лопухину, вопреки сказанному в фальшивом письме от её имени. Предполагаю, Вы излишне доверчиво восприняли доводы В.А. Захарова при оценке той подделки. В изданной ПГЛУ в сентябре 2014 г. антологии «М.Ю. Лермонтов в XXI веке» вместе с Вашей и другими юбилейными статями нашлось место очередному описанию В.А. Захаровым своих метаний между «против» и «за» в отношении подлинности письма. В статье под названием «Письмо Е.Г. Быховец 5 августа 1841 года из Пятигорска» Захаров объясняет, якобы не сомневался в его достоверности, но подписал в 1983 году статью Е.Н. Рябова и Д.А. Алексеева противоположного содержания и отослал Э.Г. Герштейн, дабы путем розыгрыша заполучить её письменное мнение по этому вопросу. В ответном частном письме Эмма Григорьевна упрекнула просителя за потраченные ею на 82-м году жизни более 2-х часов на ответ и раскритиковала ту коллективную статью. Не поскупилась на уничижительные определения ряда исследователей, поскольку не предполагала опубликования своего ответа Захаровым. На это недвусмысленно указывает фраза: « … у меня есть список участвующих в китайском маскараде-спектакле 6 января 1837 г., там есть Траскин и название его роли. Если Вы не будете будировать свою Быховец, я Вам скажу, а Вы сошлетесь на меня в своей публикации дневника декабриста Толстого». Таким образом, Герштейн под понятным условием пообещала сообщить Захарову сведения для его совершенно другой публикации. Захаров же через 12 лет после её кончины незаконно обнародовал злополучное письмо в составе своей статьи для антологии. Не посчитался с тем, что Э.Г. Герштейн в спешке поставила себя в неловкое положение. Она предложила Захарову выяснить по материалам цензурного комитета и другим, не было ли у Семевского неприятностей за публикацию письма Быховец? А выяснять было нечего. Читатель может узнать это из стр.139 нашей книги. Фактический редактор ежемесячного журнала «Русская старина» М.И. Семевский сдал материалы №3 в печать и через несколько дней (09.03.1892 г.) скончался от пневмонии. Худших неприятностей не бывает. Посмотрите повнимательнее, уважаемый профессор, на содержание статьи В.А. Захарова. Там достаточно поводов усмехнуться. От Павла Вяземского, панибратски именуемого «старым Петрушей», до разнообразия спутников Е.Г. Быховец и целей её поездки на воды. В оценке эпистолярного манускрипта не последнее значение имеют достоверные сведения об адресатах переписки. Захаров назначил получателем письма любую из двух дам на выбор читателей: 1) сестру Катеньки Елизавету Григорьевну, имеющую малолетнюю дочь Манюшку и общую с Екатериной младшую сестрёнку Танюшку-гримаску, 2) двоюродную сестру Екатерины по материнской линии Елизавету, в 1841 году уже имевшую дочерей Манюшку и Танюшку. Убедиться в мистификации Вы можете, не вдаваясь в противоречивое содержание «письма Быховец». Достаточно здравого смысла. Екатерина Григорьевна не имела сестёр по имени Елизавета и Татьяна. Она и её дядя Никита Воронов были одногодками, родившимися в 1820 г. Умела ли в 1841 году дочь Никиты Лизочка читать, чтобы быть получателем писем от тёти Кати? Вообще, родилась ли она к тому времени, да ещё и с двумя собственными дочерьми? Или Катя писала письмо будущей жене своего брата Степана, имевшего тогда возраст 10-11 лет? Если «дружочком Лизочкой» подразумевался ещё кто другой, то отыщите и назовите его. Я этим заниматься не буду, в своей книге мы с Карпенко А.В. привели другие аргументы в обоснование вывода о мистификации. Эмилия Шан-Гирей и Николай Раевский за давностью событий могли в воспоминаниях путать какие-то детали. Существо отношений между людьми память хранит дольше. От названных выше людей известно, что Лермонтов оберегал свою московскую знакомую Е.Г. Быховец от сторонних нескромных приставаний. И сам не добивался от неё «милостей», иначе это бы подметил ревнивый женский взгляд девиц из семейства Верзилиных. Воспитанная и образованная Екатерина Григорьевна прожила достойную жизнь. После её кончины в Кронштадте в 1880 г. кто-то заполучил семейный архив и превратил содержание адресованного Ивановской письма Елизаветы Никитичны в часть мистифицированного «Письма Кати Быховец». Когда ушла из жизни Э.А. Шан-Гирей, способная изобличить в подделке, липовое письмо вынырнуло из небытия. С тех пор кто попало беззастенчиво треплет имя Е.Г. Ивановской.
