Оборванные нити. 15. Лабиринт лжи...

Ирина Дыгас
                ГЛАВА 15.
                ЛАБИРИНТ ЛЖИ…

      Энтони стоял на задней веранде своего дома и не мог вдохнуть пьянящий весенний цветочный аромат полной грудью – боль не оставляла ни днём, ни ночью. Понимал, что пора идти сдаваться Майку Майеру, что поможет, найдёт специалиста, силком затащит на какой-нибудь консилиум… Дело было не во врачах. В нём самом. Упёрся в тупик: страстно желал жить, любить, растить детей и внуков и… не хотел жить. Вина и тайна разъели душу до предела! Вот и сияла через просевшие стенки, как поминальная свеча сквозь ажурные бока фонарика на могиле совести. Нет, никого не винил, лишь себя.

      «Понимаю, что в произошедшем, в принципе, нет провокатора. Так сложились обстоятельства. Любовь, будь она неладна! Только она, – метался душой и сердцем, как в лабиринте. – Бессмертная негодница манила блуждающим огоньком во мраке одиночества и, таки, завела меня в ловушку. Страсть и зов крови затмили тогда разум! Ты когда-нибудь угомонишься, жеребец? Тело умирает, а плоть этого не желает знать по сию минуту!»

      Покачал почти седой головой, спустился к цветущим деревьям сада, постарался отвлечься, но не получилось. Понюхав соцветие поздней яблони, едва сдержал слёзы: «Ника любит её запах. И цвет: тёмно-малиновый. Моя девочка… Любимая…»

      Рыкнул в бессилии, сжал пальцы, сломав веточку, растерзал цветы, которые закружили голову пьяным сладким ароматом. Опустился мешком в тёплую траву, которую пора было подстричь, посмотрел на ладонь с остатками красоты.

      «Как моя жизнь: красиво… было. Теперь лишь выбросить. Где найти выход? Лабиринт…»

      Звук сотового вырвал из пропасти отчаяния, вздёрнул на ноги, заставил взять себя в руки. Поднёс к уху трубку, затолкав эмоции поглубже.

      – Энтони. Слушаю Вас, – облегчённо вздохнул, услышав бодрый звонкий голос Эсти. – Привет! … Да? Прекрасно, родной! Какая чудесная новость! … Домой к матери сначала съездишь? … Пора навестить, сын. Нельзя отрываться от корней и той земли, которая тебя вскормила. … Нет, прости. Не теперь. … Всё у нас в порядке. Дело во мне. … Да, никаких неприятностей оттуда. Всё по-прежнему, клянусь. … Ника звонит часто. Сейчас во Франции где-то. … Да-да, тот контракт продлён. Сумасшедшие деньги на кону – зарабатывает вам на особняк, не иначе! – рассмеялся, скривив рот в грустной ухмылке.

      Слушал и был доволен, что сын повеселел, нет в голосе той горчинки, как в прошлый раз.

      – Не спеши, погости, насладись общением, напейся забытого. … Конечно, я тебя встречу, сынок. Пока!

      Дав отбой, понял, что рад тому, что парень задержится в доме своей матери Марии в Саванне. Рад тому, что ещё неделю не увидятся! Даже не поразился этому. А должен был. Частью души скучал неимоверно, но большая часть сути не желала встреч.

      Смотря слепыми глазами на пышные соцветия камелии и магнолии, не замечал цветков, нынче так обильно цветущих, не ощущал головокружительного запаха, не видел, как пчелы роем вились вокруг, монотонно гудя и жужжа в вечном бессмертном танце жизни и весны. Мысль надоедливая и ядовитая отравляла жизнь и суть существования: «Я предатель! Прости, сын…»

      Новый звонок не дал опять впасть в отчаяние.

      Не посмотрев на дисплей, подумав, что Банни что-то забыл сказать, ответил автоматически, без опаски:

      – Ты что-то ещё хочешь сказать?..

      – Да. Хочу.

      Тихий голос Вероники окатил его тело огненной волной, ввергнув в ад, в геенну огненную! Задохнулся, стиснул зубы, сдерживая стон боли за грудиной, стараясь не выказать слабости.

      – Ты можешь говорить?

      Еле выдавил сдавленное «угу».

      – Подготовь Эсти. Мне предлагают обнажёнку. Сейчас.

      Долго думал, туго соображая и не совсем понимая, почему звонит ему, а не мужу или отцу.

