Введение
Год 1943. Печорский край.
Немецкая подводная лодка U-158 бесшумно всплыла в нескольких кабельтовых от Российского берега Печорского моря. Ближе подходить не имело смысла. Но и это было очень рискованно. Хоть капитан Гюнтер Шольце и старался выбрать самый безлюдный участок берега, риск обнаружения их какими-нибудь рыбаками был очень велик. Именно поэтому лодка пролежала на дне пять суток в ожидании тумана. Именно тумана, потому что темноты ждать было бесполезно: в этой широте стоял бесконечный полярный день.
Гюнтер Шольце нервничал. Им с трудом удалось проскочить незамеченными русскими эсминцами, в прибрежные воды Баренцева моря. Еще он нервничал из-за того, что не знал, какое задание выполняют двое русских, которых он должен доставить к берегу, а потом, когда они вернуться забрать назад с грузом. Все это время его лодка должна прятаться во вражеских территориальных водах и ждать радиосообщение с самолета. Вместо того, чтобы топить английские транспорты, они будут трусливо лежать на дне моря.
- Шайзе! – выругался капитан от такой мысли.
Лодка выглядела не обычно. Сразу за рубкой размещалась герметичная капсула, в которой в разобранном виде хранился небольшой гидросамолет. Как только потоки воды схлынули с пузатых бортов субмарины, капсулу облепили моряки. Время работало против немцев. Любая лишняя минута, проведенная на поверхности моря грозила сорвать всю операцию. Именно поэтому в Киле перед отплытием процесс вскрытия капсулы и сборки самолета отрабатывали многократно. Минимального срока, которого удалось добиться морякам, составил один час, сорок три минуты.
Крепеж, соединяющий скорлупы капсулы разболтили, и они с шумом упали в воду, вызвав недовольство капитана. Больше они не понадобятся. Для капсулы, впрочем, как и для самолета это был рейс в один конец. С помощью прикрепленного к палубе подлодки специального крана самолет спустили на воду. Осталось только прикрепить верхние и нижние крылья. Самолет был бипланом. На полную подготовку летательного аппарата на этот раз ушло всего полтора часа. Опасность заставляет людей все делать очень быстро.
Первым в самолет забрался пилот и сразу запустил двигатель. Потом в узкую кабинку протиснулись еще два пассажира. На всех была красноармейская форма, а точнее форма НКВД. На хвостовом руле, на фюзеляже, на крыльях самолета красовались алые пятиконечные звезды. Один из пассажиров в чине майора махнул капитану субмарины рукой, задвинул окошко, и самолет начал набирать обороты, удаляясь от лодки. На море стоял полный штиль. Туман поглотил крылатую машину, а вскоре стих и звук мотора. Еще через двадцать минут подводная лодка, как призрак ушла на дно.
Самолет был под завязку загружен бензином. Его должно еще хватить на обратный рейс. А долететь предстояло до таежной речки Умбы, впадающей в другую реку Пижму, которая сама в свою очередь впадала в Печору. Поэтому чтобы не заблудиться, пилот сразу направил машину к Печоре и потом уже летел так, чтобы река постоянно находилась в зоне видимости. Первые минут десять лететь пришлось на высоте всего метров двести. Туман не позволял подняться выше. Впрочем скоро он рассеялся, и самолет удалился подальше от реки, чтобы не попадаться на глаза местным жителям.
Майор постоянно сверялся с картой. Второй военный в форме капитана не проявлял никакого интереса к окружающей обстановке. Он дремал. Примерно через два часа лёта майор увидел на правом берегу Печоры большую деревню. Сердце у него забилось чаще. Усть-Цильма! Когда он последний раз был здесь, в 1918-ом? «Да, уже 25 лет прошло»! Они отвернули вправо, и полетели вдоль Пижмы, которая вливалась в Печору прямо напротив деревни. Еще через час самолет сел на воду недалеко от деревни Новожиловская. На встречу высыпали все немногочисленные жители. Человек двадцать баб стариков и детей. Никто из них еще ни разу в жизни не видел наяву самолет! Прилетевшие военные приказали привезти пару лошадей. С их помощью биплан вытащили на пологий берег. Из местной власти в Новожиловской оказался только председатель сельсовета старик Никодим Попов, который страшно перепугался, увидев какие чины к нему прилетели. Но чины не собирались никого арестовывать. Майор только приказал никому не покидать деревню, строго охранять самолет и не задавать никаких вопросов. И вообще не заговаривать с ними. Единственное о чем он спросил, знает-ли кто Исидора Антонова, и, если знает, то, что именно. Старик честно ответил:
- Кто ж не знает Исидора Нилыча. В тайге он живет, в скиту на Умбе. Молится усердно за всех нас и за то, чтобы немец проклятый нашел свою погибель на русской земле!