Будет ошибкой усматривать у меня особую придирчивость к В.А. Захарову. Из огрехов его правосознания публично отмечаю лишь те, что умаляют честное имя и личное достоинство конкретных людей, и особенно, уже умерших и потому не имеющих возможности постоять за себя. В остальном его книги, как и труды всех исследователей жизни Лермонтова, анализирую отстранено от заслуг, ученых и почетных званий, идеологических взглядов авторов. Ценю установленные ими существенные факты, даже если не согласен с их толкованием. Мне импонирует стиль работы с первоисточниками, которому следовал И.Л. Андроников. Обратив внимание на записанный в тетради Лермонтова адрес Лукмана Бек-Мурзин Кодзокова в Пятигорске, он провёл обстоятельное исследование судьбы кабардинца, чьи взгляды развиваются и сохраняют актуальность в веке нынешнем. Общение с Кодзоковым — это один из множества штрихов к портрету Лермонтова, а рассказ о нём может служить иллюстрацией принципа исследований Андрониковым. Я бы назвал этот принцип «Уважением к людям прошлых поколений».
У некоторых исследователей истории сегодня проскальзывает высокомерное отношение к поколениям предков. В их ряд вступаете Вы, когда из публикации в публикацию твердите, якобы летом 1841 г. Мартынов носил форму офицера Гребенского казачьего полка. Будто не замечаете, что тем самым упрекаете в невежестве генерал-лейтенанта Граббе и полковника Траскина, называвших наряд Мартынова шутовским. Здесь хватило бы трех строк для ссылки на приказ императора и установленное им описание формы гребенских казаков, чтобы подвигнуть Вас к согласию с мнением, изложенным в нашей книге. Не делаю этого, ибо вынужденное согласие малоценно. Загляните в любой поисковик самостоятельно или с доверенным помощником, найдите и прочтите нужное. И это будет уже Ваше личное открытие. Тогда и решите, куда деть прежнее заблуждение. Попытайтесь представить настроение своего виртуального подзащитного Мартынова. Он вышел в отставку без права на мундир. Какое партикулярное платье ему выбрать для появления в обществе на водах, а затем в Пензенской губернии? Он избрал для себя образ типичного «кавказца», известного нам по одноименному эссе Лермонтова. Пожалуй, подчеркнуто более гротескного. По одежке тянутся ножки, приходится играть соответствующую роль. Её демонстративно играет для всех и от Лермонтова уже не раз требует уяснить, что вышел из статуса младшего по выпуску Школы юнкеров. А на сердце у Николая Мартынова кошки. В соперничестве со старшим братом он выше по чину в отставке, наградами тоже превзошел и боевых ран избежал. Тем не менее, Михаил в картежной игре по-настоящему разбогател и занял место в Московских семейных владениях. Николай вынужден просить деньги на свои расходы у семьи, где надо помнить о приданом для сестёр, а замуж выдана только младшая. Ему вскоре предстоит вникать в хозяйственные проблемы Пензенского имения. Готов ли к их решению? Вряд ли Николай не замечал внимания к себе засидевшейся в девицах на выданье Эмилии. Та согласна бы уехать от пересудов и похотливых взглядов переменной части «водяного общества» хоть в Пензенские края. К сожалению, крупного приданого за ней не предвидится, так как семья обязана считаться с интересами уже сговоренных замуж Аграфены и подопечной Екатерины Кнольт. Мартынов же никак не романтик. В семейных традициях невеста помоложе и состоятельнее. Таков век. Праздный Николай Мартынов в непривычном для себя образе другого человека психологически неустойчив.
