Павлуха Панин, вместе со своим сыном Кириллом, в очередной раз с ружьями на изготовку отправились в лес на охоту. Была поздняя осень и надо было сделать кое-какие заготовки в зиму, кабанчика привалить, а если повезёт, то и самого сохатого. Правда, лесник уже предупреждал их и не раз, но Павлуха не внял этим угрозам и затемно, чтобы не увидел кто из местных, скрылись с сыном в лесной чащобе.
Но что такое? Не везёт, так не везёт. Уже в третий раз они порывались раздобыть какой-либо свежины, но животные, как будто издевались над ними.
Следы были редки, и те, уходили далеко в тайгу. А чтобы по ним идти, это надо потерять несколько суток, а то и недель, что совсем не входило в планы расторопного нелюдимого хозяина.
Вот и сегодня. Нашли несколько заячьих следов да только кому он нужен тот заяц, тут бы чего посерьёзнее, но что-то перестала водиться здесь живность в изобилии.
К концу дня, совсем уставшие, отец с сыном присели на пеньки немного перекусить оставшимся салом с хлебом и луком да и повернуть стопы к родимому дому, но надо же такому случиться, Кирилл расковырял землю возле пенька и радостно воскликнул:
- Батя, гляди, чего раскопал?
Павлуха приподнялся немного и его глазам открылся небольшой беличий тайник, в котором лежали отборные кедровые орешки.
- Ты, Кирюха, ещё бы поискал. Обычно белка много тайников делает, а мы нынче не только мяса, но и орехов в зиму не заготовили. Давай у белки заберём да хоть немного и у нас будет.
Мужчина и парень принялись разгребать многослойную листву и один за другим распознавать "клады" пушистого зверька.
- Жёлудь откидывай, на гада он нужен, выбирай только орехи. - поучал отец сына.
- Да у меня их и нету, тех желудей, одни кедровики лежат. Да крупные, как на выставку.
- Она тебе дура, что ли, белка-то? Лучшеньким запасается. А жёлудь не прятала, наверное потому, что дуб рядом огроменный. Гля, сколь там плодов! Она в любой момент спустится и ими полакомится. Так что, не подохнет, а нам, как раз орешки и пригодятся. А то мать твоя всю плешь проела, мол, даже для себя ничего не насобирали, вот и принесём ей гостинец.
Часа полтора люди рылись у подножия дуба, поочерёдно отыскивая беличьи схороны и уже нормально отобрали себе орехов, но Павлуха жадничал.
- Ищи, Кирюха, ищи! Я знаю, их здесь полно таких ямок. Мне ещё дед говорил, что эти зверьки по несколько сотен "кладов" имеют.
- А может, хватит, батя, уже смотри, моя сумка полная и у тебя половина. Пусть и белке что-то останется.
- Ты себя жалей, а не животину дикую. Ничего, небось выкрутится. А я, глянь, что отыскал! Она и грибочки сушёные сюда приныкала. Вот и славно, тут на несколько супов хватит, ещё и картошки с ними пожарим. У отца учись всё под себя грести. И никого жалеть не надо, каждый в этой жизни вертится, как может.
И вдруг, Кирилл заметил, что не успел родитель промолвить последние слова, как по толстому стволу дерева мелькнула чья-то тень. Всё произошло в мгновение ока. Небольшой пушистый зверёк, с громким цоканьем или щёлканьем, опустился на батину голову, скинув при этом шапку, взъерошил густые с проседью волосы, и вновь кинулся к дереву. Кирилл тут же услышал вопль отца, хватающегося за бровь, из которой между пальцами стекало несколько красных струек.
- Вот зараза, укусила! Видел, Кирюха, она меня укусила, тварь. - метнулся родитель к сумкам и вытащил оттуда чистый носовой платок. - Это ж наблюдала за нами, а потом не выдержала. Сама, наверное, испугалась своей храбрости.
Кирюха задрал голову и прощупал взглядом несколько деревьев, но белки нигде не было видно.
- Чего ворон ловишь? - проворчал отец и пошёл вокруг большого ветвистого дуба, приглядываясь к нему. - Давай, залазь!
- На дуб, что ли? Зачем, батя?
