Я что-то сказать хотел.
Сначала хотел, потом перехотел...
Потом опять...
Слова теснятся в моей голове, будто беженцы на таможне.
Гомонят, толкаются, спорят, даже почти дерутся. У каждого слова еще и ассоциаций с собой куча, будто детишек Бог дал немало.
Я, как служащий таможни, важный начальник, созерцаю эту мятущуюся толпу.
Я всем этим словам хотел бы дать зеленый коридор, всех бы пустил через границу сознания.
Но!
Связан правилами и инструкциями.
Нельзя это, запрещено то...
Как пустить...
То, что в ярко-влажных, болезненно-страстных поцелуях ребенка?
Как допустить, что кошка лижет тебя с такой страстью, что не перепутаешь с простым обожанием животного?
Как можно пропустить в благополучный, традиционный мир, мою страсть к самому себе в отражении льдисто-топазовых глаз моего интимного друга? Как этому миру сказать, что я люблю его, и как миру можно доказать, что я хочу быть ангелом вместе с ним?
Как можно представить миллионам кровожадных существ, с мозгом комара, что я его чувствую всем образом и подобием. И вижу в нем незамутненное отражение Творца?
Как пустить в наше прилично-ханжеское общество, на глаза публики, такую скотско-нетрадиционную, грешную, падшую, изъязвленную, безобразно-прекрасную суку-любовь?
Как мне эту демонически-прекрасную структуру впустить в мир котят и ромашек?
Нет-нет-нет!
Я таможенник самого себя.
Я не пропущу в мир мои запредельные основы.
Мой зверь кормится в глубоком мраке, там, под корнями гор, на цепи.
Пусть мой аватар живет здесь, в окружении бабочек и фиалок.
Пусть люди видят меня таким нежным и таким женственным.
Но...
Нелюди видят меня истинно!
А эта запись пусть исчезает.
Во тьме.