      – Оно того стоит? – едва выдавил.

      – Более чем. Скажу так: это позволит жить свободно.

      Рухнул вновь в траву, перестав чувствовать ноги! Понял, наконец, о чём она – «опекуны»!

      «Видимо, их условие, больше похожее на шантаж. Поняли, что девочка ещё больше упряма, чем мать. Решили деньгами получить, коль не выходит сводить с нужными людьми, которых хотели подкладывать в её постель – бунтарка не пошла на поводу».

      Вздохнул, собрался с мыслями.

      – Насколько откровенно?

      – В рамках европейской морали. Это же не низкопробный мужской журнал.

      – Когда точно? Сын со дня на день освободится.

      – Отлично. Через неделю-полторы, думаю. Пришли его… – не договорила, подумала, решилась. – Приезжайте оба. Если буду чувствовать себя сносно, съездим семьёй в Италию. Больше такой возможности может не представиться, Тони, пойми, – осипла, голосок дрогнул. – Покажешь нам свою историческую Родину, папа…

      Понимал, что нужно ответить бесповоротное «нет», что иначе нельзя, что он не выдержит…

      – Я уговорю его. Посоветуйся с… ними, – сказало его второе «я».

      – Хорошо. Спасибо, что правильно меня понял, Тони.


      Поступила проще – поручила согласование спонтанно сложившегося в голове плана… Марку.

      – …Мне нужна эта поездка. Свёкор плох. Боюсь, другого случая не будет. Мужу тоже нелишне вспомнить и узнать, откуда его корни.

      – А тебе? – был притихшим и грустным.

      Что-то тревожило, царапало его сердце: «Пока не могу объяснить причину – точно не ревность: на неё просто не имею права. Не даёт повода к флирту, держится дружески нежно, нуждается в преданности до самоотречения».

      – Только честно.

      – Смена впечатлений. Всё чего-то особенного ищу, понимаешь? – покачала черноволосой головой, заслонила взгляд роскошными смоляными ресницами. – Стоит американский цикл. Не могу нащупать пружину, – вздохнула, прислонилась к изголовью кресла, посмотрела на улицу сквозь кружево кованой балюстрады балкона. – Что-то, что вытолкнет сюжет. Как в топи увязла…

      – Оставь тему. Видимо, он этого не хочет, – взял за руку, мягко пожал. – Не тревожь память.

      – Не могу. Они рядом, – невольно коснулась рубинового кольца Николаса. – Тоже ждут, когда мне удастся вырваться из трясины. Им нужна дорога туда…

      – Дай мне время. Сделаю, что смогу.

      Помолчал, побледнев, всё-таки спросил о том, что захолонуло душу:

      – Я останусь пока без работы?

      – Исключено. Ты и врач – служащие и «вторая кожа», – светло улыбнулась, окунув в сапфир чудесных глаз. – Святая Триада. Противовес их мафии, «Коза Ностре»!

      Рассмеялись, вздохнув облегчённо.

      – Похлопочи, пожалуйста, Марк! Сделай даже больше, чем можешь…


      Было непросто.

      Сопротивление было отовсюду! Даже с той стороны, откуда и не ждали.


      – …Через мой труп! – Стас был вне себя, когда узнал, что задумала дочь.

      Его вызвали «опера» на разговор, и он получился жёстким. Спасла критическое положение выгода: вылазка могла принести немалые дивиденды – именитая итальянская «кожаная» фирма взялась спонсировать поездку в обмен на рекламу края и продукции.

      – Ни я, ни мама, ни Майкл с Николь не разрешим тебе этого сделать!

      – Возьму врача со стороны, – не моргнув глазом, отбрила, сжав негодующе губы. – Не вы мне опекуны – есть муж и его семья. У итальянцев жена – пустое место. За неё всё решают мужчины рода. Воспользуюсь этим законом. В данный период времени, он мне на руку. Прости, родной, – подняла голову, впилась глазами Ланы в душу Стасу. – С мамой сам договаривайся.

      – Ради своей греховной мечты и… – начал, было…

      Она так возмущённо вскинула сумрачный взгляд, безмолвно заставив заткнуться, что поперхнулся, беззвучно выругавшись на вечном и могучем, сменил тактику.

      – Что ты в реальности задумала? Жду правды.

      – Свозить мужчин на Родину. Всё.

