Томас Пикетти. Капитал в XXI веке. М., Ad marginem, 2015
Вот и началась решающая битва:
в лобовую атаку пошли передовые отряды глобалистов со своими новыми экономическими теориями.
А то ведь всё твердили, что никаких идеологий, теорий и пр. руководства миром нет, рынок-де единолично всё расставляет по местам. Как живём, так и должно, всё путем. А ведь нет! Мир, (пока рынок шарит своей длинной рукой по чужим карманам), схватив за бока, упорно и дружно толкают, пытаются запихнуть в горлышко бутылки, узкое такое, что и мыши не пролезть. Мир упирается, верещит, трещит по швам, но его пинками уже в эту бутыль запихивают. И неважно, что ещё и в блендере перемешают для удобопроходимости, главное, чтобы, в конце концов, залез этот мир несговорчивый в проклятую (или вожделенную) бутылку. Оттуда он уже точно никогда не вылезет, отдаст богу душу и - хана.
***
Томаc Пикетти живет во Франции, молодой экономист уже близок к тому, чтобы быть причисленным к классикам науки. Такую славу ему доставила вышедшая в 2014 году книга «Капитал в XXI веке». Он не марксист, будучи продолжателем французской традиции - Эрнеста Лабрусса, Франсуа Симиана, Фернана Броделя, обобщил обширный материал по истории национального дохода, концентрации капитала и имущественному неравенству прежде всего на Западе XVIII-XXI веков. Построенная им модель экономической макроистории вызвала грандиозный эффект: он напрочь перевернул представления о том, что имущественное неравенство сглаживается по мере экономического роста с ходом технического прогресса; более того, недолгий период всеобщего благосостояния это всего лишь аномалия в глобальной истории концентрации капитала, оставляющей все меньше на долю таланта и предприимчивости и все больше на долю наследственных состояний, что вообще не совместимо с какой-либо теорией независимого экономического развития, ведь собственным капиталом распоряжаются не по закону, а по личной прихоти. Научный аппарат книги базируется на установлении связи между национальным доходом и национальным капиталом, которая в одни эпохи возносит капитал на вершину, а в другую резко снижает. Когда капитал радикально перевешивает национальный доход — неравенство возрастает, когда нет, доходы в обществе распределяются относительно равномерно.
«Капитал в 21 веке» и в самом деле книга революционная, хотя сам автор не до конца, кажется, понял, что хотел сказать в общеисторическом плане. А именно: период сравнительного экономического равенства и победы над бедностью при установлении равных возможностей, который наблюдался во всем мире в 1920-70-е годы, был связан не только с тем, что в 1917 году действительно произошла Мировая Революция (так теперь называют нашу Великую социалистическую революцию и все её последствия). Большевики были лишь одним из ее важнейших эпизодов - так запустилась цепочка судьбоносных событий:
Первая мировая война принесла колоссальные разрушения и демографические потери — рост госдолгов — революции — крах ряда империй — гиперинфляция — испанка и гибель значительной части населения Европы — политическая нестабильность — великая депрессия — фашизм — вторая мировая — чудовищные разрушения и демографические потери. Всё это привело к катастрофическому дефолту накопленного предыдущими столетиями капитала. С объема в 6-7 национальных доходов он снизился до 2-3 - почти всё национальное богатство находилось в обороте. Исчезли иностранные инвестиции англичан и французов, включая русский долг, колониальные империи, инфляция съела старые ренты и вклады, бомбежки сожгли старые дома, то., старых капиталов почти не осталось.
Падение соотношения между капиталом и доходом с 1913 по 1950 год — это история самоубийства Европы и эвтаназии европейских капиталистов. Иллюстрация катастрофы капиталов, произошедшей в ХХ веке, на примере самой пострадавшей страны — Германии, не вызывает сомнений, в Германии капитал и по сей день не вполне восстановился, составляя лишь 4 национальных дохода. Как отмечает Пикетти, это связано еще и с тем, что правительство в Германии проводит выраженную эгалитаристскую политику, направленную на распределение прибыли между всеми участниками производства, от рабочих до представителей федеральных земель, а не только акционеров, из-за чего акции немецких компаний имеют гораздо меньшую рыночную капитализацию, зато доход простых граждан значительно выше. Такая модель называется «рейнским капитализмом», а особенность капиталов состоит в том, что они притягивают к себе доход: рента с недвижимости, проценты со вкладов и займов, доход с инвестиций в колониях и пр. И вот мировая революция внезапно ослабляет силу притяжения этих капиталов: подавляющая часть национального дохода предстает в несвязанном виде, распределяясь в соответствии с талантами, предприимчивостью, усердием, т. е. меритократически и примерно равномерно. В обороте этих несвязанных доходов огромную роль начинает играть государство, которое превращается в гигантскую пирамиду: оно забирает деньги у одних, чтобы отдать другим, в том числе, и тем, у кого только что забрало.