В июне рядом появился ещё один игрок по жизни, А.И. Васильчиков. Лживость его многообразных версий обстоятельств гибели Лермонтова отмечена современниками событий и исследователями от Дорохова, Арнольди, Дружинина, Мартьянова до Андроникова, Мануйлова и Герштейн. Вам бы, уважаемый профессор, попытаться предметно опровергнуть их выводы. Восклицаний «Верю! Не верю!» научной истории недостаточно. Нужны доказательства, обосновывающие мнение. Обсуждая концепцию своей книги, мы взяли в её основу принцип, который я называю «Уважением к читателю». Последовательно изложили показания Васильчикова, его рассказы современникам в разной обстановке, публикации и их пояснения. Мы предоставили читателю возможность самому пройти наш путь и составить собственное мнение. Не стали педалировать серые стороны личности Васильчикова из воспоминаний знавшего его ещё по университету М.Б. Лобанова-Ростовского или из публикаций знатока Пятигорска, исследователя, журналиста и писателя В.А. Хачикова и других. Представить настроения А.И. Васильчикова той поры помогают некоторые факты. В мае 1841 г. ему надлежало после годичной командировки вернуться в Петербург вместе с другими сотрудниками комиссии сенатора Гана по административному переустройству Грузии. Император предоставил отпуск участникам миссии только с 1 июля 1841 г. Васильчиков же по пути из Тифлиса с 17 мая задержался на две недели во Владикавказе. Там он заполучил (или, с учетом инкубационного периода обнаружил) венерическое заболевание, слегка завуалированное впоследствии доктором К. Рожером под «закрытый геморрой, имеющий направление к органам груди и в голову». Пациент направился в Пятигорск, где лечили и такие болезни. По прибытии зарегистрировался 9 июня в частной управе и снял у Чилаева три комнаты в «старом доме». Ситуация не могла его не тревожить. Непозволительное самоволие в действиях воспринималось Николаем I, как более опасная дерзость, чем словесное либеральное фрондёрство. К тому же, Александр Илларионович подводил не только себя, но и отца. Госсекретарь барон М.А. Корф писал в дневнике, что П.В. Ган брал молодого Васильчикова в свою миссию в одолжение его отцу. Теперь, докладывая Гану о задержке по болезни, Александр верил в благосклонность временного начальника, но должен был сознавать, что добавляет отцу частных причин быть обязанным стоящему ниже его члену Госсовета. Если не приписывать 22-летнему А.И. Васильчикову многоопытность в излечении специфических заболеваний, то не следует исключать его беспокойство об исходе и отдаленных последствиях. Наверное, добавляла нервозности мысль об огласке, не проговорится ли кому лекарь? А он проболтался или осознанно доложил по начальству, раз об истинном характере болезни узнали Корф и Васильчиков-старший. Не забудем также о персонале водолечебниц в той системе формирования групп пациентов, что учитывала характеры заболеваний. Вспомним и совместные донесения Кушинникова и Траскина о пребывающих на водах. Обычно стремлюсь не акцентировать внимание на интимных аспектах частной жизни персон. Васильчиков в рассматриваемом случае исключение. Без изложенного выше не понять его психосостояние. По мнению знатоков, на лечебные процедуры уходило основное время пребывания на Горячих, Железных и Кислых водах. Иногда по две ванны разных температур в один день в сочетании с ежесуточным ритуалом приёма внутрь свыше 2 литров минеральных вод. На фоне съехавшихся на курорт в собственных экипажах с денщиками, поварами и разной челядью дворян средней руки он находился в приниженном положении. Деньги надо было экономить или просить у строгого отца. Своему единственному крепостному Самойлову приходилось и ночную вазу выносить к бочке золотарей, и камердинером быть, и на ванны барина сопровождать. Отношение к молодому князю в курортном обществе не отвечало его завышенной самооценке. На это указывает ироничное его определение Траскиным