      Стас понял, что разговор не получится. Дочь выросла ещё несговорчивее и упрямее, чем была в её возрасте Лана! Долго барабанил пальцами по столешнице, смотря мимо Ники во двор частной гостиницы: мило, обособленно, дыхание истории, зелено, богато; юг Франции, Биарриц, лазурный океан, роскошный особняк, нега, покой.

      «Что делать? Увяжусь тайно – раскусит на раз, да и без меня соглядатаев “навесят” выше головы! Опасностей не предвидится, кроме срока и здоровья. В случае ухудшения самочувствия, клинику найти – раз плюнуть. Придётся уступить. Поговорить с Тони?..»

      Покосившись на дочь, почему-то сразу отбросил эту мысль: настолько выразительно взглянула, что сердце просто сжалось в ледяной ком! Чертыхнувшись, задавил мысли, вспомнив запоздало о семейном «даре».

      «Да и с парнем бестолку разговаривать. Небось, рад до дрожи».

      – Отчитываться будешь каждый день…

      – Они и доложат, если сочтут нужным, – отрезала холодно, захлопнувшись наглухо.

      Стало ясно, что можно убираться восвояси в Торонто. Такой длинный перелёт оказался напрасным. Нику невозможно было сломать!

      На том и расстались.


      …Они сидели на задней веранде дома Энтони и грустно пили кофе.

      Стас рассказал всё, что имел право, но хозяин и без недомолвок понимал, как отцу трудно с дочерью.

      – …И ничем невозможно было пробить эту броню! Глухо. Вросла в тайну и характер, как… равелин в гору! Мой штурм оказался крайне неудачным. Прости, ragazzo.

      – И не надеялся, Стас. Не переживай, – пожал крупными плечами, отводя виноватый взгляд. – Знали ведь, из какой породы наши женщины – не стоило и тратиться! – хохотнул гулко, покраснел, покачал головой. – Редкая порода. И природа. Против неё не устоять. Непреодолимый барьер – не переступишь. Но это нас и привлекает, будь честен.

      – Как собираешься выстраивать отношения? Сдюжишь? Может, взбунтуешься? А, родной?.. – говорил, зная ответы на свои, в сущности, глупые вопросы.

      – Не волнуйся, друг-сват-брат, мы будем не одни: сын, Марк-охранник, врач, гид. И «эти». Куча народа! Свита, – усмехнулся, но радости в глазах не было. – Как-нибудь продержусь пару недель. Если найду родню – с ума бы не свихнуться от количества!

      Захохотали громко, сбрасывая напряжённость и нервозность последних дней.

      – Живым бы оттуда вернуться! Я ж язык основательно подзабыл! Не литературный будет, а местные наречия! Иностранцем стану поневоле. Будем втроём учиться и вспоминать.

      – Впятером, – притих, насторожился. – Марк, наверняка, знает. Да и врача такого подберут, будь уверен, – Стас успокоился.

      Посмотрев друг другу в глаза, замолчали. Тема была исчерпана.

      – Да… забыл… – почесал в замешательстве нос. – Банни видел эту фотосессию? Как воспринял?

      – Предсказуемо. Я сделал всё, что мог: уговаривал, подготавливал почву, приводил примеры. Характер. На стену полез. Ив звонил. Сказал, что пришлось запереть в холодильнике, чтобы остыл, – протяжно выдохнул, отчаянно жалея сына. – Когда выпускали, трясся от холода, а злости не убавил – драку затеял. Раньше отпустили, от греха подальше. Тренер лично в самолёт до Саванны посадил. Там отчим встретил, взял в оборот. Мария позвонила, рассказала. Справились сообща, отвлекли, впрягли в работу на ферме, – криво улыбнулся. – В навозе дурь быстро потеряет. А сила на убое пригодится – отведёт душу в полезном убийстве и умерит глупость незрелую юношескую.

      – Сам видел? – внимательно рассматривал – нужно было знать, приказали понаблюдать. – Что думаешь? Что почувствовал? Поделись.

      – Она гений. Всегда им была, – говорил спокойно, ровно, раскусив уловку. – Всё получилось восхитительно! Иначе и не могло быть – дочь своей матери. Лана тогда отказалась, Ника оказалась смелее, – внимательно посмотрел в изучающие глаза. – Откровенно, изящно, волнующе и невероятно женственно. Не удивлюсь, если сцены сама продумывала.

      Украдкой вздохнул, заметив немигающий взгляд свата. Знал, чего от него ждёт.