Теория Кейнса — это теория такой пирамиды, обогащающей всех за счет всех, хотя в теорию Кейнса, равно и в любую другую, не входит система защиты от капитализации дохода. Постепенно все большую часть его «осаживают» в виде жилья, всевозможных акций, вкладов и пр. Послевоенное государство всеобщего благосостояния уравнивая и обеспечивая людей несет в себе зародыш своей смерти, ибо способствует стабильному накоплению и росту капитала, значительному его превышению над национальным доходом.
Пикетти расправляется и с мифом о «славном тридцатилетии» — эпохе «экономического чуда» 1945-1975. Он показывает, что никакого чуда не было. Был восстановительный рост Европы после дикого провала в прошедшем тридцатилетии. Там где такого провала не было, как в США, «тридцатилетия» и не заметили. В послевоенную эпоху Капитал постепенно возвращается к прежней норме в 6 нацдоходов и начинает наследоваться, представителями этого капитала выступали тетчеристы, рейганисты и прочие неоконы. Капитал начал этого требовать.
Под влиянием провальных политических событий доля капитала в национальном доходе развитых стран катастрофически падает: труду от этого хорошо, появляется шанс разбогатеть трудом, а не за счет наследства, но затем постепенно восстанавливается и даже имеет тенденцию к росту. Пикетти вводит базовое уравнение, согласно которому доля капитала равна уровню сбережений, поделенному на уровень экономического роста. То есть если рост низкий (включает в себя и демографический рост увеличивающий количество едоков), то все больше доходов осаждается в виде капитала. При этом Пикетти опровергает распространенный среди либеральных экономистов тезис о постоянном соотношении между трудом и капиталом в структуре дохода и показывает что были целые эпохи, когда капитал наступает на труд и сейчас как раз одна из них. Темпы роста снижаются, демографические показатели в Европе около нуля, а концентрация капитала растет. Никакой рост квалификации и человеческого капитала, никакое развитие технологий не предотвращают концентрации капитала. Фактически другого метода ее остановить и укрепить позиции трудовых доходов кроме политического шока нет.
Далее он переходит к микроэкономическому исследованию индивидуального имущественного неравенства. Если посмотреть в предложенной Пикетти парадигме на ХХ век в России, то получается всё логично. Сперва революция и гражданская война, сносящие капитал практически под ноль. Ни в одной стране капитал — ни частный, ни вообще какой-либо, не был уничтожен так основательно и буквально под корень, вместе с его носителями. Далее была коллективизация. Это как раз даёт повод подумать: а где, собственно, планировался этот исторический эксперимент? Затем начинается эпоха больших «кейнсианских» государственных проектов: пятилетки, как попытка запустить меритократическую пирамиду, но только с иным содержанием: выиграл — получил Орден Ленина, проиграл — с ордером на Лубянку.
Так осуществляются большие государственные проекты и рост государственного капитала. Частный капитал номенклатуры держится на нижней планке. После войны в СССР начинается то же «славное тридцатилетие» восстановительного роста. Его особенностью является осаживание дохода в форме капитала. И здесь решающими являются Хрущев и ранний Брежнев. Хрущеву также приписываются достижения программы Маленкова. Сохранись у власти Маленков, возможно жизнь советских трудящихся была бы куда более привольной. В послевоенное время ведущей формой капитала является жилье. Землевладельцев и рентовладельцев сменяют домовладельцы, и в социалистическом СССР та же тенденция. Государство само строит квартиры и раздает трудящимся, сразу делая их обладателями капитала. При этом процесс минимально коррумпирован и подчинен принципу равенства, даже в большей степени, чем меритократии.
Советский человек не владеет акциями, его облигации госзайма незначительны, но в послевоенное время он получает важнейшую форму послевоенного капитала — квартиру бесплатно, тем самым выступая выгодополучателем «Славного Тридцатилетия» не меньше немца или англичанина, те вообще долго жили плоховато. Таким образом, внезапно, к середине 1970-х советский человек становится обладателем капитала. Но тут во всем мире, начинается стагнация 70-х, описываемая перестроечной публицистикой как «застой» и связываемая с такой мелочью, как старость Брежнева или кризис социализма. На самом деле, Застой в СССР был, главным образом, проекцией общемировой стагфляции, а не просто следствием социмализма.