в письме к Граббе «одним из новых законодателей Грузии» и утверждение Н. Раевского о том, что Васильчиков был «никем недолюбливаем». Год назад, почти сразу после появления на Кавказе он пустился в Кисловодские «весёлости». Сам их не забывал и в записке арестованному Мартынову о них напоминал. Может в Грузии был усерднее по службе. В летнем Пятигорске 1841 г. те достижения в переустройстве Закавказья не были известны. Местные знали другое: прибыв в чине коллежского секретаря, Васильчиков вскоре оказался повышенным в титулярные советники. Чиновный рост не нюхавшего пороху штатского сынка председателя Государственного совета не добавил ему уважения в среде боевых гвардейских, армейских и казачьих офицеров. В экспромтах, приписываемых Лермонтову, знакомому с Васильчиковым ещё по столице, присутствует ирония. Другие могли уязвить откровенными насмешками. Поводов для нервозности и скверного настроения Васильчикову хватало. Утром 15 июля он испытал очередное унижение: его, отчаянного русофила, грядущее прогрессивное светило страны не пригласили на именинный бал князя Голицына. Тогда как Мартынов и Лермонтов приглашены. Повод для мрачного настроения и озлобленности на других достаточен. Чем повязал себя Васильчиков с неврастеником Мартыновым? На поверхности видится снабжение роковым пистолетом. Сказал при явке к Ильяшенкову и поэтому повторил в первых показаниях, что где-то «много позже» сам разрядил «лермонтовский» пистолет. Потом остаток жизни пояснял, что только заряжал. Раз от разу он всё наглее хулил поэта. Внушал неизбежность его гибели. Угадывается желание князя затушевать свою, скрываемую ото всех вину. И оставался мстительным. Напомню безобидный эпизод, выясненный В.А. Хачиковым и помещенный в его книгу «Лермонтов. Роковое лето 1841 года». Приехавшие в Пятигорск братья Наркиз и Любим Тарасенко-Отрешковы передали Лермонтову бочоночек малосольных огурцов от бабушки. Наслаждаясь редким тогда на Северном Кавказе гостинцем, Лермонтов терпеливо выслушивал стихотворения из толстой тетради одного из братьев. Васильчиковым этот же случай пакостно извращен. Будто случайно проведал Лермонтов про огурцы, напросился к проезжему стихотворцу в гости, якобы выслушать его поэзию, и покуда автор читал, «Лермонтов скушал половину огурчиков, другую половину набил себе в карманы и, окончив свой подвиг, бежал без прощанья от неумолимого чтеца-стихотворца».
За известными и угадываемыми внешними поступками Васильчикова для меня остаются неясными мотивы его содружества с Мартыновым 15 июля и в дальнейшем. Оба уклонялись от расспросов, переадресовывали любопытных и журналистов один другому. Видать каждый обладал доказательствами, пригодными для опровержения и изобличения того, кто проговорится первым. После кончины Мартынова Васильчиков не решился раскрыть подлинные обстоятельства трагедии. По мнению И.Л. Андроникова: «Родственники и приятели Мартынова словно ждали смерти этого последнего участника дуэли. И как только Васильчиков умер, в печать широко потекли рассказы, имевшие цель реабилитировать память Мартынова, свалить вину на убитого и заодно очернить его, обвинив в неблаговидных поступках, разглашение которых должно было объяснить и оправдать поведение его убийцы». Хотя Вы, уважаемый профессор, приняли Васильчикова за родник незамутненной правды, в публикациях фактически стоите на позиции родственников убийцы. Ваша воля, оставаться ли в Лермонтовиане одним из многих, возводивших напраслину на М.Ю. Лермонтова. В настоящем письме я подчеркнуто использую в обращении к Вам слово «профессор». Вы показываете младшим по опыту преподавания коллегам и студентам свою методику работы с историческим материалом. Например, знаете мнение серьёзных предшественников, что в основе представлений А.П. Шан-Гирея о «честной дуэли» лежат сведения жены Эмилии, её сестры Надежды и соседа с подворья Уманова - А.