На следующий день майор с капитаном ушли на большой длинной лодке вверх по Пижме. Пилот остался в деревне. Перед отъездом майор сказал ему:
- Мы должны вернуться через неделю. Если не вернемся, жди нас еще три дня, потом улетай.
- Яволь, герр майор! – козырнул пилот.
Через десять дней они не вернулись. Пилот честно подождал еще сутки. Никого. Тогда он на плохом русском языке приказал стащить самолет на воду. Пока прогревался мотор, он по радио сообщил на субмарину, что через три-четыре часа будет в условленной точке.
У капитана Шольце резко поднялось настроение. Наконец-то они уберутся отсюда. Как надоело бесцельно слоняться по отсекам лодки, поддерживая моральный и боевой дух команды! Черт с ним, что яркий солнечный день. За время лежания на дне гидроакустик не слышал шумов боевых кораблей. Изредка только проходили рыболовные суда. Он отдал приказ на всплытие.
Летчик издалека увидел всплывшую лодку. На всякий случай он внимательно осмотрел горизонт. Чисто! Биплан виртуозно приводнился, подойдя к лодке вплотную. Пилот вылез из кабины, открутил колпаки кингстонов на поплавках и перепрыгнул на палубу субмарины. Вода быстро заполнила пустоту поплавков. Самолет исчез в морской пучине. Через час U-158 на полном ходу шла в сторону Норвегии.
Год 1981. Старец.
Старец молился.
Сегодня он молился особенно неистово. Сегодня исполнялось ровно шестьдесят лет, как он исполнял свой подвиг. Этот срок он помнил хорошо, потому что с того далекого 1921-го года, когда наставник-благодетель Ефрем Кириллов поставил его на это служение и потребовал дать обет, он каждый прошедший год отмечал. Сначала в одной из староверческих церковных книг чернилами, пока не понял, что бумага недолговечна. Потом зарубками на стволе растущей рядом лиственницы. И правильно сделал, что не доверил память бумаге. Приплыли служивые люди и забрали все книги, что были в избе-келье. Все да не все. Главные-то, святые, - в схроне. Ох, сколько их, алчущих, было за эти годы. И геологами звались, и учеными, и писателями, и милиционерами. И все за ним, за золотом!
«Отдай!» – просили.
«Отдай!» – умоляли.
«Отдай!» – грозили.
Но сами не были уверены, что оно есть. Золото это. Потому и жив до сих пор. Если б точно знали, - убили. Или в тюрьме сгноили.
И Сам ведь приезжал! Хозяин, Рябушинский! В лихую годину, когда немец шел на Русь. Как только умудрился проникнуть сюда. Этот знал. Потому как его это золото. Оставил на сохранение Ефрему еще в 1918-м в надежде вернуться, когда большевиков уничтожат. И этот остался ни с чем! Сожрала его тайга.
Уже восемьдесят седьмой год жив. Сколько еще отпущено? Старец знал. Это лето последнее. Следующую зиму ему не пережить.