На Западе отросший до нормальных размеров к тому моменту капитал начинает требовать игры по своим правилам, т.е. ему нужен «свободный рынок» и отказ от эгалитарного распределения, так выдвигается тренд тэтчеристов-рейганистов. Но то же происходит и у нас!. Люди-с-Квартирами (дачами и машинами) и деньгами "в банке", которая стоит в тумбочке, в первую очередь, начинают хотеть демократии, перестройки, гласности, льиены социализма и поддерживают Гайдарочубайса.
То есть диктат капитала в форме социалистической бесплатной квартиры оказывается столь же жестко, как и диктат в форме владения акциями. Начинается советское переиздание тэтчеризма в виде Гайдара, от которого в конечном счете так же с отвращением отвернулись, как и от Тэтчер. Понятно что российские реформы были уродливей тэтчеризма, как и русская революция была кровавей европейского госкапитализма эпохи Первой Мировой. Но это всё отражение одного и того же потока с некоторым запаздыванием событий у нас. Так что у нас построен не прозападный капитализм, а «неофеодализм», или: это очередное отражение эволюции общего капитализма в самых карикатурных формах.
В целом, как видим, те же моменты в эволюции мирового капитала дают у нас ту же матрицу для событий с 7-летним запаздыванием по отношению к Западу.
Сначала распад классического Капитала и установление режима свободного распределения и обращения с уравнивающим воздействием государства, а затем восстановление нового Капитала, сердцевиной которого является жилая недвижимость, постепенное отставание, обращение и консолидация крупных состояний в руках меньшинства. Так ситуация возвращается к старому правилу: у богатого прибавится, а у неимущего отнимется, чтьо и планируется на ближайшие десять «тощих лет» - за всё заплатят малоимущие, по том якобы причине, что раньше они «жировали». Степень неравенства глобально возрастает. Все большая часть капитала сосредоточена в руках все меньшего числа наследственных линий и притягивает к ним все больше доходов. Добиться чего-то лишь «своим трудом» практически нереально.
Пикетти является интеллектуальным фронтменом той группы экономистов, которые выступают за начало экономической политики неоэгалитаризма с введением госрегулирования крупных состояний и тяжелого прогрессивного налогообложения с целью поддерживать равенство и благосостояние широких масс. За ним идёт маститый нобелевский лауреат Джозеф Стиглиц в своей «Цене неравенства» выкативший впечатляющее обвинение «одному проценту» в руках которого сосредотачивается основное богатство Америки. То есть перед нами экономика раскулачивания, представленная самыми рафинированными экономистами-интеллектуалами. При этом «экономика раскулачивания» не какая-то популистская маргиналия, а мейнстрим. Не случайно на выборах лидера лейбористской партии в Британии победил недавно маргинал Джерри Корбин, а в группу экономических советников его кабинета немедленно были приглашены Пикетти и Стиглиц.
И это случайность - мировые элиты очевидно готовят запасные рельсы для глобального экономического развития на случай провала проекта либеральной глобализации, который неминуем, хотя эти элиты явно отвергают концепцию экономического антиглобализма и обращение к иным идеям. Пикетти рисует возвращение к протекционизму и защите национальных капиталов и национальных преимуществ в распределении закона как мрачную перспективу, а его книга пестрит шпильками в адрес национализма, приравниваемого почти что к фашизму, однако именно технологический и индустриальный скачок обеспечивает совершившим его странам тот уровень благосостояния, при котором разрыв в доходах внутри нации переживается менее болезненно. При этом Пикетти не относится к лукавым глобалистам, защищающим под видом свободы торговли неоколониальное мировое господство, он прямо называет зависимость фактором экономической стагнации и нестабильности развивающихся стран. «Иностранные инвестиции», призываемые многими, скорее зло, нежели добро.
«Ни одна из азиатских стран, сумевших наверстать отставание от наиболее развитых стран, Япония, Южная Корея и Тайвань вчера или Китай сегодня, Турция не получали массовых иностранных инвестиций. Все эти страны в основном сами осуществляли инвестиции в физический капитал, который был им необходим, и особенно в человеческий капитал…
В то же время страны, принадлежащие другим в колониальной эпохе или в современной Африке, добились меньшего успеха: во многом из-за специализации на неприбыльных отраслях. Нестабильность Третьего Мира отчасти объясняется тем, что страна принадлежит иностранным собственникам, и там периодически возникает запрос на экспроприацию, который практически невозможно подавить. Другие игроки на политической сцене настаивают, что только безоговорочная защита базовых прав собственности привлекает инвестиции и обеспечивает развитие. В результате в стране бесконечно сменяют друг друга революционные правительства и правительства, защищающие собственников, приходящие к власти в результате очередной революции и государственного переворота. Украина тому живой пример. Неравенство во владении капиталом трудно принять само по себе и уж тем более придать ему привлекательные формы в рамках национального сообщества, в мировом масштабе это почти невозможно.