      – Я в порядке. Всё под контролем. Большой мальчик, – хохотнул, встряхнул плечами. – Не такое с Ланой видел. Да и тебе не в новинку.

      – Ты видел, кто на парных снимках? – не отступал.

      – Повторяет действия Ланы – тоже со мной фотографировалась, когда модели не устраивали. Потом фото изъяли из архивов – не положено, был на службе.

      Не выдержав пристального взора, отвёл взгляд, налил ещё по чашке кофе, нарочито медленно пил восхитительный напиток.

      – Марк оказался фотогеничным. На редкость. Бывший ему в этом проиграл – Марк выше и мощнее.

      – Томтит? Не припомню с ним работ, – удивился искренне.

      – Иннар.

      – Ах, да, теперь вспомнил. Тоже было немало проблем и шумихи. Как этот пошёл на съёмку?

      – Её не переубедить. Броня. Сам же сказал…

      Проводив тестя, Тони со стоном обессиленно опустился на диван. Долго сидел без единой мысли в голове, отдыхал от перенапряжения, что пришлось испытать во время беседы. Теперь молчал даже в душе. Устроил маленький мораторий на чувства.

      Отдохнув, медленно встал и поплёлся в спальню. Разделся, принял душ, лёг на постель, с облегчённым долгим выдохом вытянулся.

      «Едва выдержал роль! Чуть не сорвался… Мadre di dio! Совсем силы не осталось! Они будут нужны там, на родной земле. Земле предков. Вот и повидаемся с родичами. Лишь на закате жизни я туда попаду! Ника заставит».

      Закрыл глаза, лежал тихо, не шевелясь, выравнивая дикое биение сердца. Угомонилось. Почти.

      «Что ждёт? Как?.. Нет, не буду думать».

      Рука потянулась к прикроватному столику, вытащила глянцевый журнал, раскрыла на середине. Увиденное заставило тоскливо, протяжно, мучительно и мечтательно вздохнуть: «Красавица моя! Как же ты хороша здесь…»

      Рассматривал большие фотографии: Ника во всей красе, обнажена, лишь целомудренная тонкая рука-веточка прикрывает сокровенное: грудь и низ живота, внушительной дугой выпирающий из тщедушного тельца. От этого кажется ещё моложе и беззащитнее! Бархатная загорелая кожа манит сотней веснушек, линии округлившегося тела волнуют кровь, огромные распахнутые глаза вопрошают: «За что?» и побуждают защитить, оградить, взять на руки, сжать в объятиях.

      «Чаровница моя! Желанная…» – застонал, заскрипел зубами.

      Замотал головой, не справляясь с перехлестнувшими горло эмоциями. Долго не мог с ними совладать – ошпарили сердце кровавым кипятком. Как ни страдал, журнал с откровенной фотосессией, наделавшей такого оглушительного шума по обе стороны океана, не отбросил.

      «Умница! Заставила их играть по твоим правилам! Так и нужно. Так и делай!»

      Не мог отвести глаз от большого фото на развороте: Ника и Марк. Обнажёнными сидят на полу, на тёмно-шоколадном фоне; Марк откинулся немного на бок, опирается на правую руку, смотрит куда-то в сторону, но лицо не прячет. Ника почти лежит на нём, опираясь спиной, голова на левом плече парня; лбом и носом упёрлась в его шею и скулу, руками обхватила свои грудь и живот снизу. Тела немного скрывает белая невесомая матовая кисея: с колена мужчины перетекает на низ животика женщины, покрывает часть её бёдер и полностью левую ногу. Видно лишь колено правой и пару пальчиков на левой. Ног Марка почти не видать, лишь часть ступни справа. Да и торс внизу растворяется темнотой, да так, что и не видно, обнажён или есть плавки.

      «Скорее всего, есть. Отвоевал право, должно быть, – криво усмехнулся, любуясь красивыми молодыми телами. – Изваять бы такую скульптуру из мрамора! Микеланджело, Джамболонье или Родену не справиться! Вот, где истинная современная красота…»


      – …Шутишь? Я не ослышалась? Манфредония?! – Ника раскрыла рот, не в силах его закрыть. – Вот почему ты назвал так Ману? Имя из твоих родных мест! Прости за глупость, Тони, – коснулась его руки мягко, виновато улыбнулась. – География – не мой конёк. Только благодаря профессии, изучаю понемногу мир. Но везде невозможно побывать – вот и появляются такие гигантские пробелы в знаниях.