- Дупло её будешь искать, вот зачем! - заорал разъярённый мужчина. - Она меня покалечила, чуть глаз не выцарапала, а я ей должен всё простить? Запомни, Кирюха, твой отец никогда никому не прощает. Никогда, понял?
- Да как я полезу, батя? Ствол мокрый после дождей, я же не сумею. Деревина-то здоровая. И почему ты решил, что домик у неё именно на дубе? Да здесь деревьев завались, выбирай любое. Может, ну её, эту белку, а, батя?! И так день деньской проходили.
- Лезь давай и не умничай! Говорю тебе, здеся дупло, а ты пререкаешься со мною. Тебе что, белку жальче, чем отца родного? Это бешеная зверюга и такую надлежит уничтожить.
Павлуха стал на корточки у самого ствола, а Кирилл нехотя, через отцовскую спину, дотянулся до первого сучка.
- Во, давай-давай! Ещё немного и до нижней ветки доберёшься, а там уже полегче будет. - командовал Павлуха, не забывая промакивать платком укушенное место, с ранки которого до сих пор сочилась тёмная жидкость.
- Батя, да ни черта я тут не вижу, может не стоит? - кричал сверху Кирилл.
- Хорошо приглядывайся и по той стороне тоже. Там она, падлюга, я уверен.
- А если она из дупла не вылезет, как ты её убьёшь? - Кириллу явно не нравилась эта затея и он всячески искал причину, дабы возвратиться на грешную землю.
- Не вылезет, так мы хворост подожжём и сунем ей в дупло, ну и куда она потом денется? - наставлял довольный родитель, предвкушая скорую расправу над беззащитным зверьком. Из заплечного мешка он вытащил большой нож, замотанный в тряпки и газеты, и срубил верх тонкой полусухой сосёнки, которая так и не дотянулась до солнца, из-за множества больших и малых веток величавого дуба, и стала постепенно засыхать.
- Ну что притих? - остругивая желтоватую хвою, вдруг сушняк для огня понадобится, спросил Павлуха у сына. - Что там у тебя?
- Да ничего! Я вообще ничего не вижу. Бать, может я спущусь, а то тяжело держаться, ноги скользят по стволу, а я уставший.
- Ты мне голову не забивай, устал он. А кабы родитель глаза лишился? Всякого надо проучать, кто на тебя руку или ту же лапу наложит. - и тут Павлуха услышал какой-то непонятный шум сверху, а потом глухой стук, ещё один, и к его ногам со всей силы шлёпнулось тело сына.
Некоторое время мужчина стоял, замерев, и не знал, что ему делать, а когда дошло до сознания всё происходящее, кинулся к юноше.
- Сынок, что с тобой? Вставай, сынок! Господи, да жив ли ты? - Павлуха упал на колени и дрожащими руками нащупал пульс на шее сына. - Жив! Ну слава богам! Сынок, я сейчас, сынок.
Павлуха уже и забыл за свою разодранную бровь, он схватил сына на руки и поволок в деревню, оставляя все мешки и сумки на поляне, а также те злополучные орехи, что они насобирали с Кириллом, разрывая беличьи схороны.
Идти пришлось долго, километров пять, а это не шутки. Да ещё по заросшим тропинкам и с такой тяжёлой ношей, ведь не ребёнок уже Кирилл. Явился затемно, жена стояла у ворот, переживала. Быстро завёл машину и прицыкнув зло на расстроенную женщину, чтобы не сопливилась, дабы люди не слыхали, повёз Кирилла в городскую больницу. Юноша так и не приходил в сознание.
- Ну что сказать? - вышел из операционной хирург. - Жить будет, но на ноги ему не встать. У него сильно повреждён позвоночник. - и тут Павлуха сам завыл. На всю больницу. Единственный сын и калека. Ну кому он теперь нужен, окромя родителей?
"Это пока мы живы, а как помрём? Ну кто станет ухаживать за инвалидом? А ведь вскоре и свадьба намечалась, невесту ему богатую подыскали. Всё, теперь за это забыть. Да он теперь, даже той нищей Дашке, что втихоря любовалась им, и то нужен не будет."
Долгие месяцы Кирилл находился в больнице. За это время слегла жена, убитая семейным горем. Она редко вставала с постели и всё плакала и плакала. Павлуха думал, что как-то всё изменится, если Кирилла выпишут из больницы, но стало ещё хуже. Жена-то поднялась, нашлись резервы материнских сил, чтобы ухаживать за ребёнком, но вот сам Кирилл...