Неоглобализм предлагает модель глобального выравнивания, полагая, что экономический рост развитых стран стабилизируется на уровне 1-1,5% в год, а быстрые рост развивающихся стран остановится, как только достигнет западного уровня, на той же скромной цифре, которую Пикетти считает даже щедрой — ведь при росте в 1% всего за 30 лет мир обновляется на треть! Соответственно в глобальном равновесии, из которого до времени будут исключены лишь Индия и Африка, никакие индустриальные скачки проку не дадут, и придется обратиться к предлагаемой Пикетти перераспределительной модели. С постиндустриализмом дело обстоит еще хуже. Очень интересно наблюдение над сферой сервисов, в которую перетекает большая часть рабсилы со второй половины ХХ века. Это связано с ее относительной стагнацией. Производство в промышленности и сельском хозяйстве усовершенствовалось, продукция подешевела. А вот в сфере услуг все по-прежнему. Рост сферы услуг связан как раз с тем, что она может поглотить трудоизбыток за счет своей отсталости. При этом значительная часть этих услуг не носят коммерческого характера и оплачиваются государством за счет населения и налогов с производства. То есть в формально экономическом смысле большая часть третичного сектора это армия бездельников на пособии. Т.о., весь постиндустриализм возможен прежде всего в рамках управляемой государством финансовой пирамиды и никак иначе. Такой вот вариант социалистического СССР глобального масштаба.
Пикетти предлагает восстанавливать нарушившееся равновесие при помощи глобального прогрессивного налога. Проблема же в том, что это не устойчивая форма, а кризисное явление. И поэтому реакцией на возрастание неравенства вновь станет глобальный кризис — как только капитал достаточно сконцентрируется, мир вновь потрясёт революция, как это было в России начала 20 века (на 1914 год Россия лидировала с большим отрывом по этому показателю), и революция эта за 30 лет снесет значительную часть капитала и высвободит для свободного меритократического распределения большую часть дохода, причем это может начаться уже скоро , через несколько лет. И жить в эту эпоху будет жутковато. Особенно тем, у кого будут большие средства.
Теория Пикетти не зря воспринята в западном экономическом мирке как нечто взрывоопасное. На него ориентируются в планировании экономической политики британские лейбористы: Пикетти ведь предлагает прогрессивный налог на капитал и урезание золотых парашютов, сверхзарплат менеджеров и т.д. а цена вопроса — триллионы долларов. Разумеется, такое выступление не может оставаться без ответа и против него началась кампания диффамации. Если обобщить аргументацию критиков Пикетти, то всё, в общем-то, сводится к аргументу «вы всё врете», изложенному в нервном ключе, доказательству того факта, что никакой концентрации капитала в последние десятилетия не происходит. Вся битва сводится к оспариванию утверждения Пикетти, что в США имеет место та же U-модель. Но, как раз, по данным самого Пикетти, она там слабо выражена, поскольку только Европа совершает самоубийство. Причём для верности ещё и, в контрольном варианте, в форме выстрела в голову - имеется в виду массовая эмиграция в Европу с Ближнего Востока, происходящая сейчас.
Чтобы всерьез критиковать Пикетти по Америке, надо доказать, что он фундаментально не прав в констатации возрастания неравенства в пользу верхних децили (10%) и центили (1%) населения. Однако здесь всё сводятся в основном к не принципиальным корректировкам. Т. о., фундаментальной цели нападки правых на Пикетти пока не достигают. Его буква U пока в целом стоит прочно, а в нисходящей фазе ее никто всерьез не оспаривает. Для глобальной статистики некоторое значение имеет то, что ее сильнее тянет вниз русский коммунизм, но Россия в 1917 не была настолько богата, чтобы радикально изменить мировую статистику. Смерть капитала в те годы 20 века наблюдалась повсюду в Европе.
Полагать, что Пикетти совсем неправ, говоря о невероятном неравенстве в США, достигшем уже почти европейского уровня столетней давности, не принципиально, но если он прав, - а он в этом вопросе очень даже прав, - то можно не сомневаться: не будет никакого прогрессивного налога имени Пикетти, а будет еще один масштабный коллапс, и прежде всего именно в США, - которые так рьяно хлопочут по всему миру, а про свой дом забывают однако, - а не в Европе.
Войны. Гражданские войны. Гиперинфляция. Экспроприация. Сокращение населения. Короче, весь джентльменский набор «европейских ценностей» в экспортном варианте для США конкретно. Большой совет для России: держаться от этого базарного супер-шоу подальше.
Литература: Томас Пикетти. Капитал в XXI веке. М., Ad marginem, 2015