      – Пссс… – скривил снисходительно губы, покосившись на ухмыляющегося сына. – Я в твоей России едва не потерялся! Не страна, а чёрная дыра космическая, клянусь Мадонной! Можно полвека прожить и не изучить и десятой части территории! Там, что ни область – край непознанный и загадочный, сродни ящику Гудини!

      Все расхохотались.

      – Что ни пасс – новая грань и неожиданность! Никогда не предугадаешь, кто или что выскочит: кролик или куча шаров! Лови их потом… – хохмил.

      Долго смеялись, радуя и удивляя сонных пассажиров рейса: «Полёт вышел скучным, хоть эта семейка итальянцев развлекает».

      – Что моя прародина, Манфредония? Клочок суши, «шпора» на итальянском «сапоге»! Да твой район Загорска в несколько раз больше её!

      – Какова страна, таковы и районы, – подбоченилась, вскинула изысканную бровь. – Россия любит размах и простор. Там всё неспешное, раздольное, величавое; горизонт недостижимый, невероятный, бескрайний, – мечтательно улыбнулась, покосившись на молчаливого Марка. – В русском языке есть слово «окоём»…

      Притихли, прислушались к причудливому языку, на котором девушка и произнесла.

      – Оно очень показательно по ряду признаков: «око», по старинке – «глаз». А вот со второй частью мне придётся попотеть, пока вам объясню, – откинулась на подголовник, посопела трубочкой, отпивая коктейль. – «Ём» – ёмкость, то, что в себя вмещает. Но это и другое слово: объять или даже объём. Вот и всплыла часть: «ём». Око-ём. То, что вмещает глаз, обнимая объём горизонта. От края до края. Вот и появилась короткая версия того, что видели глаза русина: окоём.

      Смаковала слово, говоря нараспев, разводила плавно руки, будто охватывала воздух невесомыми крылами.

      «Лебедь… Врубель. Синеглазая птица-мечта», – потерянно выдохнул Марк, отведя убитый влюблённый взгляд.

      – Как красив русский язык, всё же!

      Тони отвёл кресло в лежачее положение, посматривая с теплом на раскрасневшуюся возбуждённую Нику, на счастливого и сияющего любовью Банни. Тайком вздохнул, заметив трагическое, побледневшее лицо Пино: «Сгорел! Не работа – смертный приговор!» Отвернувшись, смотрел в иллюминатор, не позволяя мыслям принять нежелательное направление. Справился, обратился в невестке:

      – Поневоле хочется вновь там побывать и послушать эту песнь в оригинале. Ты опять оказалась права, родная, – повернул посветлевшее лицо. – Есть в тех местах что-то необъяснимое, что привязывает сердце навек даже тех, кто чужд по рождению, крови, вере, цвету кожи. Может, правы те сумасшедшие учёные, которые утверждают, что Русь – колыбель человечества, а не Чёрный континент? Склоняюсь всё больше к этой версии – слишком много примет, да? Гиперборея? Арии? Светловолосые боги…

      Вопрос и тема повисли в воздухе. Ответа не ждали. Не требовалось. Только породили в головах глубокомысленные размышления. Ими занимались до конца полёта до Бари, административного центра одноимённой провинции региона Апулия. Итальянцы по крови летели домой.


      Лайнер заложил плавный вираж над старинным городом и с захватывающей душу ловкостью нырнул, сломя голову, в предзакатную дымку вниз, на посадочную полосу аэропорта «Бари Палезе», поразив пассажиров видом узкой рукотворной косы, выходящей в залив Манфредония. Самолёт скользил по этому «пальцу» с умением фокусника, холодя сердца тревожным чувством опасности: справа была вода, слева вода, лишь где-то там, в начале полосы суша манила твёрдостью и каменной надёжностью, обещая спасение и покой.

      Ахнули даже бывалые – вид был просто захватывающий!

      Город радостно рвался навстречу огнями и вереницей мачт освещения, блеском чернеющего залива, мигающими глазами светофоров и световых датчиков на взлётно-посадочной полосе.

      Лишь когда лайнер подрулил к терминалу, у всех пассажиров поголовно вырвался облегчённый вздох, сменившийся радостными возгласами и бурными, искренними аплодисментами.

      – Фууу, – Ника со стоном откинулась на подголовник кресла, – предупреждать надо! – покосилась с укоризной на Тони. – Я же ношу твоего внука, папа!