И. Арнольди. Маловато этих, по определению Шан-Гирея, «очевидцев, посторонних» Лермонтову, и Вы добавили к ним Столыпина-Монго. Вначале осторожно писали «логично предположить» его рассказ Шан-Гирею. В статье о творчестве Беллы Ахмадулиной уже более решительно сообщили: «Наверняка, самые ценные сведения он получил от одного из секундантов дуэльной схватки Столыпина-Монго». В дальнейшем утверждаете своё предположение, как факт, уже без оговорок. Базой для самовнушения послужило мнение Шан-Гирея о том, что пистолет, из которого был убит Лермонтов, «кухенрейтор № 2 из пары» он видел у А.А. Столыпина, на стене над кроватью, подле посмертного портрета поэта. Метод самовнушения показывает развитое воображение и способность к беллетристике. В историческом труде он неприемлем. В нашей книге аргументированно изложена невозможность в правовом и фактическом отношении использовать столыпинские пистолеты фирмы «Кухенройтер», в случае если бы дуэль Лермонтова с Мартыновым была реальной. Вы почти дословно привели следующую цитату из нашей книги: «Один из этих пистолетов, № 2 из пары, видели многие годы спустя над кроватью Алексея, затем его младшего брата Дмитрия Столыпина, рядом с последним портретом поэта. Пистолет напоминал о тех светлых минутах короткой жизни Михаила Юрьевича Лермонтова, когда он воскресным днём 18 февраля 1840 года на дуэли достойно защитил честь русского офицерства и великодушным выстрелом в воздух сбил спесь с наглого Эрнеста де Баранта». В своей критической статье Вы убрали из цитаты несколько деталек и в характеристике минут жизни поэта не удержались от замены определения «СВЕТЛЫХ» на иррациональное «СВЯТЫХ». В таком варианте Монго молитвенно любуется орудием убийства и его результатом - Лермонтовым на смертном ложе. Так Вы оказались в одной лодке со своим давним оппонентом А.А. Герасименко. Тот видит в А.А. Столыпине одного из организаторов убийства под видом дуэли. Крайности смыкаются.
Представьте, Александр Владимирович, среди слушающих или читающих Вас студентов несколько любознательных. Один, узнав о добавлении Вами к чужой несуразной деривации пули внутри человека ещё и рикошета от реберного хряща, станет искать такой хрящ у себя в правом боку, ниже последнего двенадцатого ребра. Хорошо, если не найдёт, ибо нет рёбер ниже последнего. Соответственно, и рёберных хрящей. Возможно увяжет гениальность Лермонтова с исключительностью его телосложения. А если обнаружит в неположенном месте уплотнение? Сразу ли обратится к медикам? Другой может попросить Вас уточнить, по какой конкретно статье и которого из параграфов кодекса дворянской чести надо оценивать поведение персонажей Ваших книг о Лермонтове? Не думаю, что позволит насмешку над профессором. Ушлый смекнёт, во как оказывается можно идти к успехам и известности! Если способен погромче выдать мнение, то и чахнуть над манускриптами не надо. Вас также могут заподозрить в умышленном возвеличивании авторов книги «Оправдание Лермонтову». Вдруг прочтут у Ю.Ф. Самарина «ужасные подробности» первых сведений о смерти Лермонтова. Поймут, что сенсация, приписываемая Вами нам, существовала с первых дней гибели гениального поэта. Оставляю другие мелочи в стороне. Ни моё, ни Ваше мнение М.Ю. Лермонтову не нужно. Это нам нужен он и сознание своей ответственности перед теми, кто нас читает и слышит. Искренне желаю Вам бодрости и творческого долголетия! Вы ещё успеете сказать и написать взвешенное и правдивое слово о выдающихся творцах отечественной и мировой литературы.
С уважением, В.И. Прищеп
Письмо завершает 4-ю часть «Галактики Лермонтовианы». С этой темой связаны некоторые общие впечатления от практики конференций, обсуждений и дискуссий. Время покажет, нужно ли выносить их на портал.
На авторском коллаже изображений из сети Internet слева — направо: А.М. Щербатова (ур. Хилкова); М.А. Щербатова (ур. Штерич); В.И. Икскуль фон Гильденбандт (ур. Лутковская); В.А. Лопухина.