Старец молился. Он воздавал хвалу Господу за то, что Тот дал ему, рабу божьему Исидору силы и мудрость сохранить сокровища. А сколь раз Бес искушал его воспользоваться золотом самому! Только золотом. На скитские святыни рука не поднялась бы никогда. Да и к чему трогать их, если золота того в царских пятнадцатирублёвиках аж десять пудов! Сколь раз он, будучи еще не старым, полным сил, набирал монеты в пригоршни, как воду, подносил к лицу, всматривался в четкие профили последнего императора да в двуглавых орлов оборотной стороны и высыпал монеты обратно в ящик. Может быть, если бы он, Исидор Нилыч, знал, как воспользоваться золотом, куда пойти, кому продать, Бес, таки, и одолел бы его. Но в том и велик помысел Божий, что не дал Он рабу своему таких знаний. Воистину, во многия знания – многия печали, и кто преумножает знания, тот преумножает скорбь. А теперь старец Исидор точно знал, что никто и никогда не найдет сокровищ. Последний человек, кроме него, кто знал место схрона, был сам Павел Рябушинский, который и привез золото на речку Умбу и прятал его с Ефремом Кирилловым, родственником своим. Ефрема расстреляли большевики в двадцать первом, предварительно пытав зверски. Не выдал Ефрем клада. Рябушинский, непостижимым образом объявившийся в 1943-ем, не смог вывезти ни свое золото, ни староверческие сокровища. Он, Исидор Нилович Антонов, не позволил сделать это, погубив хозяина и его человека. Если бы тот взял только монеты, Бог с ним, отпустил бы. Но Рябушинский погрузил в лодку и сокровища, собранные и спрятанные от большевиков со всех старообрядческих общин. А их увозить отсюда, со святой земли, где двести пятьдесят лет назад в Великопоженском ските добровольно приняли мученическую смерть сто четырнадцать поборников истинной Веры, нельзя.
Тогда же Исидор решил перепрятать золото. Бог его знает, кому мог доверить тайну клада Рябушинский, кто еще мог приплыть за ним. А так будет знать только он, Хранитель.
И он спрятал и золото и сокровища скита в новом месте. Надеясь когда-нибудь в будущем передать свою земную службу новому хранителю, и особенно не доверяя памяти, Исидор зарисовал схему нового схрона на одной из церковных книг, которых у него было множество. Книгу же спрятал надежно и хитроумно. Рядом с его избой-кельей росла огромная, в три обхвата, лиственница. Исидор сделал длинную лестницу, и на высоте четырех метров вырубил в стволе прямоугольное дупло, куда и спрятал книгу. Чтобы книга не портилась от влаги, он завернул ее в проваренную в жире кожу лося. Снаружи закрыл деревянной доской, выструганной тоже из свежей древесины лиственницы, а щели замазал лиственничной же смолой. Сверху очень умело приклеил на смолу кору. Получилось совершенно незаметно. Лестницу после этого распилил и одну часть сжег. Другой же пользовался для ремонта крыши своей избушки.
Лет через десять Исидор решил проверить тайник. Он снова поднялся, отодрал кору. Доска вросла в ствол намертво, слившись с ним, став одним целым. Остались лишь едва заметные линии соединения доски со стволом. Книгу теперь можно было бы достать, только вырубив ее. Вот, кора новая не выросла. Но Исидор опять прилепил кусок коры, взятой от другого дерева.
Вовремя Хранитель перепрятал золото. После войны зачастили к нему ходоки. Слух-то про сокровища был стойким. Да и само житие его в глухой тайге отшельником наводило на размышления.
Чего это он там живет один. Сторожит, стало быть, охраняет! Милиция приезжала на лодках. Допрашивали его. Но не арестовали, как жену Ефрема, Авдотью. Но то было давно, сразу после гражданской. Ныне другие времена.
Старец он, отшельник, богомолец, ушел из мира грехи замаливать в скит. Больше ничего! Не знает ни про какое золото!
Два раза приезжали. Полазили по тайге, пошарили в пещерках, каких множество в Умбинских скалах. Потом, вроде отстали. И лет пятнадцать никто не беспокоил Исидора. Как забыли.
Но вот в 1975-ом приехали геологи. Про золото не расспрашивали, искали путь на речку Цильму. Дивились только большому количеству церковных книг. Но, видит Бог, визит их не прошел даром. Рассказали, растрезвонили, что живет на Умбе отшельник. Опять вспомнили легенду о золоте. Особенно насторожил Исидора визит писателя одного два года назад. Этот просто уговаривал его отдать и золото и сокровища, и ведь точно знал, сколько его, золота, и в каких монетах. Откуда?! Обещал вернуться. Но что-то не едет. Зато опять приезжала милиция. Забрали все книги, ничего не оставили, супостаты. Хорошо, хоть образа не тронули. Ничего, самые ценные книги в схроне, а его теперь никто никогда не увидит!
Исидор не нашел достойного человека, кому можно было бы передать свою нелегкую службу хранителя. Ни оба его зятя, ни внуки на это не годились. Нет ныне таких. Все погрязли в грехе и разврате. Даже отроки малые. Табак курят, водку как молоко пьют. Не достоин этот мир зреть сокровища. Пусть остаются в земле!