      – Сам не знал. Прости, надо было посмотреть в Интернете…

      – Я виноват, простите, госпожа, – тихий голос Марка отвлёк её от пунцового смущённого лица свёкра. – Я знал, но даже в голову не пришло, что нужно предупредить – моё упущение.

      – Проехали. Не родила – порядок. Остальное – семечки.

      Странное сравнение рассмешило всех.

      С улыбками и шутками вышли в терминал прилёта.


      Спустя час, были в милом отеле «La Rosa Blu» три звезды»: красивый, стилизованный под старину, с арочными сводами и колоннами, белоснежный, увитый плетущимися буйно цветущими розами.

      Едва поднялись в номера, служащие сообщили, что для них в большой столовой, в подвале, накрыли богатый стол со средиземноморской кухней и местными восхитительными оливками, виноградом и лучшим лёгким вином.

      Вероника налегала на морепродукты и сыры, Тони с утробным рыком накинулся на молодую баранину, Банни с Марком с удовольствием ели тушёное рагу из кролика. Кто заказал такое изобилие, не разбирались – были голодны!

      Потом долго пили кофе, соки, коктейли, мужчины принялись курить сигары на балконе, но быстро свернули дымное дело – Нике стало нехорошо.

      Отправились по номерам – сказался часовой пояс.


      С утра для девушки началась работа по контракту: представлять товары и страну, «работая» лицом и именем.

      Организаторы были деликатны, понятливы и по-итальянски восторженны: съёмки проходили в самых знаменитых исторических местах – гордости провинции и государства. Повсюду съёмочную группу сопровождали полицейские и сотрудники частного охранного агентства: оберегали, аккуратно оттесняли зевак и журналистов, уносили знаменитость на руках, когда того требовали обстоятельства.

      Марку, Эстебану и Энтони тоже пришлось поработать по профессии – справились сообща.

      Заказчик остался доволен.

      Два дня работы были продуктивны.


      Едва рассвет коснулся розовыми пальцами штор – выехали и двинулись на минивене по Виа Наполи, потом Виа Бари, в сторону города Манфредония, в провинции Фоджа.

      В Джовинаццо остановились, сытно позавтракали, опились настоящего итальянского капучино и двинулись по Виа Джовинаццо, проехав без остановки Мольфетту, Бишелье, Трани.

      В Барлетте остановка получилась затяжной: сбегали по личным надобностям, терпеливо ждали Нику, пока зачарованно фотографировала красивый приморский городок и лавочки, беседовала с торговками и стариками у кофеен. Только спустя пару часов оторвали художницу от блокнота и бесед, засунули в машину и поехали дальше – осталось совсем немного пути.

      Проехав Маргерита-ди-Савоя, попали на Виа Манфредония, сбросили скорость, давая художнице возможность любоваться водами залива, видами маленьких селений и городков, мелькающих одинаковыми видениями: белоснежные каменные стены, рыжие черепичные крыши, пинии и буйство цветов и расцветок в цветниках.

      После Иппокампо пошли бесконечные пляжи с загорающими туристами.

      Так и проехали, разглядывая с любопытством Скало-дей-Сарачени, Шали-дельи-Дзингари.

      Через полчаса были в предместьях Манфредонии.


      Отель «Regio hotel Manfredi» 4 звезды» размещался в тихом районе, в южной части полуострова Гаргано. К услугам гостей был предоставлен роскошный пальмовый сад площадью 6 гектаров, просторный бассейн и современный SPA-салон с большой гидромассажной ванной, сауной и настоящей турецкой баней.

      Из окон и лоджий открывался потрясающий вид с горы на залив, а находясь на верхних этажах, балконах и обзорных площадках, можно было себя почувствовать птицей – ощущение полёта казалось столь явным, что желание возникало нешуточное. Не потому ли решётки кованых балюстрад отличались такой внушительной высотой – по грудь? Каждое утро для гостей накрывался континентальный завтрак «шведский стол». В ресторане подавали классические блюда итальянской и средиземноморской кухни. В баре у бассейнов можно было заказать напитки, закуски и мороженое – все сто удовольствий, как фыркнула Ника.

      Как только канадцы вошли в отель, их тут же встретила целая делегация: пара гидов, историк из местного музея, врач с медсестрой и… священник с парой служек!

      Пришлось со всеми знакомиться, запоминать имена, распределять время по роду занятий.

