Тихой поступью спустился Ангел с небес и, обернувшись крылом, превратился в человека. Сел у городских ворот и стал просить милостыню.
- Прочь отсюда, попрошайка, - кричали прохожие, - и без тебя нищих хватает!
- Пойди, умойся в фонтане, - смеялись другие и отворачивались от его старых лохмотьев.
Ничего не отвечал Ангел, прятал свой лик и лишь запоминал тех редких людей, что подходили к нему и, сострадая, давали: кто монетку, кто яблоко, а кто – просто кусок хлеба.
Ночью, когда город уснул, он взмыл в небеса. Наутро опять спустился на землю и, обернувшись крылом, превратился в мальчика. Ходил по дворам, протягивал руку.
- Прочь, воришка! – кричали ему вослед.
А когда шел по рынку, кумушки заботливо прикрывали свои лотки: как бы чего ни украл! Полуголодный, Ангел брел и брел, и становилось печальным его лицо.
- Держи, малыш, - сказал кто-то и протянул монетку.
Ангел просветлел, улыбнулся и – опять запомнил.
Так продолжалось много дней. Он превращался в бродягу, в калеку, в убогого нищего, в молодую вдову и в ребенка. Иногда, видя особую черствость, по нескольку раз подходил к одному и тому же человеку, но убеждался: легче железный прут в дугу свернуть, чем изменить окаменевшее сердце. А потому все грустнее и грустнее становилось его чело.
А в тихом переулке жил человек, который каждый день просил у Господа блага: денег, здоровья, благополучия. Только не давал ему Господь. Удивлялся человек: «Всё я правильно делаю! И пощусь, и молюсь, чего же мне не хватает?!» Утром выходил он из дома и скоро шел в свою лавку. Но, к великой его досаде, почти каждый раз попадался кто-то навстречу: то бродяга, то нищий, то босоногий мальчишка. И все чего-то просили, заглядывая в глаза. Отворачивался человек, брезгливо отмахивался:
- Завтра дам! – и спешил прочь.
А вечером пересчитывал деньги:
- Опять я в убытке! Не слышит меня Господь…
…Ангел поднимался в Небесное Царство, становясь всё светлее и светлее. На своих крыльях он нес имена тех, кто не погнушался его видом и подал милостыню. Придет нужный момент, и милосердие этих людей вернётся к ним: неожиданной удачей, либо избавлением от беды, а, может быть, и просто какой-то радостью. У Бога не останется без воздаяния никакой дар, и тот, кто пустил хлеб по водам, по прошествии дней непременно получит его.
А что касается остальных, поскупившихся на добро, то им – по делам, по справедливости. Но вот этот человек…
Синеокие Ангелы окружили друга и, не видя на его крыльях долгожданного имени, с изумлением вопрошали:
- Неужели и сегодня ничего не подал?
- Нет, - печально поник тот. – Я стоял перед ним в образе ребенка. Любое сердце дрогнуло бы! Но он отшатнулся и пробежал мимо.
- Ах, люди, люди! – едва слышно сказал высокий Ангел, стоявший в стороне. – Для вас приготовлено столько благ! Но ваши сердца черствы и сухи, милосердие им неизвестно.
- Тот, кто не умеет давать, и не получает… - со скорбью сказали другие. – Хотя просят все…
- Что же делать? В кого еще мне превратиться, чтобы как-то достучаться до него? – озадаченно спросил прибывший Ангел.
- Не стоит больше беспокоить этого человека, - раздались печальные голоса, - он безнадежен. Ты потеряешь время. Иди к другим.
И все согласились.
…Прошло несколько дней. Человек спешил в свою лавку и вдруг заметил: вот уже которое утро никто не попадается ему навстречу: ни бездомный бродяга, ни ребенок, ни убогая вдова. «Как хорошо! Надоели. Всё просят и просят…» - подумал он с облегчением и торопливо зашагал дальше.