На руке, как на стебельке, в раскрытой ладони лежал "сгусток"...
Локоть упирался в колено. Кисть была узловатой, вены набухшие и казалось, что вот, вот лопнут. В них тек, тот тяжелый, непростой человеческой жизни, сам труд. Толстые пальцы с крючковатыми ногтями тонули в щетине и слегка сдавливали и так впалые, старческие щеки. Губ не было, они запали внутрь в связи с отсутствием зубов и только периодические движения, напоминающее жевание или посасывание, выдавало место нахождения рта. Щетина, хотя и редкая, местами седая, усиливала и дополняла печальное состояние. Скуловые дуги, нос и свободное место на щеках были синюшнокрасными, напоминали бабочку. Капилляры проступали из-под сухой морщинистой кожи и местами напоминали паучков. Ноздри, как ноздри, только длинные волосы росли пучками и свисали, лежали поверх щетины, отличались по цвету. Лоб прорезали две вертикальные морщины, они начинались у переносицы, сглаживаясь уходили вверх. Горизонтально, десяток глубоких и мелких, пересекали вертикальные и этот рисунок напоминал замысловатой формы крест. Это был иероглиф печали. Глаза, завалившиеся в глазницы, укрывались густыми бровями. Брови не вписывались в портрет. Они казались инородными, приклеиными, так как были совсем черного цвета. Седина пощадила их, или просто устала и не заметила, пропустила. Череп был гладким, только то тут, то там виднелись отдельные, редкие, прилипшие, свернувшиеся неестественным образом, волоски. Казалось, что голова, череп, верхняя ее часть, напоминало крышку горшка из-под которой свисает с боков ботва неизвестного мне овоща. На уровне верхних краев ушей, из-под "крышки", свисая отдельными прядями и торчащими во все стороны, отдавая холодным цветом серебра, свисала та ботва - волосы.
Я смотрел на этот задумчивый, унылый, старый и больной портрет.
Это был давно увядший цветок. Стебелек-рука. Головка в ладони...
Я все смотрел и что-то в груди сдавило, кольнуло, во мне возникало чувство тревоги. Что-то горькое заполняло мою душу, чувство вины, наворачивались слезы. Отвернулся, уходил.
Эх! За Державу обидно...