      Последним дошла очередь до священника, нарочито стоящего смиренно в сторонке.

      Припав к его морщинистым рукам и заглянув в древние всезнающие глаза, Энтони понял, что это по его душу – родичи послали!

      – Клан Скончерти-Монтанари ожидает тебя, сын мой, с нетерпение. Но они понимают, что нужно время и акклиматизация. Отдыхайте, знакомьтесь, впитывайте воздух Родины, дети мои.

      Величественно и радушно всех поголовно благословив, не взирая на конфессии и кресты на шеях, подав милостиво руку для поцелуя, падре величаво выплыл из фойе отеля.

      Внизу во дворе его подхватили под руки два юных послушника и «внесли» в машину, которая тут же уехала прочь.

      – Что ж, здравствуй, Родина, – Тони был бледен и подавлен.


      …Погодя два часа, терпеливо выслушав за обедом одержимого фанатика-историка, отпустили его восвояси и ограничились парой маститых гидов, коим прежде дали денёк отдохнуть. Итальянцы-экскурсоводы в возрасте, одинаковые по внешности и одежде, переглянулись и обрадовались, враз испарившись в неизвестном направлении! Медсестру тоже освободили, оставив лишь врача.

      Молодые – Ника, Эсти и охранник-итальянец Нико от местного бюро, тут же ринулись осматривать и изучать окрестности и предлагаемые блага; старшие – врач Луиджи, Марк и Энтони, степенно следовали за ними, посмеивались и вздыхали: «Лафа».

      Тони мучился от противоречивых чувств: и рад был побывать на земле, где родились предки, и страшился встречи с незнакомой роднёй. Приходилось жёстко следить за лицом и словами. Что будет трудно – знал, но что обернётся такой невыносимой душевной мукой – не предполагал. Любовь к Нике никуда не уходила, напротив – росла одновременно с чувством вины.

      «Мадонна, кто окажется в победителях, никто не может предугадать! Так уж получается в моей жизни: любовь становится наказанием и проклятьем! И без неё не могу существовать. Спасает ложь: и себе, и окружающим. Правду нельзя, ни под каким видом, выпускать наружу! Нельзя».

      Марку тоже было трудно.

      «С каждым днём отчётливее понимаю: с Вероникой не сработаться. Не в ней, конечно, причина. И в ней. Долго себе врал, искажал факты, забивал мысли работой и заботами, но стоит остаться в одиночестве – душа начинает гореть и кричать едва ли не в голос: “Люблю! Хочу!” Молюсь всем святым, чтобы пережить эту поездку, чтобы помогли скрыть чувства и мысли. Полюбил ту, в которую нельзя влюбляться и в которую нельзя не влюбиться! Понял, глупец, бывших сослуживцев, сгоревших на посту: тоже настигло чувство, которое выжгло дотла души».

      Следя издали за супружеской парой, неуловимо качал головой, размышляя свободно и открыто: Ники не было рядом, некому считывать мысли.

      «Смеялся, презирал, фыркал, сплетничал за спинами бедолаг, и что? Сгорел сам. Напомнить, что сказал Томтиту? “Мне это не грозит”. Да-да. Так и сказал, свысока смотря на измученного, истерзанного психологически, беднягу. Сколько прошло с того дня? Месяц? Как же быстро ты пал, парень! Девушка не давала повода, не так ли? Кто ж виноват? Ты. Скажи “спасибо” инструкции и рамкам профессии – ограждают от клиентки и вынуждают стоять за спиной, сжав зубы и сердце. И будешь стоять до тех пор, пока Ив не вернётся на службу. Медовый месяц закончится скоро, тебе придётся уйти в тень. Осталось несколько дней. Держись и молчи. Хочешь спасти и спастись – придётся стать лжецом и лицемером».

      Тяжело вздохнув, опомнился и включился в тихий разговор с Энтони и Луи, пока молодые резвились в тёплом лазурном бассейне, поглядывая на аквамариновые, холодные, морские воды залива внизу – не сезон.

      Лишь Луиджи Мариани не маялся – наслаждался покоем и выпавшим так нечаянно отдыхом: «Как вовремя. Надоела рутина. А тут и развлечение, и деньги обещаны приличные. Редкая удача».

      Итальянские каникулы начались.

      Новый виток жизни стал разматывать нить.

                Ноябрь 2015 г.                Продолжение следует.

                http://www.proza.ru/2015/11/11/2223