Он днями молча лежал в кровати, отрешённо уставившись в потолок. Почти не разговаривал, на вопросы отвечал нехотя и коротко. Однажды, Павлуха у него спросил:
- Сынок, это она тебя напугала?
- Белка, что ли? Да никого я там не видел. Говорил же тебе, что её там нету! Я сам сорвался, руки сильно устали.
И у Павлухи заныло сердце. Сын во всём обвинял его. Но разве он виноватый? Виной всему белка, это она украла его счастье, его будущее да и саму жизнь. И не только у Кирилла, но у всей семьи. Толку, что они все живы? Благополучие в этом дворе накрылось медным тазом.
Кое-как Павлуха перетерпел длинную зиму, а ранней весной не выдержал. Никому ничего не сказав, снарядился в лес, прихватив с собой лестницу. Он понимал, что если не отомстит злополучной белке, то просто не сможет дальше продолжить своё существование.
То место нашёл скоро, а также ихние вещи, разбросанные возле подножия старого дуба. Всё было как-то приплюснуто, вроде на сумках и мешках кто-то валялся.
"Снегом, видать, были придавлены." - подумал Павлуха и пристроил к стволу лестницу. Передохнуть бы с дороги, но слишком велико было желание поскорее отомстить пушистому зверю.
- Теперь ты у меня попляшешь! - приговаривал человек и зло кривил рот, как будто его "враг" уже перед ним. - Я тебе не Кирюха, со мной не забалуешь. Знаю, твой дом именно на этом дубе, вот я к нему и добираюсь. Притихла? Уверен, ты уже чуешь свою близкую погибель.
Но когда закончилась лестница, то Павлуха с удивлением обнаружил, что дальше, к самому верху, ствол был покрыт намёрзшим льдом. Надо было повременить, пока солнышко всё не растопит и не высушит.
"Рано пришёл, но поворачивать обратно не собираюсь. Только с результатом."
Павлуха, кряхтя и тужась, осторожно продвигался по скользкой "дорожке". Он дул на дерево, чтобы своим теплом растопить застывшую корку льда, но это не получалось. Руки совсем замёрзли и уже ничего не чувствовали, а погреть их не было возможности, держаться тогда чем?
Вверху замаячил большой сук, вот бы до него долезть, но расстояние, примерно двух метров, пока не позволяло за него уцепиться. Мужчина старался изо всех сил. Он мечтал, что вернётся домой и бросит сыну в кровать труп той несчастной белки и при этом скажет:
- Сынок, я всё-таки отомстил за тебя.
Отвлекшись на радостные думки, он потерял бдительность и оступившись, полетел вниз, цепляясь за острые ветки, раздирая лицо и руки в кровь.
"Это хорошо! - мелькнула мысль. - Значит, падение будет мягким, раз затормозил в ветвях."
Но он ошибался. По всему телу разлилась нестерпимая боль. Павлуха сначала и не понял, что произошло, но вдруг увидел - у него из живота торчит окровавленная палка.
"Да я же на ту сосёнку наширнулся, что ещё с осени с неё верх срубил."
Страх и холод добавились к боли, Павлуха понимал, что больше ему не подняться. Любое шевеление доставляло ужасающие спазмы. Ну и что, если даже приноровиться и встать? Истечёт кровью, пока до дому доберётся да и куда там добраться?
"Поганый зверёк, ты опять победил! Ох, как обидно."
Мужчина чувствовал, как туманится сознание и быстро посмотрел вверх, как будто выискивал виновника всех обрушившихся разом на него бед, но вновь никого не увидел.
"Может, прав был Кирюха, нету на этом дубе дупла нужной белки. А хоть и было бы... Где уверенность, что это именно она меня укусила, как различишь, когда их тут сотни?! Эх, дурак-дурак... - Павлуха хотел заплакать, но не успел, провалился в какую-то чёрную яму. Было страшно, потому что сознание ещё не полностью его оставило, но зато боли больше не чувствовал. - Найдут ли меня, чтобы земле придать? Может и найдут да только когда?" - и это были последние мысли, мелькнувшие в затуманенной голове.